Бабушка
Я хочу рассказать о моей бабушке Софье Петровне Ермиловой (в девичестве Бирюковой), родившейся в 1886 году в селе Федосеева Пустынь Спасского уезда Шиловской волости (района) Рязанской губернии (области), потому что она сыграла ведущую роль в формировании моего отношения к миру и жизни, к восприятию и пониманию Русской традиции. Это было связано с тем, что период моего раннего детства пришёлся на годы отечественной войны 1941 — 45 годов, когда мой отец, Андрей Романович, с утра до позднего вечера занимался обучением курсантов Ульяновского военного училища связи, будущих командиров полковых радиостанций, а матушка, Клавдия Емельяновна, после окончания краткосрочных курсов медсестёр, почти круглосуточно находилась в военном госпитале (в здании бывшей школы) в качестве медсестры. Поэтому моим воспитанием практически занималась б а б у ш к а Соня. Дошло даже до того, что я её стал называть мамой, на что моя матушка очень обижалась и невольно ревновала.
Я родился в предвоенные годы, когда обстановка в стране была далеко не мирная. Поэтому отец уговорил свою мать оставить жильё в селе родным и привёз её в Ульяновск для участия в приглядовании за мной ввиду занятости родителей ( матушка до войны тоже работала в училище чертёжницей). Мы жили в новом четырёхэтажном доме, построенном рядом с территорией училища для офицерского состава. Квартира была трёхкомнатная: две комнаты занимала наша семья, а одну — одинокий офицер из училища. На кухне была кирпичная печь с духовкой, керосинка, раковина для мытья посуды и обеденный стол. Перед входом в кухню был вход в ванную и в туалет.
У меня сохранились некоторые яркие воспоминания о предвоенных годах. Например, когда отец с матушкой в отпуск ездили на пароходе по Волге до Астрахани и привезли огромный арбуз, то мы его с аппетитом ели на кухне. Или когда в гости к нам приехала вторая бабушка Евдокия Петровна Антонова ( по линии моей матушки) и как я ей показывал свои игрушки из тумбочки… Помню также, как я болел, находясь в детской кроватке с деревянным ограждением, где я лежал. И захотелось мне в туалет по малой нужде. Напрасно я звал кого-нибудь, чтобы дали горшок: видно все вышли по каким-то делам. Так и пришлось сделать большую лужу около кроватки через решётку ограждения... Хорошо помню и день начала войны, когда люди стояли у уличных репродукторов на столбах и слушали диктора Левитана о нападении Германии на СССР. Мне тогда было три с половиной года. Обстановка была очень печальная. И конечно начались разные проблемы. Первым делом отключили домовую котельную отопления на мазуте и предупредили, что она работать не будет. Пришлось отцу выходные дни использовать на то, чтобы сложить в большой комнате печь из где-то добытого старого кирпича, применив в качестве печной трубы отрезки мачты списанной радиостанции. Трубу он вставил в кухонный печной дымоход. Тут проявились разнообразные практические навыки отца, приобретённые им при жизни в сельской местности. Затем он договорился со знакомым рыбаком и арендовал у него на день лодку для вылавливания на Волге одиночных сосновых брёвен, отбившихся от плотов, которые в то время интенсивно сплавляли по Волге в район Сталинграда для строительства блиндажей. На это предприятие отец взял и меня. Погода была солнечная и я очень сильно обгорел. И баба Соня с вечера начала мазать мои волдыри солнечных ожогов простоквашей. Было больно и я конечно хныкал… А выловленные брёвна отец превратил в дрова и сумел перевезти их в квартиру, сложив рядом с печкой и обеспечив нашу зимовку.
