Сватовство
Обычно в августе сезон раков вступает в полную силу и в жаркий полдень самое время посидеть в хорошей компании, в доме журналистов как раз и прохладно, и подаются красные раки на больших подносах, не успевшие ещё остыть с укропной приправой, да со светлым молодым пивом. Этот манящий запах был слышен ещё у входа.
Нас собралась небольшая компания журналистов и все в охотку решили в последний день, перед вылетом в Палангу, заехать в дом журналистов специально на раки. Я к тому времени уже умела красиво с ними расправляться и главное, знала небольшой секрет, как выбирать девочек, и этим всех удивляла.
Моя подруга, журналистка, с нами в Палангу полететь не смогла, это меня отчасти расстроило, хотя я старалась войти в её трудную извечную треугольную ситуацию. Её жизнь состояла из слёз, страданий, обещаний и заоблачного наслаждения. Вся, можно сказать, литература на этом держится.
В августе проходит в Паланге фестиваль классической музыки – это мероприятие мы как раз и соединили с нашим двухнедельным отдыхом. Нас устроили литовские журналисты с высокой степенью гостеприимства. Сказочное побережье, бескрайний берег, дюны, с неправдоподобно-рассыпчатым белым песком. Если идти по пирсу, то так и хочется забыться и уйти далеко в море.
Я люблю кофе и сыр, а литовские сыры отличаются оригинальным вкусом и в них много различных добавок, особенно мне нравится копчёный сыр и сыр с тмином. Наши ребята налегали на бальзамы, а они крепкие, градусов под семьдесят. Бальзам Zalgiris например, с богатым букетом, там и липа, и можжевельник, и клюква, и чего там только нет.
В один из таких вечеров с бальзамом, выпечкой и сырами, неожиданно в Палангу приехал довольно известный в узких кругах пожилой журналист, его поселили рядом и он, естественно, постучал и открыл дверь со словами:
- Всё пьянствуете…
Ну, наши ребята за словом в карман не полезут и тут же ответили:
- А Вы Аркадий Яковлевич с ревизией или сразу с доносом…
Он был в другой весовой категории и к тому же без юмора, поэтому, смутился и добавил:
- Ну зачем вы так…
Ребята сжалились и налили ему, он быстро растаял и поплыл. И, казалось бы, на дежурный вопрос – ну а сами-то Вы как – никто и не ожидал развёрнутого ответа, а у него, видать, накипело и ждало своего часа откровение:
- Понимаешь, – он к Ромке обратился, поскольку тот был ближе других, – сын у меня только что МГИМО закончил и посылают его в Америку, в октябре, но при одном условии, если женится, а у него нет никого, вот я и не знаю, что делать.
- Ну Вы-то тут при чём, парень взрослый разберётся…
- Да где там разберётся, всю жизнь с соломкой хожу да подкладываю.
Всё замолчали, толи задумались, толи напрягаться не хотели, словом повисла пауза, в которую я влезла, как нож в масло:
- А у меня подруга есть, журналистка, должна была с нами приехать, да простыла, – придумала я на ходу.
Аркадий Яковлевич оживился, будто ключик в моторе повернул пружинку, аж приподнялся на диване:
- Расскажи мне о ней Таточка…
- Зовут её Светлана, ей тридцать два года...
–
- Неважно, что постарше, продолжай.
–
- Натуральная блондинка с красивыми зелёными глазами, моего роста, складная, готовить умеет, но больше любит свою профессию.
- А когда ты сможешь познакомить моего Юрку с ней, – как-то даже умоляюще спросил Аркадий Яковлевич, заглядывая мне в глаза.
– Через две недели вернёмся в Москву и сходим вместе в дом журналистов, например.
– Ты мне лучше дай свой телефон, и я тебе сам позвоню, а то дело молодое, и я не в голове.
- Очень даже в голове - подумала я и, не споря, записала свой телефон.
У меня к Аркадию Яковлевичу свой интерес имелся, давно Свету хочу оторвать от этого старика, который вцепился в неё клещами и уже пятый год держит. Она много страдает от этого двойственного положения, но долю свою женскую даже не мыслит без него. А он не мыслит оставить детей, хотя они давно совершеннолетние и постаревшую жену, с которой они жизнь начали с общей поварёшки.
Когда все разошлись по комнатам, я Свете позвонила и сообщила, что хочу изменить её жизнь. Она промолчала, но мне показалось, что улыбнулась, а Света ухмыльнулась и подумала:
- Жизнь она хочет мою изменить, а ты хоть раз спросила меня, хочу ли я изменить свою жизнь… Смогу ли я жить без него, без его доброго утра, без этих бесценных слов, – моя единственная, солнце моё, радость моя… Тебе кто-нибудь говорил все эти важные для меня слова? Каждое утро, десять лет…? Тебя кто-то укладывал спать, накрыв любовью из поцелуев, всю, всю, всю, до мизинчика? Да что ты понимаешь в любви, да я без голоса его оглохну… Я жить без него не могу, дыханье останавливается, когда только подумаю о чём-то трагическом…, только бы провод не оборвался… Жизнь она мою изменить хочет… Дурочка.
Мы повенчаны общим дыханием,
Проводов душевных, всенощных,
И любовью, и общем страданием,
Без него я свободна, но немощна.
