Затворники

Дед Константин    
     Лучи июльского солнца едва пробивались сквозь кроны деревьев и пропитанные табачным дымом шторы. На диване невнятного цвета, доживал свой век дед Константин. Каждый его день был похож на предыдущий, но больше пугали ночи... Казалось, что они будут бесконечно окутывать своей серой, беспросветной и тоскливой мглой, проникая в мысли, а затем, каменея, опустившись в самое сердце, лишать возможности вдохнуть полной грудью. Охнув, дед Константин посмотрел на часы — без четверти шесть — пора начинать очередной день. Первым делом он взял со стола желтоватый мундштук, папиросы  и спички. Курил он столько, сколько помнил себя — целую вечность. Втягивая носом терпкий дым, он будто проживал заново моменты своей долгой жизни, такой же как этот дым — горькой, таинственной и серой. Взгляд деда уткнулся в фотографии на стене. Кто и когда их повесил сюда он уже и не помнил, но лица людей на снимках были до боли родными и далекими, обесцветившимися от времени.
    На табуретке, служившей прикроватной тумбочкой, стояла странная шкатулка с циферблатом и витым шнуром — дед периодически поглядывал на нее с тоскливой надеждой. Вдруг раздался резкий звонок. Шкатулка, слегка подпрыгивая от нетерпения и радости, позванивала и побрякивала. Глаза деда оживленно заблестели. Он, одобрительно покачивая головой, потянулся к телефонному аппарату. Это устройство — было для него единственной связью с внешним миром, спасительной ниточкой его дожития.
- У аппарата! - слегка причмокнув беззубым ртом, принял звонок старик.
- Константин Иванович? Это волонтерское движение «Протяни руку», меня зовут София. Я — председатель Фонда помощи одиноким пожилым людям, хотела бы предложить вам помощь волонтеров.   
Молодой и задорный голос обескураживал, струясь слишком быстро, звенел в ушах, не давая уловить смысла произносимых слов.
- Да, хорошо, - только и смог выдавить в ответ Константин Иванович.
- Отлично, ожидайте волонтеров.
- А почему полотеры? — в голосе старика зазвучала обида.
- Мне, может быть, какая другая помощь нужна?
На том конце провода раздался заливистый смех.
- Ах, Константин Иванович, ну и рассмешили вы меня. Я же сказала волонтеры, а не полотеры. Это такие люди, которые помогают бескорыстно. Ну, как раньше были тимуровцы — помните? 
Помнил, конечно, он помнил.
Струящийся, сизый дым снова утащил его душу в водоворот воспоминаний. Вот - он маленький, смотрит из-за угла, как бабуля припадает к иконам, молясь о спасении каждого. В избе пахнет свежими пирогами, яблоками - его детством. Вот - он с друзьями бежит в соседнее село, посмотреть, как взрывают церковь. Кругом суета, кто-то плачет, кто-то крестится, иные – шушукаясь, уходят прочь. В тот день он впервые испытал странное чувство — будто в груди его поселилась змея. Холодное, противное ощущение в груди переросло в жаляще-давящее волнение. Став старше, он понял, что за гадкое чувство посещало его — сомнение. В тот день он усомнился в правильности веры, в праведности жизни своих предков. А не должен был...
В дверь громко стучали. Открыв глаза, старик вернулся в реальность.         
- Иду, иду, подождите!   
Стучали явно не свои. Те, кто знали про одинокого деда, постучав пару раз, ожидали, пока он доковыляет до двери. С трудом дотянувшись до замочной скважины, старик приоткрыл дверь. На пороге стоял полноватый юноша в панаме, цветастой футболке и шортах. Половина лица его была скрыта маской, но и сквозь нее было видно, что парень за улыбкой прячет неловкость.
- Здравствуйте, Константин Иванович! Я волонтер фонда «Протяни руку», - бодро рапортовал молодой человек.
- Проходи, проходи, полотер-тимуровец. Мне звонили, чтобы ожидал, - старик воодушевился приходу гостя.          
