Беззаботные люди
Телефон в прихожей продолжал заливаться призывным зво-ном и Игорь уже по¬жалел, что не выключил аппарат с утра. «Ладно, подойду после десятого звон¬ка», - дал он шанс звонив-шему.
Чуть меньше месяца назад, он целый вечер обзванивал род-ственников и знакомых любителей «повисеть» на телефоне, что садится за написание дипломного проекта и всякие звонки без острой на то необходимости нежелательны. Надо отдать долж-ное, все кого он преду¬преждал, видимо прочувствовав ответ-ственность момента в жизни будущего инженера, не беспокоили его. Даже родители, переехавшие на дачу еще весной, чтобы не отвлекать сына появлялись в городской квартире редко и нена-долго.
Телефон продолжал звонить с бычьим упорством:
- семь, восемь, девять... – считал Игорь, растягивая проме-жутки между словами, - десять! Да кто же такой настырный?
- Слушаю, - не скрывая раздражения, сняв трубку, сказал он.
Трубка отозвалась сухим, надсадным кашлем, а затем с другого конца про¬вода поинтересовались:
- Это квартира Кругловых будет?..
- Допустим – будет.
- Ага! – удовлетворился звонивший. – Значит все правиль-но...
- А кто, собственно, нужен вам? – нетерпеливо спросил Игорь.
В ответ в трубке вновь послышался кашель.
- Стало быть, я тоже Круглов… Петр… А это ты, Игорек, милый?..
Негодованию Игоря суждено было в одно мгновение обра-титься в нелов¬кость. Звонил родной брат отца – его дядька. И если он даже не представился, по обращению «милый», он сразу узнал бы его.
По современным понятиям, дядька жил недалеко от Моск-вы, в каких-то двухстах километрах и появлялся в столице неча-сто.
- Дядь Петь! Извини, не узнал – богатым будешь… Ты в Москве?.. Надолго приехал? – торопился загладить свое недав-нее пренебрежение племянник.
- Да вот приехал, значит... – отвечал дядька. – По делам, милый… Завтра утром уже обратно надо…
- Ну, тогда приезжай. Я жду…
- Я приеду, конечно, милый. Но сначала дела… А твои-то на работе?.. – спросил он.
- Сейчас на работе, а потом сразу на дачу едут. Там у них хозяйство! Цып¬лята, огурцы, помидоры... – усмехнулся Игорь. – Я один теперь живу здесь.
- Ага! Значит, один живешь. А твои на даче… Оно, конеч-но… В городе-то жарко, а на даче сейчас в самый раз. И хозяй-ство, тоже не бросишь, - рассу¬ждал дядька в своей всегдашней манере неторопливого осмысления каждого факта. – Я приеду, милый. Вот дела сделаю и приеду. Ты мне подскажи только, как мне одну контору найти... – и он назвал аббревиатуру могуще-ственной ор¬ганизации.
- Ого! – подивился Игорь, но спрашивать о цели визита на всякий случай не стал. – Так это тебе на Лубянку надо. Если точнее, метро – станция площадь Дзержинского. Там еще мага-зин большой «Детский мир», а рядом здание, куда тебе надо.
- Вот- вот! Я и стою здесь на Дзержинского… - видно све-рился со своими бумагами дядька. – Правильно, Дзержинско-го… И площадь. Так у меня написано. – Только я, наверное, не там вышел…
- Лубянка старое название площади. Там памятник огром-ный, Феликсу Дзержинскому - пояснял Игорь. – Он с любого выхода виден, а за ним такое серое здание, которое тебе и нуж-но.
- Памятник говоришь, милый?.. Да, вижу памятник из камня – мужик патлатый газету читает…
- Это Иван Фёдоров! Смотри в противоположную сторону на площадь…
- Ага, теперь вижу другой, какой посреди улицы стоит и дом тот вижу. Понял. Мне тут еще по одному адресу надо. Но то я знаю, где нахо¬дится, бывал там. Но сначала туда – на Дзержинского…
- Хорошо! – стал закруглять разговор Игорь, вновь почув-ствовав нелов¬кость перед дядькой. – Давай делай свои дела и приезжай.
- Ага! К вечеру буду.
Игорь вернулся за стол, но сразу вернуться к своим заняти-ям не смог. Вдруг вспомнилось детство, одноэтажный городок, дядькин дом, сложенный из потемневших бревен с четырех-скатной шиферной крышей, сарай с гаражом, где стоял «горба-тый» Запорожец, увитый диким виноградом забор, яблоневый сад, тихая зеленая улочка, уставленная старыми каштанами, в плотной тени ко¬торых было всегда прохладно и пахло грибами, зеленоватая плывущая гладь реки с ослепительно желтым пес-ком на берегах и вонзенные в небо пушистые макушки сосен…
Городок
Все что считалось городом, вполне умещалось на неширо-ком про¬странстве в излучине двух рек – большой и мелкой ре-чонки, впадавшей в ту большую реку, и в привычном понятии, каким представляется город, вовсе не походило. Стадо коров с овцами на окраинном лужке, куры на улицах, утки и гуси у за-брошенного прудика – типичный пейзаж для городков районно-го зна¬чения каких сотни на просторах центральной части Рос-сии. Летом городок то¬нул в зелени садов, зимой в непролазных сугробах, весной и осенью – в грязи. Кстати, о грязи как таковой и как о явлении общественном, даже судьбоносном для городка, стоит сказать и будет непременно сказано отдельно. В городке было несколько улиц, конец каждой из которых упирался в бе-рег одной или другой реки, есть и одна асфальтированная пло-щадь с громадной в полный рост статуей вождя мирового про-летариата, отчего вороны, делавшие посадку на его непо¬крытой голове, могли себя чувствовать в полной безопасности. Учиты-вая уме¬ренно-континентальный климат здешних мест на осно-вателе первого пролетар¬ского государства, было легкое демисе-зонное пальто, знаменитая кепка в руке прижа¬та к бедру, другая рука, вытянутая вперед, по замыслу ее ваятеля должна указы-вать путь в светлое будущее, на самом деле была направлена в сторону го¬родской свалки. За памятником, как тому положено сверкало стеклами широ¬ких окон трехэтажное здание, где засе-дала вся партийная и советская власть. Тянулись в высь трубы трех градообразующих предприятий городка, где работали его жители, если не считать двух труб поменьше – трубы городской бани, где они могли раз в неделю помыться, и трубы котельной школы, где учились их дети.
Многое, что имел городок, и чем могли гордиться горо-жане, он был обязан именно грязи. Сразу следует оговориться, что данная грязь не обладала каки¬ми-то целебными свойствами, погрузившись в какую можно было бы разом из¬бавиться от всех хворей, то была ничем не примечательная грязь, обыкновен¬ный быстрорастворимый в воде суглинок. Однако, бездорожью суж-дено было стать главной достопримечательностью городка, его визитной карточкой. Местная грязь с поразительным постоян-ством засасывала колеса командиро¬ванных в эти места грузови-ков и более легких автомашин вне зависимости от времени года и метеорологических условий. Впрочем, самих водителей этих больших и малых транспортных средств, кому распутица по-мешала выехать из городка в срок в места постоянного базиро-вания, не роптали. Более того, как представители героической профессии, они готовы были приезжать в городок снова и снова. И лете¬ли по городам и весям телеграммы, стандартное и лако-ничное содержание ко¬торых нашло свое место на доске образ-цов заполнения телеграмм в городском отделении связи: «За-держиваюсь зпт. распутица». И если даже у командирован¬ного водителя после изнурительного труда не оставалось сил до-браться до телеграфа, его начальство, для которых городок и бездорожье давно стали по¬нятиями неразделимыми, как хлеб и соль, как Марк и Энгельс, не дождавшись машину к сроку, без уведомления, заключали: - «Значит застрял. Дороги там нику-да…», и с легким сердцем продлевали дни командировки.
Но не только командированные в городок водители не мог-ли выехать отсю¬да неделями. Был известен случай с одним сто-личным литератором, прибыв¬шим в данную местность с твор-ческим заданием, он месяц «бомбил» свою ре¬дакцию телеграм-мами, в оригинальных текстах которых явно угадывался Бо¬жий дар:
И тут, и там: колдобина, и рытвина, и грязь,
И нет уж сил, мне выбраться отсюда, -
Лил экспромтом вирши он на телеграфный бланк и щедро рас-плачивался с озадачен¬ной приемщицей. Природа, открытые нараспашку души аборигенов, и степен¬ный уклад их жизни пле-нили сочинителя.
