Кошачий бог. Антиутопия. Книга первая. Глава 55

55 глава. Тупиковая ветвь

Буран несколько иначе раскидал бунтарей, но это не решило проблем. Где пилотам удалось приземлиться и переждать ураган, там и сгружали  сектантов в спасательные хижины. 
Председатель колхоза в Припяти весьма ласково принял странных  монархов, накормил, напоил от пуза, как водится. Люди были готовы слушать сказки о царствовании, но услышав ересь, гости были крепко биты. Им пришлось самим собирать пластиковые домики, оставленные на всякий случай, и жить в отдалении от селян, подворовывая живность, соблазняя неосетованных молодок, прикормивших красавцев в белых одёжках.
«Тупиковая ветвь развития» – так их обозначили генетики и забыли о них. Но разведчики наблюдали, искали и находили всё необходимое. Тридцатый клон ушел на кордон и, естественно, не вернулся. Его по-человечески было жаль, только он ничуть не сокрушался, не возмущался, как братья. В чернобыльской глуши оказалось поселение монахов, одетых в рубища, как на картине Репина «Бурлаки на Волге», впрочем, как и все колхозники.
Беззлобные трудяги сеяли-пахали, кормили-доили. Зерно гуртовали под открытым небом не от лени, а от избытка. И всё вручную да на волах. Выпить и поесть они тоже умели, а потом запеть заунывно и красиво… Молоко рекой лилось по деревянным желобам в лес, на прикорм дикому молодняку. Волки санитарили вокруг хуторов, собаки мало отличались от них в охоте на крыс. Лисы мышковали средь бела дня, даже косули не боялись людей, выходили полюбопытствовать на опушку леса. Домашняя птица жила своей жизнью, бродила, где вздумается, нежилась на воде в прудах, никто ее не считал. В чащу никто не лез, не хватало времени прорубать древнюю дорогу.
Главный эколог академгородка запросил опытные образцы, колхозники согласились меняться, стали примерять штаны, рубахи и любой кусок техткани. Бойкие бабы, насупившись, заказали ситчику на юбки, облачившись в полученные обтягивающие комбинезоны, прикрывали мясистые телеса рядном домотканым и грубым. А вот бахилы привели их в восторг! Ноги в шрамах, исколотые стерней, сразу почувствовали облегчение. Счетчик Гейгера немного фонил, но не зашкаливал.
К вечеру пришел грузолет, чтобы защитных костюмов хватило на всех, и мена состоялась. Вместо юбок приспособили заготовки для ДНК-сканирования с учетом габаритов женщин. Дополнительно задобрили рулонами тканей со склада, пыльными, залежавшимися, но крепкими, нитками, иглами, булавками, чем просто покорили одичавших людей. Они выстругивали иглы из лучинок, шили лыком. В благодарность они нагрузили нежданными подарками, плодоносной живностью, окороками и домашними колбасами из погребов, горами овощей и фруктов. Но крепко осерчали, что летчики не пьют, не едят, ну прям как лесные монахи…
Из монахов тоже откликнулись на просьбу Академгородка и по доброй воле пошли на послушание иеромонахи Авель, Илларион, Михаил, не желавшие оставить мешковатые котомки, деревянные весла вместо посохов и переодеться в дорогу. От пилюль тоже отказались, питались они, как птички по зернышку, семенами льна или конопли, вероятно, им претил образ жизни родных сельчан, вот и сбегали в скит.
В жизни всё неоднозначно, ошибаются генетики, вынося приговор.
Обустроив молельную и крестильную для ученого центра, засеяли свое поле у реки, от холода согласились на комбинезоны с бахилами, но свои рубахи и лапти надели поверх, дабы не пачкать. Начинали с крещения малюток и с азов, строить храм не торопились, ничему не удивлялись, всем всё прощали, отпускали, пищу сами себе добывали, утверждая, что жить в долг чужим хлебом грешно, самим трудиться на себя следует, ежели не младенец и здоров. Быть больным им тоже казалось зазорным, ибо следует блюсти себя, укрепляться духом. Не смеет человек позволять болезни управлять собой, голова управляет зрением и руками, и ногами, и помыслами.
Сборные домики-кельи обложили срубом, лишив стены подзарядки, света и тепла. Тихо плакались в молитвах, копая веслами-лопатами, что в этом климате лен и конопля не выросли должным образом, что к весне не во что будет одеться, что лампадного масла не отжать… Снопы увязали и притопили в реке, дабы размочить стебли конопли на волокна. Ткацкий станок они уже собрали, вырезав детали из дерева. Отшельники не жаловались, не просили ни о чём, чурались даров, ножом и топором сделали всё необходимое для своего хозяйства.
Народные умельцы, сбежавшие из колхоза, знали вектор выживания в любых условиях и восхищали ученых в НИИ.
Пришлось посылать к ним Доктора, чтобы увещевать и учить пользоваться новыми технологиями, а не лучинами. Благо, что привозную воду с добавкой эликсира они пили послушно, узнав о трагедии крысиной чумы.
– Не бойся гибели своей, – ответствовал батюшка Авель, – бойся гибели ближних своих. Когда любимые уходят, душа мертвеет, человек не живет. Любите всё живое, мертвым мы не нужны, только молитва нам остается. Жаль, что только так вы Бога звать начинаете.
– Батюшка… – смутился Доктор, – я женщину люблю, Ненаглядную… Грешно сказать…
– Ненаглядную? Как славно ты назвал ее! Люби. Ты в ней образ божий видишь, люби. Не грешно любить, грешно потреблять, как пищу, человека живаго, пользоваться им, как вещью… Принимать великодушие любящего за слабость – распространенное заблуждение. До поры до времени бывает всепрощение, а потом…
– Вот бы написали нам молитвы ваши, люди бы научились, – прервал его Доктор.
– Не будем мы писать, бересты не хватит, так запоминайте, чего уж проще?! Ведь каждое воскресение славословим Господа для вас. Запоминайте! Кто сумеет повторить Писание, допущен будет к обучению службам. Вот тебя и старца можем рукоположить, вас учить не нужно, требы-то несложные.
– Батюшка, я-то доктор, а «старец» – он ученый, некогда нам…
– Да, лекарь, каждый своим путем к Богу идет. Вы вот уже пришли. Трудитесь с молитвою. А мы свое жительство оберегать будем, в миру нам делать нечего. Заведете своих попов, а мы дальше уйдем…
– Память у вас феноменальная! Как же вы станок без чертежей-то сработали, на глаз, что ли?
– Спокон веку так детей учат, на песке да на снегу много ли начертишь? Вы-то умудрились на стекле писать и рисовать! А стол, какой гладкий – чудо, стены… Глазомер, конечно, нужен, чтобы срубить точно. Так ведь ничем Господь не обидел. Ладно, уговорили, выберем мы послушников, сами чувствуем, что не понимаем ваш дикий мир, – согласились монахи с увещеванием Доктора.
Конечно, им очень было дико, что у людей неглупых нет имен…