Из книги Биография одного алкоголизма. Охоты

Охота! – для посвященного уже все и так ясно. Но я пишу для всех, а потому должен сопровождать повествование пояснительными историями. Охоту я открыл для себя лет в одиннадцать, когда меня, еще маленького, в общем-то, пацана, отец взял с собой на озера.
Добрались до охотничьих угодий. Опускаю подробности; взяли лодку, и отправились на острова – я, отец и еще один сотрудник с его работы. С вечера они здорово набрались, после постреляли по уткам (оказалось чучелкам), за что нас обматерил поставивший их охотник, а потом отец свернул палатку, пытаясь в нее попасть. Так и спали втроем, как в мешок запакованные. Наутро всем, кроме меня, было плохо. Сотрудник куда-то уплыл. Моего отца хватило только на то, чтобы забраться в лодку, где он немедленно заснул, предоставив мне решать проблемы с доставкой нас до базы.
Я греб, выбиваясь из сил. Труднее всего было отчалить от острова – все время прибивало обратно, но я все же смог, и выбрался на большую воду. Тут заметил, что мне машут с соседних лодок, тыча руками в направлении серой тучки, на поверку оказавшейся небольшой стаей уток. Схватил ружье. На корме спал отец. Бах! Первый выстрел прошел над ним. Над шлюпбортом стала подниматься его голова. Бах! На спусковую скобу я нажимал уже машинально. Сделай это я на секунду позже – и в моих историях об охотах папа уже не фигурировал бы никогда. Но все закончилось благополучно: уток мы не добыли, зато все остались живы.
На той охоте мы потеряли бинокль. Думали, забыли на острове, но через полтора года достали палатку, развернули – а он там, внутри. Почти через тридцать лет я подарил его своей пятилетней падчерице.
На свою первую серьезную охоту я попал уже будучи молодым офицером, когда вступил в охотничье общество и, наконец, воплотил в жизнь давнюю мечту – купил ружье «вертикалку» 12-го калибра.
Пришли мы на острова под вечер, потому, пока обосновались, развели костер и все такое, охотиться уже не стали – темно, да и утки не летают. Решили – на утренней зорьке, когда самый лет.
С вечера все хорошо врезали, но утром, встали без вопросов. Как говорил бывший начальник здешнего полигона «В роте плохо», имея ввиду не воинское подразделение, а собственный рот.
Помню, как начальник милиции города тащил кого-то на спине через протоку, потому что длинные болотные сапоги, позволявшие форсировать препятствие, не замочив ног, были только у него. Меня с Володей по кличке «Сказка», за складно рассказываемые истории, на лодке отрядили метров за сто от берега караулить утренние полеты. Остальные стрелки рассыпались относительно нас по берегу, влево – вправо. Ждем.
Начался перелет. Уток, действительно, было много. Летали они и высоко, и низко, далеко и совсем рядом. С похмелья палили плохо, но и в таком состоянии смогли настрелять около дюжины. Последний аккорд запомнился мне особенно. Утки шли над водой. «Кря, кря!». Наш катерок покачивался на легких волнах. Мы с Володей положили ружья на скамейки и нежились в лучах восходящего Солнца, такого желанного после холодной ночи. Свесив руки за фальшборт, я купал пальцы в прохладной воде.
«Бах!» – По ладоням будто розгами хлестанули – «Бах!» – Второй раз, но уже по телу, закрытому курткой и охотничьим жилетом, совсем не больно.
– Стоп! – Заорал я, мгновенно сообразив, что случилось. – Хватит, отставить стрельбу!
Отец, выцелив низко летящую стайку, лупил по ним дробью некрупного номера. Наш катер он в расчет не принял, а мы как раз находились со стаей на одной линии. Дробь, срикошетив от воды, приобретает дополнительное ускорение, и весьма больно бьет даже на расстоянии ста метров. Убить, конечно, не убьет, но в глаз попадет – выбить может. Впрочем, на этом прицельные выстрелы моего отца не закончились.
Позавтракали, слегка опохмелились. Перелет кончился, теперь уток по камышам искать надо. Сели в катер. Вместе со мной и «Сказкой» сел и отец.
Пошли на больших оборотах. Володя, высмотрев впереди сидящих на воде уток, сбавлял ход, и потихоньку к ним приближался. Утки терпели наше вмешательство в их личную жизнь до определенного предела, а потом поднимались «на крыло». Тут их и шлепали, точнее, шлепал «Сказка», а мы с отцом через раз мазали, а может и чаще.
Подойдя к одной из таких стаек на расстояние выстрела, Вова прибавил газа и поднял стаю в воздух. Мы (он и я) тут же вскочили и «отдуплились». Выстрелив, мгновенно сели обратно. По всем правилам войны и охоты, первый эшелон отстрелявшихся сразу опускался вниз, давая возможность второму беспрепятственно спустить курки в неприятеля или добычу. Все происходило в соответствии с тактикой: папа встал, прицелился, легонько шевельнул пальцем правой руки… В молодости он имел первый разряд по стрельбе, прекрасно стрелял на стенде, вчера вечером при разминке по подброшенной вверх миске был вторым после «Сказки»… Но лодку качнуло. Ствол старенькой проверенной двустволки клюнул вниз. Ружье, как всегда не подкачало, осечки не было – сноп дроби прошел аккурат между мной и Володей на расстоянии 20-ти сантиметров от головы каждого и, не успев рассеяться на таком малом расстоянии, угодил прямо в дуговое алюминиевое обрамление лобового стекла катера. Подобие некоего бриллиантового салюта брызнуло нам с Вовой в лицо и грудь.
