Развод главы 13-я, 14-я, 15-я

РАЗВОД

Глава тринадцатая

Самолёт шёл на посадку. Внизу замелькали, поросшие лесом гольцы. Он коснулся колёсами грунтовой взлётной полосы, провибрировал всеми своими фибрам и застыл. Народ, как всегда, засуетился, торопясь на выход и через несколько минут из распахнутой двери самолета Каманин увидел всё ту же белую «Волгу» и Аркадия Ивановича.
- Отец прилетит следующим рейсом, - проинформировал он Каманина после крепкого рукопожатия.
Каманин положил сумку в открытый багажник, и они выехали с аэродрома, направляясь в сторону города.
- Как отдыхалось? – поинтересовался Аркадий Иванович, мельком глянув на Алексея.
- Замечательно. Папа правильно сделал, что отправил меня отсюда. Впечатлений – море. В Питере – красотища. На Балтике – тишина, а в деревне – одна работа, - пошутил Каманин.
- Тебя она и здесь не оставит, - хохотнув, ответил Аркадий Иванович. - Отец тебя ждёт. А огород тем более. Мы-то с моими пацанами уже свой вскопали и засадили. А отец только и ждёт тебя. Говорит, нечего ему на девок пялиться, пусть лучше в землю упрётся. Меньше всякой дури в голове гулять будет, - и вновь рассмеялся.

Как только машина подъехала к дому, то сразу распахнулась калитка и из неё выбежала мама, а за ней показалась и бабушка.
Каманин ещё не успел вылезти из машины, как уже был у них в объятиях.
- Лёшенька, хороший мой! Вернулся. Как же мы тебя заждались, - со слезами радости причитала мама. - Ну, пошли быстрее в дом. Дедушка тебя очень хочет увидеть, - и она потянула Каманина в калитку.
- Мам, подожди. Сумку заберу, - попытался сопротивляться Каманин, но тут попал в объятия бабушки.
Теперь уже всё! Никуда не деться.
Какая же она красивая, его бабушка! Она вся светилась добротой и любовью к своему внуку.
Маленькая, пухленькая с неизменной причёской в кудряшках. Каманин вечно бы смотрел и любовался ею, а обняв, непроизвольно почувствовал всё обаяние и нежность, исходящую от неё.
Прижав к себе своего непутёвого внука, бабушка только ахала и охала.
- Лёсик ты мой миленький. Ах-ах-ах. Да какой же ты большой и красивый. Ох-ох-ох. И где же тебя так долго носило, горемычного? Ах-ах-ах. И что же эта за напасть на тебя свалилась? Ох-ох-ох. И как ты себя чувствуешь? Ах-ах-ах. Не болеешь ли случаем? – всё причитала она. Слёзы радости застилали её глаза. Одной рукой бабушка пыталась обнять внука, а другой вытирала платочком глаза.
Аркадий Иванович от такой встречи только покряхтывал.
Каманин, взяв из его рук сумку, поблагодарил и они с мамой и бабушкой направились по дорожке к дому. Мама, и бабушка пытались обнимать его, каждая со своей стороны, так что сумку пришлось нести перед собой. Было не очень-то удобно справляться с такой тяжестью. Но разве это имело какое-то значение? Главное, что он ощущал всеми клеточками своего тела, как его любят и что он здесь нужен.
А на веранде стоял дедушка. Опираясь на палку, он с серьёзным видом осмотрел внука. На эмоции дедушка был небогат.
- Хорошо выглядишь, - спокойно, с твёрдым прибалтийским акцентом наконец-то произнёс он. - Иди сюда. Обниму я тебя.
Каманин обнял его жёсткие, твёрдые плечи. Его ладонь сжали железные тиски дедовского рукопожатия и дед, пригнув к себе внука, чмокнул его в щёку. Он был крепок, как дуб. И это в свои-то восемьдесят с лишним лет!
- Здоров, силён, - удовлетворённо решил дедушка, а потом уже обратился ко всем. - Что стоим? Чего ждём? Пошли в дом. – и дедушка медленно, опираясь на палку, переступил через порог и вошёл в дом.
Сумку Каманин оставил на веранде и, обнимая маму и бабушку, они двинулись следом за дедом.
Устроившись на диванах и креслах, все приготовились к беседе. Дедушка забил ватку в беломорину (никотин ведь вредит здоровью по его заявлениям) и закурил. Потом уже внимательно посмотрел на внука:
- Ну, рассказывай о своих путешествиях, да подвигах, - и выпустил первый клуб дыма, ожидая рапорта от внука.
Мама с бабушкой только и ждали этого. Они наперебой накинулись на Каманина с вопросами.
Как Прибалтика? Как Питер? Как тётки и вся родня? Вообще-то вся родня перемешалась у Каманина в голове. Особенно бабки и тётки, но он прикладывал все усилия, чтобы вспомнить и вразумительно отвечать на их вопросы.
Потом все вдруг всполошились.
Ведь их же внучок, сынок с дороги голодный и усталый. Ему же надо отдохнуть и, конечно же, его надо накормить.
Но и за столом вопросы не прекращались. Только дедушка прервал эту радостную суету.
- Ка-тя, - он обратился к бабушке. - Алёше надо идти отдохнуть. Вова приезжает через несколько часов. У нас будет ещё время обо всем его расспросить.
Бабушке так не хотелось отпускать от себя внука, а маме сына, но они подчинились приказу дедушки.
И только сейчас Каманин вспомнил о подарках.
Он побежал на веранду и начал ворошить свою сумку. Хотя подарки были и не такие уж и дорогие, но это были знаки внимания для всех.
И самое приятное для Каманина было то, что им искренне радовались. 
А дедушка провёл внука в папин кабинет и, указав на диван, сурово приказал:
- Отдохни пару часиков, а там и за папкой своим поедешь.
Приказа ослушаться невозможно и Каманин, с удовольствием выполнив его, быстро уснул на диване.
В детстве дедушка пригрозил бы ему ремнём и долго сидел у его кроватки, контролируя степень засыпания внука. Вечерами он читал маленькому Алёшке перед сном сказки или какие-нибудь рассказы, которые сам переводил с латышского, но сегодня этого делать не пришлось. Ни сказок, ни контроля. Каманин и без них провалился в сон.

