Один день и вся жизнь... 4. Двое в спальнем вагоне

4. Двое в спальном вагоне

Не узнаю себя. Я опять в поезде, мчащемся на юг, к
морю, или это совсем неизвестный мне чужой человек?
В общем, я ли это?

В спальном вагоне мужчина в годах и молоденький
курсант в ладной морской форме напротив за столиком.

– И что потом? Судно спаслось? – спрашивает кур-
сант меня.
– Нет... Судно утонуло, – отвечает чужой мужчина.
– Так что? Юра погиб? Утонул?
– Нет, Юра спасся, вместе с ним спаслись буфетчица
и третий штурман, а весь экипаж утонул вместе с суд-
ном. Пучина поглотила всех. Об этом тогда в газетах
писали, по радио говорили.
– А как же Юре удалось спастись в такой шторм?
– Спасательный плот всплыл рядом, когда судно
ушло под воду, он и забрался на него. Потом помог
штурману, а уж вдвоём вытащили из воды буфетчицу,
терявшую сознание. Остальные сгинули: кто вместе с
судном, кого разметало волнами, и они не смогли до-
браться до плота. А Юре повезло: спасательные суда
подоспели. Заметили оранжевый плот и подобрали.
На всё воля Божья, – вздохнул попутчик и перекре-
стился.
– А Андрей? А старпом Виктор Наумович?
– Погибли, Митя.

Глядя в тёмное окно, мужчина замолчал, а меня
словно потянуло в курсантскую пору, встрял в разго-
вор, иронично усмехаясь:

– Митя, в моё время курсанты не ездили в спальном
вагоне. На трамвай денег не было, поэтому в Одессе
кондукторы никогда не проверяли билеты у курсантов
и солдат. А сейчас как? Я на трамвае в Одессе не ездил
давно.
– Нет, платим... А в спальном вагоне я впервые в
жизни еду. Родители купили билет в Москве. А по мне,
так лучше в общем вагоне ехать. Девчонки, ребята... В
общем вагоне веселее.
– Понимаю тебя, Митя. Давай спать. Больше доку-
чать тебе морскими байками не буду.

Но неизвестный чужой человек посмотрел на меня с
укоризной: «Старого моряка с его байками списали...»

Похоже, Митя всполошился раньше меня.

– Нет, что вы, Юрий Иванович! Не так! Неправда! –
посыпались скороговорки.
– А ты, Митя, в церковь ходишь? Молитвы знаешь? –
испытующе продолжил мой попутчик.
– В церковь только с бабушкой ходил в детстве. От
неё «Отче наш» знаю и ещё некоторые короткие молит-
вы. На теплоходе, когда я был на практике, к нам ба-
тюшка приходил и молитвослов оставил.

Поздно ночью я сошёл с поезда, и он, медленно на-
бирая скорость, стуча на стыках, помчался к морю. По-
чему не я, а Митя – курсант мореходки? Не я выйду на
причал в Туапсе и не встречусь с экипажем погибшей
«Умани»?

В толчее полусонных пассажиров ко мне обратилась
девушка:

– Капитан дальнего плавания Мордвинов? Прези-
дент судоходной компании? Сергей Петрович ждёт вас
в машине...

Мой неизвестный попутчик остался в вагоне с Митей.

За окном глубокая осень. Идёт дождь, водяные кап-
ли оседают на стекле, стекая вниз, и срываются встреч-
ным потоком воздуха. Голые деревья, бегущие мимо,
пожухлая трава, кое-где чернеют пятна убранных ого-
родов. Плачущее небо!

На переезде перед опущенным шлагбаумом – телега,
запряжённая парой пегих лошадей. Понурый возница в
брезентовом плаще с капюшоном сидит сверху на берё-
зовых брёвнах. Скукотища!

Митя вспоминает рассказ попутчика, представля-
ет себе влюблённую парочку, деда, везущего гостинцы
внучке в Новороссийск, смешливую Юлю... Достаёт из
сумки коробочку с пастой и аккуратно начищает бляху
курсантского ремня.

И вновь гремят серебряные ноты,
И вновь к нам благосклонен Южный Крест!

Спустя полчаса в курсантской форме Митя вышел
из купе. «Море любит пиратов, зато очень не любит
раздолбаев... С Южным Крестом. Дядя-морячок отста-
ёт от жизни. Южный Крест? Тоже мне величина...» –
наверняка думает молоденький курсант, направляясь в
вагон-ресторан, а мой попутчик остался сидеть у окна,
глядя в нескончаемую, ушедшую в прошлое ночь.