Глава 4. Странное увольнение Греты

Начальница отдела кадров Грета Нурберг нервно чеканила шаги по коридору на втором этаже.
Нет, конечно, её и раньше всегда было слышно: когда она говорила, когда она ходила по коридору, открывала-закрывала двери. Ну не балерина она, не балерина.
Но чтобы так, как теперь. Нет, определённо что-то случилось.
Грета была истинным старожилом предприятия – 39 лет на заводе это вам не шутки. Она начинала в горячем цеху ещё во времена одной из ранних модернизаций в самом начале 80-ых прошлого века. По заводу ходит байка про то, как Грета, одна из первых и единственных на тот момент женщин на горячем производстве, заливала металл в термостойкий контейнер на машине и... перелила его. Да так, что часть металла вылилась на землю. Вот не знаю, верить этой байке или нет, но история ходит по коридорам предприятия просто на своих ногах.
Потом Грета стала ответственной за свою смену. Прораб такой, только по-шведски. Потом стала составлять графики выходя своей группы и согласовывать с другими. Потом стала отвечать за один цех и его график работы. Потом за литейку. Потом...Одним словом, теперь она начальница кадрового отдела и с моей точки зрения, вполне оправдано. Сложно найти человека, который бы имел настолько глубокое и полное представление именно об этом предприятии, чем Грета. Нет такого человека. Поэтому, когда она принимает кого-то на работу, она точно знает куда человек подходит, а куда нет. И она точно знает, кто ей нужен следующий в списке.


И характер у Греты под стать внешности и занимаемой должности: ага, характер нордический, стойкий... Вспоминаются ”Семнадцать мгновений весны”. Она даже когда спокойная, наводит ужас на простого смертного, а если её вывести из равновесия, то БТР вполне может разровнять с землёй и наглухо забетонировать нарушителя спокойствия.
Нет, она не орала, практически никогда не орала, ни к чему это. Просто голос у неё такой – звучный. И манера доносить информацию в строгом, жёстко оформленном контексте играли большую роль в её манере передачи информации. Хотя подобный стиль общения очень не свойственен шведским начальникам. Сразу-то я этого не поняла. Куда мне это было осознать с моим опытом работы под руководством русских начальников. Но со временем я поняла, что Грета - это некое исключение из правил поведения среднестатистического шведского начальника. Она одна такая в своём роде.


Так вот. А теперь она чеканила... В смысле проламывала потолок в коридоре первого этажа.
И все понимали, что случилось что-то из ряда вон выходящее.
Дальше началась череда совершенно непонятных и необъяснимых увольнений и перестановок среди сотрудников. Первой под горячую руку попала Лена Абрамссон – начальница закупочного отдела. Сначала на неё пытались повесить дело ордера на мазут, мол неверно был оформлен заказ. Когда выяснилось, что всё было оформлено верно, и проблема была в согласовании, пытались пристать ко мне. На что получили кучу документов, подтверждающих, что я сделала всё, что могла в этом случае и от меня тоже отстали. Надолго ли?
Потом на Лену стали валить другие несвоевременные доставки сырья на завод. Мол оформлено неправильно, не во время, всё опаздывает, производство горит. Во всём виноват стрелочник. Лена обратилась в профсоюз. Ну куда же без него! Там встали на её защиту. А начальство скромно намекнуло, мол незаменимых нет.
Но вы плохо знаете Лену Абрамссон. Она не уволилась, а продолжила выполнять свои служебные обязанности. Однако положение не улучшилось. Сырьё запаздывало, происходили сбои в производстве. При не хитром анализе происходящего можно было легко прийти к выводу, что на Нурдметте вообще никто не виноват в сложившейся ситуации, а все проблемы в цепочке согласования и финансирования из концерна. Но для этого надо было бы пошевелить мозгами, потом встать в позу и указать на недочеты вышестоящему руководству, а это делать нельзя... Низя! Никак.


Поэтому Лену уволили с криками и помпой. Мол, иди! Иди! Ты всё равно не справляешься, мы здесь и без тебя обойдемся.
Однако, обходится становилось всё труднее и труднее. Ордера и заказы на самое необходимое запаздывали, соответственно, запаздывали и поставки. Иногда не критично, а иногда как с мазутом – аврально. Почти все платежи – особенно важные за сырье, электричество, защитная одежда – шли предоплатой. Я уже составляла не один файл, а два. Один со счетами к оплате ”по факту”, другой со счетами ”по предоплате”. Цепочка согласования удлинялась, потому что всем в Красноярске надо было понимать, а почему это мы платим по предоплате. У них же в регламенте концерна написано, что платим только по факту. На что, уже даже наша начальница ответила, что мол можете не утверждать платежи на предоплату, но ситуация будет как с мазутом...
И надо же... Оттуда запросили мои служебные обязанности с тем, чтобы разнести меня в пух и прах, мол это я не справляюсь с вверенной мне работой. Габриелла, видимо, понимая всю сложность положения – напряглась и отправила разъяснительное письмо, в котором изложила свою мысль, что для того, чтобы всё шло по плану, согласовывать надо точно в срок. Надо же! Это мысль. Но меня оставили в покое.
А начальство концерна не унималось. Смысл их действий был не совсем понятен. А местами совсем не понятен. Кто будет работать на предприятии, если вы начнете увольнять людей налево и направо? Вы найдёте других? Стесняюсь спросить, где вы найдёте других с квалификацией не хуже в городке на 90 тысяч населения?
Ах да, я забыла, вы всегда можете предложить ”счастливый билет” кому-то там, в России, желательно из провинциального городка в виде рабочего контракта. И дальше жать соки из этого ”счастливчика”, потому что он (или она) полностью в вашей власи лет так на пять. А потом... А потом выписать из России следующую жертву обстоятельств.
Гениально. Мне понравилась игра – начинай сначала.