Стихия, грязь – порочна связь,
Сперва, плохие, потом лихие,
Писал стихи я, ведь от сохи я! -
ностальгически признавал он свои корни. На тридцатый день командировки поэтического дара и денег хватило лишь на одну строчку: - «Я музе вдохновен¬ной отдал все сполна» ... – далее уже прозой и в кредит попросил редакцию выслать аванс. Лите-ратора из городка увезла карета «скорой помощи» с острым приступом белой горячки.
Именно грязь стала объективной причиной того, что захо-лустный поселок птицекомбината, из-за бетонного забора кото-рого утренний, долго несмолкаю¬щий петушиный ор регулярно возвещал о наступлении нового дня, чуть ли ни в одночасье превратился в город, а на карте области появился новый ком-пактный район.
Ранней весной 1970 года, вся могучая держава готовилась отметить слав¬ный юбилей – столетие основателя коммунисти-ческой партии и Советского го¬сударства Владимира Ильича Ленина. Областное начальство, не желая оставаться в стороне от торжеств планетарного масштаба и поддержанное широкими массами тру¬дящихся, решило увековечить память о вожде в виде его монументальной скульптуры на центральной площади областного центра. На основании реше¬ния пленума обкома в одной из столичных ваятельных мастерских был сделан заказ.
Ввиду массового спроса на скульптурное изображение са-мого человечного из людей, накануне его юбилея, работа в ма-стерской была поставлена на поток. Тиражировались фигуры в пальто, в пиджаке, в головном уборе и без оного, для отдален-ных районов Крайнего Севера, по спецзаказу, вместо своей зна-ме¬нитой пролетарской кепки, вождь сжимал в руке шапку-ушанку и был облачен в утепленное пальто под барашковым воротником, для южных районов – в пи¬джак, а голову покрыва-ло облегченное кепи. Обязательным оставалось одно – зовущая вперед рука. Скульпторы, загодя сваявшие образцы памятников на лю¬бой вкус, дожидались гонораров, а в работу включились около творческие люди - арматурщики, формовщики, литейщи-ки, обработчики готовых изде¬лий.
Для большей политической значимости, заказчики из об-ластного центра избрали мастерскую, где изготавливали ленин-ские скульптуры исполинских размеров. Ежедневно вечером, за высокие глухие ворота мастерской въезжал трейлер, на него под покровом темноты подъемный кран осторожно укладывал три основ¬ные части, три составляющие фигуры вождя. Сначала в кузов ложилось тело, усеченное по грудь, затем голова с плеча-ми (в случае необходимости эту часть можно было использо-вать как бюст), последним грузилась продолговатая упа¬ковка с указующей рукой.
К несчастью, на тридцать с небольшим лет до рождения Ильича, угоразди¬ло родиться путешественнику, почетному чле-ну Петербургской Академии Наук, генерал-майору Николаю Михайловичу Пржевальскому. В тридцать девя¬том, в год столе-тия Пржевальского, именем которого названы горный хребет, город и порода лошади, группа энтузиастов обратилось в пра-вительство с предложением установить памятник путешествен-нику – скромный бюст. Одна¬ко, в силу известных причин, то-гдашние правители без колебаний позволили бы поставить па-мятник самой лошади Пржевальского на четырех ногах в нату-ральную величину или даже целому табуну лошадей, чем уве-ковечить память о царском генерале. Еще тридцать лет понадо-билось для того, чтобы доказать, что Николай Михайлович, хоть и состоял на службе у царя, все-таки сделал для своего Отечества немало. Памятник заказали, но к сто тридцатилетию сделать его не успели в связи с ажиотажем вокруг ленинского юбилея. Доделывали второпях, между делом.
Обработчики статуй, избавлявшие литье от всего лишнего, по достоинству оценили непритязательность до боли всем зна-комого облика вождя: простое пальто или пиджак, прямые брю-ки, доставляли немного хлопот лишь шнурки на бо¬тинках, зато с гениальным челом проблем не было вовсе. Изысканный вид пу¬тешественника и к тому же генерала, поверг работяг в шок: погоны с вензелями, аксельбанты, орде¬на, усы, бакенбарды. Помучавшись, бюст все же сделали и, за неимением другой, обернув в ле¬нинскую упаковку и сдали на склад.
В областном центре, тем временем никак не могли найти подходящий авто¬мобиль способный доставить скульптуру во-ждя из столицы к месту установки. Архит¬рудной задачей оказа-лось, подобрать из шоферской братвы водителей на тот автомо-биль, чей моральный облик и политическое самосознание были бы на должной высоте. Искали долго, по всей области. После многочисленных сове¬щаний и согласований, выбор остановили на автохозяйстве птицекомбината, где были длинномерные при-цепы, и директор которого был членом бюро обкома партии, орденоносцем и просто хорошим человеком. Ответственным за подготовку спецрейса решением бюро назначили освобожден-ного секретаря парткома птицекомбината. Целую неде¬лю бри-гада механиков переоборудовали прицеп, служивший для пере-возки недоумков кур и петухов в средство для перевозки скуль-птуры гения. Подкру¬чивали там, где надо было подкрутить, подтягивали, где надо подтянуть, тща¬тельно очищали кузов от вездесущего куриного помета, мыли, красили. Все это время освобожденный секретарь парткома не уставал инструктировать води¬телей, придумывая всякие неприятные ситуации, в какие они могут попасть в пути. Морозным утром, после последнего, самого продолжительного по време¬ни инструктажа, куровоз выехал за ворота птицекомбината. До Москвы, сменяя друг дру-га, водители доехали без происшествий, и в конце дня подогна-ли ма¬шину к мастерской. Загрузившись, устроились на ночевку в кабине (как того требовал инструктор), и с рассветом трону-лись в путь.
Обратная дорога заняла гораздо больше времени. Чтобы не причинить вре¬да скульптуре (опять же по инструкции), ехали не спеша, часто останавлива¬лись и проверяли груз. Над землей уже давно висела ночная мгла, когда они добра¬лись до поворота с шоссе к родному поселку. Остановились в раз¬думье… До обл-центра оставалось пятьдесят километров, до дома – пять. Иску-шение помыться, принять с устатку по маленькой, поужинать и отоспаться в мягкой постели, без труда перебороли ответствен-ность и долг.
Снег пошел глубокой ночью, неожиданно обильный, какой не могли припо¬мнить старожилы тамошних мест. Забрезжив-ший поздний рассвет нового дня озарил унылую картину: ма-шина и груз были погребены в сугробах. Секретарь парткома, обозрев фокус природы, не мешкая, вывел народ на борьбу со сти¬хией. Пять часов кряду добровольцы из комбинатовской партячейки и окон¬фузившиеся водители обметали машину и расчищали ей путь. Когда можно было продолжать путь, вдруг выяснилось, что везти памятник в облцентр ни¬как нельзя. Ока-залось, что вместо головы и плеч вождя под размокшей бумагой таится го¬лова государя Императора Российского. Эта версия, стала доминирующей. Вопрос, какой по счету из российских монархов прибыл к птичникам в виде скульптурного изображе-ния остался открытым. Восьмидесятилетняя бабка Лукерья, ли-цезревшая последнего из императоров во время его коронации, призванная для индификации, увидев усы и бакенбар¬ды рядом с указующим ленинским перстом, крестясь, пала на колени и навсе¬гда лишилась дара речи.
Последним о провокационном подлоге узнал секретарь парткома. Все вре¬мя пока люди гребли снег, он сидел в библио-теке, и, обложив себя толстыми томами, пытался выяснить от-ношение марксистко-ленинской философии к явле¬ниям приро-ды, чтобы в случае чего сослаться на классиков при объяснении с областным начальством причины задержки машины.
Народ валом валил к месту, где стоял прицеп с ответствен-ным грузом. Каж¬дому хотелось собственными глазами увидеть державные усы и бакенбарды.
Секретарь парткома прибыл на место с нарядом милиции. Стражи порядка отогнали от машины людей, секретарь влез в кузов, взглянув в каменное лицо императора, содрогнувшись от увиденного, торопливо прикрыл лик остатка¬ми упаковочной бумаги. Обследование остальных частей скульптуры не остави-ли сомнений – усеченная фигура и верхняя конечность принад-лежат ни кому иному, как неистовому борцу с царским само-державием. В крайнем смятении секретарь поспешил на комби-нат звонить в область.
Снег начал таять уже к обеду. Пока областные начальники обдумывали сложившуюся ситуацию, снег обратился в воду, а вода, как известно прекрасно растворяла местный суглинок. Колеса прицепа с тяжелой бетонной статуей глу¬боко увязла в грязи.
