Без призвания

Если не сейчас, то никогда. Никогда она не решится хоть что-то изменить в своей жизни самостоятельно, так и будет плыть по течению, пока окружающие все решают за нее. Тридцать лет, а до сих пор не научилась говорить о своих желаниях, и уж тем более отстаивать границы!
Таисия Петровна, которую даже ученики, не говоря о коллегах и близких, за глаза звали просто Таечкой, нынче активно читала психологическую литературу, подписана была на популярные блоги, знала разницу между гештальт- и когнитивно-поведенческим подходом, и вообще понимала причинно-следственные связи, приводящие к неутешительным (реже наоборот) результатам не только в своей, но и в чужих жизнях.
Но обо всех этих скрытых талантах скромной учительницы географии мало кто из окружающих догадывался. Разве что мама, периодически сетуя на то, что Тая до сих пор одна, вздыхала: ох, и что толку с твоего чтения, доча, лучше бы в спортзал какой начала ходить, глядишь, и познакомилась бы.
Сама Таиса, если и решилась бы на физические занятия, то в первую очередь не ради возможных встреч с потенциальными кавалерами. За время пандемии она, и от природы не слишком миниатюрная, поправилась ещё на пять килограммов. Да и постоянное напряжение, когда болел отец, тоже не прошло даром.
Только в конце папа признал свою когдатошнюю неправоту...
Тая хотела стать врачом почти столько же, сколько помнила саму себя. После девятого класса, на летних каникулах устроилась нянечкой в больницу, тайком от родителей, просто поставила перед фактом, что месяц посменно будет ходить на работу. Два года усердно занималась дополнительно химией: с биологией у нее все складывалось хорошо, но в медицинский-то надо было сдавать несколько экзаменов.
Когда выяснилось, что проходной балл она не набрала – не хватило совсем чуть-чуть, Тая осталась третьей за заветной чертой – она готова была подать документы в медучилище, чтобы не терять даром год. Но уступила, поддалась уговорам родителей, а точнее, папиному напору. Тот изначально со скепсисом относился к ее мечте спасать людей, вот и настоял, чтобы дочка пошла в педагогический вместо медицинского, благо, успевала с теми же оценками и в то же лето перепоступить из одного вуза в другой.
Для родителей принципиальным было, чтобы дочка получила высшее образование. Это было мечтой отца, который в свое время не смог продолжать учебу – нужно было помогать младшим братьям и сестре, матери, оставшейся неожиданно вдовой. А мама у Таисы привыкла уступать мужу, дочка-то в нее и удалась характером, такая же мягкая.
В общем, родители убедили, что учительская профессия не менее почетная и полезная. Но, хотя Тая и выбрала близкую сердцу биологию, к учебе в педагогическом она так и не прикипела. Вторым предметом в дипломе значилась география, и как назло, в школу Таисию Петровну взяли преподавать именно ее.
Она жалела, и что упустила шанс сразу, и что не стала бороться за мечту. Может, если бы рассказывала ученикам хотя бы основы анатомии, ей самой было бы интереснее. А эта неживая природа, ландшафты, политическое устройство, природные ресурсы – скучно. Но Таисия Петровна была послушная, ответственная и не привередничала.
Когда начался ковид, она, конечно, внимательно изучала все возможные ресурсы и доводы за и против вакцинации. Рискнула сделать прививку сама, а следом уговорила и маму. А отец так и остался непреклонен. Может, если бы согласился с женщинами, и сейчас бы жив остался...
В больницу ехать он наотрез отказался. Да и мама с Таей понимали, что там ему помогут вряд ли. Выдержит сам организм, только поблагодарить Бога, ну, а если нет...
Не выдержал.
За два дня до смерти отец позвал Таису, одну.
– Маску-то надень, дочка, – голос у него был непривычно слабый, и может, от этой слабости казался более мягким, чем привыкла она слушать отцовские советы, оценки и указания за свои двадцать восемь лет.
– Да ладно, пап, – отмахнулась она. – Поздно уже бояться.
– Зря я тогда тебя отговорил, Тая. – Петр Васильевич помолчал, собираясь то ли с силами, то ли с духом. – Прости. Нужно было тебе разрешить на врача выучиться.
Сквозь поступающие слезы Тая сумела кривовато улыбнуться.
– Да что ты, папа, нашел что вспоминать. Я об этом и не думаю вовсе. У меня работа хорошая. Дети всегда энергией заряжают.
– Из тебя хороший медик должен был получиться, – продолжил, будто и не слыша ее, отец. – Это я смалодушничал. Не позволяй больше так никому твоей жизнью распоряжаться. Ни в работе, ни в личном. У тебя стойкости хватит. Только смелее будь.
Эти-то папины слова Таечка Петровна и вспоминала, волнуясь перед разговором с директрисой. Ну, не может она больше эту треклятую географию вести, ей-богу! Да ещё сейчас, когда Крым непонятно чей!
Елизавета Георгиевна обещала подумать. Из кабинета начальницы Таиса Петровна вышла чуть более успокоенная, чем туда заходила – и не только благодаря невозмутимой, хотя бы внешне, реакции Королевы (за глаза все в школе, от младшеклассников до вахтерш, называли директрису именно так).
У нее получилось! Она смогла хотя бы попробовать отстоять свою точку зрения, просьбу, позицию. Ах, если бы и в остальном у нее хватило смелости...
Катализатором профессиональной решительности для Таечки Петровны стал новый коллега.