- Как же тебя звать-величать?
- Я — Макс.
   Гость осмотрелся и попытался втиснуть себя в пространство старой малометражной квартиры.
- Тесновато у вас...
- Да уж, - дед ностальгически улыбнулся, - а ведь как-то размещались семейством, еще и кавказская овчарка с нами.
- Чем тебя угостить — может чайку?
- Спасибо, я по пути выпил латте, но могу составить вам компанию, - дружелюбно откликнулся Макс.
- Выпил чего? - дед понял, что, общаясь с молодежью, нужно привыкать к современным словечкам.
- Латте — ну, кофе с молоком, по-вашему.
- По-вашему, - проворчал дед.
- Ты, наверное, хотел сказать - по-русски. В России ведь живем, не в Америке, что ж вы все говорите, что понять невозможно, - вздохнул старик.
    Макс нахмурился, а Константин Иванович решил сгладить обстановку.
- Что ты все время смотришь в свой карманный телефон? Что там? – дед не понимал, чем может быть так интересен пластиковый кусок, если никто в данный момент не звонит и не ведет с тобой задушевный разговор.
- Там все! – искренне ответил Макс, не отрывая взгляд от смартфона.
- Давайте и для Вас найдем что-то интересное. Может быть кино или музыку? – Макс, наконец-то, вспомнил о цели своего визита и проявил интерес к старику.
 - Кино… Кино - я не увижу в таком маленьком окошке. А вот музыку, пожалуй, послушаю. Смотрел фильм с Аль Пачино? «Запах женщины»? Там чудесное танго звучало… Раньше были танцы: танго, фокстроты, вальсы.   
Пока дед мечтательно вздыхал, Макс нашел в интернете нужную информацию, фильм с Аль Пачино он, конечно, не смотрел. Да и танго с фокстротами его мало интересовали. Но всемирная паутина в считанные минуты обработала запрос и из динамиков смартфона полились первые звуки мелодии.
От неожиданности и удивления дед встрепенулся. Как мальчишка смог так быстро исполнить его пожелание?
Танго, струилось легко и игриво, перенося старика в прошлое, словно машина времени.
Эту мелодию он блестяще исполнял когда-то на аккордеоне, поражая слушателей. Виниловую пластинку с танго он часто включал и танцевал со своей Сашей, и был счастлив. Как она теперь, что с ней? По лицу старика покатились слезы.   
 
Александра Ивановна
Александра Ивановна коротала свой век в пансионате. Это заведение - более элитное, чем обычный дом престарелых, но от этого, не менее страшное. Место, в котором затворяли пожилого человека до конца его дней, за ненадобностью. Ведь он больше не нужен в социуме, не принимает участия в жизни близких, не имеет желаний, не принимает решений. Пансионат закрывает его базовые потребности, а родственники платят за свою спокойную жизнь.
К счастью, Александра Ивановна не осознавала в полной мере степень предательства близких людей и своего затворничества. Из-за прогрессирующей деменции, она многое забывала, постоянно переспрашивала персонал и ей терпеливо каждый день объясняли, что она находится на лечении. Счет времени она уже не вела, поэтому для нее было все равно: год она здесь или неделю. Подсознательно она ожидала увидеть, почувствовать родных, но смотря по сторонам полуслепыми глазами, понимала, что сегодня их здесь нет. Может быть, завтра они навестят ее? И терпеливо ждала, а потом забывала. Солнечные зайчики прыгали по шторе, будто по канве воспоминаний, погружая ее в дрему и грезы о прошлом, так как мечтать о будущем уже не имело смысла.
 Воспоминаний тоже не было, были скорее обрывки историй, но своих, чужих ли, она не могла понять.