В мастерской, где случилась досадная ошибка, сообразили, во что все это может вылиться подобная оплошность, и во вне-урочное время быстренько отлили ещё одну статую Ленина и своим транспортом отправили заказчику. Заказчики же бюста Пржевальского разобрались, к кому отправили их заказ, сами приехали в поселок и с оказией привезли недостающую голову вождя.
Двадцать второго апреля, при большом стечении народа на главной площа¬ди областного города, с оркестром и речами был торжественно открыт памят¬ник Владимиру Ильичу Ленину.
Ту скульптуру, которая осталась в птицеводческом поселке, сначала хотели разломать, потом где-нибудь надежно спрятать, но нельзя было вытравить из народной памяти тот предъюби-лейный казус. Да и не солидно было, чтобы в стране побе-дившего социализма, которая семимильными шагами, уверен-ной посту¬пью шла в коммунистическое завтра, его теоретик валялся расчлененным на заднем дворе птичника.
Внеочередной, расширенный пленум обкома партии, рас-ширенный за счет секретаря парткома птицекомбината, поста-новил: «во избежание кривотолков, порочащих светлое имя В.И.Ленина, установить памятник вождю мирового пролетариа-та в поселке птицекомбината. А для повышения престижа дан-ного населенного пункта – образовать новый район и дать по-селку статус города районного значения и построить в данном городе промышленные предприятия: салфеточную фабрику и спиртзавод».
Жизнь городка текла тихо и неторопливо. Летом в огородах зрели огурцы и помидоры, взращенные заботливыми руками горожан, хороши были урожаи картошки, вдоволь было яблок и слив. Никогда не пустовал базарчик у лодоч¬ной станции. Зимой пульс жизни городка замирал. Отработав положенное вре¬мя на своих предприятиях, люди, торопились в тепло – домой к чу-гунку с горя¬чей картошечкой, вынутой из русской печи, к голу-бому глазу телевизора. Но не все… Большинство трудящихся мужского пола никак не могли пройти мимо кафе на базарной площади, разместившееся как раз на перекрестье дорог со всех трех городских предприятий. Кафе носило романтическое название «Лилия». Впрочем, как «Лилия», кафе фигурировало в неутешительных отчетах по плану товарооборота, которые ежеквартально отправляли в вышестоящую организа¬цию, в народе городскую забегаловку давно поименовали «рестораном бабьи слезы». План товарооборота кафе не выполняло хрониче-ски. Укра¬шавшие витрины сухие и марочные вина не удовле-творяли запросам посети¬телей, предпочитавшим выдержанному букету ароматных напитков убойную мощь спирта, и лишь что-то удавалось наверстать на бутербродах с килькой.
Однако, если «Лилия» была прибежищем мужского сооб-щества городка в не¬настное время года, но как только прогля-нувшее весеннее солнышко пригрева¬ло землю, забегаловку можно было смело закрывать на весь теплый сезон. Массы устремлялись на природу, благо «природа» располагалась неподалеку, на живописном прибрежье, у бьющего из земли родника. Существует досто¬верная, неоднократно подтвержден-ная очевидцами версия, что родник пробил¬ся из земли в день досрочной сдачи спиртзавода в эксплуатацию, в свою оче¬редь, которая была приурочена к открытию очередного съезда пар-тии. Навер¬ное, оттого районные власти не раз порывались за-крыть злачную точку в месте массового отдыха населения го-родка, так и не решились сделать этого. Спирт¬завод сданный с недоделками еще год с лишним после съезда не смог наладить выпуск спирта, который соответствовал ГОСТу, родник же с первого дня стал давать качественную воду, а в день закрытия съезда, увеличил производитель¬ность вдвое.
К обложенному камнем родниковому озерцу вела протоп-танная тысячами ног народная тропа шириной с трехполосное шоссе, одна полоса туда, две – обратно. В непосредственной близости от ключа стояли две длинные садовые скамейки с от-полированными до зеркального блеска досками, рядом мангал, чуть поодаль – мобильный мусорный контейнер. Спиртовики, салфеточники, цыплятники, как называли в городе работников птицекомбината, сходились здесь ежедневно, особенно много-людно здесь было в выходные дни и в празд¬ники. Многие при-ходили сюда с семьями, с женами и детьми. Для детей был вы-сыпан целый кузов песка и построены качели, для женщин уста-новлены сто¬лы для настольных игр – инициатива местных вла-стей, следовавшие древней мудрости: - «если пьянку нельзя предотвратить – её надо возглавить». Пылали угли в мангале, нанизывались на шампуры цыплячьи тушки, со знанием дела опытные мастера разводили спирт, разлива¬ли его по бутылкам и ставили студить в ключевую воду. Справедливости ради следу-ет отметить, что в процессе приготовления пищи, а также ее потребления соблюдались все санитарные нормы, использован-ные одноразовые бумажные салфетки тут же утилизировались в мусорном ящике. За трапезой велись не¬спешные разговоры…
Где-то далеко, в большом мире кипела жизнь, назревали и затухали между¬народные конфликты, велись войны, боролись за свои права рабочие, шла жар¬кая борьба на спортивных площад-ках. И здесь в тени вековых деревьев говори¬ли о том, о другом, о третьем…
- Я сегодня с утра радио не включал. Не до того было. Тел-ка заболела, за ветеринаром бегал. Что там передавали? Как положение в Индокитае? – спра¬шивал один, тщательно вытирая салфеткой куриный жир с губ.
- Жмут наши друзья Янков... – отзывался другой.
- Кого? – переспрашивал третий.
- Эх, деревня! Это американов так зовут. Не долго осталось им во Вьетнаме хозяйничать. Народ победить нельзя. Да и под-держивают их во всем мире…
- Прогрессивная общественность на стороне вьетнамцев, это точно.
- Может тогда за победу вьетнамского оружия? – предла-гался тост.
- Так, они нашим оружием воюют...
- Тем более…
- За победу!
- Быть добру.
После принятия небольшой дозы за успех в справедливой борьбе вьетнам¬цев против американских агрессоров, степенная беседа продолжалась:
- А на Ближнем Востоке, как?
- Неспокойно. Опять провокации…
- А этот, как его… Кто к нам приезжал в среду?..
- Тодор Живков.
- Во-во… И что?
- Подписали коммюнике.
- Чего-чего?
- Коммюнике! Вроде договора, что у нас все у нас с ними все пучком…
- Ну, дай Бог.
- Быть добру!
- Быть добру.
Снова разливался по стаканам разбавленный спирт, снима-лась с огня куря¬тина, и снова велись разговоры. Так могли раз-говаривать лишь беззаботные люди, то есть те, у кого не было главной заботы при застолье, что выпивка или закуска мо¬гут закончиться, и придется думать о том, как добыть еще. Дело в том, что ни то ни другое здесь не заканчивалось никогда. По-мимо выставленного для все¬общего потребления запаса спирта, у каждого из работников спиртзавода имелась личная заначка: подвешенная на шее под одеждой, вшитая в пиджак, привязан-ная к по¬яснице грелка, грелочка, любовно изготовленная тонкая фляжечка или какое другое хитроумное приспособление для выноса с завода спирта емкостью ни¬как не меньше литра.
В каком-то справочнике, кажется японцы, опубликовали данные, что литр абсолютного алкоголя (спирта) смертелен для человека. Ежегодно Главное Ста¬тистическое Управление стра-ны выводило цифру количества литров употреблен¬ного того же абсолютного алкоголя на душу населения. В городке эти спра-воч¬ные данные, стань они известными жителям, не вызвали бы ничего кроме улыбки…
Многие в городке помнят, как на спиртзавод прислали ново-го главного инженера, поведение его было настолько странным и идущим вразрез со здра¬вым смыслом, что это долго было главной темой разговоров у родника. Новый начальник, в отли-чие от своих предшественников не только не стал предприни-мать очередной и бесполезной попытки побороться с хищением готовой продукции, а наобо¬рот в один из дней убрал с проход-ной бдительных досмотрщиков, а на их место посадил секре-таршу с бумагой и ручкой. Условие было такое: каждый, кто ухо¬дил со смены, должен был честно назвать количество уно-симого с завода спир¬та. Народ с недоверием отнесся к столь неожиданной акции руководства и скромничал. Но даже те по-лученные результаты сразили самодеятельного со¬циолога напо-вал. Оказалось, что если общее количество, унесенного с завода в тай¬никах одежды спирта лишь за один день разделить между всеми жителями го¬родка, то каждому из них, включая грудных младенцев и древних стариков, до¬сталось бы по двести грамм каждому. А потому как грудные младенцы гораздо охотнее со-сут материнское молоко, а старики употребляют спирт больше для растираний. А если еще отбросить язвенников и инфарктни-ков, как и других больных прикованных жестоким недугом к больничной койке, не имеющих возможности сходить к родни-ку, женщин употребляющих спиртное по празд¬никам и после бани, детей, то оказалось, что на каждого жизнеспособного муж¬чину, приходится никак не меньше полутора литров в день абсолютного алко¬голя отчужденного у государства.