- Вставай, Алёша, - услышал он из глубины сна.
Это уже дедушка будил его. Он, как и прежде, охранял сон своего внука.
- Сейчас машина приедет и поедешь за папой.
Каманин тут же сел на кровати и от вида добрых дедушкиных глаз и, как всегда, сурового лица, у него от нежности даже что-то кольнуло в груди. Он быстро встал и, чмокнув деда в щёку, побежал в ванную ополоснуться.
На кухне сидели мама с бабушкой. У них, по всей видимости, была важная беседа и, вероятнее всего, о нём. Приготовив все для ужина, они за беседой отдыхали.
- Привет, - прервал Каманин мирную идиллию за столом. - Чаю можно?
Пока он пил чай, ему ещё предстояло ответить на пару десятков дополнительных вопросов. Только его «угу» никого не устраивало. От расспросов его спас приезд машины.
Бросив недопитый чай, Каманин поцеловал маму с бабушкой и прошёл к машине.
Аркадий Иванович быстро доехал до аэропорта, и они ждали прилёта самолёта.
Тот задерживался.

***

Сегодня для Каманина был замечательный день. Сегодня у папы день рождения!
Он, где бы ни находился, всегда старался позвонить папе и поздравить его с этим знаменательным днём, услышать его голос и добрые слова в свой адрес. Как глубока была его душа, как велика была его любовь к своим детям и семье, какими проникновенными и ободрительными были его слова… Каманин не мог передать себе тех чувств, которые каждый раз испытывал, когда общался с папой.
Одним словом, это был папа. Его папа. Продолжением которого и был сам Каманин.

