Двое в колодце

                ДВОЕ в КОЛОДЦЕ

Однажды Катерина Сановна, как звали её сослуживцы, делала подворный обход, заменив на время болеющего коллегу – участкового. Сегодня её объектом была девятиэтажка. Дотошные пенсионерки у подъезда сообщили, что в подъезд часто наведывается незнакомый молодой человек, которого раньше они не видели. Но к кому он приходит, сказать не могли, - надо поспрашивать у дворника.


Дом был относительно новый и лифт в нём работал исправно. Поднявшись на восьмой этаж, Катя решила спускаться пешком. Подумала, что по дороге обязательно кого-нибудь встретит и расспросит. О подозрительных квартирах коллега ей не сообщил, а сама она не хотела напрягаться, ей своей работы хватало.


Бабулечки внизу сообщили ей, что на девятом этаже одна квартира пустует, её, вроде как, хозяева выставили на продажу. А из квартиры напротив жильцы часто уезжают. Поэтому Катя спокойно спускалась, не ведая, что её приключение начнётся прямо сейчас.


На седьмом этаже она обратила внимание на записку, торчавшую из двери одной квартиры. Катя посчитала, что читать чужие записки, торчащие из дверей, нехорошо, и прошла мимо. Но оглянулась на всякий случай… «ПАМАГИТЕ». Профессиональный взгляд выхватил это слово, как крик о помощи. Выхватила бумажку, быстро по диагонали прочитала: «Памагите! Дверь открыта, заходите. Памагите!»


Это был сигнал для действий. Дверь, и правда, оказалась открытой. За ней был небольшой разгром, через который лёгкая Катя перелетела, не глядя под ноги.
В зале на диване лежала женщина лет 60. В глазах её были боль и отчаяние. На скамеечке покоилась распухшая и посиневшая нога.

«Подвернулась, окаянная! Доченька, я к телефону спешила, который в прихожей… Сотовый куда-то запропастился. Вчера это было.»


Катя быстро набрала номер скорой и стала собирать тётечку в больницу. Пока скорая приехала, Катя познакомилась со Степановной, обрела новое милое имя – Катюша, получила ключи от квартиры с наказом – не гонять от двери кота и кормить его прямо возле двери, но в квартиру не пущать. Правда, не уточнила, чей это кот.


Скорая всё же приехала. Ногу обработали, туго забинтовали, но брать тётеньку в больницу не хотели. Пришлось Катюше доставать своё служебное удостоверение и строгим тоном потребовать от сотрудников скорой исполнения своих служебных обязанностей.


Катюша закрыла квартиру и сопроводила Степановну до больницы. Убедилась, что тётечку нормально приняли, усадили в коляску и увезли в нужную палату. Принимающий доктор успокоил «внучку», что всё будет хорошо.


Катя решила поехать в квартиру Степановны и навести там порядок. Дома её никто не ждал.. Купила по дороге некоторые продукты и для незнакомого кота кое-что тоже. Надо было отыскать сотовый названной «бабушки». Пока искала, стемнело.. Кот так и не появился, его блюдечко стояло наполненным.


Сотовый не нашла и между делом прибрала завал в прихожей, даже постирала вещи хозяйки. Катя уже знала, почему Степановна живёт одна в большой трёхкомнатной квартире. Бездетная сестра оставила ей квартиру.


Во время поисков заинтересовалась книгами на полке возле дивана, решила полистать их. Так с книгой в руках и уснула на хозяйском диване. Утром сотовый нашёлся под подушкой на том же диване. Кот не появился…


Катя успела до работы отвезти заряженный телефон Степановне, которая ещё раз попросила «доченьку» присмотреть за квартирой. Доктор обещал поставить её на ноги за десять дней.


Катерина Сановна обрадовалась возвращению участкового на работу. Правда, вид у него был довольно припухший, но подтрунивать над коллегой не стала, - не до него…


После работы заехала к себе в общежитие переодеться, посмотреть почту. «Любимый» о себе вестей так и не подавал… «Как тот кот за дверями бабушки», - подумала она. Любила ли она этого человека? На сердце было пусто, даже печали не наблюдалось. Как пришёл, так и ушёл.


На завтра форма была необязательна и Катя убрала её в шкаф. Надела облегчённый вариант, выглядящий цивильно. Положила в сумку книжку, которую считала интересной и поучительной. Для Степановны, которая любит читать лёжа.


Купила в маркете свежих фруктов, поехала в больницу к «бабулечке». Степановна похвалилась, что отёк на ноге «почти спал», но ходить не велено. Зато можно было заруливать на коляске, что она и делает в свободное от процедур время. Сделав ценные указания Катюше, Степановна залегла с книгой. Кстати, читала она без очков, чем несказанно удивила Катюшу и всех остальных. Хорошо, что очки искать не пришлось, а то в большой и чужой квартире трудно ориентироваться.


Со Степановной установилась сотовая связь. Они понимали друг друга с полуслова. Катя тёплые отношения с «бабулечкой» связывала с тем, что в её детстве была такая же соседка, пусть и не родная, но понимающая всё на свете. Да и Степановна называла Катю то доченькой, то внученькой.


Внимательная Степановна уловила Катюшину пустоту и однажды выдала: «Не боись, девонька, одна не будешь. Будет у тебя такая любовь, что на Небеса вместе уйдёте».


В квартире Степановны было уютно. Особенно хорошо спалось на диване в гостиной. А кот так и не появился… хотя блюдечко с паштетом исчезло… Странно…


Запахло весной и Степановна с Катюшей строили планы на летний отпуск. У Катюши отпуск уже был, летом отпускали только семейных сотрудников. Но у неё был домик в деревне, оставленный сотрудницей во временное пользование, с которой Катюша была в большой дружбе. Домик за ней не числился, но там можно было жить или проводить отпуск, как у себя дома. Степановна, выросшая в деревне, просто загорелась «работой на даче».


Катерина Сановна попросила сотрудников захватить их с бабулечкой «по пути», когда поедут в нужную сторону. Кстати, захватили с собой и кота, который всё же нашёлся.


Степановна уговаривала Катюшу поселиться у неё насовсем, но уговорила на «только домовничать». Катюша согласилась, её было уютно в квартире бабулечки.




В ту ночь её разбудил шорох за дверью, как будто кот скрёбся. Но Катя точно знала, что кота они отвезли в деревню и другого кота\кошки быть не могло!
В один из вечеров, уставшая и раздражённая, Катя решила сразу ехать в квартиру Степановны, не заезжая в общагу.


