Глава 13. Ева

В детском саду я появлялась редко, в основном по праздникам и это было понятно. Ни отводить, ни забирать детей оттуда я не могла. Но в это раз так получилось, что я отводила детей в сад. Там нас встретила воспитательница Ева. Она уже достаточно хорошо знала нас и поэтому сразу же спросила:
- Вы почему так рано?
- Так получается... - извиняющимся тоном сказала я.
- Странно.
- Да, и заберу их сегодня я тоже, и чуть позже обычного.
- А где твой муж?
- Он сегодня не может. - Мне нечего было ответить.
- Ну хорошо. А во сколько заберешь?
- В пять, - сказала я и ожидала грома и молнии. Но Ева только покачала головой, словно понимая, что случилось что-то из ряда вон выходящее. Что у меня просто нет выхода.
- Хорошо, - сказала Ева. - Не проблема, я сегодня закрываю садик, я тебя буду ждать.

Хорошо что есть понимающие люди. Это такие человеки, которые понимают недосказанное и протягивают руку вопреки законам и положениям. Ева не должна была оставаться с моими детьми до пяти, потому что в расписании моим детям положено только шесть часов в день – ни больше, ни меньше. Но она догадалась, нет, почувствовала, что что-то не так со мной, что-то не так с нами всеми, вошла в положение и будет ждать меня до пяти.

А я неслась на работу. Здесь всё как обычно – аврал и хаос. И в этом хаосе меня всё время накрывало:
- Зачем Дима так сделал? Мы могли бы договориться...

Вернувшись за детьми вечером, без пяти пять я стояла на пороге детского сада. Мои крошки остались одни с Евой. Пятница, всех детей обычно разбирают пораньше, поэтому мои остались одни с воспитательницей.
Я вошла тихо. Сквозь стеклянную дверь между холлом и игровой я вижу Еву, сидящую на диване и по обе стороны от неё пристроились мои детки. Они читали книжку, большую такую, с картинками. И Ева что-то оживленно рассказывала им на шведском, а мои дети ей что-то отвечали и спрашивали. И я подумала, надо же они уже понимают и говорят.
Вот что значит детский мозг. Пластичный и эластичный, готовый к изменениям и приспособлениям. Не то что мы – взрослые – закостенелые и неповоротливые. Боимся лишний шаг сделать...

Ева подняла голову и увидела меня. Она рукой показала мне, что я могу войти. Я сняла уличную обувь и вошла в игровую.
- Мама, колла (смотри, шведский)! - кричала Соня.
- Смотри... - Поправил её Алёшка. - мама не понимает шведского.
- Понимаю, - сказала я по-шведски и добавила по-русски, - только не так хорошо, как это у вас получается.
- Смотри, - оба ребенка сорвались в соседнюю комнату.
Ева повернулась ко мне и спросила по-английски:
- Что у тебя случилось?
- Я не знаю...
- Хочешь поговорить?
Я пожала плечами, а Ева продолжила:
- Или тебе домой надо бежать?
- Нет, не надо. - Ответила я и это было чистой правдой.
Ева включила телевизор для Сони и Алёшки. Там началась ежедневная детская программа. Потом взяла меня под руку и вывела в кухню.
- Кофе или чай? - спросила она.
- Чай. - Ответила я, хотя я знаю, что в Швеции кофе пьют по обыкновению круглые сутки и гораздо больше чем чай.
Чайник шумел. Ева села рядом и спросила:
- Что случилось?
- Откуда же мне начать... - пробормотала я и оперлась на стол локтями, а голову засунула в ладони.
- Почему ты сегодня привела детей в сад? - спросила Ева.
- Потому что Дима уехал. - Почти прошептала я.
И это была чистая правда.
Вчера вечером, поздно вечером Дима вышел из дома и не вернулся. Хватилась я его только утром. Передумала все самые страшные мысли и варианты, пока звонила ему на телефон. А потом он снял трубку и сообщил, что он в Стокгольме и что обратно не вернётся. Он сказал, что у него вечером паром до Таллина, а оттуда он уже в Россию поедет.
- Хватит, Света, - сказал он мне, - с меня хватит! Я больше не могу жить какой-то ненастоящей жизнью.
