Зима В Вене

Зима в Вене мягкая, снежная, ранним утром ещё нетронутая, как бывает в России, за городом, когда по полям и дорогам ещё даже первая почта не проезжает. Вот и сейчас утро раннее, снег лежит пушистый, я вошёл в крошечную, бархатную гостиницу, которая была похожа на бонбоньерку. Да, вся такая хорошенькая до невозможности, светло-голубым бархатом обтянутая шкатулка и располагалась в живом районе, на улице Graben, вокруг картинных галерей и антикварных лавок.

Комнатка маленькая, тихая, европейских стандартов, окно чистое, высокое, в том же бархате гардин, выходило во двор, а за окном карниз в снежной опушке, словно белый песец, уютно устроился зимовать. И снег вокруг лежал нетронутый, со слегка желтоватым блеском первых солнечных лучей.

Выпив чашечку кофе с удивительно вкусной венской выпечкой, я пошёл гулять. Дел никаких не было, у меня оставалось пару дней для радостей душевных. Давно мечтал поближе, как говорится вживую, а не только в издании Dumont, хоть это издание и славится хорошей печатью, посмотреть живопись Питера Брейгеля Старшего, известного нидерландского живописца. Особенно мной любимая работа “Охотники на снегу”. Оторваться от неё не было сил, хотелось войти в то время, понять тот быт и не упустить каждую мелочь. Правда, радость души.

Когда вышел из музея, темнело, лиловое небо опускалось и словно погружалось в эти старинные здания, сохранившие время. Не доходя до гостиницы, я заметил тусклый свет в небольшой антикварной лавке, обрадовался, значит работает. Захотелось зайти и купить старинные Рождественские открытки, они удивительны по своей наивности и этим трогательно-прекрасны.

Вошёл и, как я понимаю, со своим русским произношением сказал:

- Gr;; Gott,

Хозяин улыбнулся и спросил:

- Вы русский?

- Ну да, - и я обрадовался, что не надо поминутно общаться и с ним, и со словарём.

- А я тут уже двадцать лет живу, дальняя родственница в плену была, а потом так и осталась.

Обрадовано, что есть с кем поговорить, лавочник продолжал рассказывать свою запутанную историю жизни, из которой я понял только то, что кто-то из родственников когда-то владел русской библиотекой. А теперь оставшимися книгами и старыми поздравительными открытками, кому-то когда-то даренными, владеет он.

Я ещё немного постоял, рассматривая открытки, выбрал три поздравительные: с крещенским сочельником с Ангелами и две акварельно-нежные открытки с пасхальной вербой и голубыми незабудками. И, уже прощаясь, спросил:

- Может быть найдётся у Вас какая-нибудь книжечка, почитать перед сном?

И он, улыбаясь, протянул мне старенький, потрескавшийся временем томик:

- Читается всё больше женщинами, но писатель лучший.

Плотная, пожелтевшая, в коричневых пятнах обложка, как бывают кисти пожилых рук, с крупной витиеватой надписью: Бунин И. Последнее свидание. Париж, 1927. Первое прижизненное издание.

И теперь я и не знаю от чего так сжалось сердце, то ли от книги, которою я осторожно взял в руки, то ли от глаз лавочника… В его глазах, прикрытых сдерживающую влагу, прошла его, по всему видать, непростая эмигрантская жизнь, с завершающим аккордом лавочника в тусклой каморке, продающего использованные поздравительные открытки.

Подтверждением понимания его грустного одиночества, была протянутая мне книга… В середине лежал высохший колос пшеницы и листочек бумаги, где нервным, должно быть мужским почерком, было написано:


И цветы, и шмели, и трава, и колосья,
И лазурь, и полуденный зной...
Срок настанет — господь сына блудного спросит:
"Был ли счастлив ты в жизни земной?"

И забуду я всё — вспомню только вот эти
Полевые пути меж колосьев и трав -
И от сладостных слёз не успею ответить,
К милосердным коленям припав.

                14 июля 1918 года.



Наташа Петербужская.  @2024. Все права защищены.
Опубликовано в 2024 году в Сан Диего, Калифорния, США