Так степенно беседуя за рюмкой, старательно обгладывая косточки бройле¬ров, при этом, не забывая поминутно вытирать руки и рот салфетками, карата¬ло свой досуг подавляющее большинство мужчин городка. Иногда, чаще под выходные ле-том, посиделки затягивались далеко за полночь, а порой бывало и до рассвета, когда комбинатовские петухи, поддержанные со-племенниками с личных подворий во всю, драли свои глотки. Вставшее солнце заставало задержавшихся в реке.
Вода и свежесть раннего утра бодрили тело и дух. Осве-жившись, мужики воз¬вращались к роднику. К тому времени ту-да прибывала следующая партия трудящихся воз¬желавших от-дохнуть от мирской суеты на лоно вечной природы. Снова жа-ри¬лись цыплята, разводился и студился в проточной воде спирт. Все повторялось, как было вчера, позавчера, год и два назад, лишний раз, доказывая положение теории о цикличности жизни.
Шляпа
Дядька застрял в прихожей. Он сначала не знал, куда при-строить свою но¬венькую велюровую шляпу и долго топтался на ограниченном пространстве коврика у входной двери. Потом, не обнаружив поблизости крючка, где бы шляпа могла найти до-стойное ей место, сообразил, что вначале стоит разуться. Вер-нув шляпу на голову и подпирая задом дверь, он принялся стас-кивать свои начищенные до блеска хромовые сапоги, стараясь руками не повредить лоск.
- Да что ты мучаешься, дядь Петь! – не стерпел Игорь, с улыбкой глядя на дядькину борьбу с сапогами. – Вот пуфик, садись и нормально разувайся. Не стесняйся. Будь как дома.
- Чисто тут у тебя. А я с улицы, — смущенно говорил дядь-ка, ступая одними носками сапог на паркет.
- Надо будет – вытрем. И сапоги твои, если надо почистим, - заверил пле¬мянник. — Вот тапочки. И пойдем на кухню, я ужин давно разогрел. Все на столе.
Разложив по тарелкам котлеты и дымящуюся картошку, Игорь достал из холодильника большую бутылку водки.
- Экспортная!!! Дорогих гостей дожидалась!» —торжественно произнес он.
Дядька пригладил пятерней свои седые волосы и поежился.
Игорь понял его по-своему. Подойдя к окну, прикрыл створку рамы.
- Ого! – мельком взглянув за стекло, подивился он. – Какая красавица рядом с нашей машиной стоит! Кто же к нам на таком лимузине пожаловал. На сколько мне известно, в нашем доме ни министров, ни прочих высокопоставленных особ раньше не наблюда¬лось…
- Так, эта бордовая девятка ваша? - поинтересовался дядька. - Купили, значит?.. Ну да, отец твой говорил, что очередь вот-вот должна подойти...
- Вот и подошла! Все деньги ухнули, какие родители копи-ли, да ещё заняли... - кивнул Игорь. - Дорогая игрушка! Отец-то в машинах не разбирается и прав, сам знаешь, у него нет. Но очень хотел, чтобы: квартира, машина, дача! Мечта каждого советского человека... Я сам в салоне её выбирал! Хочешь, зав-тра прокачу?.. Как ты говоришь: «не машина — мысли» ...
- Вот-вот… - хитро улыбнулся дядька. - Я тоже хотел тебе предложить прокатиться. Что там рядом стоит?..
- Чайка!.. На таких-то лимузинах только министры ездят…
После выдержанной паузы, свернув пробку у бутылки, нарочито без всяко¬го значения, дядька обронил:
- Да это я, милый, приехал. Директору нашему погоню…
- Ладно тебе, дядь Петь, - недоверчиво покачал головой племянник, зная дядькину склонность к подобным шуткам. – Серьезно, что ли?..
- А что такого? – довольный произведенным эффектом, улыбнулся тот. Комбинат наш в передовиках. Деньги есть. Ди-ректор – Герой Труда, депутат и всякое такое прочее… Вот и решили разжиться! Машина, конечно, не новая, под списание вроде шла, тут наш директор и подсуетился...
Игорь опустился на табурет.
- Даете ребята! И где же ваш герой и депутат на «Чайке» ездить собирает¬ся? Дороги-то у вас! А это машина скоростная…
- Ну, для наших дорог у него «Нива». А на этой будет в об-ласть ездить или к вам в Москву на сессию, какую… Да и так, гостей встретить. К нам иностран¬цы теперь часто приезжают, - победоносно взглянул на племянника дядька, а потом рассмеял-ся, - С жиру они бесятся, милый… - Хотя, наш-то поначалу вка-лывал! Посуди сам, какой комбинат с нуля, считай, поднял. За то и звезду полу¬чил и всё остальное. Сейчас у него все есть! И хотеть, вроде, уж нечего… Ваш-то, - кивнул он на трехпро-граммник, - говорят, грудь расширять собирается, чтобы еще висю¬лек навешать. А те, что помельче, тоже отстать не хотят…
- Ну, он наш, такой же, как и ваш, - резонно парировал Игорь и поднял рюмку. – Но все равно – весело живете! Давай за встречу!
- Куда уж веселей. Быть добру! – резко выдохнул и корот-ким залпом выпил дядька.
После трех рюмок водки его лицо расправилось от морщин, щеки зарде¬лись, глаза стали лучиться живым блеском.
- А что, милый, если завтра мы к нам в городок рванем? – закусывая, без подготовки предложил он. – То-то тетка обраду-ется!.. И ты Москву хорошо знаешь, проведешь коротким пу-тем… Магазины знаешь, куда заехать, где можно, отовариться… А там выйдем на трассу и с ветерком. Машина-то, какая, поди, на такой еще не ездил?..
- Не приходилось, - вдохнул Игорь.
Предложение было сколь заманчивым столь и рискованным. До защиты оставалось чуть больше двух недель, а сделать предстояло еще много.
- Приедем, денек-другой погостишь, а там машина от нас на Москву пой¬дет, я на нее тебя и подсажу... – добивал дядька.
- Игорь еще с минуту напряженно думал, а потом рубанул воздух ребром ладони:
- Решено! Едем! Перед смертью не надышишься! – нашел он себе поддерж¬ку в народной мудрости. – Только с утра мне надо будет ненадолго отъехать по делам.
- Мне торопиться некуда, - поднял рюмку дядька. – Быть добру!..
После посещения магазинов, выбравшись из путаных лаби-ринтов московских улиц, на прямом, как стрела, шоссе, «Чайка» наконец нашла приложение своих недюжинных воз¬можностей. Автомобиль без ощутимого напряжения своего многосильного двигателя, стремительно мчался вперед, немногочисленные лег-ковушки уважи¬тельно уступали ему дорогу.
Машину вел Игорь. Дядя сидел рядом и не переставал вос-хищаться ее хо¬довыми качествами:
- Не аппарат – мысли! Заметил, как с места берет?! А тянет, тянет как!.. Ешь, твою!..
- И скорости совсем не чувствуется! – вторил ему племян-ник. – Едем больше сотни, а в салоне слышно, как часы тикают. Точно не по дороге - по воз¬духу летим!
- А что, милый, на «Чайках» у вас только министры ездят?
- Замы их первые, тоже… Всякие еще шишки…
- А сам-то орденоносный наш… Тоже на «Чайке»?
- Нет, бери выше! Для него и Кремлевского дома престаре-лых членовозы предусмотрены.
Дядька хрюкнул от смеха.
- Как это? Члено…
- Членовоз – так народ окрестили автомобили, обслужива-ющие членов По¬литбюро. Их завод ЗИЛ выпускает по спецзака-зу. Штучное производство, руч¬ная сборка. Хорошие машины.
- Ешь, твою! – покачал головой дядька. – Если для мини-стров – холодиль¬ник, радиола и всякое такое, то для тех, навер-ное, такое…
- Со всеми удобствами. Связь со всем миром. Чтобы все было под рукой…
- Да ну! И сортир, что ли?.. – подивился дядька и, хохотнув, развил тему дальше. – А что, они люди пожилые, а ну-ка в до-роге приспичит…
- Не знаю, - улыбнулся Игорь.