Я спал иногда с бабушкой на одной постели и поэтому, чтобы я быстрей уснул, она всегда рассказывала мне сказки. Так было и в день возвращения с Волги после моего солнечного ожога в процессе вылавливания отцом брёвен. Хотя баба Соня была практически весьма малограмотна и с трудом могла поставить свою подпись в каком-нибудь документе, она знала много сказок, в том числе и известные типовые про кощея бессмертного, про колобка, который и «от бабушки ушёл, и от дедушки ушёл», про хитрую и коварную лису с ледяной избушкой и простоватого зайца с лубяной избушкой, которого лиса обманула. Особенно меня удивляла сказочка о том, как хозяева коровы собирались затащить её на крышу своей избы, где выросла трава, чтобы она её съела.... «Неужели нельзя эту траву сорвать и дать корове внизу на земле?» - думал я. Видимо такие «сказочки» рассказывались специально для развития размышления у малолетних детей. А традиция передачи содержания сказок и разных историй поддерживалась независимо от уровня грамотности. А муж бабы Сони Роман Иванович, мой дед, был наверняка более грамотным, поскольку занимался извозом в разных городах, даже в Санкт-Петербурге - зарабатывал средства для семьи. У него была своя лошадь и кибитка для пассажиров. Эта лошадь его и сгубила, укусив бицепс его руки во время запрягания. После этого началось «заражение крови» и... летальный исход. Это произошло в 1911 году, когда моему отцу было всего четыре года. Пришлось вдове Софье подрабатывать(батрачить) на стороне у зажиточных сельчан.
Несмотря на вдовство, баба Соня способствовала образованию сыны: отец закончил семилетнюю школу и поступил учиться в Шиловский педагогический техникум. Перед ним вырисовывалась перспектива стать учителем. Но судьба неожиданно круто изменилась. В середине срока обучения в техникум прибыли представители Краснознамённой военной Академии связи и предложили добровольцам перейти на обучение в эту академию. Так у отца началась жизнь будущего офицера-связиста. И в техникуме и в Академии отец учился очень хорошо. А в те времена приветствовался бригадный метод обучения, когда знающий и активный студент-слушатель быстро и толково излагал материал за всю бригаду. По-видимому преуспевание в этом процессе способствовало тому, что после защиты диплома и окончания Академии в 1936 году его направили в Ульяновское военное училище связи в качестве преподавателя. В процессе обучения в Москве он познакомился со своей будущей женой Клавдией Емельяновной, закончившей к тому времени Тверской дорожный техникум, и приехал в Ульяновск, будучи уже женатым.
Ну а когда он «выписал» бабу Соню в Ульяновск, она привезла с собой целый сундук «добра»: льняные самотканные холсты, «панёвы», ночные рубашки, платки и ещё много чего… Этот сундук стоял в общем коридоре квартиры под вешалкой. Баба Соня привезла с собой и её местный своеобразный старорязанский говор, значение слов которого не всегда можно было понять. Про человека, говорящего впустую, она говорила «болтает языком оба пол»(об пол!); про кусок, например, мяса она говорила «ковалка мяса», про средних размеров рыбку говорила «большая малюшка», блины на молоке с яйцом называла «тоньцы», топлёное масло называла «коровьим»; вместо слова «пошёл» говорила «куда ты попудился?», а утром меня спрашивала «чай попял?» Если я начинал что-то делать, она спрашивла: «Чего это ты удумливаешь?» На мой вопрос «Чего бы поесть?» - она отвечала : «Вот булки, масло». Многие городские обиходные слова она произносила на свой манер, например, «полуклиника» вместо поликлиника, «узюм» вместо изюма и проч. В её речи нередко мелькали народные пословицы и поговорки типа «от греха подальше», «зачем осел-то на себя надевать» (взять на себя тяжёлые обязательства), «думал игумен, а он монах» и др.
Отец тоже часто произносил народные поговорки с рязанщины: «Голова ты садовая!»(чучело); «Что у тебя руки чешутся!», если я что-то хватал из инструмента; при задержке дел говорил: «Как на охоту, так собак кормить!». Про упрямого человека говорил: «Ему хоть кол на голове теши!» Иногда отец брал с собой какую-нибудь не очень нужную вещь и говорил : «На всякий пожарный случай...».
