Москва

Женщины бывают разные – приветливые, душевные, но иногда, встречаются, когда их душевность переходит всякие границы понимания. Моя мама была из таких. Однажды, она пошла в магазин за продуктами. Этот большой продуктовый магазин считался лучшим в районе, поэтому в нём часто бывали очереди. Вот и теперь очередь стояла за эдемским сыром, из Нидерландов. Эдемский сыр элегантен, швейцарский – серьёзен и горд, камамбер – спокоен и нежен, а чеддер – задирист. Полный характер сыра раскрывается лишь на столе, если полежит вне холодильника пару часов. Эдемский сыр был с таким шлейфом, а очередь небольшая, что и подождать не грех.

Впереди мамы стояла молодая женщина, со спины она казалась высокой и худой с немного наклонённой головой и судя по тому, что её голова время от времени вздрагивала и плечи нервно сутулились, маме показалось, что она плачет. Мама была не просто душевной, она была ещё и неравнодушной к чужому горю, поэтому, она тихонько дотронувшись до плеча плачущей женщины, погладила его. Женщина медленно повернулась и увидев мамины глаза, наполненные её горем, положила голову ей на грудь и продолжала тихо всхлипывать, а мама нежно гладила её по спине, по длинным чёрным волосам и приговаривала:

- Давай деточка уйдём отсюда, я тут за углом живу, у меня и сыр есть, и кофе со сливками, сейчас горячий душ примешь и легче станет.

Мы с мамой жили рядом, но на разных улицах, разойдясь с папой, мама осталась жить в маленькой комнате коммунальной квартиры, а я, папа и бабушка получили отдельную проходную, двухкомнатную квартиру, в которой, как потом оказалось, жить втроём было сложно. Я давно решила поступать в Московское художественное училище и этот неудобный обмен ускорил моё решение.

Перед отъездом в Москву, я заехала к маме поговорить том, о сём, хотелось последний вечер провести вместе, но, как всегда, гости, это же надо такое, никогда не посидеть с ней вдвоём, вечно подруги, вечные гости. Вот и сейчас, прямо с порога мама говорит:

- Доченька — это Майя, она такая несчастная, у неё такое горе...

Передо мной сидела незнакомая, плачущая женщина, та самая, которую мама буквально с улицы, час тому назад привела в дом, и которая в тот же вечер стала её задушевной подружкой, по возрасту она была между мной и мамой.

Через некоторое время Майя отогрелась душой и, как часто водится, легче рассказать посторонним о своём горе, чем своим. Майя рассказала чудовищную историю, которая произошла в её жизни полгода тому назад, и, хотя это случилось не вчера, но рассказывая, рана опять открылась и картина ужаса, всплывавшая перед глазами, и постоянно терзавшая её сердце, вызвала моментальные слёзы, которые долго невозможно было остановить.

Вот и сегодня днём, в очереди за сыром, вновь перед глазами встала картина того землетрясения, горящего дома и гибели её детей-двойняшек. Им ещё и двух лет не было. Её мужа, талантливого Ленинградского архитектора, пригласили на какой-то большой проект в Ташкент, и она решила с детьми в августе его навестить. А что, погода хорошая, тепло, опять же фрукты, а в Ленинграде лето дождливое и ветренное, сами знаете. Съездила…, а вернулась одинокой вдовой…

— Вот как бывает в жизни…, под такой звездой родилась, - и тут она собралась опять рыдать, но мама дала водичку с валерьяновыми каплями, вбухала без всякого счёта полпузырька и поддерживая Майину голову перевела разговор в другое русло.

- Ой, да ты ещё такая молодая, знаешь сколько у меня романов было, если бы я так убивалась..., я тебе потом об этом расскажу…

Мама в тот момент, конечно, не забыла, что та убивается из-за детей, пожара и землетрясения, а не из-за бросившего её любовника. Но Майя неожиданно успокоилась и как-то даже внимательно посмотрев на маму, заинтересовалась её романами. Так что мама мудро поступила, что круто поменяла тему и тут же перешла на меня, налив Майе немножко коньячку, вслед за валерианкой.

