Агава Оттянутая

Три года тому назад ушла из жизни моя жена, оставив пять альбомов с нашими фотографиями, промытые окна, на подоконниках которых в разноцветных горшочках жили её любимые экзотические растения, ничем особо не привлекающих моё внимание, но Олеся была увлечена своими колючками. И теперь, тоска об ушедшей родственной душе, с которой прошла половина жизни, а скорее всего, вспоминая, как она каждое утро разговаривала со своими ухоженными растениями, так или иначе возвращали мои мысли к вынужденной заботе об оставленном приданном.

И я тоже незаметно для себя стал к ним подходить и разговаривать, только наверняка наши монологи были разные. Олеся была добродушная, хлебосольная толстушка, со звонким мелодичным голосом:

- Доброго ранку мої гарні, - весело напевала она, подходя к цветам.

Нет, в доме не говорили по-украински, это она только с ними так здоровалась специально, чтобы её детище понимало, что пришла мол их добрая хозяйка. Детей у нас своих не было, а тут можно сказать целый детский сад. Кошку с собакой мы не могли держать в доме, мучившая меня с детства астма с ними не дружила и протестуя меня душила. А я, подходя к подоконнику, горестно спрашивал:

- Ну что мне с вами делать, чем кормить вас и как поить...

А они молчали, жаль, что их толстые с колючками листья никак не реагировали, вот был бы клён, он, может быть, потерял бы листву от горя или была бы ива, так склонилась бы рядом, солидарно с моей тоской сердечной. А что с колючек
взять…, постою у окна, посмотрю в небо пасмурное, в стёкла дождём проплаканные и махнув рукой, отойду…

Альбомы тоже за три года, уж сотню раз пересмотрел и глаза слезиться устали, и не находя себе места в доме, решил пойти в Ботанический сад, может там что-нибудь посоветуют. Конечно, мне самому бы в голову не пришло пойти в Ботанический сад, просто сегодня Олесе исполнилось бы пятьдесят лет. Я купил её любимый торт шоколадный, пралине с орехами, бутылочку полусладкого шампанского, вот только ромашек не нашёл, осень же, зато фиолетовый куст свежесорванных астр, с неповторимым осенним тоскующим запахом, я поставил в напольную вазу.

Так я отметил её несостоявшийся день рождения. Сидел и вспоминал как познакомились в институте, с разницей только в том, что она поступать приехала, а я уже закончил. Я выходил, а она входила в одну и туже дверь… Глаза, как говорится, встретились и чувства, словно током побежали по телу… В тот же вечер, обняв её, я утонул в неге родного дома и не стал долго ходить вокруг да около, сразу сказал, что влюбился, а она, смеясь спросила:

- А во что тут можно влюбиться, маленькая и толстенькая.

- Да, - сказал я, - маленькая пухляшка со звонким голосом, с простодушной улыбкой и с нескрываемой добротой, видать моя душа такое домашнее тепло давно искала.

Свадьбу справляли у неё на родине, три дня гуляла вся станица… А потом она училась, а я работал, жили дружно, Олеся вкусно готовила, всегда весёлая и не было у нас причин ссориться. Я достаточно зарабатывал, ей в конструкторском бюро не особо понравилось, и мы решили положить её диплом вместе с фотографиями. Сейчас, увидев его между лиц молодых и весёлых, и вспомнилась вся наша жизнь… Оставленные цветы горшков десять, а то и более, фотографии с едва узнаваемыми лицами и диплом, а той пухленькой весёлой девушки нет среди всего этого…

И как жить теперь я даже не знаю, как справится с тоской, с душевной болью, когда каждая вещь в квартире напоминает о ней. Разве я знал, как мне будет тяжело пережить потерю близкого человека, она была ещё так молода, так хлопотливо заботилась обо мне... Я как-то плакать не привык, с детства мама говорила, - мальчикам плакать не положено, мальчики должны быть сильными, словно у них защищённая от горя душа, железные нервы и деревянное сердце. А как жить дальше с погасшими желаниями…


Она ушла с цветами не прощаясь,
Прикрыв глаза, простилась лишь со мной,
А я, слезами заливаясь,
Вернулся с кладбища совсем седой.

Она ушла в небесные просторы,
Туда, где облака и тишина,
Где мир и ангельские хоры,
И бледная в безмолвии луна.