***

И вот самолёт сел. Пробежав по взлётной полосе, он остановился у задрипанного здания аэровокзала. Каманин с нетерпением ждал, когда на трапе появятся пассажиры и он среди них сможет увидеть папу, подбежать к нему, обнять и поздравить с днём рождения.
Машина подрулила к трапу. А вот и он, его дорогой папочка.
Папа только вступил на землю, как Каманин бросился к нему, обнял и расцеловал.
Не ожидавший такой встречи папа, растрогался. За стёклами очков были видны повлажневшие глаза, но он только покряхтывал, вынимая платок из кармана.
Машина быстро докатила до дома, где у калитки их уже ждали мама и бабушка. Они с криками «Вовочка, Вовочка», бросились к нему с букетами цветов в руках
Папа и этого не ожидал. Он обнял обеих своих любимых женщин за плечи, расцеловал и пошёл к калитке, оставив сына и водителя у машины.
А Каманин пожал Аркадию Ивановичу на прощанье руку и, подхватив папин чемодан поплёлся с ним в дом. Наверное, там были камни, настолько он был неподъёмен.

В доме стоял шум и гам. Все наперебой старались выразить радостные чувства по поводу приезда папы. Даже дедушка чего-то громко рассказывал.
Но когда папа увидел сына с чемоданом, то отстранив всех, заставил сына поставить чемодан на диван и начал над ним колдовать. Чего он только оттуда не доставал. Всё воспринималось с восторгом. Там были подарки для всех. А в самом конце он достал два свёртка и передал их Каманину.
- А это нашим внукам. Алёше и Лёле. Ты же скоро собираешься к ним? – и, после утвердительного кивка сына, продолжил. - Ну вот, тогда и передашь им всё это от всех нас, - он посмотрел на маму, дедушку и бабушку.
Минутная тишина прервалась бабушкиным требовательным голосом:
- Вовочка, хватит уже всего. Иди быстрее мойся и к столу. Будем праздновать твой день рождения.
И это было как нельзя кстати. Вечер приближался, а у них ещё ни в одном глазу, как бы сказал боцман с «Ураллеса».
Папа прошёл в ванную, а Каманин расставил стулья, раздвинул стол, и помогал накрывать его. Мама с бабушкой носили приготовленные блюда, а дедушка давал ценные указания, что и куда ставить. Сидеть он никому не давал. Все были при деле. Такая родная домашняя суета. От неё на душе было радостно. Они все были вместе. Они все любили друг друга. Это была одна семья.
Ну вот, все чинно сидят за столом. Ждут только главного приказа, начинать. Его и подал дедушка. Он взял бутылку «Посольской», разлил всем по рюмкам и, с трудом поднявшись со стула начал тост.
- Да, сын, наконец-то мы все сидим за одним столом в этом замечательном доме. Мы с мамой долго ждали этого дня. И очень хорошо, что он наступил. Рады видеть в здравии тебя и твою жену Инночку. Видим, что ваша любовь продолжается. Это очень хорошо. Будьте счастливы всегда. Очень рады видеть рядом с вами нашего старшего внука Алёшу. Пусть и у него всё будет хорошо. С днём рождением, сынок. Всех тебе благ, - он стоя выпил рюмку и осторожно сел.
Все последовали его примеру, а папа встал, подошёл сначала к бабушке и поцеловал её, потом к маме и, тоже расцеловав её, налил всем по рюмке и начал:
- А теперь для всех вас, - он поднял рюмку и осмотрел притихших родных. - Я очень вас люблю и поэтому сегодня особенно рад, что мы вместе. Что мои папа и мама рядом, что жена моя здорова и любит меня, что сын тоже с нами, - при этом он весело подмигнул Алексею. - На работе порядок, жизнь бьет ключом. Будем все счастливы! - и начал чокаться со всеми.
На душе у Каманина от произнесённых тостов и пожеланий, от теплоты дома, от любви, окружающих его самых близких людей, стало тепло. Но тут где-то пролетела чёрная мыслишка:
«А могло бы быть и по-другому. Могла бы тут сидеть и Наталья, могли бы тут суетиться и дети. И все эти слова могли бы коснуться и их тоже. Но ведь вот же, случилось такое...»