На панели прямо перед собой, дядька нажал кнопку. Панель мягко отстегну¬лась и плавно отошла вниз и превратилась в не-большой, покрытый ко¬ричневым пластиком столик, а в открыв-шейся полости зажегся мягкий свет, высветив темно-бардовый бархат с неглубокими круглыми лунками.
- Непорядок! – заглянув туда, объявил дядька. – Машина не укомплектова¬на, такие у нас в гараже механики на линию не выпускают. Где же это видано, в бардачке стакана нету…
- Ну, это не совсем бардачок. Это настоящий бар. Видишь: места для буты¬лок, а вверху планки – на них фужеры и рюмки крепятся.
- Так выходит, здесь все приспособлено, чтобы прямо в пу-ти можно было освежиться – выпить, в смысле... – оживился дядька. – Живут же люди! А нам балакают, что пить на работе нельзя. А сами…
Недолго подумав, как исправить данную несправедливость, он полез на заднее сиденье.
- О! Милый, а тут еще один бар, - слышался уже оттуда его голос. – Я-то по началу не заметил его, да и некогда было. А стакана и здесь нету. Непорядок!.. Места здесь, милый! Сиденья разложи – в аккурат шесть человек в ряд запро¬сто уложатся, и холодильник есть... – продолжал поражаться роскоши машины он, копаясь в своих вещах.
Вернувшись на свое место, дядька выставил на столик бара фляжку конья¬ка, и кивнул на нее: - Видал, не шелохнется даже коньячок – рессоры, как пух. Вот только стакана, то есть – фу-жера нет, а то было бы, как у какого-нибудь ми¬нистра…
- Тут много чего не хватает, чтобы как у министра, – усмехнулся племян¬ник. – Они и закуску с собой возят. Семгу, осетрину, например…
- Живут же люди! – повторил дядька с протяжным вздохом и вдруг снова осенился. На столике рядом с коньяком появилась маленькая плитка шоколада. Он с минуту любовался этим натюрмортом: - Красота! – взглянув на дорогу, положил руку на плечо Игоря, - не гони, милый. Скоро пост! А то остановят, не приведи, Господи… От меня выхлоп, поди… Ты-то вчера слегка, а я… Тормо¬зов нету, ведь…
- Я же за рулем, дядь Петь! Ну остановят… И что? Доку-менты в порядке. Все законно. Не волнуйся, – успокоил его племянник. – Да и согласись – грех на такой машине плестись черепахой. Будет знак – притормозим… Потом, кто знает, что мы просто машину перегоняем вашему директору. Пусть дума-ют, что министр едет! Кому в голову придет правительственную машину останавли¬вать, - с улыбкой добавил он.
Многочисленные дядькины морщины на его коричневом от загара лбу со¬брались в одну продольную складку. Коротко по-размыслив, он снова полез за сиденья к своим вещам.
- Что-то прохладно стало. «Как бы не продуло», —озабоченно сказал он, наде¬вая на себя пиджак.
- Ты стекло прикрой, если сквозняка боишься, - посоветовал Игорь.
- Ничего, ничего, милый, и так хорошо, - ответил дядька. Затем, оттянув во¬ротничок своей рубашки, неожиданно возму-тился: - Ешь твою! Говорил же чертовой бабе: «Дай белую ру-баху, в Москву ведь еду». Дала эту, да еще мятую, - он стара-тельно разгладил пальцами ворот рубахи, застегнул ее на все пуговицы и полез к зеркалу заднего вида оценить плод своих трудов и успокоенный отвалился на спинку кресла, положив руку на широкий подлокотник.
- Так, значит, милый, не останавливают правительственные машины?
- Конечно, не останавливают. Не положено.
- Ох, живут же люди! – качнул головой дядька и вновь уста-вился на фляж¬ку с коньяком и шоколадку. – Хочешь –попил, хочешь – поел в пути. И никто тебя остановить не имеет право.
В его сознании теперь с переменным успехом вели беском-промиссную борьбу два противоположных чувства: ответствен-ность и искушение. И если ответственность была больше мни-мой, привнесенной словами племянника, то искушение имело совершенно конкретные формы и содержание, вернее - со-держимое в форме.
- Живут же люди, - в который раз повторился дядька и взял в руку бутылку, разглядывая этикетку. – Самтрест. Грузинский коньяк. Выдержка четыре года, - медленно прочел он. – Вот взял попробовать. Давно уж не пил коньяка. Лет, поди, десять, а может и поболе… Раньше, даже когда он еще дешевым был, его тоже не очень брали, говорили «клопами пахнет». Я и не пом-ню: пах он клопами или не пах. Вы тут, наверное, пьете коньяк, милый. Пахнет он клопа¬ми?
- Чтобы объективно ответить на этот вопрос, надо знать, как сами те клопы пахнут, - усмехнулся Игорь.
Когда минута этого короткого разговора о коньке и клопах иссякла, дядьки¬на рука самопроизвольно с хрустом крутанула винтовую пробку – искушение праздновало свою полную и окончательную победу.
- Я немного пригублю, милый. А то после вчерашнего что-то нехорошо. Наверное, старею, - запоздало аргументировал он свои действия.
- Валяй, раз нехорошо, - кивнул Игорь, сбрасывая скорость перед свето¬фором.
Дядька сделал из горлышка два глотка, а на третьем по-перхнулся, глянув через лобовое стекло вперед.
- Вот голова! – хлопнул по колену он. - Милый, развилка сейчас – нам налево надо. А эта полоса только прямо и на пра-во!
- Ничего страшного. Попробуем рискнуть, - отозвался пле-мянник и, вклю¬чив левый поворот, тронулся с места, тесня сто-явшие слева машины.
Тут произошло невероятное. Милиционер, следивший за порядком проезда перекрестка, сорвался со своего места и, ла-вируя между начавшими движение машинами, бросился к цен-тру дороги. Добравшись до разделительной черты, он взмахом жезла, остановил движение и освободил «Чайке» путь.
В себя дядька пришел лишь, когда машина снова мчалась по шоссе.
- Как же это так?.. - спросил он срывающимся голосом.
- А вот так! Говорил же тебе… Мы сейчас с тобой на осо-бом положении. Уважают! – торжествовал Игорь, сам немало удивленный поведением гаишни¬ка. – Нам бы теперь мигалку на крышу и лети тогда хоть двести кило¬метров в час. А ты гово-ришь: остановят – «зеленую улицу» дают.
- Да-а-а! – протянул дядька.
Они миновали границу Московской области. Дорога сузи-лась.
После пережитого потрясения на перекрестке, дядька от-хлебнул коньяка еще и блаженствовал, развалясь в кресле.
- Теперь, милый, нас сам черт не страшен. Это у вас мили-ция вредная, здесь народ попроще. А положим и вправду ми-нистр едет, тогда вообще… К примеру, с проверкой куда… К примеру, на наш комбинат! Может?
- Может. Ты ж сам говорил: к вам и иностранцы теперь при-езжают, - пожал плечами Игорь.
- Приезжали, и не один раз. И начальники большие тоже. А почему мини¬стру нельзя приехать… Сельского хозяйства, например… Ну пусть не союзный едет, пусть российский… За-просто может приехать?..
Сказанное им самим же заставило его приосаниться. Перед следующим пи¬кетом ГАИ дядька поднял стекло, причесал раз-метанные потоком воздуха из окна волосы и снова полез к зер-калу.
Стоявшие у обочины на очередном перекрёстке два мили-ционера о чем-то оживленно разговаривали, но завидев на доро-ге «Чайку», оставили свой разговор, вытянулись по стойке «смирно» и отдали проезжавшему лимузину честь.
- Дикий народ – дикие нравы, - прокомментировал Игорь.
На дядьку эпизод на перекрёстке произвёл неизгладимое впечатление.
- Милый... – прошептал он, - шляпа моя где?
- Кажется, ты ее в багажник положил, - коротко взглянул на него племян¬ник. – А зачем она тебе понадобилась?
- А может быть мне лучше назад перелезть. Там, в случае чего и лечь мож¬но. Салон-то, вон какой... – звенел дядькин го-лос.
- Что с тобой? – встревожился Игорь – Тебе плохо?
- Да, не то, милый… Я чего думаю то… Поди без галстука и шляпа ни к чему. И пиджак у меня старый. Лучше я назад поле-зу…
«Чайка» резко вильнула влево, потом вправо и наконец остановилась у края дороги.
Приступ безудержного смеха не сразу оставил Игоря.
Въезд в пределы родного района дядька ознаменовал вну-шительным глотком коньяка и восшествием за руль.