- Дима... А как же... - я не смогла договорить, потому что Дима перебил меня:
- Здесь всё какое-то поддельное. Люди холодные, фальшивые. Еда невкусная. Друзья ненастоящие. Праздники скучные. Я больше так не могу. Я хочу домой и поэтому я еду домой, а ты поступай как знаешь. С тобой я тоже не могу больше жить, потому что ты какая-то не такая стала, чужая... Поэтому, всё! - и повесил трубку.
Конечно, я не рассказала во всех красках Еве, что сказал Дима, но обозначила, что он был недоволен жизнью в Швеции и поэтому решил вернуться. Она понимающе посмотрела на меня и спросила:
- А дома-то он что делать собирается?
- Понятия не имею... - выдохнула я.
- У него там работа есть? Жильё?
- Жильё есть, наше совместное. А работы у него нет, да и не было никогда по большому счёту.
- А ты что будешь делать?
- Я буду работать...
На меня накатила усталость и вдруг я разрыдалась.
Ева принесла мне стакан воды и салфетки. Очень терпеливо ждала пока я приду в себя без сюсюканья и успокаивания. Просто ждала.
- Понимаешь, - сказала я сквозь слёзы, - Дима нас бросил. Но и это не всё. Он забрал деньги с общего счёта.
- Какие деньги?
- Мне, нам пришли деньги из ФКассы на детей. Они пришли сейчас за восемь месяцев, потому что я не подала на пособия в августе, и поэтому не получала... Не важно, там пришли деньги за детей. И ещё больничные. И ещё были деньги, которые я откладывала с каждой зарплаты на черный день.
- Доступ в банк был у обоих?
- Да, и карточки две, - хлюпнула я носом.
- В банк звонила?
- Да, в банк звонила... - продолжала я, - там сказали, что деньги были сняты в девять утра с другой карточки в банке в Стокгольме. То есть Дима снял деньги в Стокгольме... И закрыл свою карточку.
Ева покачала головой.
- Могу я спросить?
- Да...
- Много денег-то было?
- Двадцать восемь тысяч триста сорок крон. - как на духу ответила я.
- Ого, - воскликнула Ева, - это большая сумма даже для шведов, а для вас так это вообще гигантская сумма.
- Да... - протянула я.
Наступило молчание. Ева что-то обдумывала, а мои мысли остановились или, скорее, зациклились на фразе: ”что же мне теперь делать?”.
Через несколько минут, словно очнувшись, Ева предложила:
- Давай вот что сделаем, - спросила Ева и вытащила ноутбук с соседнего стола, - давай переоформим график твоих детей в садике.
- Давай...
- Потом подадим в ФКассу заявление, что ты теперь мать-одиночка.
- Давай... Как?
- То есть подадим заявление на материальную поддержку как от отца, но платить будет ФКасса.
- Так бывает?
- Да, так будет, только не очень скоро это. Потому что ФКасса сначала будет искать Диму по Швеции, чтобы принудить его к поддержки своих детей. Когда не найдут, начнут выплачивать тебе поддержку.
- Ух ты, - опешила я.
- И да, ты можешь подать на пособие по оплате квартплаты.
- Чего?
- У тебя квартира съемная?
- Да.
- На тебя оформлена?
- Да.
- Тогда давай подавать на пособие по оплате квартиры.
- А как это? - я, честное слово, вообще не понимала как такое возможно.
- Раньше вас было двое родителей и считалось, что оба оплачивают свою часть жилья, даже если твой муж получал мало, потому что учился, он же что-то получал?
- Да, получал... Но совсем немного.
- Ну да, тысячи три с половиной. Я же знаю, потому что у нас тут много родителей, которые учатся или на практике.
- Да, тысячи три с половиной и получал.
- Так вот, считается, что пока вас было двое, вы оба оплачивали квартплату. А теперь ты одна с детьми, поэтому тебе будет тяжело материально и поэтому у тебя есть право на поддержку от государства.
- Фууууух. - выдохнула я.

Мы долго ковырялись на сайте ФКассы. Что-то пришлось распечатывать, что-то можно было заполнить прямо на сайте. Но в целом, мы справились.