Острый нож вонзился в сердце, оно опять остановилось на несколько секунд, а потом вновь затрепыхалось так, как ему одному хотелось. В глазах помутнело, но это состояние сразу же прошло. Около него стояла бабушка. Она гладила внука по голове и приговаривала:
- Ой, не надо, Лёсичек мой хороший, так переживать. Ох-ох-ох. Да не надо так убиваться из-за этой нехорошей женщины. Ой-ой-ой. Да всё образумится, родненький ты мой. Ох-ох-ох.
Да всё равно детки будут с тобой. Ой-ой-ой. Несмотря на все проказы, этой нехорошей женщины, - бабушка, наверное, и других-то ругательных слов не знала.
Несмотря на то, что она пережила трудности войны, черпанула жизнь с самого её дна в ней всё равно осталась закалка Смольненского института благородных девиц и она, как могла, старалась успокоить внука.
С другой стороны, к нему подошла мама и тоже принялась гладить сына по голове и успокаивать. Он понял, что испортил вечер всем.
Но что он мог поделать с собой, когда чёрные мысли выскакивали в самый неподходящий момент?
Один дедушка оказался прав в этот момент. Он грозно на всех взглянул и рыкнул:
- Хватит нюни распускать. Посмотри-ка на эту гимназисточку, рассиропился. А ну, быстро взял себя в руки и успокоился. Нечего другим портить настроение. А вы, - он грозно глянул на маму с бабушкой, - быстро сядьте на свои места и оставьте в покое этот аленький цветочек, - видно было, что дедушка не на шутку рассердился.
И это всем пошло на пользу. Начали петь песни про бродягу, про священный Байкал. У папы был сочный бас, и он с удовольствием выводил каждую ноту этой песни. Песня так захватила Каманина, что и он стал подпевать.
А уже после там какой-то стопки, Каманин пел со всеми в полный голос.
Потом папа достал сборник стихов Баратынского (его Каманину в Питере подарил Дима, приемный сын тёти Вали) и начал их читать вслух.
А чай с тортом пили уже во дворе. Прямо перед ними краснело небо от поздно заходящего за соседние гольцы северного солнца. На его фоне красовалась цветущая черёмуха. В этот вечерний час она источала одурманивающий аромат.
Голова кружилась не только от выпитого, а и от прозрачного неба, от позднего заката, от аромата черёмухи, смешанного с ароматом пихт, высившихся за углом дома.
От этих близких и дорогих Каманину людей, от родительской заботы, которую он долгие годы не ощущал, от ласковых слов и тепла, полученного под отчим кровом, он только радовался жизни.
«Спасибо, родные, что вы мне всё дали, - пела его душа. - И я проживу её до конца».
Только папа со своим всегдашним юмором вернул сына на землю:
- А ты, сынок, не забывай. Завтра начинаются трудовые будни, - и кивнул на невозделанную пустоту приусадебного участка. - И никаких продолжений, - прищурив свои смешливые глаза, он кивнул в другую сторону дома, на половину соседа.
- Ну что ты, в самом деле, папа. Пусть ребёнок хоть немного отдохнёт на свежем воздухе, - пыталась встать на защиту сына мама.
- Ребёнок! Дитятко, ты моё. Лопаты, дитятко, найдёшь в кладовой. И, пожалуйста, отдыхай сколько хочешь на свежем воздухе, - они вдвоём с дедушкой ещё долго потешались над этим дитяткой, который исколесил весь земной шар и чего только не насмотрелся и не напробовался. Только бабушка заставила их замолчать:
- Как вам не стыдно, охальники! Что вы смеётесь над ним? Заняться вам больше нечем?
Только это восстановило тишину и продолжение чаепития, а Каманин был безгранично благодарен бабушке, что она избавила его от плоских шуток.
А Каманину вообще никто слова не давал, ему только и оставалось, что слушать и прихлёбывать чай.
А что ему было обижаться? Он за этим и приехал, чтобы вскопать папин огород. Нет, конечно, и не только за этим, а ещё и за тем, чтобы ощутить тепло дома и родных, их шутки, песни, разговоры и те же папины добрые подначки, без которых не было бы этого дома, не было бы их, тех, какими они, его сыновья, выросли. Не было бы никого и ничего.

