Белые Ночи

Я подходила к гостинице, когда закат уже угасал, но царственное великолепие исторических зданий было освещено мечтательно-волшебными лучами. Гостиница тоже стояла нарядно помпезной, как музейная реликвия. И в окна, затянутые лунным тюлем, тоже пробралась белая ночь.

Я не бывала в Петербурге прежде, и с поэзией белых ночей была знакома только по литературе, а воочию встретилась впервые, как с вечной жизнью.

Первые ночи я исходила все прилегающие улицы, чтобы не заблудиться и легко вернуться в гостиницу. К счастью, она располагалась в окружении широко известных, величественных зданий, где изумлял своей красотой Исаакиевский собор с пышной позолотой убранства и изумрудный, в кружевной лепнине, Эрмитаж, строгое великолепие Мариинского театра, да что и перечислять, каждое здание – эпоха, шедевр, рапсодия. Охранная грамота Петербурга.

Я третью ночь в золотом плену Петербурга, не выпить, не вместить и лучше право не сказать…


         Град Петра

Как памятник-музей столица,
Стоит Исаакий, храм Господний,
Хотя собор без колокольни,
Но любопытных вереницы.

Воздвигнут в честь рождения Петра,
Чарующим украшен лазуритом
И город радует с утра
Его порфир, и залы малахитом.

Алтарный камень-постамент,
Где конь Петра неуправляем,
Из бронзы вылит монумент,
И Фальконе поныне удивляет.

Мосты, каналов повороты,
В изящных линиях просветы
И Летний в кружевных воротах,
И львы блестят от позолоты.

Цвет Эрмитажа нежно-жёлтый
Пилястров белое гофре,
А стиль Растрелли утончённый
Не сохранился при дворе.

Вот Александрова колонна
В гранит завёрнута багровый,
Стоит на площади Дворцовой,
Как память и позор Наполеона.

И столп венчает ангел золотой,
Летя в небесную прохладу,
Латинский крест держа рукой,
Вперёд к шафранному закату.

Без укрощённых Клодтовских коней
Не представляю мост реки Фонтанки,
Без мускулистых волевых мужей,
В своей уверенной осанке.

Ночных мостов картинно-разведённых
На фоне синих облаков,
Распахнутых, огнями освещённых
И гордых в окружении дворцов.

Стоит музей, закат его янтарный
И с тайной алебастровых ночей,
Воистину он легендарный,
И это Град Петра и больше он ничей.


Натёртые ноги гудели, как раскалённые провода и голова, переполненная чрезмерной красотой, искала подушку. Я не прикрыла окна ночной тишиной, поэтому через пару, тройку часов проснулась.

- Светало, - подумала я и усмехнулась. Светало и когда я ложилась. Да, непривычно. Пять утра, а хочется кофе с булочкой. Завтрак оказался вне всяких ожиданий и выпив две маленькие чашечки кофе с кусочком сахара, как в детстве, вприкуску, меня разморило, как после бани и я крепко уснула, можно сказать при свете дня.


Белой ночью, белой птицей,
Белый Ангел мне приснился
И в плаще его петлицы,
Свет от лилии светился…


- Ну, - думаю, - насмотрелась Петербургской красоты, уже стихами меня ночи завораживают и уводит воображение в Эрмитажные альковы, в Петропавловские кунсткамеры, в тайны, окутанные княжной Таракановой. Вот ведь как по-разному действуют на людей белые ночи.

На Достоевского они тоже действовали по-особенному, со своими страхами, прохудившимися крышами покосившихся домиков, с тюрьмами, с обездоленными, бесцельно бродячих, пытающихся забыться людей. Ему был ближе тот больной, сырой, холодный и угрюмый Петербург.

Проснулась, бессмысленно смотрю в холодное окно майской белой ночи и думаю:

- Прожила три для в музее, а хочу ли тут остаться, или "в глушь, в Саратов", в поля васильковые, в родники серебряные. В то своё светлое, не замороченное детство, в то место, где родилась моя душа. Я здесь, как в красоте чужой страны, турист с натёртыми ступнями.


А дома ждёт пирог румяный
И чай под яблоней в саду,
Другой закат, и вечер пьяный
От той же яблони в цвету.

Прощаю всё своей земле
За холода, озимые не всходы
И мужиков навеселе,
И за войну украденные годы.


В прощении есть магия… Магия исцеления. Как в прощении, которое даруешь ты, так и в том, которое сам получаешь. И пройтись по полю босиком, собрав охапку маков, а если и ронять на ходу лепестки, то только омытые прозрачными слезами от счастья родных полей.


И открывается душа, как врата
Принять красу полей любимых,
И чай испить со свежей мятой,
И куст обнять оранжевой рябины.

С палящим солнцем поневоле
Моя душа навек сроднилась,
Я в этом васильковом поле
Под звон колоколов крестилась.

И что мне дух времён Петровских
С его оградой кружев летних,
Роднее жаворонка отголоски,
И домики под крышей ветхой.



Наташа Петербужская.  @2024. Все права защищены.
Опубликовано в 2024 году в Сан Диего, Калифорния, США