В школе, как в любом женском коллективе, к немногочисленным мужчинам всегда внимание было повышенным. Физрук Юра был женат стабильно и счастливо, жена его, психолог по образованию, периодически приходила в школу, организуя по просьбе мужа всякие тренинги и игры. Историк Анатолий Васильевич, напротив, пожилой закоренелый холостяк, для всех, и учителей, и школьников, был сродни добродушному дядюшке. Когда выпадала его очередь дежурить, и историк встречал у входа шумную толпу взрослых и маленьких, опаздывающую к первому звонку, все были уверены, что Анатолий Васильевич не пожалуется завучу ни о забытой электронной карточке, ни о непереобутой сменной обуви, ни даже о выкуренной тайком на крылечке в перерыв сигарете, которыми грешили старшеклассники.
Новый информатик пришел к ним в прошлом году. Внешности явно не преподавательской, он вообще производил впечатление случайного здесь человека, не собирающегося задерживаться надолго – зачем специалисту, знающему программирование, сдалась сфера образования? Как шушукались в учительской шустрые и такие же стильные на вид молоденькие барышни, преподающие в младших классах, только-только пришедшие отрабатывать по распределению, Виктор Геннадьевич скоро вообще уедет, как и большинство программистов. Вон, у Марины, которая химию ведёт, муж остался, только потому что она забеременела, а так давно бы уже в Польшу уехали. И глупо, кстати, что не уехали вместе, родила бы там.
В таких сплетнях любопытство перемешивалось с завистью и напоминало обычные бабские пересуды в любом другом месте: неприятно, но неизбежно.
Таечка знала, что ее за глаза обсуждают точно так же, предполагала, что именно говорят о ней: простушка, толстушка, кому ее география сегодня нужна, даже репетиторством не подзаработаешь, и сама она такая же скучная и маловостребованная, вот до сих пор в девках и сидит.
Рассуждения эти, при немалой объективности, имели оттенок снисходительности, особенно со стороны модных молодых и молодящихся коллег, кому повезло с обеспеченными мужьями и родителями, Таечка Петровна в эту тусовку никогда не входила: скромная семья, мама – обычный бухгалтер.
И поэтому она отчаянно старалась, чтобы никому не стал заметен ее интерес к новому учителю информатики. На него и так благодаря в первую очередь внешним данным наверняка глаз положили многие.
Впрочем, Виктору Геннадьевичу это, казалось, было безразлично. Он приходил исключительно на уроки, по минимуму присутствовал на обязательных мероприятиях, благо, классного руководства не было. Подробностями своей жизни за пределами школы новый учитель тоже ни с кем не делился. Этакий загадочный тип.
Таисия Петровна, возможно, и не стала бы задумываться о человеке, по всем внешним параметрам совершенно далеком от нее и ее жизненных обстоятельств: очевидно было, что деньгами информатик располагает, в отличие от большинства коллег, которые умудрялись выглядеть роскошно только в случае состоятельных супругов или наоборот, ещё не успев выпорхнуть из-под родительской опеки и денежной помощи, как совсем девчонки, приходящие по распределению.
Виктор Геннадьевич выглядел респектабельно, скорее как топ-менеджер или как минимум банковский служащий: изящные очки, качественная обувь, ухоженные руки и стрижка, и хороший аромат дорогого парфюма. И всегдашняя лёгкая отстранённость в общении. Вежливо, но не более. Ничего удивительно, что в него были готовы влюбляться даже старшеклассницы. Хотя поговаривали, что учитель из него не самый хороший, он не утруждал себя излишними объяснениями, не взирая на остальные предметы, легко разбрасывался низкими оценками и в прошлом учебном году умудрился даже срезать золотую медаль вечной отличнице Верочке Боровской.
Но, помимо неожиданности появления в их, спору нет, замечательной, но вполне обычной столичной школе, что в свое время вызвало немало недоуменных взглядов, была у Виктора Геннадьевича и ещё одна тайна. Таечка Петровна узнала о ней в общем довольно случайно, делиться ни с кем не намеревалась, да и вообще, мало ли какие мотивы могли быть у нового учителя информатики, может, несмотря на кажущуюся холодность, он действительно искренний и щедрый филантроп.
Ежегодно школу обязывали участвовать в разного рода благотворительных акциях. Собирали подарки для детей из приютов, корм для бездомных животных, а весной впервые пришло письмо о поддержке тяжело болеющих малышей в хосписах. Идею заменить цветы учителям на покупки лекарств и памперсов поддержало всего несколько классов, но Таисию Петровну назначили куратором всего проекта в масштабе школы.
Она была, мягко говоря, удивлена, когда после педсовета Виктор Геннадьевич подошёл к ней.
– Таисия..., – он запнулся, и она по инерции подсказала:
– Петровна. Но можно без отчества, – улыбнулась, наверное, чересчур поспешно, но он не обратил никакого внимания и продолжил:
– Таисия Петровна, если вы занимаетесь организацией средств для больных детей, как я могу перечислить деньги?
Он внёс приличную сумму, практически весь аванс, без лишних слов и эмоций, лишь отмахнувшись рукой от ее попытки отдать чек. Никаких вопросов Тая как человек воспитанный, естественно, не задавала, да и поведение Виктора не давало к тому предпосылок. Больше они никак не пересекались, разве что машинально здороваясь в коридорах на переменах. Даже в учительской информатик появлялся редко.
Но Таисия с тех пор не раз задумывалась, что было причиной такой необычной щедрости простого школьного учителя. Или не такого уж простого?
Воображение рисовало разные версии, от романтически-сенииментальных до нравственно-религиозных, и хотя нельзя было с уверенностью сказать, что Таисия совсем уж влюбилась, тем не менее, информатик и его поведение занимали ее мысли достаточно часто.
Но озадачиваться подарками на 23 февраля, подтасовкой общих дежурств на школьных дискотеках или даже участием в совместных учебных проектах было глупо и наивно, ей, в конце концов, не восемнадцать. Когда человек не испытывает к тебе интереса, навязываться самой...