***

Когда они были совсем маленькими, папа, вымотанный работой, приходил домой с одной только мыслью, чтобы поспать и отдохнуть в свой единственный выходной. А сыновья канючили про утреннюю, обещанную рыбалку.
Тогда папе приходилось вставать в пять утра, чтобы сдержать свои обещания, данные сыновьям, и идти с ними в горы, чуть ли не засыпая на ходу.
Тогда эти подначки держали его на ногах, и только его вечный юмор и жажда к жизни всегда оставляли его человеком, добрым и любящим папой.
Даже несмотря на все проказы маленького Лёшки, вызовы в школу, исключением из пионеров и выговоры, он всегда это воспринимал с какой-то долей юмора, с пониманием его пацановских поступков.
Главный вопрос был – за что? И если это было справедливо, то он это одобрял. А если нет, то сын получал тройную взбучку. Поэтому Алёша уже сам такого больше никогда не делал. Потому что так было правильно. Так сказал папа. Так было справедливо.

***

А сейчас Каманину было очень хорошо, что рядом с ним находятся такие близкие и родные ему люди. Он чувствовал замечательно в своём отчем доме. Он чувствовал себя самым счастливым человеком на земле.
Занеся стулья и стол в дом, он бухнулся на уже расстеленную на веранде кровать и только утром кот Клёпа разбудил его, когда вернулся с гулянки, лизнув Каманина в щёку и мурлыча, устроившись рядом.

Глава четырнадцатая

Утро, как поётся в песне, начинается с рассвета.
Каманин поглубже залез под одеяло. Утречко было прохладное. Очень не хотелось покидать тепло постели, но бодрый голос папы всё-таки заставил это сделать.
- Ну, лежебока! Подъём. Вас ждут прекрасные дела. Завтрак на столе.
Пришлось, поёживаясь, вылезти из-под тёплого одеяла и перебежать в ванную. Там было тепло и уютно. Жёсткие струи душа завершили пробуждение и Каманин с полотенцем через плечо вошёл на кухню, где родители с бабушкой и дедушкой пили чай.
- С добрым утром, - почти одновременно пожелали они ему.
Но бабушка добавила - Лёсик, мама - сынок, а дедушка - родной. Папа же - работничек.
Стояла утренняя суета. Родители собирались на работу. Ждали машину. Бабушка пыталась допытаться у мамы, что же готовить на обед, а дедушка просматривал вчерашнюю газету и делился с папой впечатлениями о какой-то статье. Клёпа уплетал огромную камбалу.
Каманину же оставалось только следить за происходящим и молча сидеть с кружкой чая у окна.
Хорошо. Благодать. Но... Папа перевёл взор на сына и заговорщицки показал пальцем на кладовку. Понятно. Лопаты находятся там.
Каманин, чтобы избежать лишних подначек, только кивнул головой.