Как всегда, на седьмом этаже было чисто и спокойно (повезло с соседями). Но на её двери прямо по металлу было написано М=Б?. Не процарапано, не написано мелом, а скорее всего, куском штукатурки… «Что за котяра появился?», - подумала Катя, вспомнив ночные скребущие звуки за дверью. Воров она не боялась, могла справиться даже с вооружённым, - прошла хорошую подготовку и стажировку в местной воинской части.


Ночью, настроив внутренний маячок на посторонние звуки, уснула. Посторонними звуками оказалось вовсе не царапанье, не скрежет, а… грохот. Квартиру (ну и дом, конечно) трясло и раскачивало. С полок посыпались книги и всё остальное, что не было закреплено. Снаружи, за окнами слышались даже хлопки, похожие на взрывы. За дверью, в подъезде пробежало «стадо слонов». Послышался вой сирен. «Ну, не война же, в самом деле», - подумала Катя и пошла на балкон.


Внизу были слышны крики. Люди выбегали из подъездов и перебегали через улицу к спортивному центру с большими окнами и ярким освещением. Стёкла в нём были выбиты какой-то силой и осыпались внутрь.


Подъезжали пожарные, скорые и другие спецмашины. Стало ясно, что с её домом что-то не так: то ли взорвался, то ли падает… Надо уходить и жильцов выводить, - в Катерине Сановне проснулся профессионал.


Катя надеялась, что аварийные службы успели отключить газ. Электричества тоже не было, но был мощный служебный фонарик на батарейках, которым можно было пользоваться некоторое время.


Спокойно включив фонарик, она подошла к двери, слегка повозилась с замком (видимо, заклинило), но всё же открыла её и… отпрянула назад. Подъезда не было!!! Лестничные пролёты рухнули вниз, образовав кучу щебня почти до третьего этажа. Лестничных площадок осталось три – на Катином седьмом этаже, на восьмом и на третьем этаже у противоположной стены. Там что-то валялось, то ли мешок, то ли труп…


Было много пыли и пришлось зайти в квартиру и закрыть дверь. «Думай, Катя, думай…» А что тут думать? Пока заряд в телефоне есть, надо сообщить хотя бы смс-кой о происшествии. Написала в свой отдел и начальнику. Сослуживцы как с ума посходили, все бросились звонить: «Ты там держись!» Ну вот, заряд в телефоне закончился… Она не успела сообщить, в какой квартире находится.


Катя плюхнулась на диван и начала размышлять:
-- Интересно, все соседи успели выйти? Особенно с верхних этажей. Но как проверить, если пролёты упали.
-- Как попытаться выбраться самой? Хотя, она не сомневалась, что про неё не забудут.
-- Где же теперь Степановна будет жить? Дом когда ещё восстановят… Катя решила, что бабулечку не оставит, если понадобится, будет жить вместе с ней.


«Война войной – обед по расписанию», - подумала она и пошла на кухню. По пути заглянула в ванную и обомлела – ванна была полна воды! Катя вчера забыла искупаться. Хорошо, что не добавила туда ничего. Теперь, пока она выберется, или до неё доберутся, с жажды она точно не пропадёт.


На кухне перекусила тем, что нашла. То, что в холодильнике, надо было съедать в первую очередь. Немного заготовок в банках стояло на нижней полке холодильника и под столом.


За окном было уже светло и можно было исследовать квартиру нв предмет спасения. Квартира выходила окнами на улицу и во двор.


Внизу суетились люди и машины. Непонятны были масштабы бедствия. Из этого подъезда никто не выходил и это было странно. Именно здесь не было ни машин, ни людей. Если пролёты обвалились, то может быть лифтовая шахта выдержала?


После заката поморгала фонариком во все стороны. Не было уверенности, что кто-то заметит. Напротив спортивный центр с разбитыми окнами. Но сторож какой-то должен быть!


Катя решила, что надо подкрепиться. Скоропортящихся продуктов было мало – бабулечка на будущее заготавливала баночные консервы, которые надо было приберечь на всякий случай, - кто знает, сколько ей придётся ждать помощи.
Она уже собралась подремать, как вдруг её осенило. Надо собрать и связать все простыни в один жгут. На нем можно спуститься на нижний балкон, потом на следующий… «А как отвязать от верхнего, ты подумала? На семь этажей наверняка простыней не хватит…»


Задремавшую было Катю разбудил едва слышимый мужской голос. Она обрадованно рванула к незапертой входной двери. Осторожно распахнула её и услышала чихание и отборный мужской… мат! Настоящий! Доносилось откуда-то снизу.
-- Эй, я здесь! – закричала Катя.
-- Ты кто? – последовал ответ снизу.
-- Спасите меня отсюда! Я на седьмом этаже!
-- Это ты меня спаси! – услышала Катя грубый мужской мат, сопровождаемый чиханием и кашлем.


Из диалога выяснилось, что человек внизу не способен спасти ни её, ни самого себя. Оказалось, что во время обрушения лестничных пролётов он повредил себе спину, кое-как подтянул себя на площадку третьего этажа, и сейчас лежит или пытается сидеть и почти не чувствует ноги.


Сначала одна из дверей была приоткрыта и он умудрился протиснуться туда, нашёл в прихожке кой – какую одежду, на которой и сидит сейчас. Дальше пролезть не смог, - там, похоже, обвал. Дверь, как смог прикрыл, потому что оттуда дуло. Потом её совсем заклинило, хорошо, что в закрытом состоянии.

 
Диалог между Катей и Толиком (так он назвал себя) продолжался бы и дальше, но он сказал: «Похавать бы сейчас…)
Катя спохватилась, крикнула: «Я сейчас» и побежала на кухню. Хватала то одно, то другое, потом успокоилась и упаковала в пакет нужное, сообразила, что у Толика наверняка нет воды. В углу за холодильником нашла чистые бутылки, налила воды из ванной безо всяких угрызений совести, - сама-то пила уже.