Она так хотела, чтобы мы пошли в Ботанический сад, ей хотелось купить детку, как она говорила, оттянутой агавы. Собирались вместе, да видно Богу угодно было, чтобы я пошёл один…

Осенние дни стояли мягкие, ветер гулял меж деревьями, но не разгуливался, так, слегка кружился, заигрывая с порыжевшей листвой. Само словосочетание Ботанический сад не вдохновляло меня так, как скажем старинный парк, в котором нам так и не довелось побывать вместе.

С таким настроением я собрался пойти в старинный парк прелестной осенью, в её начальную декаду. Сад предвосхитил все мои ожидания, очаровательная прогулка и по ухоженным дорожкам с вековыми исполинами, и тут же дикая природа дремучего леса, и рядом уютный сад, где муляжно выглядят висячие плоды и радует своей свежестью нетронутая увяданием красота. Совершенно незнакомая страна, страна простора и доверия, с её ручными белками и непугаными птицами… Это не обычный городской парк, это звучание особо бережного отношения.

Я даже на какое-то время отключился от главного повода, от поиска агавы, той специальной, родина которой по словам Олеси, в Мексике. Прохожие встречались редко и, разводя руками, советовали в моих поисках скорее обратиться к гиду, чем самому искать, или найти экскурсию по интересам. И мне, уже уставшему от безрезультатных поисков, действительно ничего другого не оставалось.

Со словами, - Вас интересуют суккулентные растения? - ко мне вышла приветливая
молодая женщина в песочном льняном костюме, из её распахнутого пиджака виднелась белая майка, а на открытой шее поблёскивали три цепочки разного плетения и длины.

- Выглядело стильно и привлекательно, - мгновенно отметил я.

В широкой светлой оправе на меня смотрели её глаза цвета мёда и ожидали ответа. Всё в этой женщине привлекло моё внимание, её необычный образ был не из моего окружения так что ответ на мгновение повис в воздухе, тем более я и вопроса-то не понял.

В нашем огромном стеклянном бюро женщины были совершенно другие…, не запоминающиеся что ли, как в поле колоски, похожие друг на дружку. А эта вышла совершенно другая, из мира сада, во всём сквозила ухоженность и свежесть. Её слегка волнистые каштановые волосы были схвачены одной заколкой и, как бы невзначай, подчеркивали и шею, и слегка изогнутую линию лба и носа.

Она снисходительно отметила мой задержавшийся на ней взгляд и поняв, что я не знаю ответа, тактично продолжила:

- Агавы, обычно с розеткой толстых листьев, у большинства видов на листьях имеются колючки. Окраска листьев может быть сизой, зелёной, или с ярко выраженной светло-жёлтой средней полосой. Пойдёмте, я Вам покажу, у нас растут практически все разновидности…

Я же не мог ей сказать, что меня вообще никакие колючки не интересуют, это мою жену, ушедшую от меня…, и тут мне показалось, что Олеся давно уже ушла, и память о ней осталась только в этой ненужной мне агаве. Я не слышал, что говорила мне эта незнакомая женщина, я только смотрел на неё и не мог насмотреться, я даже не представлял, как можно к такому совершенству ближе подойти, дотянуться, дотронуться… Нет, это невозможно, как и невозможно перестать о ней думать. Я хотел, для приличия, задать какой-нибудь вопрос и сказав:

- Скажите пожалуйста…

Она, посмотрев в мои восторженно-безумные глаза, сказала:

- Регина, меня зовут Регина.

- Королева, Царица небесная, - произнёс я, - так в переводе с латинского звучит Ваше имя и надо сказать, полностью соответствует.

Она не смутилась, лишь слегка улыбнулась.

Я, очевидно, за эти пару минут настолько поглупел, что не был уверен, что тоже должен представиться, поэтому, уже обращаясь к ней по имени спросил, совершенно меня не интересующий вопрос, как и вся разом зачёркнутая жизнь:

- Почему эту агаву называют оттянутой?

- Я не поняла, почему Вы пришли в сад, не поняла Ваш интерес к агаве, думаю тут что-то личное, но на вопрос отвечу. Агава родилась в Мексике и называют её скорее лебединой шеей за изогнутую, как у лебедя шею, растение в момент её цветения склоняется к земле. За эту необычную особенность агаву и называют лебединой шеей, а некоторые агавой оттянутой.

Моё мнимое любопытство покрылось тишиной.