***

А то было бы так же, как с текущими кранами, которые протекали до его отъезда в Ленинград.
Из кранов капала вода. Папе, конечно же, некогда было устранять эти утечки, а маму это раздражало. Она уже раз десять об этом сказала папе. Но он направил свой взор на сына:
- А чего это там механики могут делать на флоте? Небось, только мотористов шпынять? Давай-ка разберись с этим, дорогой мой мореман, - кивнул он в сторону ванной комнаты.
Разобраться то недолго. Но чем и что делать? Оказалось, что у папы нет даже элементарного шведика. Пришлось идти в магазин. Но его и там не было. Тогда пришлось обращаться к Аркадию Ивановичу. Он свозил Каманина на знаменитый склад. Вот там-то и нашлись все инструменты для работы.
Дом новый, а ни один секущий клапан не держит. Пришлось идти в ЖЭУ к слесарям. А там без пузыря ничего не делают. Пришлось идти за пузырём, чтобы слесаря перекрыли воду, разбирать секуще клапана и менять на них прокладки, всё выкручивать и перекручивать. Провозился он несколько часов. Ну, а уже вечером, когда все были дома, Каманин на папиных глазах за пятнадцать минут сменил прокладки на всех протекающих кранах, нарочно демонстрируя, как это легко делается.
Папа недоверчиво подошёл к кранам и покрутил их.
- Не текут, - разочарованно произнёс он.
- Потому-то и держат нас на нашем морском флоте, - съехидничал сын.
Зато мама была вне себя от счастья.
- Ну, наконец-то. Дождалась. Сколько нервов моих ушло из-за этого капания. Вон и подтёки на новых раковинах, - показала она на ржавые полосы на белоснежном фаянсе.
А сын сидел в уголочке и с самодовольной улыбкой допивал чай.

***

После завтрака главная рабочая сила, в лице мамы и папы, покинула дом и наступила долгожданная тишина. Дедушка с бабушкой ушли в спальню и о чём-то там шушукались. Только по бабушкиным оханьям и аханьям можно было понять, что проблемы там обсуждались суперважные.
Каманин достал из кладовки лопаты, грабли и вилы.
«Это, наверное, Аркадий Иванович снабдил папу всем этим инструментом», - подумалось ему.
Рукоятки у всего инвентаря были отполированы. Они уже, видимо, были в работе и в руке лежали удобно. Каманину и вправду захотелось поработать и он, прихватив инвентарь, вышел во двор.
На месте предполагаемого огорода раньше была свалка мусора. Рабочие, строившие дом, весь мусор складывали в это место. Потом, конечно же, весь его вывезли. Но как можно начисто соскрести всё с земли, если на улице был глубокий минус? А сейчас всё растаяло, и «прелести» бывшей стройки вылезли наружу. Вот эти «прелести» и предстояло Каманину уничтожить, вскопать огород, оборудовать грядки и участвовать в посадке картошки и прочих овощей, которые можно высаживать в этих суровых таёжных широтах.
Руки у него чесались от желания что-нибудь сделать, и он начал с уборки.
Помойка находилась рядом и дело у него спорилось. Но... С работы вернулась мама.
- Надоело, - оповестила она удивлённого сына, входя во двор. - Лучше мы с бабушкой обед сделаем.
- А папа где? – поинтересовался Каманин.
- Уехал на прииски. Будет очень поздно, - мимоходом поделилась информацией мама и прошла в дом.
Понятно. Директор изволили отбыть, а подчинённые предоставлены сами себе. Ну что же, зато будет вкусный обед. Но пока обед готовился, то мама, то бабушка выбегали во двор с постоянными вопросами:
- Лёсик. Ты не устал? На вот, компотика холодненького выпей, - заботливо предлагала бабушка.
- Алёша, ну зачем ты таскаешь такие тяжести? Иди лучше отдохни. Папа всё равно будет только вечером, - предостерегала мама.
И так каждые двадцать – тридцать минут. Вот тут-то Каманин и почувствовал, что после долгого перерыва в физической работе, можно и надорваться. Так надолго сил не хватит, если продолжать в прежнем темпе. Надо передохнуть. Как раз обед был готов, и они все вместе дружненько сели за стол.
Борщ - с пылу с жару, наивкуснейший. С густейшей сметаной. За последние полтора месяца Каманин успел отвыкнуть от такого.
Ну, а потом по приказу дедушки ему пришлось ложиться спать и в доме наступила тишина. Только из разных концов дома слышалось то сопение, то похрапывание. Ну, точь-в-точь, как в доме Обломовых.
Каманин недолго сопротивлялся приказу и последовал примеру старших, только вскоре был разбужен командирским голосом дедушки:
- Подъём, дорогой ты мой! Огород сам не перекопается!
Всё. Надо вставать и продолжать работу.
И, пока не приехал папа, он таскал мусор и разгребал завалы. К папиному приезду почти весь двор и палисадник он расчистил от мусора. Завтра можно начинать вскапывать огород.
Папа одобрительно осмотрел плоды его труда и похлопал по плечу.
- Молодец, сынок. Ведь можешь, когда захочешь.
 Это была одна из лучших похвал из папиных уст.