Даже скромный Таин любовный опыт позволял понять, что Виктора Геннадьевича этим привлекать не стоит.
Так закончился учебный год, и начался следующий.

А в сентябре, когда только-только начались уроки, буквально на первой неделе, Виктор Геннадьевич сам подошёл к ней – с просьбой. Было заметно, что ему не очень комфортно.
– Таисия Петровна, - она машинально отметила про себя, что в этот раз он либо запомнил, либо на поленился заранее уточнить ее отчество, – вы могли бы поменяться со мной уроками? Если вас это не затруднит.
У Таи по расписанию были заняты понедельник и пятница. Не самое удобное расписание, но, как обычно, она постаралась привыкнуть к мысли о том, что в этом году придется так.
К ее удивлению, Виктор Геннадьевич, наоборот, предлагал ей свои уроки в середине недели, а сам готов был выходить в разные, разорванные дни.
Недоумевая, она попыталась уточнить:
– Но разве вам так удобно?
И, заметив очевидное нежелание развивать тему, поспешно согласилась:
– Конечно. Если завуч не будет против, я готова, – благоразумно прикусив себя за язык на продолжении фразы «вам помочь».
– Спасибо большое. С завучем я договорюсь.
О том, что он попал в эту школу именно благодаря протекции завуча по учебной работе, по совместительству давней подруги его матери, Виктор не упомянул. Никому не обязательно было знать то, без чего они вполне могли обойтись.
Видимо, Таину доброжелательность он оценил – накануне Дня учителя Виктор Геннадьевич неожиданно вручил ей изящный конверт из плотной светло-бежевой бумаги.
Озадаченная, не понимая, как реагировать, Тая пролепетала: – Это мне? Но за что, зачем? Что это?
– Это билеты, – впервые за все время она увидела, что учитель информатики способен улыбаться. О, эту улыбку она потом вспоминала не одну неделю!
– Билеты на концерт. Надеюсь, у вас свободна ближайшая суббота и есть с кем провести приятный выходной вечер. Во Дворец республики приезжает с гастролями московский театр. Я подумал, что вам может понравиться их спектакль.
Тая ошеломленно подняла на него взгляд: – Но..
– Это знак благодарности. Вы действительно меня очень выручили с расписанием. С наступающим праздником!
Он развернулся и ушел, а Тая ещё долго сидела в кабинете, не понимая, как внутренне реагировать на неожиданный шикарный подарок.
На спектакль они пошли с мамой. Объяснять что-либо ей нужно было меньше других: любая подруга заподозрила бы что-то странное – откуда у Таи деньги на такие роскошные развлечения? Мама, конечно, тоже догадывалась, что билеты не дёшевы, но говорить правду Тая не хотела во избежание излишних расспросов и отговорилась неожиданной премией. Мама (да и сама она, если быть честной) была в таком восторге от спектакля, что все остальное отошло на задний план.
Столкнувшись с Виктором Геннадьевичем спустя пару дней после замечательного вечера, Тая смущённо попыталась поблагодарить.
– Я рад, что вам понравилось, – он улыбнулся дежурно-вежливо, и как обычно, достаточно отстраненно.
– Ой, очень! И мне, и маме! – Она понимала, что звучит, наверное, излишне восторженно, но не могла удержаться от искренней реакции. И дальше Тая осмелилась задать вопрос – не то чтобы из неуемного любопытства, скорее ради продолжения разговора:
– Вы тоже любите театр?
– В целом да, но я скорее предпочту футбол. Извините, спешу.
– До свидания, – она очевидно расстроилась, то ли его ответу, то ли быстрому окончанию беседы.
Но Виктор не хотел давать ей шанс.

Шансов он больше не хотел давать никому. Или правильнее будет определять это не как нежелание, а элементарную боязнь?
Все это он уже не раз обсуждал со своим психотерапевтом.
Ха, как поразилось бы большинство его знакомых, узнай они о том, что Виктор Геннадьевич Холодов, 38-летний преуспевающий программист, по совместительству нынче учитель информатики, посещает психотерапевта.
Как, возможно, позлорадствовали бы отдельные люди из его прошлых жизней.
Справедливости ради, кто-то наверняка бы посочувствовал. Но фишка заключалась в том, что Виктор не хотел сочувствия. Да и вообще никаких эмоций он больше не хотел: проще было жить, подчиняясь логике ежедневных необходимых действий. Рабочие задачи, школьные уроки, магазин, спортзал, визиты к матери, визиты к психотерапевту, визиты туда, куда ездить не слишком хотелось и было нелегко, но необходимо – за годы самотренировок выработалась привычка, притупляющая изначальную боль и вообще какие бы то ни было эмоции.
О том, как совмещались эти несколько слоев его жизни, знали единицы, да и те, пожалуй, не всё. О психотерапии, возможно, догадывалась мать, скорее всего – Юля, но это и понятно. Для всех остальных Виктор Геннадьевич оставался примером успешного мужчины средних лет, в разводе, с правами, приличным образованием, почему-то одинокого, что раззадоривало интерес противоположного пола, большинство представительниц которого в итоге оказывались обиженными его равнодушием, отсутствием эмоциональных желаний, резким разрывом после малейших намеков на перспективу сближения и развития отношений. Его считали абьюзером, холодным подлецом, и если бы не хороший секс, которым он в общем-то не пренебрегал время от времени, кое-кому явно хотелось бы назвать его и импотентом. Впрочем, такое в свой адрес он тоже однажды услышал, это выкрикнула Алена, после полугода периодических встреч так и не добившаяся от него ни совместных посиделок с друзьями (ему не хотелось объяснять, что старых друзей он исключил, а новыми обзаводиться не стремился), ни предложения о совместном отпуске (объяснять, что отпуск стал бы шагом навстречу ее дальнейшим мечтам о знакомстве с родителями и подвенечном платье в перспективе, он тоже не хотел, даже если это было жестоко с его стороны).