Он, конечно, лет на десять старше меня, но плечи ещё не опущены и глаза его светятся тем забытым благородством, с которым я с юности хотела соприкоснуться, но два коротких брака надежду на такую встречу опрокинули. На презентациях, как и в туристических путешествиях, всё чаще попадались жадные глаза полные похоти и самодовольства. На вечеринках украдко-воровские воздыхательные взгляды женатых мужчин, давно вызывают только презрение. А у него нет, не было в его восхищении ни лукавства, ни известного интереса… Родник чистоты и веры. Вот что поразило меня в его глазах. Я не просто им поверила, мне захотелось с ними общаться, разговаривать. В его облике не было всё с иголочки продумано, не был он и стильно подстрижен, но опрятен был, без горького наносного аромата дорогого одеколона, без знаковых часов и портмоне. Была в нём поправимая потерянность, которую я, как сорокасемилетняя женщина, легко считывала. И эта деталь в нём мне была всего дороже. В его глазах я, конечно, казалась моложе, но что он знал о косметических салонах, да и ни к чему ему были эти знания… Зато он мгновенно и безошибочно перевёл моё имя, застенчиво сделав комплемент. Вот только как ему помочь и дать безмолвное согласие, которое уже родилось в моей раненой душе.


Ведь он не подойдёт, лишь взгляд его посмеет
Излить восторг неведомый доселе,
В душе тоскующей, роман ещё не тлеет,
Но руки нервные уже похолодели.

Не веря в чудо воплощения,
В мечту, дарующую шанс второй,
В непостижимую любовь свершения,
Казалось, ставшую ему родной.


Я, бесспорно, я должна протянуть эту нить доверия из мира беспардонности, успешности и уверенности, в мир застенчивости, неловкости и сомнения.

- Послушайте..., - сказала Регина.

Теперь и я, наконец, представился, - Никита, - и протянув руку, передал ей свою визитную карточку, как было принято на переговорах. Протянуть ладонь и коснуться её руки я бы не осмелился, не мог себе представить этой близости…

Она бегло посмотрела на карточку и улыбаясь, сказала:

- А вот Вам не подходит имя Никита, какой же Вы победитель… Вы сомневающийся интеллигент…

А потом быстро спросила:

- А хотите, я буду и дальше Вашим гидом в познании, и приобретении отросточка агавы лебединой?

Я заметил, что ей это название, как и мне, больше нравилось. У меня сердце упало от неожиданности вопроса, но я, бережно его подняв и поставив на место, ни о чём не спрашивая, коротко, по-мужски, ответил:

- Был бы счастлив.

И улыбнувшись уже не просто приветливо, как при встрече, а обрадованно, и медленно поднимаясь по широкой лестнице сказала:

- Я позвоню Вам к концу недели, - и повернувшись ко входу, быстро исчезала.

А я нет, я оставался на первой ступеньке, собирая все детали её образа в одно целое, всю эту сочную сливочно-солнечную гамму с её прозрачно-медовым цветом глаз и счастье разливалось несказанным теплом. Мне показалось, что в нотках её голоса появилось лёгкое волнение, говорила чуть-чуть с придыханием, словно с несвойственной ей неуверенностью…

Бог его знает, а может быть у меня от радости голова закружилась, что она вообще позвонила, я был априори на всё согласен, чтобы она не предложила. Она сказала, что заказала нам тур в Мексику на неделю, где мы посетим помимо достопримечательностей, плантации с голубой агавой, а лебединую увидим во всей красоте её цветения.

Мои влажные глаза прикрылись, и я проглотил комочек счастья, застрявший в горле, пока она всё это сообщала.

- Царица небесная, позвольте пасть пред Вами на колени, - вымолвил я почти что шёпотом…

- Вставай Никита Кожемяка, вставай с колен, ты совершил большой подвиг, ты вызволил меня из плена страшного змея, мира в котором я жила до встречи с тобой, - тем же шёпотом ответила она.

Нас этот разговор на эзоповском языке настолько смешил и радовал, что уже по дороге в Мексику, нам казалось, мы стали друзьями. А в Мексике, вместе с голубой агавой мы уже и сблизились настолько, что непонятно было от чего душа пьянела; от страсти бешеной, от любви нахлынувшей, ураганной, затопившей всю прошлую жизнь, или от маленьких стопочек текилы, которую мы пробовали во всех местах…

Вернулись мы через неделю с огромным горшком, расписанным местным художником, наподобие русской гжели, только с мексиканским колоритом широкого мазка. В нём привольно распласталась светло-зелёная агава и мы надеемся лет через десять увидеть её лебединое цветение со множеством деток.


P.S. Философия цветения не столько конец, сколько начало.



Наташа Петербужская.  @2024. Все права защищены.
Опубликовано в 2024 году в Сан Диего, Калифорния, США