Достоевский

                I


В дневниках Фёдора Михайловича Достоевского, можно прочесть много ярких цитат. Одно из них про то, что жизнь наша скоротечна и ничто не вечно… Дословно это звучит так: "Если всё идёт хорошо — наслаждайся, это не будет длиться вечно. Ну а если всё паршиво — не кисни, это тоже не навсегда".

Один из героев этой новеллы Никита Сергеевич, живя он в царской России, скорее всего тоже был бы графом, как Граф Панин, но в сегодняшнее время, увы этого титула нет, однако у них много общего...

Итак, Никита Сергеевич не граф Панин, хотя так же считается одним из образованнейших русских людей своего времени. И тоже, как и граф Панин, по натуре сибарит, любит в сладость жить, и как в случае с графом Паниным по словам современника, тот "к гуляниям был склонен и был безусловным гурманом"… это всё их настолько роднит и, если учесть, что графа Панина тоже звали Никита, то диву даёшься, как в жизни всё течёт, меняется и повторяется…

Так вот, с первой частью цитаты Фёдора Михайловича мой герой был полностью согласен. "Если всё идёт хорошо — наслаждайся", а вторую часть он не желал читать, он, скажем, воспринимал данную ему жизнь под другим углом… Никита Сергеевич наслаждался и не хотел думать, что это временно, и что всё пройдёт…

- Мне нравится всё приходящее, - говорил он, - не хочется думать о том, что всё скоротечно и изменчиво… Например утро, бледно-сиреневая прохлада, запах сродни высушенному на морозе белью. Прелестно дышится этой крахмальной свежестью, а потом восход, по-своему прекрасен, в нём особая прелесть, к полудню встаёт в зенит солнце, как яркий фокус дня, но как же хорошо потом спрятаться, пресытившись жарой, в морскую благодать, радоваться и миротворно улыбаясь погружаться в ласковую прохладу. Вот оно приходящее счастье. И зачем мне думать, что это временно, портить дарованную свыше благодать!

- Потом изысканный обед под бриз морской и блики шаловливых волн, лёгкий, средиземноморский… И ближе к ужину, уже у себя в гостиной, когда ты комильфо и стол покрыт деликатесами, цветы благоухают и даму ждут, как божество, и ты рад исполнить любой её каприз. А как приятно дарить, во сто крат приятнее, чем принимать подарки…

- Сперва ты подсматриваешь возле какой витрины она остановила своё внимание, потом с юношеской страстью покупаешь эту заведомо известную ювелирную вычурность и представляешь глаз её сияющий восторгом, и одновременно удивлением, - насколько же ты тонок, как же ты предугадал моё желание, - говорит её удивление и благодарность… Послушайте, ну нет же предела ликованию в такие минуты…


Ночь до утра испитая любовью,
Измята простыня и зеркало беспутно,
И свечи растеклись торжественною болью,
Когда она ушла, тихонечко под утро.


— Вот оно счастье, прозрачное утро, небо в лазури, проснулся, сладко потягиваешься, никого не задевая локтями, потому что всё приходящее, подразумевает и уходящее…, вовремя уходящее. Мне, надо признаться, больше по душе Шекспир: "Я смею всё, что можно человеку".




                II


Василий Петрович Борзенко тоже по-своему не согласен с Фёдором Михайловичем, он как раз не согласен с его второй частью цитаты: "Ну а если всё паршиво — не кисни, это тоже не навсегда". Если бы вы только знали, насколько раздражённо спрашивает он неизвестно кого, Господа Бога или Фёдора Михайловича. Ему давным-давно за сорок, а это самое, паршивое, не уходит… Он не только киснет, а уже насквозь прокис в этой безнадёге. Шутка ли сказать, изо дня в день его утро начинается… с рычания будильника…

- Вскакиваю - говорит он – первый, будто над ухом тревожный рык голодного тигра, ещё ничего не соображаю, но уже вижу лежащую рядом жену, отмечаю одним брезгливым взглядом всё, начиная от спутанных волос и включая все приобретённые с годами недостатки, ей уже без пяти минут пятьдесят, как, впрочем, и мне.

- Утро сразу испорчено, складки её мятого лица моя память надолго сохранит… Да и день начинается не краше, в вечных вопросах, - где мои носки и когда уже, наконец, ты научишься готовить несчастные пару яиц всмятку, а не вкрутую.

- На работе новый начальник дурнее прежнего; во всех домах трубы прогнили, новые не выписывает, только вводит новые законы. А я что, свой средний палец поставлю вместо новых труб…, так что ничего хорошего встреча с начальством тоже не сулит…

- День отсидел в подсобке на жёстком стуле, ноги в дешёвой обуви гудят, потом час пик в метро, не протолкнуться, на автобус не добежал, ждать следующего не стал, доплёлся в полном раздражении до дома. Домработницы, как вы понимаете, нет, жена, как белка в колесе, крутится круглый день, из рук всё валится и ничего она никогда не успевает. А что и делает, то непременно кое-как…

— Вот в таком настроении я встречаю вечер… Сижу в узкой заставленной кухне на таком же стуле, как на работе, потому что диван с креслами в гостиной, где сто двадцать пятая серия Санта Барбары включена на полную катушку. Так что расслабиться с бутылкой пива, почитать газеты, узнать мировые новости, не получится. Когда очередная серия закончится, начинаются споры кто первый ванную займёт…


А полночь близится и я в смятении,
А рядом старая жена храпит устало,
А у Никиты – жизнь, счастливое мгновение,
Прохладная волна, на берегу бунгало.

