Год од - 8, иными словами Блаженная блажь

(Анонимный автор.
Ода евхаристическая Святейшему правительствующему всероссийскому Синоду,
священных Муз покровителю, благоволившему посетить публичные философские состязания, от Московской академии со всенижайшим почтением и усердием поднесенная июля дня 1775 года)


       Нет, прикольная все-таки цифра 8: как ее ни крути-верти, хоть вообще с ног на голову переставь, а все равно в итоге получается то же самое число 8. Стабильность, блин! Да не фальшивая политическая, а реальная математическая. Всё, так сказать, в точности по науке. Вот про нее самую, то бишь про науку, сейчас и прозвучит пафосная одическая речь.

       В прошлый раз, напомню, спикером-пиитом выступил анонимный провинциальный учитель. Сегодня поднимемся ступенькой выше и возьмем ноту чуть-чуть торжественнее. Итак, на сцене другой аноним XVIII века (эпохи Просвещения, между прочим), и это уже не какой-то вологодский писарь, а московский псаломщик, являвшийся при этом еще и преподавателем так называемой Славяно-греко-латинской академии духовного ведомства. Интересно: догадаетесь с трех раз, каким языкам-наречиям обучали тамошних лингвистов? Трудно, но все-таки попробуйте! Внимание: подсказка – в названии вуза.

       Однако шутки в сторону. Поговорим вполне серьезно о научных ценностях, а старинная ода нам здесь весьма поможет. Датирована она, как можете увидеть выше, аж 1775 годом – аккурат временем окончания печально знаменитого восстания под предводительством Емельяна Пугачева. Вот такими иногда бывают низовые народные демократические движения в условиях верхушечного вельможного авторитарного режима. Кому надо, те поняли. Всем остальным – на заметку. Ну, так, на всякий случай.

       Разговор, впрочем, обещан о науке, а не о бунтах. И это правильно! Одно другого, несомненно, намного лучше. В этом был свято убежден и наивно уверен неведомый нам по имени автор патетической оды в честь отпетых (гм! неточность!)... в честь воспеваемых высоких покровителей Муз и благосонных (эх! опять ляп!)... благосклонных посетителей публичных – нет, не домов, а состязаний (по крайней мере, так утверждается в заглавии оды), хотя нельзя исключить, что программа посещений могла сочетать в себе самые разные объекты. Не одними же святыми молитвами, в самом-то деле, живы все эти рясоносные архиереи, насадители разной ахинеи.

       Виноват, виноват! Что-то я слишком заболтался и чересчур затянул вступление. Спешу поскорее передать слово безымянному (но отнюдь не безгласному) автору евхаристического, то бишь благодарственно-признательно-хвалебного дифирамба синодальным сеньорам. Вот как штатный преподаватель с энтузиазмом воспевает счастливую участь российских ученых из числа вузовской интеллигенции. Порадуемся, граждане, идиллической картинке! Условность искусства в данном случае явно по всем статьям и параметрам превосходит действительность жизни:

Кто жизнь наукам посвящает,
Тот вечно может быть блажен,
Плоды сторичны получает;
Тому нет никаких премен;
От всех тот тягостей свободен,
С Зефиром кротким в нравах сходен,
Во всех делах тот совершен.
Не ищет титлов он преславных,
Ни скипетров царей державных.
Любитель Муз всегда блажен.

Сия толь твердая ограда
Народы целые хранит.
Тут скрыта вечная награда;
Кому и счастие не льстит,
В том прямо Сократ обитает,
Того и злато не прельщает,
От слабостей не страждет тот.
Всегда науки в нем почтенны,
Пороки вечно низложенны.
Счастлив сей подлинно народ!

       Любитель Муз, особенно если он по привычке вечно под мухой, может и впрямь ощущать себя блаженным, да и вообще являться блаженненьким в самом прямом и приземленном значении этого многогранного понятия. Плоды-то (ну, в смысле – плоды от древа познания добра и зла) он вправду получает, да только вот, увы, отнюдь не сторичные, а разве что вторичные – в духе легендарного одностишия новейшего поэта Владимира Вишневского: «Какие это деньги? Это сдача!»

       Ну да, кто работают в вузах или работали там когда-то, сами прекрасно знают реальную величину своей зарплаты. Педставка-то воистину грошовая! Это, по-видимому, для того, чтобы блаженные не соблазнялись всяческой халявой. Зато им дана возможность предаваться беззастенчивой халтуре. А что? Слова похожие, сущность их практически идентичная: всё крайне вульгарно, низкопробно и примитивно. Не профессиональные инновации, а профанация с имитацией.

       Вузы давно уже перестали быть образцами храма наук (а уж тем паче храма Муз), превратившись в банальные пылесосы по вытягиванию бабла из туповатых и нерадивых абитуриентов. Может, в столицах как-то иначе, но в провинции – поголовно и безусловно только так. Какая уж там наука? Во главе угла – финансовая разнарядка и подковерная грызня за дополнительные доходы от платных услуг. Короче: где есть коммерческий набор, там нет научных перспектив. И даже элементарных приличий давно уже простыл всякий след.      