Баба Соня прекрасно готовила любые блюда: уху из рыбы, жареную картошку на «коровьем» масле, запечённую в духовке пшённую кашу в горшке, томлёную в духовке в «утятнице» сахарную свёклу, напоминающую мармелад, и конечно два вида блинов: упомянутые выше «тоньцы» и толстые блины на кислом молоке ( простокваше) с базара. Она частенько ходила на базар в центре Ульяновска, где удавалось купить кислое молоко, «колобок» сливочного масла. Не обходилось и без обмана: однажды в центре масляного «колобка» оказался катыш из волос… Хлеб и некоторые продукты продавались по продуктовым карточкам в магазине училища и «излишек» хлеба можно было м е н я т ь на другие продукты на базаре. А в поле за училищем было организовано «подсобное хозяйство» (дали участок под огород), где активно трудилась баба Соня, выращивая просо, картошку, сахарную свёклу и прочее. Вот откуда появлялся у нас сладкий «свекольный мармелад» и пшённая каша. А сахара катастрофически не хватало...Чай пили буквально «в приглядку» с маленьким кусочком сахара, отколотого от большого щипцами! Сахара-рафинада в то время «и в помине не было»(выражение бабы Сони). Лакомством считался кусочек хлеба, слегка намазанный дефицитным подсолнечным маслом и натёртый долькой чеснока: он напоминал вкус довоенной чайной колбасы.
А осенью практически всё свободное население, в том числе и бабу Соню, мобилизовали на строительство воинских укреплений и окопов на подступах к Ульяновску. Пришлось меня отправить в организованный в училище Детский сад, ибо я остался в одиночестве. В этом детском учреждении преобладали армейские порядки: на все мероприятия воспитатели водили детей строем, даже на стоявшие в коридорчике рядком горшки. Ощущение стеснительности меня не покидало во время этого сакрального акта… А в начале послеобеденного сна воспитатели традиционно читали для быстрого нашего засыпания какие-нибудь сказки. Иногда сказки были страшные, например, про злого синебородого волшебника! В результате вместо сна в голову лезли разные думы про его безобразия. Гулять нас выводили в небольшой дворик, где мы играли в прятки, в лапту и в загадочную игру «штандар»: по команде ведущего все разбегались, а по следующей его команде «штандар» все должны были застыть в тех позах, в каких его застала команда. Только будучи взрослым, я понял, что это упражнение из набора Г.И.Гурджиева с командой «стоп»(stand up - "встать", англ.). Как оно оказалось в сфере детских игр, совершенно не известно…
В конечном итоге немцев сильно побили под Сталинградом и надобность в рытье окопов под Ульяновском отпала. Баба Соня возвратилась домой, а я — из детского сада. Желанная свобода стала реальностью. Я с утра выходил гулять во двор около дома, но потом с мальчишками убегал в ближайшие окрестности. В нашем распоряжении были брошенные сады и огороды и привезённая с фронта подбитая техника. В последнем случае я захватывал из дома отцовский инструмент - молоток и пассатижи, для возможности добывания «штучек» - приглянувшимся нам деталей в подбитом танке или автомобиле. Часто мы также лазили в кабины стоящего без охраны на огороженной площадке около нашего дома самолёта-штурмовика ИЛ-2. На нём прежде готовили стрелков-радистов на соседних военных курсах «Выстрел». Когда хотелость есть, мы отправлялись в брошенные сады и собирали что-то съедобное: ещё не спелые яблоки, такую же смородину, крыжовник, вишню, малину. Вечером мы возвращались к дому и я издали уже слышал крик бабы Сони, призывавший меня домой. «Иде тя леший носил?» - вопрошала она при моём приближении...А на другой день всё повторялось сызнова. В зимний период мы также пропадали, катаясь на лыжах или на санках по горам и долам.
У меня в жизни было несколько периодов, когда я длительное время жил практически только с бабушкой Соней. Первый раз это произошло в начале 1943 года, когда отца откомандировали на Волховский фронт для налаживания там радиосвязи между высшим командованием и передовыми подразделениями. Связь была в плачевном состоянии, видимо из-за низкой квалификации персонала. При такой связи невозможно было руководить фронтом. Отцу пришлось объезжать все подразделения и выяснять причины сбоев в работе, одновременно разъясняя что и как надо делать. Через пару недель он доложил командованию о проделанной работе и организовал проверку связи с передовыми подразделениями. Всё восстановилось и можно было готовить наступление. За эту помощь отец получил орден «Красной звезды» и медаль «За боевые заслуги». А матушка продолжала свою вахту в госпитале. Я иногда наведывался к ней, чтобы перехватить что-то съедобное. Конечно, мы все переживали за отца: война есть война...Но, слава богам, всё обошлось, и работа отца в училище связи продолжилась. А в декабре 1944 года родилась моя младшая сестра Людмила, и матушка уже присутствовала дома. А в предшествующий летний период она вместе со мной и бабой Соней посещала с привлечением меня к копанию земли под грядки. Именно с тех пор у меня сформировалось негативное отношение к копанию земли.