– Да ты просто эмоциональный импотент! – в сердцах выпалила она, прежде чем хлопнуть дверью его квартиры. Справедливости ради, Алена была той, кто продержалась дольше всех – и кого он подпустил ближе всего, даже в квартире его она не раз оставалась ночевать. Правда, предварительно нужно было заботиться о том, чтобы малейшие признаки его предыдущей и продолжающейся в каком-то смысле до сих пор личной жизни были надёжно спрятаны. Это требовало слишком много усилий, и ему в конце концов надоело.
– Почему вы не решились сказать правду? Хотя бы ей? – спросил терапевт, когда, именно после этого разрыва, Виктор снова возобновил сессии, хотя и не так часто, как девять лет назад.
С психотерапевтом было комфортно уже потому, что не нужно было вновь рассказывать всю свою жизнь. Виктор приходил сюда, в маленький кабинет в спальном районе, нечасто, раз в месяц, а то и два, этого было достаточно. Ему не нужны были антидепрессанты, транквилизаторы, седативные и успокоительные. Хватало просто разговора.
Он не расценивал эти визиты как необходимость держать отчёт перед кем-то важным и строгим, с этим они разобрались ещё тогда, поначалу. Было ли это альтернативой дружеским встречам за бокалом пива или бутылкой чего покрепче? Может быть. Встречаться с товарищами из той, прошлой жизни, ему не хотелось. Невозможно всю жизнь ни избегать сочувствия, ни притворяться, что у тебя все как у всех.
Все перестало быть как у всех, когда родился Максим.
Витя и Юля познакомились на дискотеке – двадцать лет назад это было стандартным способом знакомства. Они вообще получились очень обычной, почти классической парой: он физик, она гуманитарий, не филолог, правда, будущий юрист, но совершенно далека от технических премудростей. Когда вычитывала его диплом на предмет грамматических ошибок, смеялась, что только окончания в словах и понимает.
Распределились оба удачно, поженились в первый год после выпуска. Оба были настроены на серьезную работу – и над отношениями в том числе. Так что полугодовая стажировка Виктора за границей, с которой ему, безусловно, тогда, в середине двухтысячных, крупно повезло, на их чувства не повлияла. Юля за это время нашла подработку и отучилась в автошколе. Потом они быстро и дружно построили квартиру и так же легко забеременели. Можно было считать, вместе: к будущему родительству оба подходили осознанно и ответственно.
О том, что у ребенка могут быть проблемы, на первом и даже втором УЗИ им ничего не сказали. Почему – этим вопросом в итоге задаваться стало бессмысленно: назад время не отмотаешь. Да, скорее всего они бы решились – так же вместе, как беременели – на аборт. И может, потом все бы ещё сложилось.
Но аборт в третьем триместре делать было поздно, и последние месяцы они просто пытались надеяться, что внимательный врач всё-таки ошибся...
Когда Максимка родился, в общем, понятно было сразу и без теста ДНК: это действительно синдром Дауна. Анализы только подтвердили диагноз.
Было ли бы легче, не предполагай они такой исход после проклятого последнего УЗИ? Это короткое словечко БЫ, вечное и недостижимое сослагательное наклонение!
Всё-таки к этому они оказались не готовы.
Их общего мужества хватило на полтора года. Полтора года, которые должны были стать самыми счастливыми, наполненными общими снимками, первыми шажками, словами, улыбками.
В бытовом плане было почти как у всех. Ещё одно короткое слово – почти.
Эмоционально... ни до, ни после в жизни Виктор не испытывал такого изматывающего, отупляющего, непрекращающегося чувства бездонности погружения в бездну.
Они оба не виноваты, успокаивали врачи, психологи, родители и даже поначалу друзья. Такое случается раз на тысячу детей, а то и реже. Им просто очень не повезло. Но с этим живут, отношение в обществе меняется. И потом, второй ребенок обязательно будет здоров, все получится.
Они не хотели второго. Не хотели другого, взамен. Этого они жалели – тоже дружно, вместе, как и все, что делали до этого.
И всё-таки все стало рассыпаться. Не сразу, нет. Вообще, пытались утешить его друзья и родственники, чей родительский – счастливый, хоть и неоднозначный – стаж измерялся бОльшими величинами, все устают, особенно в начале. Они справятся, они же такие молодцы.
– Ребята, мы ведь всегда вами восхищались, – в какой-то из вечеров, когда мать отпустила их посидеть в ресторане, встретиться со старой компанией, полупьяно откровенничал с ними Андрюха Корнеев, с которым когда-то, в позапрошлой жизни, они жили в одном блоке в общаге. – Вы сумеете. Мы поможем, если что, обращайтесь, всегда.
– Юль, мы все через это проходили, – доверительно шептала Ирка, бывшая у них свидетельницей на свадьбе. В крестные Ирку они уже не звали. – Ну, не совсем через такое, конечно, – поправила Ирка, успевшая родить двоих погодков, саму себя, – но правда, сначала недосыпаешь, мечтаешь о том, чтобы декрет закончился, потом выходишь на работу и ничего не успеваешь, и жалеешь о своих мечтах. Ты только не бойся, слышишь? Конечно, тяжело. Но родите второго, и станет светлее. Не тяни, слышишь?
Они не хотели второго. Точнее, если быть честными, они боялись проходить через все это снова. Разумом понимая, что в одну воронку... они перестали дотрагиваться друг до друга, перестали искать утешение в объятьях, и конечно, секс тоже сошел на нет. Точнее, он толком и не возобновился после того, как Юля родила.