Как всё это спустить вниз? На балконе нашла моток бельевой верёвки: «Должно хватить…»
Короче, Толика она накормила и обещала ещё, если днём их не спасут. Он спросил, есть у неё спальные вещи, а то на площадке холодно.
-- Конечно, есть! Я сплю на диване, а на кровати всё есть. Катя поняла его проблемы. Верёвкой спустила ему матрацы с двуспальной кровати, два одеяла и плед с подушкой. Подумала, что придётся объясняться со Степановной…


Весь день прошёл в хлопотах и Катя устала к вечеру. Но ей было одиноко в пустой квартире и она, не долго думая, притащила узкий матрац из детской на площадку перед квартирой.
Теперь диалог с Толиком можно было продолжать. Правда, сначала они чуть было не поссорились, когда он узнал, что она из полиции, обозвал её нехорошими словами и надолго замолчал.. Катя удивилась и начала засыпать.


Через пару часов молчания Толик подал голос. Странно, но он назвал её Катюшей. Извинился и задал несколько вопросов о её работе, о личной жизни и вообще… Катя решила, что в их ситуации особо скрывать нечего и рассказала о себе.




                Катин рассказ.

Катино детство прошло в небольшом городке и было почти счастливым. Отец её очень любил, называл «огурчиком» и почти везде брал с собой. Она часто вспоминала их пешие прогулки в соседнее село, где жил папин друг и где их всегда хорошо встречали.


Пока друзья на кухне «дружили», Катя шла к хозяйке в комнату, где стояла швейная машинка, где тётя однажды из своей красивой и яркой юбки выкроила и сшила ей платье. Это было очень ярким воспоминанием, ведь Катина мама не баловала её обновками.


Катя с отцом ехали на городском автобусе до последней остановки, от которой начиналась нужная им дорога. Там всего-то было семь километров… Зато как весело они шли по ней! Она «ехала» верхом на папиных плечах и они пропевали все песни, какие знал папа и какие знала она.


Когда уставали, заходили на поле с пшеницей, ложились и отдыхали. Смотрели на облака, сравнивали их с разными животными и вещами, давали им имена и махали вслед руками. Иногда папа немного дремал, а Катя плела венок из ромашек и васильков, надевала на голову себе или папе.


Если они возвращались поздно, в темноте, то отдыхая в траве или в поле, смотрели на звёзды. Папа знал некоторые названия и рассказывал про них.  Это было так весело, так красиво, так счастливо!


Зимой папа запрягал себя в большие самодельные санки и вёз её то по дороге, то по сугробам.. Когда уставал, падал в снег и Катя предлагала побыть его лошадкой.


Иногда Катя прерывала свой рассказ. Ей казалось, что Толик уснул, но он громким шёпотом на грани слышимости говорил: «Катюша» и она продолжала…


Счастье Катино кончилось, когда папа заболел. Они с друзьями в лесу очищали просеку от старых деревьев. Одно из деревьев падало в «неправильную" сторону и могло убить друга. Отец из всех был самым большим и принял на грудь, хоть и сухое, но всё же дерево. Этот удар был роковым, - через год папы не стало.


Мама недолго горевала, почти сразу же окунулась в море открывшейся ей свободы. Катя с высоты нынешнего возраста понимала проблемы её жизни с папой. Он был почти на четверть века старше её матери и имел привычки, странные для молодой женщины. Не позволял покупать новое платье: «Старое ещё не сносила». Зато сам сшил для неё, модные тогда, венские туфли с наборным каблуком. Просто в юности он работал у сапожника подмастерьем и для семьи это было неплохим подспорьем в бюджете. Шил на заказ хромовые сапоги, женские туфли, детские сандалии.


Мать не отставала, научилась у подруги – швеи кроить и шить. Отец по случаю купил ей швейную машинку и мать шила себе платья. Могла сшить даже зимнее пальто для отца или для Кати.


Во время перерыва на обед или на ужин (?) Толик сказал Кате: «Ты так вкусно рассказывала о своём детстве..»


-- Знал бы ты, чем кончилось моё детство… Ей не хотелось рассказывать об этом.

Прошла ночь, следующий день, но их никто, похоже, не собирался спасать. Катя взяла наименее ценную, на её взгляд, книгу. Нашла в письменном столе древний «химический» карандаш. На каждой странице книги крупными буквами мокрым карандашом написала: «ПОМОГИТЕ!!! И более мелко – адрес квартиры. Днём, и ночью тоже, она вырывала страницы и бросала в окна и с балкона по обе стороны квартиры. Потом поняла, что ветер уносит листки далеко и стала складывать их самолётиками.


Толик надоумил её «выкинуть белый флаг», то есть найти белую простынь и привязать к балкону. Так она и сделала. Но ночью был сильный ветер и дождь, - простыня съехала на край балкона и болталась, как простая забытая мокрая тряпка.


Катя уже не помышляла о своём спасении. Она не могла оставить малоподвижного Толика. Она-то хоть днём свет видит, а он вообще в темноте лежит днём и ночью. Однажды по надобности она посветила фонариком, в котором ещё не сели батарейки, вниз и Толик закричал: «Закрой, закрой!!!». Катя быстро выключила фонарик и больше не пыталась повторить это.


Однажды днём Катя задремала в квартире на диване и не увидела, как в подъезд сверху, откуда-то с крыши спустилась лампочка с камерой. Для Толика это было невыносимо и он буквально зарылся под матрац.


Люди, которые были на крыше, увидели на уровне третьего этажа завал из обвалившихся пролётов лестницы и кучу тряпья на уцелевшей площадке. На этом они свернули свои поиски и больше не возвращались. Катино тряпьё они не заметили, так как она свой матрац унесла на солнечный балкон для просушки.


Вечером Катя вынесла на свою площадку матрац, одеяла, подушки. Спустила дополнительное бельё вниз Толику. Он рассказал о лампочке, камеру он не заметил. Немного погоревали, попили воды, поели.


Наверху, на крыше иногда слышался треск. Толик посоветовал Кате вынести на площадку запасы воды и еды. Ему было неспокойно за неё.
Очень хорошо сработало его предчувствие. Ночью прошёл дождь, поднялся ветер. Да и «разведчики», видимо, что-то сдвинули на крыше. Послышался треск за дверью у Кати. Она испуганно прижалась в углу площадки. Вдруг наверху раздался громкий шум, треск и крыша «уплыла» в сторону Катиной квартиры. Стены подъезда тряхнуло как следует и посыпалась штукатурка. Толик внизу застонал и выругался.


Катя со страхом представила, что там с ним могло произойти. Она уже боялась за этого человека, они стали настолько близки за эти несколько дней, что потерять его было просто немыслимо.


Все шорохи и стуки неожиданно стихли. Катя жалобно позвала: «Тоооолик…» И услышала неимоверное: «Катюша, Катенька, родная, что с тобой??? Ты цела???»