Как выяснилось, ещё осенью высококвалифицированный инженер по производственным процессам, выписанный когда-то из России, лет так семь назад, уволился и уехал в центральную Швецию на какое-то подобное предприятие. Не, ну а что? Он получил сначала ПМЖ, потом гражданство, потом... Нурдметт стал ему не нужен и как только инженер почувствовал, что запахло жареным, он нашёл другую работу – подальше от Нурдметта. И пусть такая работы будет чуть-чуть ниже рангом, это вообще не играет никакой роли. Жизнь и нервы дороже. Тем более, говорят, он женился второй раз, уже здесь в Швеции, опять на русской, есть маленькая дочь. Так что нервы здоровые ему нужны для других целей. И вообще, жизнь одна и тратить её на проблемы, которые не он организовал, он не собирался...
Этот инженер всегда говорил, вот вы сейчас жируете, что попало делаете на предприятии? А что вы будете делать, если металл упадёт в цене? А, не если, а когда... Что вы будете делать, когда металл упадёт в цене? От него все отмахивались, потому что он требовал модернизации некоторых участков немедленно, прямо вчера, но его никто не слушал. Ну не слушал никто и не надо. Инженер собрался и уехал туда, где к нему будут прислушиваться как к специалисту.
...А увольнения по собственному желанию и без такового продолжались.
Что случилось с начальством?
Не нужны такие люди? А где вы других возьмёте?
Но, это не моего ума дела. Влезешь и меня уволят.


Я не понимала, что происходит, да и, положа руку на сердце, не хотела вникать. А наблюдательные люди понимали, что началась активная чистка завода...
Грету попросили предоставить список всех работников Нурдметта, причём вместе с информацией о стаже сотрудников, занимаемом месте, зарплате, наличии заболеваний и льгот в том числе налоговых. А это противоречит шведскому законодательству это во-первых, а во-вторых, такой запрос противоречит директиве Евросоюза. Соответственно, Грета отказалась предоставлять информацию.
И тут началось...
А зачем нужна была такая информация начальству в Красноярске? А затем, что одной из самых больших статей расходов на Нурдметте, как выяснилось, был фонд оплаты труда. Да, шведская система оплаты труда сильно отличается от российской. И расходы работодателя в Швеции несопоставимы с аналогичными расходами в России. Но это не повод нарушать законодательство.
Однако, упертость начальства дала о себе знать.


Однажды ко мне ворвалась Таня и сказала:
- Ты слышала, что Грету сместили с должности начальника кадрового отдела?
Естественно, я ни о чём таком не слышала и не знала. А Таня продолжала:
- Так вот, Грета больше не начальник кадрового отдела. Она теперь у нас главная по инвестициям и модернизации. А ведь она в этом не особо хорошо разбирается в современных реалиях, понимаешь?
- Нет, ничего не понимаю. Зачем её убрали?
- Зачем убрали? - помедлила Таня. Толковая была на то и толковая чтобы смотреть вперед и видеть, угадывать грядущие перемены до того, как их пустят в оборот где-то там далеко наверху.
- У нас теперь другой начальник кадрового отдела, - продолжала Таня, - зовут его Улле Свенссон. Я его видела. Так вот, лучше не попадаться ему на глаза, страшный зверь.
- В смысле? - робко переспросила я. - Страшный зверь?
- Как объяснить... - замялась Таня, - человек, у которого нет ни стыда, ни совести. Как-то так.
- Да?
- Наш профсоюзник, то есть, представитель профсоюза наш местный, сказал мне так: этот будет дохлых кошек жрать в полночь на кладбище и не поморщится. Ещё и причмокивать будет.
Мои глаза, видимо, округлились до размеров колёс, Таня продолжила:
- Понимаешь, если такое говорят милые уравновешенные шведы, то дело плохо. И есть предположение, что его – этого Улле Свенссона – наняли именно для того чтобы увольнять людей.
- Что за...
- Света, ты послушай. В Швеции не увольняют просто так. А этот может говорить и делать вещи, которые никто из начальства не может.


