Кастелянша

  В палате с многоговорящим номером шесть стояло пять кроватей.  Во время послепраздничного наплыва планово госпитализируемых, кровати левого ряда были сдвинуты и рядом с окном была втиснута жесткая кушетка для шестого временного постояльца. Именно на ней Варе предстояло провести пять долгих дней и бессонных ночей.   
  Матрас свисал с обеих сторон кушетки, поскольку был раза в два шире ее, поэтому подоткнуть простыню не было никакой возможности. Матрас и простыня жили своей отдельной, независимой друг от друга жизнью и сползали то влево, то вправо, в зависимости от вращающегося по ночам тела пациента.
  Через пару дней освободилась кровать в правом ряду и Варе предложили переселиться, но она наотрез отказалась, поскольку по соседству с освободившейся кроватью лежала женщина  несовместимой с Вариной энергетикой.  Высокая, нормального телосложения, довольно симпатичной внешности женщина поначалу показалась Варе интересной собеседницей. Ровно до тех пор, пока Варя не поняла, что она именно из той категории людей, которые обожают учить других жить.  Властные нотки в голосе, жесткая реакция на каждую фразу, произнесенную соседками по палате, плохо контролируемое чувство собственного превосходства над другими. Все это старательно прикрывалось шлейфом мнимой доброжелательности.
  Если она начинала говорить, вся палата мгновенно умолкала до окончания ее тирады. 
  Провести оставшиеся трое суток в непосредственной близости от такой соседки для Вари было сложнее, чем бороться с ерзающим матрасом. К тому же по ночам Тамара храпела так громко и так разнообразно, что Варе приходилось спать урывками в моменты, когда храп на время переходил в легкое рычание. Похрапывали и остальные обитатели палаты, но как-то однообразно и скучно. Храп Тамары походил на движение танковой колонны, а одиночные громкие всхлипы, будившие всю палату, напоминали звуки разорвавшихся снарядов.
  Целыми днями Тамара висела на телефоне, причем, разговаривая, включала громкую связь, положив смартфон на колени, поэтому вся палата вынуждена была слушать ее разговоры с мужем, подругами и сослуживцами.
  А Варина соседка Рая была женщиной спокойной и немногословной. Чаще всего она проводила время за разгадыванием кроссвордов или чтением журнала о садоводстве, неустанно предлагая Варе еду, приносимую ей дочкой из дома. Лучшего соседства нельзя было и пожелать. Варя же все свободное от процедур время лежала, уткнувшись носом в смартфон. Прогулки по коридору из-за масочного режима воспрещались, а в проходах между плотно стоящими кроватями особо не разгуляешься.
  Обычно в больничных палатах к исходу третьих суток все знают про всех все.
Даже если ты молчун по натуре, вопросами в лоб из тебя выпытают всю твою подноготную. В противном случае тебе объявят бойкот. Положим, послали тебя на процедуру на другой этаж, а в это время привезли обед. Будешь игнорировать соседей, никто о тебе не позаботится, обед для тебя не возьмет, глоток воды после операции не подаст, капельницу не выключит и медсестру не позовет. Приходится выкладывать о себе почти все: семейное положение, статус, набор болячек, условия жизни, сумму месячных доходов и точку зрения на происходящие в мире и России события.
  Тамара, в отличие от  Вари, оказалась ждуном. Она страстно жаждет смены режима, с ностальгией вспоминает брежневские времена, азартно ругает современную власть. Нет, она не против СВО, просто ей хочется, чтобы наши бомбили Украину так же, как бомбят всех не согласных с их дерьмократией американцы, а те, как всем известно, применяют ковровые бомбардировки повсеместно. На мои возражения, что так делать бесчеловечно, ответ был один:
- Им можно, а нам нельзя? Они бомбят Белгород, Воронеж, Курск, а наши губами шлепают!
Ну как было объяснить этой сверхэнергичной и сверхэмоциональной женщине, что не стоит опускаться до уровня нелюдей и убивать женщин, детей и стариков целенаправленно, что наши войска  правильно делают,  уничтожая только военные объекты и инфраструктуру, работающую на ВСУ.  Да, обломки наших снарядов, сбитых украинскими ПВО, падают на жилые строения, поэтому гибнут мирные жители, но это не целенаправленная бомбежка жилого сектора. На войне как на войне.
  А еще Тамара любила похвастаться семейными доходами, высокой пенсией мужа, прибылью от сдачи в наем лишней жилплощади, возможностью питаться дорогими продуктами и покупать дорогие вещи. Остальным обитателям палаты хвастаться особыми достижениями в жизни надобности не было. Это в основном была рабочая кость: одна всю жизнь простояла у станка на заводе, другая работала продавцом-консультантом за минимальную зарплату, третья горбатилась в колхозе за трудодни, четвертая была домохозяйкой.
  Всем стало сразу все понятно, когда Тамара призналась, что всю жизнь работала сестрой-хозяйкой в больнице. Кастелянша - должность «хлебная». Кого попало на эту должность не брали.
  Варя вспомнила, как дочь похожей сестры-хозяйки предлагала им на заводе дефицитное по тем временам постельное белье. Велико же было удивление Вари, когда на купленном новом белье она обнаружила больничные штампы.
  По всей видимости дело обстояло так: списанное белье продолжали использовать, а новое распродали. Так и ковался капитал кастелянш в годы перестройки. Неудивительно, что Тамара с ностальгией вспоминает о тех временах, хотя и в настоящее время не бедствует. Удивительно другое! Все члены палаты, кроме Тамары, имеют небольшой доход, но ни одна из оставшихся пятерых не жалуется на плохую жизнь и не называет себя нищенкой. Все в один голос утверждают, что жить стало намного легче, чем при Брежневе и Горбачеве.
Ждун на всю палату был один!
Один, не считающийся ни с кем, крепко влюбленный в себя человек, ждущий квоту на бесплатную операцию и лечение в Москве и поносящий при этом Президента, развалившего по ее мнению страну.
Слава Богу прошли те времена, когда к властному рулю допускались прачки и кастелянши:)