Потом они долго делились впечатлениями от пережитого ужаса и беспокойства друг о друге. Потом вспомнили анекдоты и уже смеялись… Толик даже пытался петь песни, которых он знал немало. Голос у него был красивый. Катя подпевала, где могла.
Потом у Толика заболела голова, - всё же прилетел кусок штукатурки по голове, но Кате он об этом не сказал. Просто попросил перерыва и они уснули.


Как ни странно, но Катину дверь не заклинило и утром она смогла приоткрыть её. То, что она увидела, окончательно уверило её в том, что никто их не ищет, но этот факт она решила скрывать от Толика до последнего.


Крыша съехала и увлекла за собой остатки соседнего подъезда, а тот за собой увлёк квартиры, которые ещё не были разрушены, в том числе и Катину…
Коротко Катя доложила Толику о случившемся, хотя он и сам уже обо всём догадался. Они решили держаться и надеяться.


Катя хотела спустить к Толику все припасы и спуститься сама, но он запретил. Возле него уже неприятно попахивало, ему некуда было девать то, что выходило из его организма и приходилось сбрасывать вниз на бетонные завалы.


Теперь днём у них было относительно светло – крыши-то не было. Катя хлопотала, кормила и поила Толика, сама старалась есть поменьше. Зато они кормили друг друга рассказами о жизни. Катя читала стихи, а Толик пел песни, - вполголоса (просто не хватало сил на полноголосое пение).
Ноги всё больше немели и он отвлекался от своей инвалидности песнями. Он понял всю безысходность своего положения и решил доживать свою жизнь для Катеньки – Катюши.
Надо сказать, что она тоже так решила…


Катя по просьбе Толика продолжила свой рассказ о детстве. Ей было 10 лет, когда умер отец. Вскоре в квартире появился отчим. Он не просил, чтобы его звали отцом, просто пытался заботиться, а когда мать начинала строжиться или обижать Катю, он заступался за неё. Но временами Катя ловила на себе его тяжёлый взгляд и пряталась в своём углу за занавеской.


Через год отчим стал, якобы нечаянно, задевать Катину растущую грудь, а потом и вообще лапать без стеснения, особенно когда они с матерью выпивали. Она пробовала жаловаться матери, но та обещала «повыдирать косы, если будешь трясти перед ним сиськами». Поэтому Катя старалась подольше задерживаться в школе, хотя надобности в этом не было – она училась очень хорошо.


Ещё через год, когда Катя оформилась в своём девичестве, случилось то, о чём подружки шептались в тихом кругу. Отчим напоил мать и уложил спать, а сам прижал Катю на её постели. Да так, что она просто задохнулась под ним.


Тут Катя прервала свой рассказа, так как услышала всхлипы. Толик плакал…. Это было так неожиданно. Он ничего не стал объяснять, просто попросил её продолжать рассказ.


Утром, когда отчим и мать ушли на работу, Катя ушла тоже, куда глаза глядят. Ушла, чтобы не вернуться… На попутках добралась до соседнего города и попала… в спецприёмник. Домой возвращаться она решительно отказалась, вместо своего имени назвала имя своей подружки по переписке из дальнего города. Никто её не искал – матери она мешала, а отчим был рад, что избежал наказания (он уже был судим за подобное преступление).


Катю, как беспризорную, определили в закрытую спецшколу для девочек. Девочки там жили, учились и работали в швейной мастерской. У них были  даже свои сберкнижки. Кате сделали документы на то имя, которое было записано в спецприёмнике.
Девочки находились в спецшколе до 15 лет. Потом их определяли, кого в спецтехникум, кого на производство, а кого и сразу в колонию для несовершеннолетних.


Девочкам в этой школе повезло. Директор был строгим, но понимающим человеком. Основная его специальность – физкультура – позволяла ему разбавить свои уроки своим увлечением – самбо. Он прекрасно владел этой техникой, имел хороший разряд и даже иногда выступал на соревнованиях.


И он понимал, что девочки были беззащитны перед превратностями жизни. Кружки самбо были запрещены в школах, но он нашёл выход. На своих уроках он показывал девочкам простейшие приёмы самообороны.


После двух лет относительно безопасного пребывания в школе, Катя с первого раза поступила в педагогический класс средней школы (были тогда такие в рамках профессиональной подготовки учащихся). Жила в общежитии местного педагогического техникума. Поэтому сразу после школы автоматом была зачислена в техникум на специальность «учитель младших классов».


В то время входила в моду спортивная борьба и как только в городе появилась секция карате, Катя, не раздумывая пошла туда.
Она закончила техникум на отлично и спортивные показатели были хорошими, поэтому однажды её пригласили на работу в инспекцию по делам несовершеннолетних.


Личная жизнь Кати была никакой. Она понимала мальчиков только на спаррингах, а взрослых мужчин боялась до ужаса. Ей даже пришлось поехать на специальные курсы по психологии. Это было для работы, но Катя поняла себя и свои проблемы.
Когда-то папа научил Катю доброте, но не успел научить самозащите, поэтому появившийся в её жизни первый альфонс был опекаем ею безмерно. Даже позволила ему «сесть себе на шею». Катины сослуживцы быстро просекли это дело и в «очень вежливой беседе» предупредили мужика… О чём? Да кто его знает…. На работу он так и не устроился, но в одно прекрасное утро исчез из города, прихватив Катину зарплату, полученную накануне.


В Катиной опустевшей душе поселился ещё один альфонс, но в свою жизнь она его не впустила, а держала на расстоянии. Она надеялась родить ребёнка и воспитывать его самой. А теперь вот Толик… и то в недосягаемости. Она даже не видела его ни разу.


Делая перерывы в беседе, Катя с Толиком ели, что Бог послал. А Бог посылал всё меньше. Банки с заготовками были уже открыты и уже съедены. Оставались жестяные банки, но как их открыть, это вопрос сложный. Но Толик решил его… Тот ножик – выскочка, который был при нём много лет, пригодился. Он понимал, что у него всё меньше сил для такой несложной работы и передал ножичек Кате. Ей он показался удобным и банки не сопротивлялись.