- Тут, милый все наше! Здесь на сотню километров в округе меня каждая собака в лицо знает, - заверил он. – Время у нас есть. Сейчас мы в одно место с тобой заедем. К одной моей зна-комой. Она баба добрая… В смысле – хозяйка хорошая. Яични-цы нам нажарит. Поедим, а то ведь без обеда. Только ты того... - он понизил голос, - тетке не говори, что заезжали. А то ведь… Мы ненадолго - на часок.
Сверкая хромом бамперов, «Чайка» скатилась с шоссе на пыльный просе¬лок, взобралась на пригорок и вскоре, вальяжно покачиваясь на ухабах, вплыла в деревню. Люди у домов про-вожали диковинную машину долгими, заинтере¬сованными взглядами, гуси на всякий случай тянули шеи и шипели, куры напротив не обратили на нее никакого внимания и продолжали копаться в при¬дорожной пыли. Зато собаки, сбежавшиеся, наверное, со всей округи, с лаем гнались за лимузином, норовя зубами уязвить его шины.
У домика обшитого потемневшим от времени и дождей те-сом, под крышей из листового железа, с высоким крыльцом, у которого бесновалась привязан¬ная на цепь собака, дядька свер-нул в проулок и заглушил двигатель.
На крыльце появилась немолодая женщина, крупная фигура ее была завер¬нута в яркий фланелевый халат, туго перетянутый поясом в месте, где должна находиться талия. Она цыкнула на собаку, но покидать своего возвышенного положения не спеши-ла, заслонясь от солнца рукой, разглядывала подъехавшую ма-шину.
- Что за чертовщина! Работало ведь... – снова и снова нажи-мал кнопку стеклоподъемника дядька. Стекло не хотело подни-маться.
- Ты же заглушил двигатель. Зажигание включи, - подсказал ему Игорь.
- Ага, понял, милый.
Включив зажигание, он, нажимая кнопки, сначала поднял стекла, потом опустил их и снова поднял, поглядывая на стояв-шую, на крыльце хозяйку дома.
- Никак ты, Петь? – громко спросила она и, снова притопнув на собаку, стала спускаться с крыльца. – А я думаю, кто ко мне на такой машине заворачивает, деланно заулыбалась она, заме-тив постороннего.
- Это племяш мой. Из Москвы, брата младшего сын, - отре-комендовал Иго¬ря дядька.
Он еще долго копался в багажнике, перекладывая из своих сумок продукты в пакет знакомой. Захлопнув его, ругнулся и открыл снова. Шляпа закатилась в даль¬ний угол багажника, и пришлось тянуться за ней. В какой-то момент туловище переве-сило оставшуюся часть тела и он, взбрыкнув ногами, опроки-нулся в яму багажника. Мгновение потребовалось ему, чтобы, достигнув шляпы, выбраться из сановного вместилища и при-нять вертикальное положение. К счастью, его знакомой не суж-дено было увидеть этого досадного конфуза. Отягощенная сто-личными дарами, она по-утиному взбиралась по ступенькам крыльца. Успоко¬енный таким обстоятельством, дядька дал волю своим чувствам. Ругал¬ся он недолго, но изобретательно, поми-мо традиционной анонимной «матери», досталось и родитель-ницам членов правительства, коим помимо прочей роско¬ши потребовался еще и непомерный багажник. Завершив свой мо-нолог, он во¬друзил головной убор на положенное ему место и кивнул Игорю:
- Пойдем зайдем, милый, а то неудобно. Ждет, ведь…
- Раз приехали, конечно, надо зайти, - буркнул племянник, заподозрив дядьку в неладах с логикой.
В доме дядькиной знакомой было не убрано. Но это был не тем беспоряд¬ком, какой предшествует большой уборке, царив-ший вокруг беспорядок носил фатальный характер. Собранные с пола половики, брошенные у порога прихо¬жей, уже успели при-порошиться слоем пыли. Пол был затоптан до такого со¬стояния, что, если бы кто-то рискнул его привести в порядок, ему при-шлось бы соскабливать слой грязи вместе с краской, а потом красить все заново. Под спу¬дом многонедельной пыли была и недешевая мебель, которой была набита гор¬ница. В потемнев-ших углах потолка висела паутина. Красивые, современные обои были поклеены кое-как, были обшарпаны каким-то меха-ническим спосо¬бом – от потолка до пола. Большая кровать, видная из приоткрытой двери спальни, оставалась не заправлен-ной или, может быть, не заправлялась ни¬когда. Успевший усто-яться запах затхлости висел в воздухе пудовой тяжестью.
- Все никак не соберусь убраться, - уловила мысли гостей хозяйка, все так¬же искусственно улыбаясь и вздыхая. – Некогда все. Весь день кручусь. То на огоро¬де, то на работе. Везде все одна…
- Да, ладно тебе, - оборвал ее дядька, похоже, не впервые слышавший подобный монолог. – Собери что-нибудь на стол. Нам уж ехать скоро надо.
- С какой стороны была знакомая дядьки «хорошей бабой», для Игоря осталось неведомым, хо¬зяйкой же она была нику-дышной. Яичница, ставшая формальным поводом ви¬зита, была загублена на самой ранней стадии ее приготовления. Хозяйка круп¬но порубила сало и отнесла сковородку с ним на газовую плиту, стоявшую где-то в террасе, а сама пошла, нарвать лука в огород. Дядя и племянник почув¬ствовали неладное, когда в тя-желую атмосферу хаты стал явственно вплетаться запах сго-ревшего сала.
- Какой газ жаркий ноне привезли, - объясняла хозяйка при-чину, вновь на¬резая сало, - прямо только поставишь картохи или крупу, какую – в момент… А то, надысь такой привозили – не горит и все, будь неладен, измучилася вся.
На стол кроме злополучной яичницы были еще поданы со-леные прошло¬годние, сморщенные огурцы, дряблая, тоже про-шлогодняя квашеная капуста, возвращенная к жизни молодым луком и задобренная растительным маслом. Маленькая тарелка с дарственной колбасой и порезанный большими кусками чер-ный хлеб довершали сервировку.
- У нас все по-простому, по-деревенски. «Уж не обессудь-те», - говорила хо¬зяйка, после хлопот присаживаясь к столу.
Дядька не спешил приступать к трапезе.
- Что, так и будем, есть? – спросил он строго
- А я думала, Петр Васильевич, ты сегодня на службе, ма-шину-то, гляжу, какую пригнал… Думала: раз тверезый, значит, не будет. Ну, если надо, я завсе¬гда, - спохватилась она и тороп-ливо засеменила в сени.
- Вот милый как нас встречают. Совсем нюх потеряла! – самодовольно улыбнулся дядька.
После застолья, все трое вышли к машине.
- Ишь ты какая! – погладила хозяйка рукой вороненое кры-ло машины. – Прямо не машина – автобус…
Дядька открыл заднюю дверцу.
- Иди, посиди. Когда еще доведется такое посмотреть. Тут тебе все. Хо¬чешь – холодильник – пиво студить, хочешь музыку слушать, пожалуйста…
Не заставляя себя долго уговаривать, знакомая дядьки, при-гнув голову, шагнула в салон, машина заметно просела, и охну-ла, когда она опустилась на сиденье.
- Все, милый – домой! – икнув, сказал дядька. – До трассы, я поеду, а там ты сядешь. Я тебе не говорил. Тут хитрость есть своя – задняя скорость... – продолжал он, занимая место за ру-лем. – Значит так, оттягиваем этот рычажок на себя до упора, - он оттянул рычажок. – Нажимаем эту клавишу, - нажал кла-вишу. – И жмем газ…
- Неплохо бы двигатель запустить, - подсказал племянник.
- Да, это я так, тебе показываю, милый. Теперь с двигате-лем…
Мотор глухо заработал.
- Значит, рычажок и клавиша.
«Чайка» плавно тронулась задом и выехала на дорогу. Остановилась. И снова поехала назад. Опять остановилась. И вновь стала пятиться.
- Что за хренотень! – недоумевал дядька. – Все сделал: ры-чажок на место вернул, клавишу выключил, как механик пока-зывал...
- Может быть, стоит снова включить заднюю скорость, а выключать в обратном порядке, сначала клавишу, потом ры-чажок.
- Нет, милый. Я точно помню, механик показывал, как вер-нуть переднюю скорость – рычажок, потом клавиша. Вот так…
Машина дернулась назад.
- И все-таки, давай попробуем, наоборот.
Попробовали – машина упорно ехала назад.
- Ты сам-то, когда получал машину, пробовал на ней взад-вперед ездить?
- Если честно, милый, сам не пробовал рядом сидел, когда механик и вперед и назад дергал.