И тишина в созвездии ночи
Лишь с ним одним лежит в обнимку,
Сквозь гроздья спелой алычи,
Спешит рассвет к нему, рассеяв дымку.


- А мне остаётся, дождавшись своей очереди идти в туалет и думать с досадой, в чей адрес послать проклятие?




                III


А вот Зяма, он же Зиновий Тойевич не прислушивался к цитатам, он был вполне счастлив в своей крошечный квартирке на первом этаже, напротив его окон даже скверика не было, никто в окна не заглядывал. И ему было тепло, и спокойно в своих родных стенах, только от одно того, что соседи не видят сколько он ест и что он ест… А ест он столько, сколько ему хочется и то, что хочется, и денег его никто не считает, сквозь стены не видно ни зги.

- Некоторые думают, что такая затворническая жизнь теряет свою прелесть, а что они знают о прелестях моей жизни, никто о ней ничего не знает, пусть себе думают, что тот в каморке живёт безрадостно… А я с радостью только мне одному ведомой, той которая не вызывает зависти и пересудов. И донести, как когда-то бывало, не могут, ничего не знают, ничего не видят. Зависть, штука постоянная, она при всех временах присутствовала. Все ведь друг другу завидуют в этом мире открытом, и все врут друг другу и косточки перемывают. А я нет, в сетях не числюсь, на тусовках павлином не хожу, не высовываюсь. Я маленький человек, но по своим меркам я живу на широкую ногу со своим 40 номером ботинок довоенных, ещё папины ношу, как вечную память…

- В пятницу, я себе праздник души устраиваю, свет в комнате не зажигаю, при свечах уютнее…, вечер счастья, зажгу свечу, поставлю вальс на сопках Манчжурии, уж больно он мне нравится, папа тоже его на трофейной гармошке играл, потом значит налью стопочку коньячку хорошего, армянского, сервиладиком полукопчёным
заполирую, тот, который от компании Remit, он по-настоящему вкусный и выглядит презентабельно, и стоит сносно. Блаженно посижу в кресле мягком, бархатном, хоть и старенькое оно, а пружины держит. Наугад возьму с полочки чью-то биографию, я давно собрал подписку из жизни замечательных людей, почитаю, представлю в картинках их жизнь, а потом можно и на боковую, на перинку, блаженство…

- У каждого своя степень блаженства… Дай только Бог, чтобы всё так и оставалось. И не надо ничего ни менять, ни улучшать, пусть думают, что жизнь моя бесславная, бесполезная, безрадостная, так это же моя жизнь и никто её не знает, и судить не может. Говорят, так пескари живут и когда мол пескари умирают, так никто даже их смерти и не заметит. А какая разница заметят или нет, когда через неделю всё равно обо мне забудут...


А было ли вообще такое время,
Когда еврею на Руси легко жилось,
Когда бы не скрывал он бремя,
Что с Палестины это началось.

Кричали все, мол бей врагов,
Они же пили кровь младенцев,
Спасай Россию от жидов,
И никуда от этих слов не деться.


- Главное, чтобы в воскресенье небо было чистое, не дождливое, в воскресенье в парк пойду, в тире постреляю, в поддавки, конечно, ну может разок попаду в птичку, так, для разнообразия, главное, чтобы только никто не предлагал на пари поиграть. Пройдусь по парку, он у нас красивый в любое время года, особенно нарядным выглядит в Новый Год…

- Я, гуляя под Новый Год, всегда вспоминаю, как мама в чернобурке с папой идёт под ручку, по этим же аллеям, снег утоптанный поскрипывает, а я у папы на плечах с маленькой заграничной машинкой… И радостные слёзы, не стесняясь по щекам катятся…


В аллеях парка Новый Год
От снега светится блестящего
И память не скажу, чтобы навязчиво,
Нет, нет, а детство распахнёт.

И по душе пройдёт занозой
Гулянье с мамой неспеша,
Мои младенческие грёзы,
Как в тишине болит душа.

Я потревожить их не смею,
Им слёз своих не покажу,
Но вспоминая, в счастье млею,
В воскресный парк к ним прихожу…




                IV


Нашей Марусе море по колено, трактор по плечу, ей вообще не до Достоевского, она и бригадиров всех начальник, и генералов командир, ей скоро сорок пять, но, как в народе говорят, ягодка опять. Она хоть и строгая, но хорошая, всех построит, со всех спросит и в такой узде колхоз держит, мама не горюй… Надо сказать, что настроение у неё всегда прекрасное, весела,жизнерадостна, открыта. А воскресные дни, её дом прямо скатертью-самобранкой, всей душой русской открыт, от зари до за полночь самовар пыхтит, баранки бусами по забору развешены… Банька по-чёрному топится, вот оно истинно русское счастье. И чай с мёдом липовый после баньки, ни дать ни взять рай земной, в каком Маруся и прибывает… - и не говори, раздолье души и приют радости. В такой вечер, в поздний час никто Марусю не потревожит, в окошко никто не постучит и ейный покой не нарушит. А с утра, снова лёгкая, скорая, на все руки годная, работа спорится, всех подгоняет и всё в удовольствие…


Порублены дрова и сложены в сарае,
Прокрашенная крыша не течёт,
Маруся при хорошем урожае,
Ещё руководить не устаёт.

И в понедельник хоть куда,
Всех подгоняет, и сама хлопочет,
В своих решениях тверда,
И репутацию не опорочит.



P.S.

Блаженство разное скажу я Вам у всех,
На вкус и цвет устроено жильё,
А счастье беспристрастное и смех, и грех,
Воистину, у каждого своё.




Наташа Петербужская.  @2024. Все права защищены.
Опубликовано в 2024 году в Сан Диего, Калифорния, США