Вернулись в Москву поздно, а с утра мне уже Аркадий Яковлевич позвонил и пригласил нас пообедать в ресторан. Голос у Светы был печальный, но она пришла. Познакомили нас уже за столом. Аркадий Яковлевич заказал всё, как на банкет, хотя нас было только четверо. Юра нормальный парень, видно было стеснялся этого сватовства, но деваться некуда, в Америку хочется, а в сердце пусто.
Объективно Света не может не понравиться, она миловидная и женственная, как головка с портрета Грёза. Умная, из хорошей семьи и самодостаточная. И анкета подходящая – русская, замужем не была, детей нет, просто подарок судьбы. Вот папа и решил не уходить от судьбы, а Юра смирился. Высокий, в меру худощавый, немногословный, коротко стриженный, темноволосый, с повествовательным взглядом на жизнь и с огнем, погасшим от рождения.
Похоже, говорили только мы с Аркадием Яковлевичем. Пообедали и кофе выпили, и мороженное поели, словом, программу он выполнил полностью, и щедрость показал, и заинтересованность не скрывал. Вроде радушно попрощались, Юра даже выдавил что-то похожее на улыбку, а Аркадий Яковлевич щекой прижался и приобнял нас со Светой.
Как только мы остались одни я её спросила:
- Ну как?
- Ну что как, нормальный парень, но чужой.
- А как ты хотела, первый раз увидала и сразу родной, так не бывает.
- Бывает – ответила она спокойно.
И я без всяких слов знаю, что она своего клеща родным чувствует, и оторваться от него не может, хотя то, что пошла на смотрины – я решила лёд тронулся, а раз тронулся, то можно маленько и подтолкнуть:
- Света, тебе тридцать два, как говорит один наш знакомый, – уже даже на панель поздно, – твоему клещу…
– Не надо его так называть, - горестно перебила она и её глаза покраснели от слёз.
– Хорошо, – согласилась я только бы продолжить, – Исаеву шестьдесят пять и жене не меньше, к тому же член партии, известная личность и ему не перепрыгнуть это болото, силы уже не те, и роман не в зените, так, "тихо тянутся сонные дроги".
Выходи за Юру, нормальный парень, порядочный, не избалованный, поедете в Америку, в Вашингтон, не самая большая деревня. Родишь ребёнка, пока не поздно, пора уже посмотреть на жизнь трезво.
Когда я закончила свой монолог, её глаза зелёные, наполнились прозрачными слезами и молча выкатились, не моргая.
- Тата, ты говоришь правильные, разумные вещи, но вот возьми Юру, порядочного парня из хорошей семьи с пустым, никем не занятым сердцем, занят только желанием поехать за рубеж, а я бы в Арктику поехала бы с Исаевым, в мороз лютый и грела бы его своим горячим дыханием. Моё сердце переполнено любовью, страстью и сгорает, а что я могу дать кроме своего паспорта этому юноше…, обгоревшее сердце и сожжённую любовь…. Я вот утром, до ресторана, выбежала на улицу и неслась, как угорелая, когда он позвонил и спросил:
– Ты хотела со мной поговорить, я выйду на десять минут.
- Примчалась, увидела и растворилась, и уже как-бы со смехом сказала:
– Ко мне тут сватаются, ну а я без Вашего спроса не соглашалась даже на встречу.
А он возьми, да скажи:
- А что не согласиться, пора устраивать свою жизнь, а то эти отношения как-то подзатянулись...
- И сердце моё будто в кипяток опрокинулось, и все слова онемели, я кивнула и медленно пошла, вернее сказать, поплелась к ресторану, навстречу с чужой судьбой, а хотелось выть и орать от боли...
От полной безысходности и подавленности, согласие на свадьбу она дала. Назначили на двадцать пятое августа. Света согласилась на эту свадьбу, конечно, не от моих доводов, а от растоптанной любви. В том же ресторане, где несколько дней тому назад мы познакомились с Юрой, в два часа дня, двадцать пятого августа был накрыт длинный стол на тридцать человек.
Несколько ребят Юра пригласил из МГИМО, остальные приглашённые были родственники и нужные люди. Все перезнакомились, все сердечно поздравили молодожёнов, как близких друзей, разлили по бокалам шампанское и Аркадий Яковлевич поднялся с заготовленным поздравлением. Он только успел надеть очки, чтобы прочесть в стихах написанное им самим поздравление, как в эту минуту к Свете подошёл официант и попросил её выйти, я сидела рядом, и мы вышли вместе, я сказала:
- Простите ради Бога, мы сейчас...
В вестибюле ресторана стоял Исаев и когда она подошла, он закричал:
- Никогда, никому, слышишь, никогда, никому я тебя не отдам, - и легко подхватив её на руки, как ребёнка, выбежал с ней к машине...
Душа шептала – я его люблю,
Да, он в годах и чуть хмельной,
Я с ним, подобна хрусталю,
В серебряной оправе кружевной.
Дрожь от касаний рук чужих
И сердце шепчет – не греши,
И от намерений благих,
Уходит жизнь из души.
Наташа Петербужская. @2024. Все права защищены.
Опубликовано в 2024 году в Сан Диего, Калифорния, США
Свидетельство о публикации №224012200279