Они вышли из машины. Походили вокруг. Заглянули под капот. Дядька сла¬зил под задний мост.
- Вот какую хочешь, из наших машин могу с закрытыми глазами со¬брать-разобрать…
- А эта не наша, что ли? – хмыкнул Игорь.
- Так трансмиссия – автомат. А я в автоматике дуб! Сюда бы того механика, он бы подсказал. Умный парень... – отряхи-вая брюки, помечтал дядька.
Игорь ухватился за эту спасительную мысль:
- Так, давай позвоним ему. У тебя в накладной должен быть указан номер телефона, организация то солидная. Здесь почта есть?.. Там телефон должен быть…
- На почте должен быть, да почты здесь нет. На централь-ной усадьбе есть, но до туда десять километров. И не дозво-нишься отсюда, милый, - рассеял на¬дежду дядька.
Помолчали.
Игорь только теперь заметил, что машина, и дядька, и он находятся под пристальным вниманием обитателей близстоя-щих домов. Во все глаза смотрел на машину мальчишка лет десяти, притаившийся за ветхой оградой палисадни¬ка, старик и наверное его внук молодой парень, забивавшие кувалдой в зем-лю колья под изгородь, оставив свое дело смотрели в их сторо-ну, Две старушки, отдыхавшие на лавочке тоже безмолвно взи-рали на них.
Дядьку замучила икота, открылась она во всю силу во время их бесплод¬ных попыток заставить машину ехать вперед.
- Вот же зараза пристала, - опять и опять набирал он воздух в себя, задер¬живал дыхание. И снова икал.
- Милый, спасу нет от этой дряни, никакие мысли в голову от нее не идут, я пойду, водички попью, - сказал он и направил-ся к дому своей знакомой.
Отсутствовал дядька столько времени, что Игорь успел не-сколько раз поду¬мать, что при острой необходимости, можно было вполне попросить воды в до¬мах поблизости или напиться у колодца, какой оказался в десятке метров от машины.
Его сухая фигура замаячила на дороге спустя не меньше получаса. Слегка пританцовывающая походка наводила на мысль, что для избавления от икоты, он пил не только воду.
- Чепуха, милый! Скоро поедем! – возвестил он на подходе. Безудержный оптимизм бил из него ключом.
- Это как?
- Вопрос законный. Можно сказать, главный вопрос в нашем положении! – хитро улыбался дядька, приваливаясь к крылу машины. – Что нам в данный момент надо? Первое - уехать от-сюда. Именно отсюда, - ткнул он пальцем в землю и икнул. – И попасть на трассу – это раз. Правильно, я говорю?
Игорь пожал плечами.
- Ну вот, а на трассе, мы подумаем, что нам делать дальше – это два, - ска¬зал дядька и икнул снова. – Все путем будет, ми-лый! Сейчас трактор приедет, он нас зацепит и дотащит до шос-се. Я уже обо всем договорился, - рассеял он туман вокруг свое-го неясного начала.
- А дальше, как?
- Говорю ж тебе: выйдем на трассу – там видно будет!
- Еще через полчаса, на деревенской улице вместо трактора появился мото¬цикл с коляской. По мере того, как мотоцикл приближался, Игорь заметил на¬растающее волнение дядьки.
- Ешь твою!.. – пробормотал он, открывая багажник, словно, вспомнив не¬давний опыт, хотел спрятаться там.
- Ты чего? – спросил Игорь.
- Кум! Видишь мотоцикл. Теща у него здесь живет. То зо-вет, зовет его – не едет. А тут, видал, нарисовался, хрен со-трешь... – дядька трезвел на глазах.
- Ну и что?
- Да, ничего хорошего. Балабол он! Раззвонит теперь по всему свету, что видел меня здесь.
«Чайка» стояла посредине дороги, и мотоциклисту при-шлось думать, как объезжать автомобиль. Он остановился. Навстречу ему вышел Игорь.
- Иттит, твою мать! Хороша!.. – мотоциклист слез со своего железного коня и подошел к машине.
- Дядьке больше не было смысла прятаться, и он вышел из своего укрытия.
- Здорово, кум, - сдержанно поздоровался он.
- Так, это ты, Петя? - обрадовался тот. – А я слышал, что ты поехал машину директору получать. Значит, он вон себе какую лайбу захотел. Молодец!.. – и тут же спросил: - А что сюда то загнал? Или... – глаза кума сузились.
Дядька закряхтел.
- Подремонтировать кое-что надо было, - выручил род-ственника Игорь. – Так по мелочи. Кувалда нужна была... – брякнул он первое, что пришло в голо¬ву.
- Кувалда! – удивился кум, увидев свое отражение на лаки-ровке «Чайки».
- Да и потом, сами видите, машина представительская, и ремонтировать ее на шоссе как-то... – понял свой перебор с ку-валдой Игорь.
- Ага! – подхватил дядька. – Все глазеют! Каждая сволочь остановится и ну советы давать! А сами в таких машинах ни хрена не смыслят. Аглоеды!..
- Ну да, - задумчиво кивнул кум. - Оно, конечно, неспод-ручно делать мелкий ремонт на трассе кувалдой. Тем более машина такая… - И неожиданно изме¬нил направление разгово-ра: - Не в курсах, сколько директор за нее отдал?
- Да сколько бы не заплатил! Из твоего кармана, что ли… А может и не платил ничего вовсе. Может, ему положена такая, - отвечал дядька обрадован¬ный, что все объяснилось довольно гладко.
Однако радость его оказалась преждевременной. Дядька побледнел и отрезвел окончательно. На дороге появилась хо-зяйка дома, где они с племянни¬ком недавно гостевали. Она шла необычно скоро, на ходу что-то говорила и размахивала рука-ми…
На небольшой площадке у шоссе, куда притянул «Чайку» трактор родственников ждала очередная неприятность. По до-роге изредка проскакива¬ли легковушки, серьезных машин спо-собных взять на буксир тяжелый лимузин не наблюдалось.
- Амба, милый! – рабочий день давно кончился, теперь только утром маши¬ны пойдут. У нас теперь строго: отработал положенное – машину на прикол, - сказал дядька и нажал кноп-ку бара-бардачка. В мягком свете обозначилась, чу¬десно по-явившаяся бутылка водки, вставленная в предназначенную для нее лунку, в свертке с проступившими на бумаге жирными пят-нами угадывались бутерброды с салом. Машина была доуком-плектована граненым стаканом.
- Что за жизнь – одни нервы. Знаешь, милый, я за собой стал замечать, что как понервничаю, так ночь не сплю, а то вроде какие-то видения... – начал из далека дядька.
- Так, это не от того, - улыбнулся Игорь.
- Нет-нет, милый. Когда я выпью – сплю как убитый. Тут другое. Все ка¬жется, что зовет меня кто-то. То вроде, как голос матери-покойницы, бабушки твоей, то сестры старшей, какую немцы убили, то Витька с Лешкой – братья мои двоюродные приходят… Это те, что на снаряде подорвались, какой с гра-жданской в лесу валялся. Я самым меньшим из них был. Они этот снаряд сна¬чала гвоздем ковыряли, хотели порох достать, а потом меня за стамеской домой послали. Страсть, как я не хо-тел идти тогда. Плакал даже. А они – иди, а то на¬поддадим. Старшие ведь… Я в доме уже был, когда взрыв громыхнул. Раз-несло ребят в клочья. В войну всякое видел, но война и есть война, будь она неладна, а тут… До самой смерти помнить бу-ду, как Лешкину руку с березы снимали, и как Витькин сапог с ногой из земли торчал. И вот явственно вижу: входят они вдво-ем, садятся передо мной, сидят и молчат. Веришь – месяц со светом спал. И не то, чтобы страшно было. Нет. Больно! Снаряд тот, я первый в лесу нашел и им рассказал, – дядька замолчал.
Пауза не затянулась надолго. Прокашлявшись, дядька оза-рился:
- Милый, чего мы стоим? Машина, хоть задним ходом, а едет. Давай ти¬хонько…
- Задом?!
- Ну, раз вперед не едет! Тут ехать-то – чепуха. Чуть по-больше двадцати километров. Не ночевать же здесь…
Игорь запустил двигатель и тут же заглушил его. Возникла щекотливая проблема, – по какой стороне им следует ехать. Дядя полагал, что если они едут вперед, хотя и задом, то ехать надо, как положено, по правой стороне. Пле¬мянник придержи-вался противоположного мнения. Сошлись на том, что поедут посередине дороги, а в случае чего будут принимать вправо, если кто-то будет ехать навстречу или обгонять.
Первый преодоленный километр, дядька решил отметить.