Это было честное расставание, с остающими общими обязательствами. С решением, принятым вместе не только о разводе, но и о том, чтобы отдать Максимку в хороший, надёжный, частный медицинский центр. Финансовые возможности даже у самого Виктора к тому времени позволяли – молодые и перспективные программисты неплохо зарабатывали.
Работа стала его спасением, и он, в общем, понимал, что Юля тоже пыталась ухватиться за свою как за спасательный круг. Она сменила компанию, и не вдавалась в подробности, на новом месте, возможно, разве что начальство знало детали ее биографии. Рестарт с нуля.
В работе можно было попробовать. В жизни было сложнее.
Уже разъехавшись, через пару лет они попытались склеить осколки. Оказалось ещё больнее, чем в начале. Первый раз в психотерапию Виктор пришел именно тогда, сочтя это немного лучшим решением, чем уход в алкоголь. Он не мог себе позволить запить – и потерять не то что работу в целом, но хотя бы сорвать очередной крупный проект. От него зависели другие люди, перед которыми он тоже отвечал. И работа означала доход. А доход – возможность обеспечивать сына наилучшим из возможного и доступного тому в его жизненных обстоятельствах.
Так они продержались – после расставания и начала интерната –несколько лет. Еженедельные поездки к ребенку, иногда вместе, но чаще каждый сам по себе, в любом случае это было слишком тяжело, и после этих визитов у них обоих не было сил утешать друг друга. Ежемесячные переводы. Ежеквартальные визиты к психотерапевту.
Он не знал, как справлялась Юля. Возможно, тоже ходила к кому-то. Личной жизнью ее он не интересовался. В те редкие разы, когда они пересекались, он периодически замечал новую стрижку, новые морщинки, новый загар – но не более. Снова переходить черту, за которой осталась их близость, было слишком опасно. Саморазрушительно, правильнее было называть это так.
Потом случилась пандемия, но это ещё куда ни шло, хуже был случившийся 2020-й. Большинство сотрудников релоцировалось. Он уехать не мог, объяснять почему, не имело смысла. Отдельные проекты можно было вести дистанционно, но в целом схема сломалась. Да ещё ко всему стали возникать проблемы с оплатой. Нужно было искать варианты заново.
С официальным трудоустройством его очень выручила давняя мамина подруга – Екатерину Станиславовну Виктор знал почти столько же, сколько помнил самого себя. Она уже вот-вот готовилась к пенсии, но пока продолжала бессменную вахту на посту завуча, и обеспечила ему десять часов на половину учительской ставки, два дня в неделю по пять уроков, никакой общественной нагрузки.
В остальные дни Виктор, скорректировав на ходу свой многолетний профиль, по договору работал на компанию, пару лет назад появившуюся на рынке образовательных айти-технологий. Пока им разрешали искать зарубежных заказчиков и платили соответственно. Альтернативы тоже нужно было продумывать, но на данном этапе Виктора ситуация относительно устраивала.
Можно было жить и так.
В конце концов, это было не худшим, что с ним случилось.

Сентябрь и половина октября выдались тёплыми и солнечными, зато потом зарядили дожди, и уже начался декабрь, а снега и в помине не было. Дни стояли темные, хмурые, в середине дня приходилось зажигать свет. Недаром ноябрь – месяц суицидов. Ноябрь, однако, был уже позади. Хотя смена сезонов, праздники, каникулы – обычный жизненный ритм большинства – на Виктора почти не влиял.
Таисия (Петровна, хотя ей действительно лучше было без отчества – ну, да отчества, как и многое другое, выбирать не приходится) робко заглянула в его кабинет после шестого урока. Машинально Виктор отметил, что, видимо, зашла специально, расписанием-то они действительно махнулись, сегодня не ее день.
– Виктор Геннадьевич, добрый день, – поздоровалась Таисия. – Извините, что отвлекаю.
– Здравствуйте, ничего, я уже закончил.
– Извините ещё раз, вы мне не поможете?
Она положила на его учительский стол небольшую коробку и смущённо пояснила: – Это планшет. Я маме в подарок к Новому году купила. Никак не получается установить программу для чтения книг.
Он взял в руки гаджет, включил. Потыкал ещё пару кнопок, пока Таисия поясняла:
– Все остальное я вроде сумела, и браузер открывается, и вай-фай дома настроила, но я-то его купила в первую очередь, чтобы мама читать могла. А с этим ридером как раз не справляюсь. И вроде глупо в ремонт новый планшет нести...
Он настроил программу, вернул ей коробку и спросил: – А почему вы обычную читалку не купили? Удобнее ведь.
– Наверное, – вздохнула учительница. – Мама вообще с телефона умудряется читать, в ее-то очках. Я сначала думала, может, смартфон ей поменять, она как на пенсию вышла, такая активная стала, прям смешно – то в Вайбере с бывшими коллегами переписывается, то в телеграме картины смотрит.
– Какие картины? – он не то чтобы всерьез заинтересовался, но было забавно наблюдать, с какой искренностью она рассказывает. Чем-то забытым словно повеяло. Домашним. Он вроде тоже родителей не обделял подарками, но это все осуществлялось на автомате, ещё одной встроенной опцией в привычном списке обязательств. А она, видно было, выбирала этот планшет не просто так – с заботой.
– Мама в молодости рисовала сама, и вообще искусством увлекалась очень. А теперь же много всяких блогов. В пандемию виртуальные экскурсии появились, вот она и подписывается на всякие такие аккаунты. Ещё и меня просвещает. – Тася оборвала сама себя: – Ой, что я вас задерживаю, спасибо большое, что помогли!
– Давайте я вас подвезу, – неожиданно для самого себя предложил Виктор, – вон какой дождь на улице, продрогнете, пока сами доберетесь.