- Ева, ты почему мне так помогаешь? - Спросила я её прямо в глаза, когда она закончила с заполнением всех моих документов.
Она посмотрела на меня очень внимательным взглядом, а потом сказала:
- Я много встречаю людей, приехавших из разных стран. Причины у всех разные, да и не важны они в конечном итоге. Важно то, как человек адаптируется на новом месте.
Я смотрела на неё немигающим взглядом. Почему-то я понимала в языковом плане, что она мне говорит и не понимала, куда она ведёт.
- Одни учатся, идут на практику и всеми силами стараются стать частью нашего северного общества. А другие... - она замялась, - другие жалуются и ждут когда кто-то за них что-то решит и принесёт готовое.
Ева долила себе кофе, а мне кипятку в кружку. И продолжила:
- Я наблюдаю вашу семью восемь месяцев. И восемь месяцев я вижу тебя, которая изо всех сил старается войти в нашу шведскую жизнь. Работаешь, занимаешься детьми как можешь. Занимаешься домом как успеваешь... И твоего мужа, который ничего кроме как плакаться на свою судьбу и жаловаться на тебя не умеет. Или, уже так – не умел..
Дальше я узнала в деталях и подробностях что говорил обо мне Дима в детском садике. И это привело меня в ужас. Это я с этим человеком прожила почти десять лет! Я никогда не подозревала, что он на такое способен. А Ева продолжала:
- Мы ему объясняли, что у него прекрасная жена, потому что она впряглась делать то, что не каждый мужчина возьмется делать – переехать в другую страну ради работы. Мы говорили, что он как муж и отец должен больше уделять времени дому, быту, детям, тебе. Но он нас не слышал, Светлана. Он никого не слышал. А когда мы ему рассказывали про мужской декретный отпуск, он только смеялся над нами.
- Да! Прямо рассмеялся?
- Да! - вспыхнула Ева. - Прямо рассмеялся нам в лицо. На следующий день мы ему распечатку на английском языке отдали, где всё было прописано про отцовский декретный отпуск, обязанности и условия. Отец не имеет права перевести на мать девяносто дней на каждого ребенка. Ты знаешь от этом?
- Да, знаю. Мне на работе сотрудница рассказала, - я имела ввиду Марию, которая регулярно и совсем не напрасно просвещала меня по поводу жизни в Швеции. Её болтовня доносила до меня столько информации, сколько я бы не узнала даже прочитай я все информационные брошюры, которые выдают приезжим.
Ева поверхностно продолжала рассказывать мне, о чем плакался Дима и у меня не было оснований подозревать Еву в нечестности. Зачем? В конце концов, примерно то же самое Дима транслировал дома, только я не воспринимала это так серьёзно, а надо было. И потом, это же Дима уехал, обобрав до нитки собственных детей.
- Ну так вот... Твой Дима не хотел ничего делать ни для детей, ни для тебя, ни для себя даже. А ты делала всё и для всех.
- Ну да, наверное, - как-то неопределённо мямлила я. Мне сложно объяснить Еве, что меня так вырастили.
- А помнишь, ”ночнушки” на Люсия? - спросила Ева. - Мы сразу поняли, что ты будешь стараться до конца! Это же надо было такое придумать!
Ева начала смеяться абсолютно беззлобным, в чем-то ласковым, заразительным смехом. И за ней начала смеятся я. Я вспомнила её же глаза, огромные от удивления, когда она увидела ”ночнушки” моих детей.
- А помнишь, твои глаза... - и я показала, округлив пальцы, огромные глаза.
Ева прыснула смехом ещё больше.
- Я думала, я упаду... - смеялась она, - когда увидела твоё чудо. Это было гениально!
- Ага... А Дима разозлился тогда.
- Ну и что! Зато мы тогда в тебе увидели человека, который преодолеет всё ради того, чтобы всё было правильно! Как надо.
- Это да, - вздохнула я.
- Помнишь, на Пасху, я тебе сказал, что если нужна помощь, обращайся?
- Да, помню. Только я тогда не понимала, что мне нужна помощь. Мне и сейчас кажется, что я справлюсь.
- А ты справишься. - уверенно произнесла Ева.
- Мне бы твою уверенность...
- Ты справишься.