- Отлично едем, милый! – говорил он, разжевывая сало.
- Ни одной машины... – размышлял вслух Игорь. – То хоть легковые проез¬жали, а теперь – тишина. Одни на дороге.
Он быстро освоил вождение задним ходом и уже мог разго-нять машину до приличной скорости, и дядьке приходилось остужать его молодецкий пыл:
- Не гони, милый! Улетим в кювет – не выберемся.
У обоих уже болели шейные мышцы, от необходимости выворачивать го¬лову. Дядька потер шею и снова полез в бар.
- Милый, а вот говорят, в Америке или еще где-то, книжка какая-то есть, куда записывают всякую ерунду, кто дальше плю-нет, кто дольше на голове про¬стоит, или кто толще, а кто наоборот… Правда это?
- Правда. В Америке есть такая книга. «Книга рекордов Гиннеса», называ¬ется.
- А вот мы едем задом, это же неправильно. Может быть, и мы в такую книгу можем быть записаны, - сделал смелое пред-положение дядька.
- Во-первых, в ту книгу заносятся и нормальные рекорды тоже. Спортив¬ные, например. Кто дальше прыгнет, кто быстрей всех пробежит или проплы¬вет, а не только те, какие ты называ-ешь «неправильные». А во-вторых, задним ходом уже целые континенты пересекали.
- Да, ну! – дядька едва не подавился. – Континенты! Задом! Ага… А зачем? Мы-то по нужде так едем. А тут континенты…
- Ради рекорда. За это деньги платят, и немалые деньги.
- Чудаки! – подвел итог дядька и глянул на приборы. – Сей-час закипим! – торжественно объявил он. – Тормози, остыть надо, а то движок запорим.
Он вылез из машины и открыл капот, за крышкой был слы-шен его голос: — Вот бы нам радиатор назад поставить, тогда б ни горя, ни заботы.
- Через минут сорок нам там и фары не помешают, - в тон отозвался Игорь, глянув на солнце, ярко сиявшее над горизон-том.
- Нам до Дубков добраться, там колодец. Мы бы свою воду слили бы, а све¬жей холодненькой залили, хватило бы надолго…
- А далеко до твоих Дубков?
- Рукой подать. Не больше двух километров.
На счастье, стрелка термометра радиатора до Дубков за-стыла у запредель¬ной черты.
- Живем, милый! – ликовал дядька.
Деревня состояла из трех домов, окна, двух из которых бы-ли наглухо закры¬ты ставнями, скорей всего люди сюда приезжа-ли как на дачу в выходные дни. Зато крайний дом, за высоким тесовым забором, был, обитаем, у его ворот гу¬ляли куры. На три дома, чуть ближе к шоссе, темнел сруб колодца с оцинко-ван¬ным ведром на вороте.
- Давай, милый, сливай воду, а тем временем холодной при-несу, - распоря¬дился дядька.
- У нас ведра нет... – напомнил Игорь.
- Найдем ведро. Сейчас попросим. Люди у нас хорошие, не откажут, - ска¬зал дядька и направился к дому с курами, но с полдороги вернулся за шляпой.
- А то подумают, что мы шаромыжники какие, - объяснил он.
Игорь отвинтил пробку радиатора, и горячая вода хлынула на землю.
На дядькин стук в калитку откликнулись не сразу. Из калит-ки вышла пожи¬лая женщина в фартуке. Разговаривала она с про-сителем недолго. По доносив¬шимся обрывкам фраз и мимике лица хозяйки, Игорь смог понять, что стороны не пришли к вза-имопониманию. Сначала с чувством жестикулируя, плюнул и пошел прочь дядька. Тоже что-то резкое сказала хозяйка дома и тоже плюнула ему вслед, но уходить не спешила.
- Дядька дошел до колодца. Пока он крутил ворот, хозяйка пристально на¬блюдала за его действиями, но, когда стал отвя-зывать ведро, зычным голосом скомандовала: «Барси, ко мне!». Тотчас из калитки просунулась мохнатая мор¬да здоровущего сторожевика. Хозяйка ухватила его за ошейник и выдвинулась вперед. «Не трогай ведро, идол, а то спущу на тебя собаку!» - громко сказала она. В подтверждение готовности выполнить свой долг, сторожевик грозно оскалился.
Дядька еще раз плюнул и пошел от колодца.
- Змея!.. Назовут же собаку – Барсик… - проговорил он, подойдя к маши¬не. – У змеюка!
- Не Барсик, а - Барси, - уточнил Игорь.
- Все одно – змея! – зло рыкнул дядька, открывая багажник. – Какой-то гад у нее ведро увез и теперь она всех жуликами и ворами считает, - негодовал он. – А тут приличный человек со своей бедой… Всего-то ведро на пять минут надо было. «Много тут вас шляется! На всех ведер не напасешься, говорит», Змеюка!
Обшарив багажник, он развел руками: - Хоть бы плошка, какая или ка¬стрюлька была…
После багажника он осмотрелся вокруг, затем посмотрел на себя, взгляд его остановился на запыленных носках сапог. – Вот же люди! – обида продол¬жала будоражить дядьку. – Все для нее подлецы. «Много вас тут в шляпах хо¬дит» -передразнил он. Да-лась ей эта шляпа!.. – он сорвал с головы шляпу и, скомкав ее, хотел бросить в багажник, но замер на полувзмахе: - О, милый! Чем не кастрюля! Тут даже целлофан, чтобы не протекала…
- Не жалко? Новая ведь. - спросил Игорь.
- А-а! – махнул он рукой он и пошел к колодцу.
Хозяйка с псом не замедлили появиться у калитки.
- Водички набрать, - показал шляпу дядька и широко улыб-нулся.
Несмотря на целлофан, вода из шляпы лилась, как из сита, и прежде, чем дядька успевал донести шляпу до машины, в ней оставалось меньше половины.
После пяти его ходок к колодцу, хозяйка сжалилась и вы-несла ведро.
- Баба с пустым ведром – к несчастью! – предупредил дядь-ка, поняв наме¬рение племянника.
- Все беды и несчастья, уготованные нам на сегодня, уже случились. «На все есть свой план», —философски заметил Игорь и пошел ей навстречу.
От студеной колодезной воды температура в радиаторе упала до минималь¬ной отметки.
- Все путем! - провозгласил дядька, усаживаясь в машину. – Поехали!
У калитки все стояли хозяйка со сторожевиком. Когда ма-шина тронулась и поехала, лицо хозяйки выразило смешанное с испугом удивление. Пес задрал голову и жалобно завыл.
Ночь наступала угрюмо и неотвратимо.
- Ша, милый! Темно. Давай прижимайся к обочине. Заночу-ем. Утро вечера мудренее.
На мягких подушках, разложенных в спальном варианте оба уснули мгно¬венно.
Проснулся Игорь оттого, что солнце стало сильно припе-кать через стекло. Дядьки в машине не было. В поле у дороги паслось стадо коров. Пастухи зорко следили, чтобы коровы не выходили на шоссе, пресекая их попытки нарушить невидимую границу хлесткими щелчками кнута. Из прилегающего к полю ле¬ска, вышел дядька, перед собой он нес шляпу, в шляпе что-то было, потому что дядька время от времени подносил ее к лицу и улыбался.
- Грибы, милый. Первые в этом году. Лисичек десяток нашел и два подоси¬новика. Пока ты спал, наша машина прохо-дила, так что скоро за нами приедут.
Подошел пастух, полюбовался машиной и попросил заку-рить. Дядька раз¬вел руки.
- Нет, у нас, дорогой, закурить. Вот если хочешь, возьми шляпу. День сего¬дня обещается быть жарким, а у тебя голова не покрытая. Возьми.
Пастух покрутил шляпу в руках, а потом, нахлобучил ее на голову и пошел к своим коровам.
Эпилог
Серым осенним днем в городке менялась власть. На крыше трехэтажного здания бывшего райкома партии и райисполкома, за огромной статуей Ленина, вместо полинялого красного флага с серпом и молотом, снятого ночью, устано¬вили новенький трехцветный. Сменили и две вывески на одну у дверей, под тем же триколором на голубоватом фоне красовалась надпись «Ад-министрация района». С рассветом к служебному входу подъе-хал грузовичок. Двое хмурых мужиков стали таскать в здание коробки с яркими импортными этикетками. Когда совсем рас-свело у пьедестала вождя, глухо урча, остановились «Мерсе-дес» и БМВ, из машин стали выходить коротко остриженные люди в простор¬ных, долгополых пальто.
На краю площади стояла бордового цвета «девятка» …
Свидетельство о публикации №224012301554