Радость брызнула из ее глаз, как солнечные зайчики. И тут же сменилась таким читаемым на лице желанием не быть навязчивой...
– Ну что вы... Я вас и так отвлекла.
– Пойдёмте, – он открыл перед ней дверь кабинета и, продолжая разговор, спросил: – Вы с родителями живёте?
– С мамой, да, – ответила Таисия. – Папа умер после ковида, в позапрошлом году.
Нужно было поинтересоваться чем-то в ответ о нем, но она стеснялась. Вместо этого попросила:
– Можете меня тогда не домой подвезти, а в «Корону»? Мне ещё крестникам подарки нужно выбрать.
– Заранее вы организуете процесс, – усмехнулся Виктор. – И много у вас крестников?
– Трое, – с гордостью, как будто о родных детях, похвасталась Таисия. – Две принцессы и мальчишка в серединке. Мальчикам всегда так сложно что-то выбрать!..
Невежливо было молчать, но и развивать детскую тему чревато ненужными подробностями. Благо, они как раз спустились к машине. Дождь чуть поутих, но лёгкая рябь на лужах по-прежнему сохранялась, да ещё и ветер усилился.
Таисия поежилась.
– Не люблю ветер. Дождь, даже сильный, мне не мешает, я иногда и прогуляться могу под зонтом, но ветер...
– Да, зима нынче не балует погодой, – Виктор открыл перед ней дверцу теперь уже автомобиля. – Похоже на Питер в худшем проявлении.
– Любите Питер? – она устроилась поудобнее, пристегнула ремень, поставила сумку к ногам.
– Да. Питер был первым большим городом, который я увидел. Европейским городом, можно даже так назвать. Правда, я знакомился с ним не в такую сырость и слякоть.
В беседе о городах, поездках, скукожившихся из-за санкций планах прошли пятнадцать минут дороги. Таисия выпорхнула из машины, ещё несколько раз поблагодарив и за помощь, и за транспорт. Хотела спросить, не нужно ли ему за покупками, но передумала.
Он проводил взглядом невысокую плотную фигурку и повернул ключ зажигания. Его подарки родным могли и обождать.

После нового года погода переменилась: наконец выпал настоящий, не тающий снег, морозец стоял лёгкий, но морозец был, минус пять держалось стабильно. И хотя до увеличения светового дня оставалось ещё немало, в природе словно посветлело. Правда школьников, да и учителей это вдохновляло не то чтобы сильно: впереди была самая длинная, скучная и усталая уже с самого начала четверть.
Она постучалась в кабинет снова после последнего урока.
– Здравствуйте! Я перед каникулами вас не застала, – Таисия протянула небольшой праздничный пакет.
– Что это? – недоумевающе спросил Виктор.
– Подарок. Точнее, благодарность, за помощь с планшетом.
– Не выдумывайте, Таисия Петровна, – он действительно почти возмутился. – Это не заняло и пяти минут.
– Называйте меня без отчества, если можно, – попросила женщина. – А это, – она кивнула на пакет, – ничего особенного. Всякое доброе дело должно быть вознаграждено.
Даже если и должно было, то уж точно не всегда вознаграждалось, но вступать в философскую дискуссию он не намеревался. Взял-таки молча пакет.
– Счастливого нового года! – она развернулась так быстро, что его ответное «Спасибо, взаимно» прозвучало уже вдогонку.
В пакете лежала бутылка виски, неплохого, явно купленного по совету – что ещё дарить мужчине, конечно, хмыкнул Виктор про себя. Тем более малознакомому.
Растрогал его – если так ещё можно было выразиться, его трогало нынче так мало, хотя, казалось бы, школьная среда и окружение должны были способствовать раскрепощению чувств – не сам факт благодарности за пустяк, и не эта бутылка, а маленькая коробочка, внутри которой оказался брелок, очевидно сделанный под заказ: имитация рулевого колеса с надписью на поперечной линии «В добрый путь».
Усаживаясь в машину, он подцепил сувенир к ключам.

– Таисия, вы занимаетесь репетиторством? Моей знакомой нужно подготовить дочку к вступительным по биологии и химии. – О том, что знакомой была врач в интернате, где жил Максим, и он многим был ей обязан, упоминать было не обязательно.
С Татьяной Дмитриевной им по-настоящему повезло. Она работала не только за деньги (за такую сумму родители вправе были ожидать приличного отношения), но и на совесть. Может, всем остальным детям-инвалидам тоже важно было человечное отношение, но для даунят аксиомой оставалась потребность в доброте. Именно благодаря Татьяне Дмитриевне Максим сумел, хотя и с опозданием, осваивать школьную программу. Она уверяла, что и какую-то элементарную работу он сможет научиться выполнять.
Об этом Виктор пока не задумывался, решая текущие задачи. Глобально в любом случае отвечать за сына придется ему. Татьяна Дмитриевна была знакома не только с ним и Юлей: родители приезжали навещать внука не так часто, как они, но тоже бывали. Назвать приятельскими эти отношения язык бы не повернулся, но они все понимали, что вклад этой посторонней женщины в развитие и само существование Максима не измеряется обычными деньгами.
Если он мог помочь ей в поисках педагога для дополнительных занятий – дочка вслед за мамой собиралась в медицинский, – это было наименьшее, чем можно отблагодарить.
Таисия опустила глаза, словно школьница, которую мама застукала за впервые выкуренной сигаретой. Впрочем, он бы не удивился, узнав, что она и курить-то вообще не пробовала в жизни.
– Да... в общем, как все. – И тут же озадаченно перевела на него взгляд: – Так уже февраль на дворе, как мы успеем за три месяца?