Пришло время рассказов Толика. Скрывать что-то было уже бесполезно. Хулиган, вор – рецидивист по кличке Толик МалОй с упоением пустился в воспоминания, - прошлое тяжким грузом давило его и требовало выхода. Катя внимательно слушала и не перебивала. Иногда молча плакала.
                Рассказ Толика

Настоящее его имя было Коля. Просто в детстве он вместо К говорил Т. Поэтому кукла у него была тутла, а котёнок – татёна. Хотя, какая разница, Коля – Толя.
Родился он «по обмену». Его родная мать, избегая позора, нашла женщину, которая хотела ребёнка. Они уехали в маленький городок, где он родился и его передали приёмной маме. Назвала его Колей, получила на него документы и вернулась домой с, якобы рождённым ею, ребёнком. А то, что он был слабым и недоношенным объясняла своим возрастом. «Для себя родила…», - шептались кумушки.


Детство Коленьки было безоблачным, - мама его обожала, холила и лелеяла. Лечила только у лучших докторов. Она занимала какую-то важную должность и имела возможность устроить его в спецсадик с музыкальным уклоном. Вокальные упражнения позволили поправить здоровье и к школе он окреп и даже, неожиданно для всех, вытянулся в росте так, что в первом классе был почти на голову выше всех.


К девяти годам Коля многому научился – образовательные моменты мамочки этому способствовали. В доме было много книг, которые он украдкой просматривал, а то и почитывал, хотя мама считала их недетскими. Поэтому покупала ему много детских книг и по знакомству доставала энциклопедии.


Счастливая жизнь Коленьки закончилась в день его рождения – девять лет. После гостей мамочке стало плохо и её увезли в больницу. Мамины коллеги опекали мальчика, кормили его, следили за его успехами в школе и даже возили на занятия по вокалу. Ночевал он дома, не захотел идти к домработнице.


Мамочка вернулась из больницы больная и разбитая… и сильно похудевшая. Пришлось Коленьке учиться «подавать стакан воды» и всему, что с этим связано. Мамочка уже не ходила на работу, много писала и отправляла куда-то письма. Домработница почти не уходила домой и помогала Коле. Иногда даже заходила в школу, чтобы мамочка была в курсе его успехов.


Коля был достаточно любопытным ребёнком, поэтому слышал то, что его ровесники слышать не могли, видел то, что они не видели и не замечали. Мамочка объясняла это особенностями развития, но что это такое, никто не мог объяснить. Эти способности (или особенности) в последствии помогали Коле, иногда подводили.


Однажды домработница во время очередного визита к его классной, задала вопрос: «Как вы думаете, может Коля быть родным для его возрастной мамы? И знаете, он ни на кого из них не похож, - я видела их семейные фотографии.»

Разговор происходил на пределе слышимости. Взрослые не думали, что мальчик услышит или поймёт, о чём разговор. А он слышал… Впервые в нём появились, но пока ещё не проросли зёрна сомнения. Но он ещё не понял, что это такое. Дома доставал семейные альбомы и приставал к мамочке с расспросами, кто есть кто. Она очень подробно и красочно рассказывала Коле о своих родственниках. Но на вопрос: «А почему мы к ним не ездим? А почему они к нам не приезжают?» - сыну не отвечала и, сказавшись больной, уходила в кровать.


В этой кровати Коля и застал её однажды чужой, неподвижной и холодной. Позвонил домработнице… и тут всё началось. Понаехали люди, расспрашивали и много писали, звонили во все концы.


К вечеру мамочку увезли куда-то. Домработница собрала пару чемоданов вещей Коли, и не только его… и увезла к себе домой его вместе с чемоданами и какими-то коробками. Здесь были кошки, собаки, попугайчик и две девчонки примерно одного с ним возраста. С животными он уже был знаком, а девчонки его не интересовали. В их квартире мамочка не позволяла содержать животных: «Для этого есть зоопарки!»


 
Коля отвлёкся на время от своих проблем, играя с собаками. Но утром, когда мама девочек собирала их всех в школу, старшая спросила: «А после школы ты опять к нам или сразу в детский дом поедешь?» За что получила от матери подзатыльник.
Мамочку похоронили без него, быстро и тихо. Домработница ещё раз привезла кое-какие постельные вещи, якобы для Коли, и сильно злилась, что квартиру успели опечатать. 


Через пару недель, когда документы были готовы, Колю отвезли в детский дом. Когда его окружили чужие люди, он от волнения начал заикаться и на вопрос, как его зовут, ответил – ТОЛЯ. Так его и стали называть в детдоме, а он сильно и не мог возразить, все только смеялись. Со временем речь его выправилась и он снова заговорил правильно.


Сначала любопытному мальчику было всё интересно, но перед сном он сильно скучал по дому, по мамочке и во сне плакал. Как всегда, на новенького посыпались смешки, обвинения. Стали называть его Толик – нолик. Но однажды к Нолику подошёл крепкий, довольно упитанный мальчик из старшей группы, протянул руку и представился: «Толик. Давай, братан, дружить с тобой.» Так в детдоме появились два Толика – старшего называли Большим, а младшему дали кличку МалОй. И никто не возражал, потому что Большой имел репутацию беспризорника и его побаивались. МалОй ничего об этом не знал и был рад новому другу, даже сразу доверился ему.
Большой не подводил Толика, дружил с ним честно, - у него давно не было такого друга. Через год МалОй перерос Большого почти на голову, но кликуха за ним уже закрепилась и когда пришло время давать ему погоняло, это закрепилось за ним окончательно.


В своих разговорах и рассуждениях мальчики пришли к выводу, что у МалОго нет родственников, им же после смерти мамочки никто не интересовался и никто не искал. К Большому-то иногда приезжал из деревни старый дед, привозил деревенские яблоки и, плача, обещал когда-нибудь забрать его из детского дома. «Да кто ему отдаст меня, - он же на ладан дышит,» - так утешал себя Толик Большой после ухода деда.


Толик МалОй несколько раз спрашивал воспитателей о своих родственниках, но не дождавшись ответа, ловил на себе их странные взгляды. Его интуиция говорила ему, что они что-то знают, но не хотят ему говорить.


Однажды Большой поведал МалОму о подслушанном разговоре между директрисой и воспитательницей на тему родни Толика. Директриса сказала, что среди его документов была пара писем, на которых было написано рукой матери: «Вручить по достижении 16 лет». Конечно же их вскрыли и прочитали: «Интересная история открылась! Конечно, он ей не родной!» МалОй почему-то не удивился, он давно подозревал это. Но всё равно было больно и обидно.