Глава пятнадцатая

Так продолжалось больше недели. Он вскопал весь огород, целина давалась нелегко, но и в этом он находил свои прелести. Каманин даже нашёл зуб какого-то животного, да и по размеру он не подходил ни под одно из известных ему животных.
Папа шутил – археолог-копатель.
Потом он нашёл какую-то монету. После отмачивания в кислоте оказалось, что это царский пятак. Правда, очень изъеденный временем.
Рабочие привезли две машины чернозёма. Пришлось их растаскивать по всему огороду. Пришли мужики достраивать теплицу. Пришлось и им помогать.
Но тут Каманин начал выстраивать грядки. Как только одна из них становилась готовой, мама с бабушкой моментально засаживали её какими-то семенами, да рассадой, которая давно стояла на веранде. Бабушка всё приговаривала:
- Ну, вылитый прадед. Тот тоже у графа Половцева в садовниках ходил. Так целыми днями того от земли оторвать было невозможно. Он и липовую аллею на Каменном острове своими руками посадил.
Когда с огородом было покончено, Каманин перешёл на палисадник. Соседки маме уже натащили разных цветов и ей натерпелось их побыстрее высадить.
Почтальон приходила каждый день. Это была молоденькая смешливая девчонка. Каманин у неё забирал газеты и подолгу зубоскалил с ней, конечно же, под зорким оком мамы и бабушки.
- Ишь, пигалица, повадилась ох-ох-ох, - недовольно охала бабушка.
- Ну что ты, бабушка. Работа у неё такая. Почту разносить. С людьми говорить, - успокаивал её внук.
- Знаем мы этих разговорчивых ох-ох-ох. Это они с виду такие ах-ах-ах простенькие. А уж как подрастут, то убереги господь, - она была очень недовольна девчушкой-почтальоном.
Но в один из следующих дней эта пигалица прямо-таки прибежала к воротам.
- А Вам заказное письмо из суда, - выпалила она, глядя на Каманина округлившимся глазам. — Вот здесь расписаться надо, - ткнула она пальцем в какую-то тетрадку.
После того, как Каманин расписался и забрал у неё письмо, девчушка подозрительно посмотрела на него:
- А Вы никого не убили? - от этого вопроса всю озабоченность Каманина, как рукой сняло, и он рассмеялся.
- Ты что, родная! Да неужто я на убивца какого похож? – он весело смотрел на юную почтальоншу.
- Да нет, вроде не похож, - размышляя о чём-то своём, ответила она. - Но ведь в жизни-то всякое бывает, - с видом бывалого человека вздохнула девчушка.
- Иди. Не волнуйся, я со всем сам разберусь. Много ты о жизни то знаешь, - постарался он побыстрее закончить многозначительные вздохи озабоченной пигалицы.
Его интересовало только одно: что это за письмо? Зачем в суд?
Ничего не понимая, Каманин прошёл в дом и показал письмо маме и бабушке.
Бабушка решила сразу.
- Чего голову ломать. Открывай, да читай. Нет же ничего проще. Всё сразу станет ясно.
И в самом деле. Чего это Каманину репу чесать? Давно бы сам и открыл. Он так и сделал.
Небольшой клочок казённой бумажки:
«Вы приглашаетесь в суд для рассмотрения дела о Вашем разводе с Каманиной Н.Б.»
Ну вот, и все сомнения прочь. Через два дня надо явиться и узнать, что же заставило Наталью пойти на такое решение.
Мама с бабушкой тоже были озадачены. Тут на обед пришёл папа и они все впятером начали гадать. Что же произошло? Почему столь скоропалительно так решила Наталья? А как же дети? Какова же будет их судьба? Вопросов было больше, чем ответов. Надо было иметь какую-то информацию. Бабушка была озадачена больше всех. Она вся кипела.
- Что за безобразие такое! Что эта Наталья вытворяет! Хочу - развожусь, хочу - схожусь. Никогда бы на неё так не подумала. Особенно, после того как вы побывали у нас в Балдоне. Нельзя вот так сразу взять и развестись. Надо с ней обо всём поговорить.
Мама с папой были такого же мнения.
- Не надо развод подписывать в Бодайбо, - решил папа. - Надо с ней встретиться и всё конкретно выяснить. Почему она так поступает. Ведь она же мне обещала не разрушать семью, - вспомнил он. - Ведь основное – это же дети. Как им будет без отца? Это же были её слова.
Тут Каманину пришла в голову идея позвонить Инне и узнать у неё, что происходит на самом деле. Его идею консилиум тут же одобрил, а бабушка даже ехидненько поинтересовалась.
- А что это за Инна там такая?
- Да это жена этого Паши, - без всякой задней мысли пояснил ей Каманин.
- И что у тебя с ней? – как бы между делом продолжала мимоходом допытываться бабушка.
- Да что? Просто мы общались. Делились своими переживаниями. Как могли, поддерживали друг друга, - простодушно поделился с ней внучок.
- Ох-ох-ох. Как бы эти переживания ни закончились новой семьёй. Ох-ох-ох, - неподдельно охала бабушка.
- Да что ты, бабушка! – возмутился Каманин. - Она такая видная, красивая. Куда я ей такой, да ещё и с двумя детьми.
- Ты это мне брось, - прервала жалобы Каманина бабушка. - Совсем зачислил себя в калеки. Смотри, какой ты ладный и видный. Ещё не одна кинет на тебя свой взгляд. Только подожди. Придёт время. Ох-ох-ох. Что же это я говорю такие глупости. Прости меня, господи, - закончила она, уходя в спальню.
Мама обняла сыночка, погладив его по голове.
- Горемычный ты мой, - и утёрла слезинку из глаз. - Иди, закажи разговор.
 И Каманин пошёл на почту, чтобы на домашний адрес Инны дать телеграмму о предстоящих телефонных переговорах.
Заказав на почте переговоры на завтра, он вернулся домой. Потом они сели в большой комнате и принялись обсуждать произошедшее.