– Она в десятом классе, или в девятом даже, поступать не в этом году, – успокоил Виктор. – Так я могу дать ваш телефон?
– Да, конечно. – Помедлив, словно припоминая что-то, Таисия спросила: – В медицинский поступать собирается?
– Кажется, да, я в подробности не вникал. Спасибо, – оставалось надеяться, что подробности его личной жизни при знакомстве Татьяны Дмитриевны с потенциальным репетитором дочери в разговоре всплывать не станут.
– А по химии можно к Марине Валерьевне обратиться. – Заметив недоумение Виктора, Таисия пояснила: – Вы, наверное, с ней не пересекались почти, это наша молодая учительница, сейчас в декрете, но она наверняка возьмётся позаниматься. Ну, то есть сама она по возрасту, как и я, но работает в школе недавно.
– А вы себя считаете уже не молодой? – Неизвестно почему, ему неожиданно захотелось поддразнить. Но после серьезной важности Таисиного ответа стало немножко совестно.
– Какая ж я молодая? – бесхитростно покачала головой девушка. – Молодость – это до тридцати. А мне уже с хвостиком.
– Молодость вообще-то от возраста не зависит, – произнес Виктор дежурную фразу. И на секунду завис. Во сколько закончилась его собственная молодость? В двадцать шесть, окончательно и бесповоротно. Усилием воли прогнав непрошеное воспоминание, он предложил: – Вас подвезти?
– Не надо, спасибо, – отказалась Таисия. – Сегодня погода хорошая, – она коротко взглянула на Виктора, и, удивляясь собственной дерзости, спросила: – А вы не хотите прогуляться?

Если она и узнала от Татьяны Дмитриевны какие-то подробности, это никак не проявлялось ни в поведении, ни в разговорах. Таисия не задавала лишних вопросов, вообще личных вопросов почти не задавала, не бросала задумчивые взгляды, не навязывалась с общением и встречами. Иногда они ходили вместе в кафе, пару раз в театр, а однажды он предложил ей билеты на футбол.
– Никогда в жизни не смотрела футбол вживую, – призналась Таисия.
– Никогда не поздно начинать. А вообще болели когда-нибудь по-настоящему?
– В спорте? – засмеялась она. – Только за фигуристок, я в школе очень увлекалась, все чемпионаты смотрела, даже тетрадочку специальную вела, записывала результаты. Моей любимой спортсменкой была Елена Бережная.
Виктор попытался припомнить: – Это та, что получила травму на льду?
– Ого, вы знаете? – удивилась Таисия. – Ну да, я очень восхищалась ее мужеством. После такой истории вернуться в большой спорт...
– Да, как и Костомаров сейчас пытается жить заново, – поддержал он тему, но Таисия продолжила о другом.
– А мне вот в свое время силы воли не хватило. Я же хотела в медицинский поступать, но срезалась на экзаменах. Отец настоял, чтобы год не теряла впустую и шла в педагогический. Так что, в общем, учитель из меня случайный.
– Как и из меня, – улыбнулся Виктор.
– Со временем привыкаешь, – пожала плечами Таисия. – Теперь, особенно когда я биологию стала вести, мне даже нравится. Я ведь несколько лет географом проработала, по второй специальности. Спасибо директрисе, пошла навстречу, отдала мне любимый предмет...
– Да, привыкнуть можно почти ко всему, – задумчиво сказал Виктор. И вернул разговор к спорту: – Так что, идете со мной на футбол?
– Попробуем, – с задором кивнула девушка.
В этот раз он смотрел не столько на поле, хотя играла его любимая команда, сколько краем глаза наблюдал за ее реакцией. Сначала Таисия очевидно была ошеломлена количеством людей на стадионе, скандированием болельщиков и упорством игроков: первый тайм закончился с нулевым счётом. Но где-то через полчаса освоилась, вовлеченно следила за мячом, а под конец, когда наконец «наши» забили решающий голос, в порыве эмоций нечаянно схватила его за руку. Хотя смутилась, сразу же отдернула, попыталась извиниться, но ее слова утонули в гуле ликующей толпы.
– Понравилось? – спросил он, когда они уже вышли со стадиона, хотя ответ был написан у нее на лице.
– Очень! Я даже сама не ожидала, что будет так... ярко.
– Футбол, да и спорт вообще, высвобождает эмоции не хуже алкоголя. – Можно было продолжить фразу, но он не хотел ее смущать и портить хороший вечер неуместным флиртом. Да и для него секс давно уже никак не был связан с сильными эмоциями. И секса было не так уж много, как вероятно, считалось нормой в его возрасте, и с эмоциями было сложно. Смешивать то и другое не стоило тем более.
И тем не менее, отбросив в сторону рефлексию, Виктор наклонился и поцеловал коллегу, точнее – в сегодняшний вечер товарища по игре.
Она откликнулась на поцелуй сначала робко, словно не веря, но когда он не отстранился, сама продолжила смелее и даже, он мог бы сказать, не будь это так неожиданно, более... жадно, что ли.
Когда наконец они оторвались друг от друга, извиняться было по меньшей мере неуместно.
– Пойдем на футбол еще? – он осторожно провел указательным пальцем, повторяя абрис ее щеки.
Таисия рассмеялась:
– В следующий раз наши выиграют снова.

После этого вечера они наконец перешли на ты, но по большому счету внешне, казалось, ничего не изменилось. Он не готов был что-то начинать, а Тая... конечно, Тая не стала бы навязываться первой. Ещё пару раз они сходили в кино – на байопики и исторические драмы, не предполагающие держание за руки, прогулялись после уроков (обоим казалось, похоже на какую-то подростковую историю, и оба не решались сказать это вслух). Прежняя вежливая дистанция и лёгкость слегка формального общения исчезли, а новой, пусть даже общечеловеческой близости не возникало. В каком-то смысле конец учебного года оба встретили с облегчением, не желая признаться в этом ни друг другу, ни каждый по отдельности даже сам себе.