Друзья посоветовались и всё больше склонялись к тому, чтобы как-то  выкрасть эти письма или хотя бы одно и узнать эту «историю». Большой много интересного рассказывал о своей уличной жизни и учил МалОго, как раздобыть еду, где переночевать, как уйти от облавы. Много чего интересного…, но опробовать это на практике не было возможности. За побеги могли отправить в спецшколу, за высокий забор, строгий режим…


Искушение добыть заветное письмо было так велико, что МалОй нашёл способ залезть в кабинет директрисы (не зря же он читал «запретные» книги, когда жил у мамочки). Нашёл способ… и осуществил его. Залез в кабинет, нашёл свою папку с надписью «Дело №…» и его фамилией. Достал одно из писем, выкинул в форточку и собирался вылезть сам, но… попался!


Секретарша застукала вора на месте и подняла шум. Прибежал физрук и, больно схватив Толика за ухо, повёл его «на допрос» в спортзал по длинному коридору. И все воспитанники это видели!... Это был позор и «конец жизни…». Хотя, навстречу вылетел Большой и показал большой палец в знак одобрения.


Впервые в жизни Коля – Толя был побит, но не признался, чем он хотел поживиться в кабинете директрисы. Физрук был жесток к нарушителям не потому, что был таким от природы, а весь детдом знал, что он любовник директрисы и помогал ей держать дисциплину среди воспитанников.


Поздно вечером Большой прокрался к МалОму, утешал его, как мог, просил потерпеть и не убегать: «Летом вместе убежим». Напоследок шепнул, что конверт подобрал под окном и спрятал в надёжном месте.
«Надёжное место» было на чердаке отдельно стоящего старого дома – флигеля, служащего складом сломанной мебели и оборудования. Взрослые на чердак забираться не решались, боялись, что потолок обвалится. А лёгкие мальчишки и даже девчонки, живущие в отдельном доме на той же территории, с удовольствием проводили там часть своего свободного времени.


Странно было то, что физрук знал об этом тайном убежище, но не выдавал их. Только строго предупредил, чтобы курить там не вздумали, а то «сарай» сгорит и прятаться будет негде. За это ребята многое ему прощали.

Большой и МалОй нашли время среди белого зимнего дня и уединились, чтобы прочитать наконец «историю» из конверта.

Исповедь мамочки.
На конверте было написано: «Передать Николаю (отчество, фамилия) не ранее 14 лет.»
Начиналось письмо так:
«Дорогой мой мальчик, любимый мой Николенька (мамочка иногда называла его так в память о своем знаменитом деде). Я умираю! Придёт день, когда ты останешься один. Я написала родным, чтобы они позаботились о тебе. Не знаю, кто из них откликнется на мою просьбу. Они осудили мой поступок и считают тебя чужим. Поэтому я решила рассказать тебе историю появления тебя в моей жизни.


Прости меня, мой дорогой мальчик, что я не успела помочь тебе стать человеком. Я так хотела, чтобы ты стал успешным, талантливым музыкантом или оперным певцом (У тебя же певческий дар!) Или ты мог бы стать знаменитым учёным (у тебя энциклопедические знания и сильная интуиция!)


Когда я стала бы совсем старой, ты бы навещал меня со своей семьёй… Или один… (прости меня, но я хотела бы, чтобы ты был один. Уж такая я эгоистка, - не хочу отдавать тебя никому).»


Далее шло подробное описание того, что она натворила.
«Ольга Станиславовна была из рода славного, небогатого, но знаменитого своей учёностью и успешностью. В науках Оленька была слаба, поэтому после окончания ВУЗа начала делать карьеру около политики. Но по совету дядюшки в политику не лезла, зато во власть дорога была открыта. Высоко вылезть не получилось, - остановило успешное замужество.


Но карьера всё же состоялась и должности Ольга Станиславовна осваивала легко и со вкусом, наладила нужные связи. Через эти связи вышла замуж по расчёту - за человека более старшего и уже состоявшего управленца. Он даже занимал какие-то посольские должности и Ольга успела показать себя на международных площадках. В материальной сфере Оленька нужды не знала – всё было только для неё!


Один вопрос волновал супругов – отсутствие детей. Никакое лечение, даже заграничные связи и грязи не помогли. Взять ребёнка из детдома – так вопрос не стоял. Поэтому после неожиданной смерти мужа Ольга Станиславовна осталась совершенно одна. С родственниками она связь особо не поддерживала. Коллеги слегка её сторонились, уважали за твёрдость характера, но держались на расстоянии.


Когда с шумом и фанфарами отметили её 50-й юбилей, Ольга Станиславовна стал тяготиться одиночеством. Дома слёзы и отчаяние, на работе – суровость и даже жёсткость. Иногда по службе приходилось бывать в детских домах и интернатах. Там она видела многих детей, которые могли бы скрасить её остаток жизни, но долгие отказы от этого варианта вели к отрицанию.


Нужный вариант возник так неожиданно, что Ольга пребывала в эйфории некоторое время, что негативно сказалось на её подчинённых. Они расслабились и стали допускать незначительные ошибки в работе, которые вели к значительным проблемам. Но Ольгу Станиславовну было уже не остановить, её вариант обещал быть супер успешным.


Во время посещения территориальной больницы она стала свидетелем такой сцены – рассерженный доктор большого роста нависал над маленькой девушкой, зарёванной и явно беременной: «Ну, не делаем мы аборты на пятом месяце беременности! Родите ребёнка!!! Ну, отдайте его бездетным родителям! Есть же какой-то выход!»


Мгновенно созревший план остановил Ольгу Станиславовну возле этой пары. Выслушав обе стороны, она уговорила доктора доверить девушку её заботам. Доктор безо всякого сомнения одобрил такой поворот и девушка поехала с незнакомой, строгой тёткой на очень шикарном автомобиле к ней домой.


Оленька (так её звали), выкупавшись в шикарной ванне, поужинала с тётей Ольгой за роскошно убранным столом. Прислуживала им домработница.


Оленька забеременела от одноклассника после выпускного вечера. Потом они с сестрой близняшкой поступили в педучилище с общежитием. Когда сёстры обнаружили Оленькину беременность, растерялись и не знали, что делать и к кому бежать. Родителей исключили сразу, знакомых тоже. Пока искали выход, Оленька начала худеть и животик становился виден, как ни утягивай. Так она попала к сердитому доктору и к Ольге Станиславовне.


У той созрел гениальный план (как она считала), как заполучить ребёночка в обход официальных формальностей. В одном из отдалённых районов проживала семья, подходящая по всем параметрам. Она работала в местном ФАПе, он работал главой сельсовета. Когда-то они консультировались у Ольги Станиславовны по поводу выезда на пмж на историческую родину. Она осторожно пообещала поспособствовать.