Послушно выпив, Майя спросила у меня надолго ли я еду в Москву, но тут мама, сев на своего конька, начала подробно рассказывать, не обращая на меня никакого внимания и стараясь ничего не упустить, продолжила, какая я талантливая, какой у меня замечательный вкус и что стихи пишу, и что рисую, словом всю подноготную выложила, как пасьянс на стол. А потом тяжело вздохнув, как бы обращаясь к Майе, уже как к лучшей подруге, спросила:

– Вот скажи мне только, зачем она собралась в Москву, когда у неё всё есть, и отдельная квартира, и тут полно куда можно поступать учиться, зачем куда-то ехать в чужой город, где никаких знакомых, ну ни души.

И, по-видимому, в её синих прекрасных глазах вырос такой страх, что Майя поспешно сказала:

– Алисочка, не переживайте, у меня там подруга живёт, мы с ней вместе музыкальное училище закончили, она меня немного моложе, но намного опытнее в жизни, и ей там в Москве Ваша дочка очень даже пригодится, она тоже талантливая и тоже пишет, только абсолютно без всякого вкуса. Её зовут Вика, она не так давно переехала в Москву, живёт там с мамой, мужем и дочкой.

После этой прекрасной рекомендации Майя наскоро написала, - дескать держись за неё, она из тебя человека сделает и причешет, и накрасит, и оденет, а то ходишь, чучелом гороховым.

Сложила написанное вчетверо, пересказала содержание и вручила листочек мне в руки. И мама, успокоившись кивнула, объясняя взглядом, мол, теперь всё у тебя будет в порядке и теперь можно не волноваться. И глаза её засветились радостью, и неслыханной благодарностью Майе, как будто Майя не только её лучшая подруга, но одновременно и жена министра культуры, и строительства, и жилищно-коммунального хозяйства. И квартиру мою уже в Москве представила, и художественное училище, в которое я уже поступила, и всё за её прекрасные синие глаза...

Москва приняла меня по-своему приветливо, конец зимы, было ещё холодно и талый снег лежал небольшими сугробами вдоль дорог. Небо, не скажу, что просветлённое, но меж серыми, лёгкими тучами были проблески сильно освещённой голубизны, вселяющей надежду на потепление. Временами даже запах напоминал о приближении весны, но может быть это только я улавливала оттого, что моя душа желала обновлений и новых ощущений, как первой в жизни весны.

Недели через две, мои руки наткнулись на тот свёрнутый листок в кармане тёплой кофточки, про который я совершенно забыла, поскольку я не так доверчива, как мама, к случайным встречам. На обратной стороне листка был написан номер телефона.

Я набрала...

– Алё, - почти что шёпотом, даже как-то таинственно прозвучал женский голос.

Меня этот тон немного сбил, но потом я уже поняла, что это такой стиль загадочного шептания, а сначала подумала, что звоню не вовремя.

- Алё, Вика…

- Да, - ответил повеселевший голос, несколько рассеянный.

- Я приехала из Ленинграда и привезла Вам записочку от Майи.

Неожиданно голос раскидисто расхохотался.

- От Майки, господи, ну как она там, - продолжая смеяться, спросила Вика.

- Я её вообще-то не знаю, я с ней познакомилась за пять минут, можно сказать, до отъезда в Москву, но впечатление сложилось, что она в горе прибывает.

- Майка-то в горе..., вот артистка, да она врунья и всё придумывает, небось сказала дети, муж, пожар, всё сгорело…

- Да…, - протянула окончательно сбитая с толку я.

- Муж чужой был Майкин любовник, детей его жена купила у узбечки, наврала мужу, что это их дети, но эта история была давно, уж года три тому назад, а Майка этой чужой жизнью до сих пор живёт, раскопала всё про узбечку, рассказала любовнику, да она вообще сумасшедшая, ей лечиться пора, ну так чё она там пишет…

- Да я не читала…

- Ну ладно, приезжай, - как-то запросто, бесцеремонно сказала Вика.

Я представила себе мою сердобольную маму, отогревающую Майино разбитое сердце валерьянкой и коньяком, всю эту чудовищную историю, и тут же взбалмошную Вику, вылившую на меня ушат грязи про Майю, тоже как лучшей подруге…

- Кто вообще эти женщины-Майка, Вика и какое ко мне они имеют отношение, - подумала я…

Оказалось самое прямое, из-за случайной встречи в очереди за эдемским сыром из Нидерландов, из-за необъяснимой сердечности моей мамы, из-за якобы драматической судьбы Майи, я приобрела в Москве подругу и совершенно новую жизнь с неповторимой весной…



Наташа Петербужская.  @2024. Все права защищены.
Опубликовано в 2024 году в Сан Диего, Калифорния, США