Болонка
Соседка по скамейке молчала, молчала, но тут её прорвало – и за серебряные кольца, и за крахмальные скатерти, и за бульоны куриные, словом, за всё другое сословие, её и прорвало:
- Ишь какая, собачку она себе завела, ленивая ты сволота, я тебе скажу и жадная, хуже бездомной собаки, – рассвирепела Маруся, – себе так ногу жирную, а бедной собачке тощее крылышко. Нет, вы только посмотрите на неё, завела она себе болонку, тфу на тебя, барыня она и есть барыня, подумать только, даже на улицу собачку не выпускает, это ж надо, ну прямо изверг какой-то…
Тут на её громкое представление и народ подтянулся, в кучку собрался, в чём дело и о ком речь ещё не понял, но с упоением поддакивал и кивал, и вторил Марусе возмущаясь.
А бедная Софья Львовна притихла и уже, и не рада была, что своим счастливым мгновением решила поделиться. А радость, видно, как и деньги, тишину любит и сглаза боится.
Вот ведь как бывает, как жизнь русло меняет, Софья Львовна была бездетна, оперной певицей замечательной когда-то слыла и гостей приглашала, а какие столы накрывала, словом, радужный дом был, открытый. Да, накрывала столы роскошные с хрусталём в серебре и скатерти в крахмальной белизне необыкновенной, а по старости…, и голос пропал, и гости растворились, как утренний туман, – выражалась она высокопарно.
Хоть квартирка была и небольшая – широкая гостиная и спаленка, но уютно было необыкновенно. В углах гостиной – две небольшие витрины со створками гранённого стекла, пространства особого не занимали, но хрусталь сиял инеем, добавлял богатое очарование интерьеру. Серебро с годами потускнело, помутнел и хрусталь, пожухли забытые витринки, стоят в унынии, и даже её изумительная акварель в образе Травиаты, выцвела. И Софья Львовна вместе с портретом поблёкла в одиночестве, и никому, не признаваясь в этом, втайне завидовала Марусе – украинке, у которой каждый день и пунцовый борщ с галушками дразнил ароматом, и пятеро детей по квартире бегают туда-сюда, туда-сюда. И муж у соседки был гармонист в полосатой тельняшке, и пел, и играл от получки до получки, аж стены дрожали.
Вот и она решила скрасить, так сказать, своё одиночество, пошла в приют для бездомных собак, и взяла себе щенка брошенного, с повреждённой лапкой, не болонку французскую, а дворняжку безродную, никому ненужную, как и она сама. Это ж она так, чтоб перед соседями повысить свою самооценку, придумала ей породу, хорошо, что левреткой не назвала, а то может и камнями закидали бы, как Марию Магдалину. Она и крошечный балкончик с того века некрашенный, на французский манер назвала террасой.
Пропал с годами не только голос, жалование, как подаяние, ничтожно. Теперь у неё даже горшочка с пресловутой баргузинской фиалкой на подоконнике не было, а у Маруси их целая оранжерея, но никто ей и отросточка не предлагал, сама же она просить стеснялась…
А бывало, идёт после спектакля, так рук не хватало нести эти охапки живых цветов… и розы, розы, розы, их безумное количество от нежно-чайных оттенков до смелых, густо-вишнёвых, а какой аромат стоял и ещё долго провожал её своим звучанием. Она разносила цветы в соседние квартиры без повода и причин. Но всё проходит…
Пусть средств не так уж и много, но она скрасила своё одиночество, теперь ей есть о ком заботиться и кто её без слов поймёт. Теперь они живут вместе с ласковой собачонкой, как говорится, душа в душу и обе нежно заботясь, благодарны и признательны друг другу. Софья Львовна отрезала рукав от своей шерстяной кофты, чтобы собачка зимой не мёрзла, даже выходя на балкон, а собачка ходит гулять на балкон, потому что знает, что её хозяйка не изверг, просто у неё ноги болят. А за свою прошлую голодную жизнь, она вдоволь по подворотням нагулялась.
Бездомно жить, скитаясь по дворам
И кость обглоданную ждать,
Сказать, как плачут по ночам,
Тем, кто собак не думал замечать,
А тех, кто мимо не пройдёт,
Накормит, приголубит,
Или к себе домой возьмёт,
Собака точно не забудет.
Как трудно в одиночестве дожить,
Не разделив последний вздох
И чай остывший не допить,
И не прочесть размытых строк.
Пусть будут общие проблемы
И хоть какая, но семья
Пусть не больничные согреют стены
Чужого, старого белья.
Наташа Петербужская. @2024. Все права защищены.
Опубликовано в 2024 году в Сан Диего, Калифорния, США
Свидетельство о публикации №224012200264