      Вот слышатся звуки танго, она ощущает красную помаду на своих губах, любимый ведет ее в вихре танца, а черные кудри, выбившись из прически, рассыпаются по ее плечам. Вокруг царит атмосфера торжествующего веселья. С трудом, она пытается разглядеть лица и понять кто они - эти люди, бывшие всей ее жизнью, делавшие ее счастливой и несчастной. Голоса сливаются с музыкой, она не может их различить, не может вспомнить. А лица расплываются в туманной дымке угасающего сознания. Не сегодня, не сейчас… Может быть, завтра? Она отдохнет немного и вспомнит, и позовет, и пожурит, что не навещали.
    Спустя время, Александра Ивановна открыла глаза. За окном медленно проплывали облака, причудливо сбивались в стайки, окружали ватной пеной, в которую хотелось окунуться. Как в детстве…
Детство помнилось Александре Ивановне гораздо отчетливее. Там все было понятнее, ближе, роднее. Вот они с мамой идут на причал встречать папу с работы. Вот он бежит ей навстречу, раскинув свои могучие руки, а она, семеня босыми ногами по мокрому песку, визжит от восторга и предвкушения встречи.
-  Шуренок! – папа подхватывает ее на руки и кружит, кружит.
Старушка тихо улыбалась, радуясь тому, что вспомнила сейчас эти минуты, когда она была по-настоящему счастлива.
Александра Ивановна закрыла глаза. Облака окружили её ватной пеной, вечность приняла новую душу в свои родительские объятия, чтобы она вновь могла познать счастье.

Елена Петровна
- Доброе утро, мама! Сегодня - двадцатое мая две тысячи двадцать третьего года, время – семь часов тридцать одна минута. Я – твоя дочь – Галя.
Так - разборчиво и очень громко, словно хороший диктор в советской радиопередаче, Галина Николаевна приветствовала свою престарелую маму каждое утро.
- А? Что? Уже утро? Будем садиться? – раздался едва различимый голос из груды подушек и одеял.
- Да! Сейчас будем умываться и завтракать! – нарочито бодро воскликнула Галина Николаевна. Только выйдя из комнаты, она смогла позволить себе сделать вздох. Это был вздох усталости физической, но больше моральной. Каждый день, вот уже три года, она наблюдала, как угасает жизнь, истлевает живая еще плоть, потихоньку меркнет и сознание.
   Удивительно то, что ничего не видя, едва слыша, плохо говоря и почти не двигаясь, Елена Петровна помнила дни рождения всех своих многочисленных родственников и даже номера телефонов соседок – подружек. Полностью осознавала она и тяжесть своего положения. Она часто плакала. Пугающая, беспросветная темнота – это все, что у нее осталось. Состояние полной беспомощности приводило в отчаяние. Она стала обузой своим детям.
 - Зачем мне такая жизнь? - думала она.   
Когда-то давно маленькая внучка спросила ее:
- Бабушка, а ты хочешь жить до ста лет? 
- Нет, зачем так долго? Что я буду делать? – ответила тогда Елена Петровна.
- Да, все что угодно! – с детской наивностью воскликнула внучка.
- Нет, не все. А вернее сказать, почти ничего! Зрения не будет - я не смогу читать, вязать, писать, смотреть телевизор. Слух тоже пропадет, ноги откажут - ни спеть, ни сплясать. 
Как же она была права, будто свою судьбу тогда предсказала. Сознание в темной мгле пыталось найти выход, но тщетно.
- Ох, до ста лет еще так долго - почти тысяча дней, – вздохнула Елена Петровна.
Очнулась она  от прикосновения к своим волосам и отдаленного шепота. Как же сложно понять что происходит. По ощущениям Елена Петровна поняла, что рядом не дочь Галя, а кто-то другой. Шепот перерастал в звон, отдавался в голове, но она изо всех сил старалась услышать и различить голос. Потом все стихло. Только чья-то мягкая рука все держала ее руку, не отпуская. И вдруг она поняла, что рядом с ней сидит та самая внучка, которую она не может теперь ни увидеть, ни услышать.
- Еще почти тысяча дней  - едва прошептала бабушка…