Я посмотрела на неё внимательным взглядом. Я хотела понять, что такого эта пожилая воспитательница видит во мне, чего не вижу, не ощущаю я? Может быть она права.
- Ты справишься, - снова повторила Ева, - а теперь давай собираться домой. Уже поздно да и дети твои уже спят.
Я обернулась и увидела Алёшу и Соню, спящими на диване перед телевизором.
- Как же я их сейчас донесу до дома... - пробормотала я по-русски.
- Давай, я тебе помогу донести детей до дома? - спросила Ева словно она понимала по-русски.
- Спасибо, я... мы тут недалеко живём...
- Да знаю я, где вы живёте. Давай собираться.
Я засунула детей в комбинезоны. Алёшка проснулся и тихонечко хныкал. Соня спала не просыпаясь. Мы вышли на улицу и мне показалось, что было даже не так холодно, как сегодня утром. Мне показалось, что стало теплее.
Дошли до дома, поднялись на этаж, вошли, разложили детей по кроватям и Ева откланялась. Оставшуюся часть ночи я пыталась собрать свои мысли и сердце в кучу. Это, надо сказать, получалось с трудом.
Как? Как так получилось, что я всё пропустила?
Ни одного сигнала не заметила. Ни одного звоночка. Другие заметили, а я нет. Хотя всё было на поверхности, раз воспитатели в детском саду всё видели, слышали, всё знали! Они знали, а я нет.
Слепая курица... Глухая тетеря...
Или нет, просто привыкла к такому положению вещей и никогда этого и не замечала, потому что у нас так живут все.
Потому что ты, Светка, не человек, а так, приложение к мужу. Ну и что, что муж никудышный... Он главный! А ты... Постой в сторонке.
Я думаю, что всё тайное и незаметное проявилось во всей красе по двум причинам: во-первых, мы поменяли среду обитания – то есть переехали в другую страну, а во-вторых, я стопроцентно вделась в мужские брюки, что касалось дела обеспечения семьи, да и из юбки бабской не вылезала, так как оставалась женой и матерью: стирала, готовила, убирала, лечила, решала по-прежнему я. Понятно, что Дима почувствовал себя не у дел, а подстраиваться под кого-то или подо что-то - это ниже его мужского достоинства.
Он лучше на рыбалку поедет.
Или пива попьёт.
Только что мне теперь делать с деньгами? Дима всё выгреб. Под ноль. Как только рука не дрогнула?
Надо будет перезанять у девчонок на работе. А что делать? Я отдам.
Сколько раз в своей жизни я вот так перехватывала до зарплаты, до подработки. А тут я первый раз ощутила экономическую стабильность. Пусть и небольшая она – эта зарплата, не абсолютных цифрах, а в соотношении к ценам и тратам – но она была. Постоянно была. И это было непередаваемое ощущение стабильности. И вот опять: надо перезанять до следующей зарплаты? Ну ничего, перезайму и выкручусь, но не позволю себе больше откатиться в омут экономической нестабильности.
Ради собственного спокойствия, не позволю.
Однако... По всему выходило, что Дима готовился к отъезду, а я ведь даже ничего не заметила. Я не заметила, что он что-то задумал. Не заметила, потому что глупая или наивная? Нет, просто я доверяла бесконечно. Мы же семья! Мы же одно целое. Мы друг за друга горой. Как можно не доверять! Но, видимо, так думала и так жила только я...
И тут нахлынули запоздалые подозрения: а вдруг Дима что-то вынес из дома? Вот я дурная, что у нас можно вынести кроме детей? Ничего. Разве что телевизор. Но куда он его потащит?
Появилось желание встать и начать перетряхивать вещи. А вдруг...
- И что? - вразумляла я саму себя, - ты сейчас поднимешься и побежишь догонять Диму ради какой-то, забраной им, вещи? Нет! Ну и всё. Забудь. Если забрал, значит так надо.
Почему-то я представила Диму, который тащит телевизор на паром. И вдруг я поняла, что у меня нет никаких чувств к этому человеку – моему мужу. Были, были очень сильные и светлые чувства, которые вывозили нас – нашу семью - долгое время. А сейчас нет.
Ничего нет.
Только пустота.