Один день и вся жизнь... 3. Время сакуры

(из записок моряка)

3. Время сакуры

Про сакуру – ни слова. Хватит, кто не знает про её
мистический цвет? Дышите, растворяйтесь в любви,
как я в Цуруге – городе, где меня застало цунами цве-
тущей сакуры, дошедшее до этих мест. С начала весны
цвет японской вишни набирает силу на острове Окина-
ва и валом бело-розовой волны поднимается на север,
заканчиваясь нашествием на прохладный остров Хок-
кайдо.

В дивных, нежных лепестках японцы ищут отве-
ты на множество житейских вопросов, любуются ими
часами в молчаливом одиночестве, погружаясь в себя
и природу. Для них допустимо в компании сослужив-
цев провести час-другой в саду сакуры или на старин-
ном погосте, где в тишине растёт девственная вишня.
Расстелив скатерть на зелёной лужайке с немудрёной
закуской и бутылкой саке, люди забывают суетный
город.

Эйко приехала в Цуругу из Токио к родителям. Да-
леко от них, без младшего брата Массами, в большом
городе ей жилось одиноко. Но постепенно свыклась,
нашлись подружки, такие же студентки, как она, и Эйко
втянулась в учёбу...

Зато один раз в месяц обязательно отправлялась в
маленький городок, близкий её сердцу, где в порту сто-
ят величавые торговые суда и рыбацкие шхуны-неве-
лички. Эйко хотела выучиться на штурмана. Но об этом
она и мечтать не могла, не то чтобы высказать вслух
своё желание. В море ходят мужчины, а женщины ждут
их на берегу. Никто не изменял порядка вещей – нечего
и загадывать.

Она без сожаления отказалась провести воскресенье
с друзьями в парке. После чинного обеда с отцом, мате-
рью и братом Массами, ценя одиночество в дни цвете-
ния сакуры, Эйко отправилась прогуляться по родным
местам, к школе, где училась, по набережной, откуда
видны на рейде корабли...

Ноги сами понесли её вслед за толпой празднично
одетых людей в морской порт. «Наверно, русское судно
стоит в порту, – думала Эйко, – много зевак собирается
поглазеть!»

Тридцать лет прошло после ужасной войны, ког-
да американцы сбросили атомные бомбы на Японию.
Матери в то время было чуть более десяти лет, но ей
не забыть то страшное время, потому она, уединив-
шись, обращается к Будде с просьбой о снисхождении
к людям. И с американцами воевали, и с русскими во-
евали. А сейчас, наверно, по молениям мамы, русских
любят. Как только придёт судно под красным флагом,
люди тянутся в порт повидать этих русских. Говорят,
разрешается на борт подняться. Соседка с детьми и
мужем побывала однажды вечером в гостях у русских
моряков, и те даже чаем их угостили без всяких цере-
моний. Чай наливали в стаканы, прежде поставив их
в металлические подстаканники. Чудно! Стеклянные
стаканы для чая вместо глиняных или фарфоровых
чашек. Соседка сказала, что русские любят наблю-
дать через стекло, как чаинки плавают. Гадают по ча-
инкам, что ли?

Пока вспоминала известное только ей, оказалась
около порта. У причала высилась громадина корабля
с красным флагом на корме. Ей хотелось подойти по-
ближе и увидеть загадочных русских. И вот уже трап,
японки с детьми степенно подымаются на борт. Вбли-
зи он ещё выше, круче, у трапа моряк с повязкой на
рукаве – тоже красной, как флаг. И с бородой! Эйко
видела в журнале русских с бородами – они были ка-
кие-то злые. А этот улыбается и даже помахал Эйко
рукой, приглашая на судно. И Эйко решилась, ступив
на трап вслед за парочкой влюблённых. Наверху её
ждал другой матрос. Коверкая японские слова, он по-
просил подождать одну минутку:

– Чото мате кудасай.
– Аригото, – поблагодарила Эйко и поклонилась.
Тем временем у трапа появился молодой моряк, ви-
димо офицер, в синей форме с тремя золотыми поло-
сками на погонах.

– Вы говорите по-английски? Что вам интересно? –
спросил офицер.
– Немножко говорю. Я хотела бы посмотреть судно.
Можно?

У офицера были голубые глаза, русые волосы и ка-
кой-то странноватый нос. Длинный и тонкий. У япон-
цев таких носов не бывает, и Эйко не сдержалась, прыс-
нула со смеху, прикрыв рот ладошкой.

Важный офицер водил японцев по судну, сыпал мор-
скими словечками, объясняя устройство корабля, по-
стоянно улыбался и при этом смотрел только на Эйко.