Успокоившись во время своих путешествий, Каманин многое взвесил, переосмыслил и был готов простить Наталье её измену. Он понимал, что и сам во многом неправ, живя с ней.
Уж очень мало он уделял ей внимания, когда находился дома. Из рейсов редко звонил и писал.
Наверное, она не видела должной теплоты и ласки, которой ей бы хотелось получить. Но что тут сказать? Молодость, задор, гулянки, друзья, а она оставалась только на втором плане. Наверное, это и был результат всего произошедшего.
Хотя Каманин предполагал, что, простив её и восстановив семью, он автоматически попадет под её каблук и его в дальнейшем будут использовать только, как тряпку для подтирания полов.
А сможет ли он это выдержать? С его-то гонористым характером. Однажды не смог. Это больше всего и тревожило его. А сейчас, когда дело о разводе уже в суде и от него требуется какое-то решение – вот к этому Каманин был ещё не готов. Надо ждать разговора с Инной. Может быть, тогда что-то прояснится. И, как тогда на судне, чтобы его не терзали чёрные мысли, он вгрызся в работу. Только так можно успокоиться и уйти от себя.
Каманин благоустраивал палисадник, мостил дорожки досками, ездил с Аркадием Ивановичем на знаменитый склад за столярным инструментом, строгал, пилил, копал и только поздно вечером папа в приказном порядке прекращал его деятельность.

Конец пятнадцатой главы

Полностью повесть «Развод» опубликована в книге «Три измерения»: https://ridero.ru/books/tri_izmereniya/