Оставив Оленьку на попеченье домработницы как родственницу, она быстренько сочинила командировку в нужное место и договор состоялся. Оленьку отправили к ним. Её родителям сочинили письмо на официальном бланке, что их дочка больна, возможна операция и реабилитация. Повеселевшая сестра близняшка отвезла письмо родителям и ситуация разрешилась.


Эйфорию Ольги Станиславовны нарушил звонок из района. Её предупредили, что есть угроза выкидыша и просили приехать пораньше. Она срочно взяла отпуск и уехала.
Оленька жила на правах родственницы в доме фельдшерицы. Ольге Станиславовне слегка подкорректировали фигуру и пару раз показали в селе походами в магазин. Все так и посчитали, что очередная беременная приехала рожать в местном ФАПе.
Всё сошлось самым наилучшим образом. Оленька родила. Ольга Станиславовна лежала с ребёночком в палате. Оленька навещала «родственницу» и кормила ребёнка молоком (такой был договор!). Правда, родился он недоношенным и маленьким, но хорошо кушал и набирал вес.


Все расходы оплачивала Ольга Станиславовна. Председатель сельсовета оформил рождение ребёнка документально. Акушерке и её мужу впоследствии помогла оформить выезд на ПМЖ. Оленьку и её сестру устроила в столичный ВУЗ и больше никогда их не видела.


На службе Ольга Станиславовна произвела большой фурор, появившись с новорождённым сыночком на руках. Оформила декретный отпуск и с большой радостью предалась материнским обязанностям. Она души не чаяла в маленьком Николеньке, но решила воспитывать его строго по педагогической науке. Домработница подозревала, что хозяйка по некоторым обстоятельствам не могла стать матерью, но картина перед ней разворачивалась радостная и счастливая и все вопросы отошли на задний план.


Дальше в письме Ольга Станиславовна давала примерные координаты его родной матери. Она очень надеялась, что Толик сумеет её отыскать. Вдруг она вспомнит ребёнка, которого родила и отдала.




Большой и МалОй были потрясены этим письмом. Большой уговаривал друга не искать «эту дуру», которая сама от него отказалась. У него-то была, хоть и вредная, но своя родная мать, которая могла и отлупить, но могла и приголубить.Он не понимал, как чужая тётка может стать родной. Даже заявил, что Ольга Станиславовна предала его друга – сначала взяла его себе, а потом взяла и померла…


Друзья договорились, что только как потеплеет, они сбегут в поисках того села, где раньше жила его «мать». Большой считал, что отпускать МалОго одного никак нельзя, - он ведь вырос в тепле и сытости, и беспризорной жизни не знал. Он-то, хоть и беспризорничал всего два года, но уже разбирался в тонкостях бродячей жизни.


К весне они запаслись кое-какими продуктами – в основном сухарями. Как только закончился учебный год и ночи стали теплее, друзья отправились на поиски «мамки – дуры». Оказалось, что нужное село было недалеко и друзья без проблем добрались – добрый дядька подвёз их в кузове машины. Здесь их ждало разочарование. По фамилии оказались две сестры – близняшки, но они давно уехали в город, а потом забрали с собой родителей. В их доме жили чужие люди.


Друзья решили было добраться до села, где Толик МалОй родился, но нашлись «добрые» соседи и сообщили о беглецах в милицию. Мальчишек «повязали». Большой сумел сбежать, а МалОй был «с почётом» доставлен в детский дом, где ему, естественно, снова досталось… побили…


После нескольких побегов Толика определили в спецшколу закрытого типа. Руководство школы, увидев фамилию знаменитой и очень важной чиновницы, которая бывала у них с проверками, решило поискать её родственников и передать им мальчика. Но родня нашлась только заграничная, поэтому поиски свернули.


Двум Толикам повезло – они встретились в этой школе. Про побеги на время забыли, - из-за высокого забора сбежать было трудно. С тех пор их пути то сходились, то расходились, то на этапах, то в колониях. Их сроки были, в основном, то за драки, то за воровство.


Толик рассказывал Катюше о своей жизни подробно. Он понимал, что этот подъезд, этот колодец будет для него последней тюрьмой или даже могилой.. А Катюша – последней его любовью. Он хоть и видел её пару раз, когда она приходила к Степановне, но запомнил её нестандартную красоту и лучистые голубые глаза.. Этот образ и был теперь перед его глазами. Он рвался к ней всем сердцем, но ноги свои он совсем не чувствовал и понимал, что позвоночник, если не сломан, то повреждён очень сильно.


Он почти смирился с его положением, но очень надеялся, что его Катенька – Катюша ещё сможет каким-то образом выбраться из этого заточения. И он должен, даже обязан поддерживать её в этом стремлении. Но он не учёл, да и не знал, что Катя давно решила не оставлять Толика до самого конца… Надежды на спасение не было. Осталось только чувство, которое грело её все эти дни и ночи. Она не могла понять, материнское это или нечто бОльшее. Любовь к парню, которого она ни разу не видела (хотя он уверяет, что они сталкивались с ней у подъезда пару раз), но могла представить его только по рассказам, которые он представил ей на суд. Но какой может быть суд, если они оказались в одной дырявой лодке посреди океана судеб. Утлая лодка, которая может утонуть в любой момент…


Катя слабела всё больше, она все запасы старалась передать… любимому? Да, любимому! Это факт, от которого никуда не денешься. За эти дни и ночи, недели или месяцы, - она уже сбилась со счёта, - она уже приняла его всем сердцем, всей душой. Она уже понимала, что не может спасти его, но не могла позволить ни ему, ни себе сложить руки и безвольно ждать последней минуты. Они могли много о чём поговорить. У них были общие темы.


По ночам они смотрели на небо, которое из их колодца отчётливо показывало им две звездочки, которые были близко друг от друга. Толик даже спел ей песню «Две звезды», которая нравилась ей. Он даже сочинял сказку, как они однажды окажутся на одной из них вместе или на каждой из них и как они будут искать друг друга… и найдут. Она будет в образе прекрасной феи. Тут Катя дополняла сказку тем, что представляла Толика в образе прекрасного эльфа.


Они продолжали делиться воспоминаниями и эпизодами из жизни, даже планами на будущее. Наконец, Катя задала вопрос, который мучил её с первого дня: «А как ты оказался здесь?»