Другой случай длительного отсутствия отца - его спецкомандировка, уже после войны, в 1949 году на Чукотку в район бухты Провидения для установки там коротковолновых радиопеленгаторов с целью фиксации на Аляске местоположения американских радиостанций. Одновременно проводилась прослушка разговоров на них бывшим разведчиком-нелегалом, идеально владевшим английским языком. Поскольку матушка была занята моей маленькой сестрой, то я в основном больше общался с бабой Соней, поившей и кормившей меня. Мы в то время проживали в городе Арзамасе, где отец вновь работал преподавателем радиодисциплин в Арзамасском училище связи.
Третий случай моего длительного проживания под патронажем бабы Сони выдался в середине 50-х годов, когда мы уже переехали из Арзамаса в Горький (Нижний Новгород) по новому месту службы отца, тоже в Горьковском военном училище связи. Отца вновь командировали военным советником по системам связи в Венгрию. Конечно, матушка поехала вместе с ним и взяла с собой сестрёнку Людмилу. А мы с бабой Соней остались вновь вдвоём. Она вновь готовила мне еду и стирала моё бельё на стиральной машине первого типа - стиральной ребристой доске. Я уже закончил 9-й класс школы № 143 и оставался последний 10-й, где надо было налегать на учёбу, чтобы получить хороший аттестат. В то время я не знал, что получатели школьных золотых и серебряных медалей намечались заранее и их количество было строго ограничено. Поэтому у нас с моим приятелем Альбертом Лазаревым в аттестатах оказалось по две «четвёрки» за письменные работы по математике и сочинению. А при поступлении на радиофак Политехнического института я не добрал одного балла на пяти вступительных экзаменах.Сказалась усталость на экзаменах за 10-й класс.И я вынужден был пойти без экзаменов в Авиационный техникум, который и закончил через три года с «красным дипломом». Это дало возможность поступить-таки на вечернее отделение радиофака без экзаменов. О радиотехнике я видимо "генетически" мечтал с детства, занимаясь радиолюбительством. Но это уже совсем другая история.
Последние годы жизни баба Соня оказалась не у дел. На неё постоянно ворчала матушка. Отец был уже на пенсии и пропадал в купленном саду. «Умереть бы скорей. И чё Господь меня никак не приберёт к себе...» - частенько говорила она. В сентябре 1972 года она тихо ушла в мир иной в возрасте 86 лет, лёжа на своём большом сундуке, где ей была устроена постель. Похоронили её на старом кладбище пос. Сортировочный. Памятник на могиле был с привинченной на его вершине латунной звездой (отец считал, что она её заслужила) и массивной дюралевой табличкой на памятнике с её фамилией и датами жизни. Это и привело к тому, что «бомжи» всё это отвинтили для сдачи в дорогой металлом. Предпринятые нами с супругой Таней попытки найти могилу бабы Сони методом биолокации не дали результата.
Из-за «вечной занятости» в жизни я сильно сожалею, что вовремя не расспросил бабу Соню и отца Андрея Романовича о их малой родине, о родственных связях. Несколько лет назад по предложению моего старшего сына Сергея мы решили с ним и Таней съездить в Федосееву Пустынь на машине и найти каких-нибудь родных.
Сергей пытался предварительно это сделать по переписке с администрацией. По приезду в село нам удалось найти одну бабушку с фамилией Ермилова, но это была её фамилия по умершему мужу. А наш поход на местное кладбище окончился печально: от всех старых могил остались только холмики без крестов и памятников. Поздно к нам приходит желание как-то наладить связи со своим Родом. Такого раньше у р у с и ч е й не было…Современный социум и разные "тонкоплановые" эгрегоры делают всё, шунтируя благие желания людей, чтобы разрушить древнюю Традицию. Увы, им это удаётся. Времена Влескниги снизошли на нет...
Свидетельство о публикации №224012200608
А вот две другие в сети так и не встретились: "Можился, да в кучку съёжился" и "Кажется - мажется, понюхал - не воняет" ).
Эх, пропадает наследство наших бабушек...
Фима Жиганец 07.05.2024 22:25 Заявить о нарушении