Два летних месяца отпуска тянулись медленно, несмотря на то, что Виктор слетал на две недели в Грузию, помимо отдыха на моря заодно прощупывая возможные контакты и контракты. Тая ездила в Питер – «настоящий европейский город», за неимением особой, ни финансовой, ни визовой, возможности посетить другие настоящие европейские города.
Она постриглась, сделала мелирование, о котором давно задумывалась, но все не решалась, и хотя не похудела ни на килограмм, несмотря на ежедневные десять тысяч шагов (а в Питере норма стабильно перевыполнялась), дала себе слово не расстраиваться ни по этому, ни по каким другим поводам.
На общем учительском собрании Виктора почему-то не было, первосентябрьские линейки, само собой, не его формат, не бегать же, подсматривая его расписание – в этом году меняться вряд ли придется.
Так прошла пара первых, суматошных, как обычно, недель.
– Привет, – в этот раз он, впервые, заглянул в ее кабинет. – Ничего себе, какая оранжерея! – Виктор чуть не присвистнул по-мальчишески от изумления.
Цветов и в кабинете, и в лаборантской действительно было много: у Таи была лёгкая рука, она и дома, и в школе разводила, рассаживала многолетники, кактусы, луковички тюльпанов, даже привередливые орхидеи у нее росли как будто на продажу. Мама периодически комментировала, что ей впору открывать павильон флористики, но в итоге все оставалось на уровне домашних шуток. «Цветы, как и дети, любят бескорыстие», – парировала Тая.
– Прогуляемся?
Вообще-то она собиралась заполнить журнал, но журнал мог подождать. Наверное.
Глупо быть такой податливой, сказала мудрая и здравомыслящая Тая сама себе, не успел позвать, и ты готова бежать сломя голову.
А ещё глупее притворяться, ответила ей другая, искренняя Тая.
Которой из них стоило поверить сегодня?
Виктор, увидев ее нерешительность, добавил: – Я понимаю, тебе это может быть не очень по душе. И хочу кое-что объяснить.
– Но ты ведь не должен ничего мне объяснять, – возразила она.
– Наверное. Но мне кажется, так будет правильнее. И честнее.
– Ну хорошо, – она поднялась из-за стола. – Пойдем. Но через час мне нужно быть дома.
Она, в общем-то, тоже не обязана была объяснять – и всё-таки, по всегдашней привычке хорошей девочки, сказала:
– Мы взяли щенка. Маленький совсем ещё, надо выгуливать и кормить по часам. А мама пока в санатории.
– Здорово, – он, казалось, был искренен. – Как назвали?
– Левитан, – улыбнулась наконец Тая. – Сокращённо Лёва. Смешно, наверное, но мама любит живопись.
– Да, я помню, ты говорила. – Она удивилась, если он действительно не забыл такие мелочи. – Мама читает в телеграме и просвещает тебя. Может, тогда на машине подъедем? Я подожду, ты выйдешь с ним на прогулку.
– У меня когда-то была собака, в детстве, – продолжил Виктор, открывая машину. Тая обратила внимание на брелок, но ничего не сказала. – Лабрадор. Одиннадцать лет с нами прожил.
– И больше никого не заводили?
– Нет. Слишком мы горевали, когда он умер. Больше не хотелось привязываться.
– Мы – это с сестрой, – пояснил он, выруливая на проспект. – Я-то уже в институте учился, а она как раз подростком была. Сильно переживала.
– Я и не знала, что у тебя есть сестра, – сказала Тая.
– У нас пять лет разницы, ей тридцать четыре.
– Как мне, – машинально ответила девушка.
– Я думал, тебе меньше. Тридцать один, максимум два.
– После тридцати счёт идёт на пятилетки. Вы с сестрой общаетесь?
– Она в Польше. Созваниваемся, конечно, но это не то, что было раньше, в юности.
– После двадцатого уехала?
– Да нет, раньше ещё. Она филолог, славистка. Окончила аспирантуру здесь, защитилась, потом ей предложили стажировку, а там, так получилось, замуж вышла. Дети, двое. Ну, а теперь куда уж возвращаться, раньше хотя бы можно было рассуждать. Родители уже два года с ними не виделись.
– Да, как все усложнилось... –Тая не стала расспрашивать о нем самом, его браке, детях, и он не понимал, то ли она уже все знает, то ли боится услышать ответ, который окажется слишком болезненным. А может, она вообще думает, что у него и сейчас кто-то есть? Или что он женат? Да ну, женатые мужчины не приглашают коллег на футбол и в театры.
Хотя откуда ему знать? Пока он был счастливо женат, у него не возникало желания ходить куда-то с посторонними женщинами. А когда счастье закончилось, они разошлись. Женатые друзья студенческих времён остались в прошлом. А может, после десяти-пятнадцати лет вместе все меняется? И нужен внешний стимул, и тогда почему бы не пригласить коллегу?..
Пока он думал, а Тася молчала, они подъехали к ее дому.
– Я быстро.
Он кивнул и вышел из машины вслед за ней: любопытно, где она тут гуляет со своим щенком. Хотя вроде недалеко какой-то парк был.
Тая спустилась через несколько минут, уже в джинсах, с переноской в руках.
– Он такой маленький, смешно пока на поводке выводить. Не на руках же тащить, правда? – смущённо улыбнулась она.
– Ты знаешь, - спросил Виктор, – что дети-дауны не боятся собак?
– Корги никто не боится. Они добродушные, – ответила Тая.

18 сентября 2023 г.