                Рассказ Толика МалОго:

«Я продолжал искать свою биологическую мать, чтобы посмотреть ей в глаза. Выяснил, что в селе, где она жила, не знают о беременности и родах сестёр – двойняшек. Сказали, что они уехали на учёбу и не вернулись.

Я потом нашёл то село, где мать меня родила и передала мамочке. Но та акушерка и её муж уже жили за границей, а я был невыездной.


Что помогло? Ты не поверишь! Я помнил фамилии, которые были в письме моей покойной мамочки. Во время очередной ходки мне в руки попал телефонный справочник этого города. Представляешь, почти сразу нашёл нужную фамилию. Там даже адрес был.


Когда откинулся, приехал сюда. Нашёл сразу, даже проследил за квартирой. Потом рассмотрел её как следует, - она же меня не знала… Даже пару раз помог ей сумки поднять на седьмой этаж. Но дальше прихожей не заходил.


Почему, почему?... Их же двое было. В письме было имя Оленька, а в селе сказали ещё одно имя Олёнка. Не будешь же спрашивать, рожала она меня или нет.
Хотел пробраться к ней в квартиру, поискать документы, фотографии. На фотках обычно имена писали.


Когда мне негде было ночевать, открывал пустую квартиру на девятом этаже. Иногда со мной ночевал беспризорный кот, которого бабушка подкармливала.


В ту ночь, когда взрыв был… или что там…, я не спал. Поэтому, когда дом сильно тряхнуло, побежал по этажам будить соседей.  Помогал спускаться вниз кому на лифте, кому по лестнице. В твою квартиру не стучал, думал, что ты ушла. Ну никак не мог догадаться, что ты заснёшь на диване… Вернулся проверить ещё раз. На третьем этаже дверь была приоткрыта, посмотрел – пусто. Когда выходил, дом тряхнуло ещё раз, даже стены зашатались. Тогда сверху на меня свалились обломки лестницы, заблокировали выход из подъезда. Хотел по уцелевшему маршу подняться на этаж выше, но свалился вместе с ним… Кое - как заполз на площадку третьего этажа… А остальное ты знаешь.»


Съехавшая крыша давала узникам немного дневного света и свежего воздуха. Даже воды… Катя отправляла воду Толику, потому что могла ещё собирать дождевую воду со стен и намокшую тряпку отжимала в кастрюльку или просто отсасывала, когда уже не было больше сил. До третьего этажа дождь долетал отдельными редкими каплями.
Оба понимали, что впереди пустота и старались скрасить дни и ночи друг друга. Толик уже не мог петь, но мог говорить. И они могли слышать друг друга. В колодце был лёгкий резонанс. Он придумал такую игру – говорить друг другу только хорошие слова, какие они могут вспомнить или придумать.. Он первым сказал ей: «Милая… Любимая…»

Она плакала в ответ: «Меня никто так не называл… Придумывала в ответ слова красивые, но не решалась произнести самые главные, которые хотела сказать, но не могла…

И всё же они открылись навстречу друг другу.

ОН: «Катюша, я видел тебя и ты мне понравилась. Ты хороша и в форме и без формы. В форме ты была недостижима для меня. А в цивильной одежде ты была обычной красавицей и я даже собирался познакомиться с тобой! Я мечтал разыграть перед тобой целый спектакль. Я хотел нечаянно столкнуться с тобой так, чтобы ты уронила сумочку и я помог бы собирать всё, что упало… или хотя бы сумочку поднять…


И посмотрел бы тебе в глаза… Ты знаешь, какие у меня глаза??? Как говорила одна бывшая подруга – голубые и бездонные, как океан. Заглянешь и утонешь…»


Катя не помнила, что видела Толика, но по его рассказам представляла его мужчиной своей мечты. Он таким и был сейчас для неё, хотя и лежал там внизу беспомощным и слабым.


По ночам к ним в колодец заглядывала ещё одна крупная яркая звезда. Они пытались угадать, это планета или чьё-то солнышко. Давали ей имена, даже пытались поселить там кого-нибудь. Но основным их занятием стало стремление поддержать друг друга. Они открывали самые потаённые уголки своих душ и сердец и доставали оттуда всё самое лучшее, делились этим безо всяких сомнений..


Когда закончилась еда, слабость стала их постоянным спутником. Они находили силы, чтобы убедиться, что их любовь ещё рядом..

Когда закончилась вода, силы оставались только на шёпот.

Если кто-то из низ надолго замолкал, другой старался как можно громче прошептать имя или стукнуть камешком – благо, штукатурки и плитки на них нападало достаточно.



В одну из тёмных ночей Толика разбудил… колокольчик. Это был смех.. молодой, радостный, свободный и летящий. Толик с трудом приподнял веки: «О, ужас…!» Его Катенька – Катюша сидела на краю площадки, болтала ногами, покачивалась и смеялась…

--- Она же упадёт, - тягуче прошелестела мысль.

Он изо всех оставшихся сил рванулся к ней и… полетел, подхватил её падающую и понёс её вверх, навстречу звезде, которая звала их и манила..


Они неслись по, ставшему вдруг высоким, колодцу, переходящему в бесконечный  светящийся туннель… и впереди их ждала уже не звёздочка, а сияющее солнце – такое родное и тёплое. Две измученные души, нашедшие друг друга в последние моменты своих коротких жизней, уходили домой…


А город подумал, а город подумал, что где-то салют…


Весной и в начале лета коммунальные службы города пытались снести оставшийся от большого дома колодец и долго удивлялись его крепости: «Что его так скрепило?» Удалось снести только то, что было выше третьего этажа.


Сколько смогли, вывезли, оставшиеся обломки сгребли в подобие кургана, привезли немного почвы, посадили деревца и цветы, разбили сквер. На вершинке «кургана» поставили небольшой обелиск – памятник погибшим жителям дома (были и такие).


Ещё через пару лет в этом сквере бегала маленькая девчушка с куклой в руках. Подходила к знакомым и незнакомым людям, показывала куклу и говорила: «Татя».
Потом поднимала куклу вверх и говорила погромче : «ТАТЯ!».


Часто приезжавшая на коляске в сквер, ещё не старая женщина, с удовольствием смотрела на девочку и не успевала утирать слёзы, катившиеся из потускневших глаз. Иногда у неё на коленях, а то и на шее сидел или лежал старый рыжий кот.

Постепенно люди стали называть это место «Татин сквер».

                2023 - 2024