       Но прислушаемся лучше к лирическим переливам академического одописца. Он-то ведь не знал и не мог догадываться, во что выльется (а точнее – выродится) система высшего образования в современных российских реалиях, поэтому кажущийся нам сейчас издевательским и пародийным пафос его славословных здравиц был в ту далекую от нас пору не только правдоподобен, но и оправдан (не забывайте: все-таки, как-никак, тогда был век просвещенного абсолютизма, а не коррупционного милитаризма, как нынче):

Се добрый плод наук священных,
Се многих выгоды трудов!
Они злым роком утесненных
Защита, радость и покров.
Они как быстрыми крилами,
Как животворными лучами,
Объемлют души и бодрят!
Прозрачну живность в мысль вливают
И добродетели вперяют,
Надеждой славных дел живят.

О коль блаженные те народы!
Коль прелюбезны страны те,
Где разлиются ясны воды
Наук в обильной красоте.
Где чистота и добродетель
Прямый их мудрости свидетель,
Где с миром радостный покой,
Как слава, с шумом раздается,
Как буря, по буграм несется,
Звучит, лия гром страшный свой.
 
       Достаточно ли внимательно вы прислушались к пафосным перекатам? Не уловили самые первые, еще очень отдаленные звуковые предвестья грядущих катаклизмов, чтобы не сказать катастроф? «Гром страшный» – намек понятный. Не зря сформулировано в пословице: когда говорят пушки, Музы вынуждены помалкивать. В тряпочку. Это что-то вроде добровольного кляпа во избежание всяческих бед и кар за дискредитацию. Ну а если молчать уж совсем невтерпеж, то разрешено усердно воспевать «прозрачну живность», то бишь сущее свинство, проистекающее прямо на головы населения с сановных верхов, благоволящих раз в квартал разыгрывать роль эдаких вальяжных благотворителей, высокомерно благоволивших посетить философские состязания полунищих вузовских псевдофилософов.

В провинции интеллигенция –
Финансовая импотенция,
Не получавшая ни разу
От грантодателей «Импазу».

       Именно так. Но это, как вы сами можете легко догадаться по специфической терминологии, написано вовсе не в осьмнадцатом столетии и отнюдь не академическим виршеслагателем. Он-то был раболепно покорен и добровольно лоялен к тогдашним властям предержащим. Не его в том вина. Тогдашние харизматики были все-таки не чета нынешним: уж эдаким харям какая евхаристия?   

       Как говорится, почувствуйте разницу. Вот, для закрепления пройденного материала, еще парочка строф – из давнишней оды, а не из новейшей эпиграммы, – да-да, риторических строф, эффектно оттеняющих просвещенную элиту империи от конъюнктурной шушеры федерации. Видимо, и законы тогда честнее и добросовестнее исполнялись, да и плоды наук возрастали не исключительно с прицелом оружейной оптики:               
    
О Меценаты, Аполлоны!
Правительствующий Синод!
Вы чрез священные законы
Знатнейший возрастили плод.
Сколь неусыпными трудами,
Как вод чистейшими струями,
Живите повсечасно нас.
Златою ризой осеняя,
Сердцам ток пользы проливая,
Московский красите Парнас.

Все пользы от наук сретаем
В особах ваших и лице.
Все удовольствия вкушаем,
Как в любящем детей отце,
Как в безопаснейшей ограде,
Мы к вящей чистых Муз отраде
Блаженство ныне зрим свое,
В летах цветущих просвещенье,
А в старости увеселенье.
Сколь услаждает дух сие!

       Угу, очень весело, особенно в старости на пенсии: эти подачки щедрое государство начисляет с прямо-таки меценатским размахом. А мы почему-то не ценим столь благостные дары (или все-таки дЫры?). Нехорошо! Надо в этом сомнительном случае брать правильный пример с евхаристических характеристик 250-летней давности, ибо литературная классика всегда актуальна там, где социального прогресса что-то не видать:
    
О сколь блаженство нам велико
Чрез вас, достойные отцы!
Лиется, восходя толико,
Во все ученые концы.
Парнас отрады не вмещает,
Но воздух плеском наполняет,
Равняясь с Фебовой красой.
Все Музы радостно играют,
Синод Святейший прославляют,
Да здравствует он в век златой.

       А наш-то нынешний век, вот ведь интересно: его тоже можно на полном серьезе назвать золотым – или всё же речь должна по справедливости вестись о несколько иной субстанции и совсем другой пробе?

      «Блажен, кто верует, тепло ему на свете!» – устами ироничного Чацкого изрек в свое время интеллектуальный Грибоедов. Он плохо кончил, как известно. Да и вообще: «Горе от ума». Зато анонимный автор из трехязычной академии в интеллектуалах явно не числился, зато по части веры всё было в полном порядке. Теплое местечко он добросовестно заслужил. Святейший Синод наверняка мог быть доволен таким услужливым панегиристом. Но, к сожалению, далеко не только синодальные чины бывают овеяны густой атмосферой демагогического подхалимажа.

       23 января 2024