Если бы кто-нибудь подслушал мысли Эйко и вах-
тенного офицера, то очень удивился бы созвучию их
рассуждений:

– Какой странный! Он мне нравится.
– Какая красивая японка! Боже, от неё глаз не отве-
дёшь!
– Он такой высокий и гибкий.
– Какая она маленькая и ладная!
Поднялись на капитанский мостик.
– Хотите постоять за рулём? – спросил офицер. – А
как вас зовут? Я – Юрий, или просто – Юра.
– А меня – Эйко. Вы управляете отсюда кораблём?
– Нет, на руле стоит матрос. А я – старший помощ-
ник капитана.

И Юра стал подробно объяснять, как управляют
судном в море, показал, как прокладывают курс кора-
бля по карте.

Девушка с парнем присоединились к очередной
группе японцев, их вела на мостик русская девушка, но
Эйко и Юрий продолжали смотреть друг на друга и о
чём-то говорить, не замечая ничего вокруг. Юрий – о
России, о морских плаваниях, а Эйко – о родителях, об
учёбе в университете. Но в мыслях их осаждали другие
слова:

– Я как будто знаю его давно. Юра-сан! Какое кра-
сивое имя!
– Эйко! Эйко и Эйко! Вот бы пригласить эту девуш-
ку на свидание!
Наконец Юра не выдержал и сказал, смущённо улы-
баясь:
– Эйко, вы такая красивая! Я никогда не встречал
таких красавиц!
– Спасибо. Извините, Юра-сан. Мне пора уже до-
мой.

Рассказав историю знакомства с Эйко, я не сразу уз-
нал себя в роли бравого помощника капитана. Прощаясь
у трапа, Эйко подарила мне глиняную куколку – образ
японки в кимоно. Тогда я, попросив её подождать, по-
бежал в каюту. Вернулся с куколкой с голубыми глаза-
ми. Это была та самая – от Юли. Ничего лучше не смог
придумать! Не знаю почему, вложил за поясок сара-
фанчика куколки бумажку с адресом, названием судна
и своей фамилией.

Японская куколка, которую я называл Эйко, долго
хранилась в моём рюкзаке, как у японских самураев,
носивших с собой в походах нэцке – изящные статуэ-
тки женщин, сделанные из реликтовой кости мамонта.
Суровый воин любовался в одиночку, тайно от своих
собратьев по оружию, всевластной миниатюрой. По-
лучилось, что я предпочёл голубоглазой мечте новую
мечту, с раскосыми глазами. Но образ Юлии нет-нет да
всплывал, не желая ложиться на дно, как образ убежав-
шей юности или мечты, показавшейся и исчезнувшей в
тумане.

Через два месяца – письмо из Японии от Эйко Ка-
васаки. Удивительно тёплое и невинное лирическое
послание целомудренной девушки – надежда, что ког-
да-нибудь они с Юрой обязательно встретятся, и встре-
ча произойдёт в пору цветущей сакуры. Шёл 1975 год.
Конверт вскрыт, и, понятно, письмо прочитали. Пер-
вый помощник капитана, опытный помполит Дмитрий
Данилович, пожурил меня по-отцовски:

– Что же ты в переписку с иностранцами вступил?
Не поощряется.
– Да не писал я ей ничего. Пока.
– А адресок-то дал! Прекращай это дело. Не нужна
она тебе. Кто она? Может, подосланная?

На душе стало противно до невозможности.

На всю жизнь я сохранил маленькую глиняную ку-
клу – подарок красивой японки. И очень сожалею, что
не сберёг конверт с её адресом.

Может быть, она до сих пор хранит мой подарок? И
в дни цветения сакуры подолгу проводит время в своём
садике перед загадочной русской игрушкой?
Весной, когда в Японии цветёт сакура, я мысленно
разговариваю с Эйко и даже слышу её слова, вижу её
улыбку. Ведь мир стремится к счастью, и цвет сакуры –
его вестник. Чем больше времени проходит, тем уверен-
нее я понимаю: никогда мы не встретимся... Зачем я по-
дарил Юлину куколку? Растерялся, никакого сувенира
не оказалось под рукой. А передаривать нельзя, дарить
дарёное – даже во вред себе, но что значит случай? Не
готов, не ждал. Нет, не встретимся мы с Эйко! Никог-
да. Как жаль до сих пор! Как обидно! Однако морское
поверье – сгусток опыта, и никуда от него не убежишь.

Не так давно глиняная куколка японки в кимоно ис-
чезла из моего кабинета. Мистика? Знак судьбы? И чем
больше проходит времени, тем отчётливей я понимаю:
нет, никогда нам не встретиться с Эйко... А вдруг? И я
продолжаю искать на даче, в рабочем кабинете, дома ис-
чезнувшую глиняную куколку с нарисованными раско-
сыми глазами.