Дальше события развивались стремительно как в дешевом детективе.
Грету обвинили в том, что она втянула в дело с мазутом профсоюз. А это не совсем так. Во-первых, представитель профсоюза живёт на Нурдметте. В смысле это не один работник, а несколько и посменно. А во-вторых, в шведской практике есть такое правило как самодонос. То есть, если произошло какое-то чрезвычайное происшествие, то предприятие само докладывает об этом инциденте в профсоюз а также в arbetsmilj;verket (агентство по надзору за условиями труда) для дальнейшего разбирательства и улучшения условий работы труда на горячем производстве. Вот такая вот забота о рабочих!
Однако, русское начальство не оценило данной инициативы и попыталось поначалу приструнить начальницу кадрового отдела. Когда поняли, что дело швах и начальница не собирается отступать, приступили к тяжёлой артиллерии. Они просто взяли и сместили Грету с занимаемой должности. А поскольку доказать её профнепригодность было сложно, а скорее невозможно, то в дело опять был втянут Улле Свенссон и, конечно же, был подключён профсоюз, который боролся за права Греты ради заключения наиболее выгодного договора на увольнение.


- Послушай, - возмущалась Таня, - не надо было Грете влезать в дело с мазутом и втягивать туда профсоюз.
- Это как? - не поняла я.
- Ну надо было замять инцидент и всё.
- Как его можно было замять, когда человек шестьдесят к ряду пришли в раздевалки, а там ни отопления, ни горячей воды. Как их-то надо было заткнуть?
- Хочешь сказать, что это они сообщили в профсоюз и в агентство по надзору за условиями труда?
- Я думаю, что никто никуда ничего не сообщал. Профсоюзный работник живет тут у нас.
- А самодонос? - не унималась Таня.
- Нет, а что ты хочешь? Чтобы Грета подала заявку в Нобелевский комитет на премию лучший работодатель года что ли? Конечно, она написала самодонос в профсоюз, потому что у неё так в служебных обязанностях записано.
- Нобелевский коммитет... - засмеялась Таня. - это ты круто!
- Чего круто-то? Тут вон полная неразбериха во всём. В пору на всё катать самодонос.
- Э, ты чего удумала?
- Да ничего я не удумала. - бормотала я.
- То-то.
- Я-то здесь причём? - бормотала я. - А Грете я по-человечески сочувствую. Она всю жизнь этому предприятию отдала и тут такая радость. - я произнесла так, что буква ”р” звучала почти как ”г”.
Таня засмеялась:
- Вот умеешь ты настроение поднять. А!! - спохватилась Таня, - у нас проблемы с защитным обмундированием.
- Это ещё почему? Я всё подавала на утверждение, всё, что мне выпадало в выборке из системы.
- Это-то, конечно, здорово. А кто ордера составлять будет. Заведующую складом уволили.
- Чего?
- Понятия не имею ”чего”, но только уволили её и всё. И поэтому ордера на защитную одежду составлять некому.
- Ну это уже ни в какие ворота, знаете ли, не лезет. - возмутилась я и откинулась на спинку кресла.
- То-то и оно. И кстати нашу пожилую уборщицу тоже уволили.
- Чего?
- А ты знаешь, Света, что без ”защитки” тот же профсоюз не выпустит работников в цеха. - продолжала Таня. - и тогда всё встанет просто потому, что некому будет работать в цехах...
- О-бал-деть... - я с трудом сдерживала возмущение, - Между прочим, это следующий самодонос в профсоюз. Только кто его писать будет?
- Вот именно... Профсоюзник напишет.
- Подожди... Уборщицу уволили нашу, говоришь?
- Ага, - подтвердила Таня, - уволили.
- А уборщица чем помешала?
- Не знаю. Туалетную бумагу выносила, наверное.
- Ой, ну не смешно, Таня. Кто убирать административное здание теперь будет?
- Не знаю.
- В смысле, не знаю! А замену нашли? Или ищут?
- Ничего не знаю. Знаю только что грядут сложные времена.
- О-бал-деть... И ходить мы будем в туалэт, типа сортир, обозначенный на схеме ”мэ” и ”жо”! - прокомментировала я голосом Папанова, ну или что-то вроде того.
- Света, хорош каламбурить! - Таня вышла из моего кабинета.


Я закрыла глаза. Не ровен час, нас всех уволят. Зачем? Ой, можно подумать нужны причины. Дело в другом. Я столько поставила на карту ради этой работы, а стоит ли она того? Надо ли так руки сбивать в кровь, чтобы потом всё равно оказаться у разбитого корыта и поехать домой ни с чем?
Или, может, лучше уже сейчас вернуться. Сразу. Не отходя от кассы так сказать. Да и Дима всем всё время недоволен.
Грету Нурберг всё таки уволили.
Профсоюз выбил ей хорошие условия увольнения по договору и она ушла. Правда не сразу. Какое-то время она еще появлялась на предприятии. Если я правильно понимаю, она раздавала ценные указания по поводу ведения дел...
А действительно, кто будет разъяснять производственные процессы оставшемуся народу? Наш гендиректор всё равно ничего не знает из того, что знает Грета.
Но это продолжалось не долго.
И скоро в коридорах воцарилась тишина – некому стало топать...