– Б-дь!!! Кто стрелял!
Это были единственные печатные слова, которые тогда орал «Сказка», начисто забыв (да, какая, разница!), что отец был куратором Полигона и мог его уволить. Я еще подумал тогда: «Нас здесь всего трое, я и он сидим рядом, неужели не ясно кто?» А может, послышалось – сплошной звон в ушах.
Все устаканилось. Вместо каких либо карательных санкций мой отец долго извинялся, а, в конце концов, за свой счет отремонтировал катер. Странно, но алюминиевая дужка не разорвалась, а только вытянулась вперед сантиметров на двадцать, мгновенно раздавив стекло, которое и засыпало нас теми самыми бриллиантовыми осколками.
Вообще абсолютное большинство результативных охот, в которых я принимал участие, приходилось на Приморск. И почти всегда на них присутствовал «Сказка». Он, помимо всего прочего, работал водителем у командира Полигона, дислоцировавшегося в вышеназванном городе. И надо сказать, водителем он был, что называется, «от Бога». Вот один эпизод.
Приехали мы весной на очередную охоту в Приморск, а на озерах еще лед не сошел. Что делать? Решили поохотиться в лесу, как раз гусиный перелет был. Командир выделил нам служебный «УАЗ», а в качестве водилы и сопровождающего – Володю.
Поколесили мы по лесу в поисках дичи прилично, но глухо. Расположились на ночлег, скоро должно было стемнеть. Разожгли костер, достали съестные припасы, водку, разумеется, и стали приводить себя в состояние, при котором засыпаешь на любом морозе и при любом дожде. Технология отработанная, лично мне приходилось спать на снегу при минусовой температуре. Тут главное пока трезвый нарубить побольше тростника для подстилки, а потом пить, до тех пор, пока не упадешь, только утром очень холодно.
Сидим, хорошо сидим. Ружья и карабины составили домиком в паре метров от костра. Вдруг сверху «га, га!» Головы поднимаем – мать честная! Прямо над нами, едва не касаясь крыльями деревьев, стая гусей! Вскочили, кинулись к оружию, дружно вскинули стволы вверх – куда там! – гуси уже метров на восемьдесят отлетели, стреляй теперь по хвостам через кроны деревьев. Посетовали, конечно, на невезение, допили, и спать – утро вечера мудренее, свое еще возьмем.
Но утром захотелось опохмелиться, согреться. Уселись в машину и поехали напрямки, через железнодорожное полотно, к окраине города в магазин.
Здесь мне бы особо хотелось поблагодарить отечественный автопром. Перевалив передними колесами через торчащие на добрые полметра рельсы железнодорожного полотна, мы вдруг ясно поняли, что крепко застряли. Володя Сказка бросал машину взад – вперед, но, ни съехать назад, ни проскочить вперед нам не удавалось. Слева безжалостно гудел маневровый паровоз, до встречи с ним оставалось метров четыреста.
– Мужики, приготовьтесь прыгать, – водитель не нервничал, он просто констатировал.
И вдруг – о чудо! – машина рыкнула и в два прыжка перескочила рельсы.
– Я на своей тачке так бы не смог, – с нами был Женя Бессонный (мой друг по военно-морскому училищу). В то время у него был «Опель Фронтера», по тем временам дорогой и престижный джип.
Добравшись до магазина, мы купили для начала литровую бутылку, выпили, потом носились на «УАЗике» по безлюдным просторам российской глубинки, стреляли по воронам, на удивление ни разу не попав, пробовали ногами на прочность лед у берега, докупали что-то еще и, в конце концов, под вечер вернулись на испытательную базу, где Володя и продемонстрировал свое мастерство, как водитель. Километрах на шестидесяти (по бездорожью очень приличная скорость) он резко свернул к съезду на озеро и, не снижая скорости, направил машину между двух сосен, срезая путь. Они росли так близко, что столкновение казалось неизбежным. Я уперся ногами и руками в переднее сиденье (там не предусмотрены ремни безопасности) и подумал, что «Сказка», перебрал и решил покончить жизнь самоубийством. Ничего подобного. Этот Шумахер проскочил между деревьев так лихо, что у меня в животе защекотало. От каждого борта машины до дерева было едва ли больше пятнадцати сантиметров.
Большинство наших охот проходили на островах. Вспоминается свежайшая щучья икра, которую готовила Сазонова Татьяна Ивановна всего за семь часов, и которая так чудно шла под водочку, что я съедал по десять бутербродов за раз; и утка, сваренная в пиве, которая при ближайшем рассмотрении напоминала скорее старый вонючий башмак небольшого размера; и то, как мы тащили из воды несколько сотен метров сети, вынимая из нее еще трепещущую рыбу.
 Вспоминается весельчак Валера Тыльмач, готовый всегда сварить уху, сыграть на гитаре и крепко выпить, как мы с ним долго ходили на катере по озерам, подкрадываясь на малых оборотам к стайкам уток, а я рикошетом от воды бил их с дальних дистанций, а потом, причалив к берегу, сразу попали на проводы со службы какого-то мичмана. Я тогда сидел за праздничным столом, а руки у меня были по локоть в крови, да и лицо забрызгано, потому что добивать подранков приходилось, шмякая их о борт катера головой, а сразу помыться мне почему-то не дали.
Вспоминается как, крепко выпив на острове, я ушел в лес собирать грибы и там заснул, а меня искали несколько часов, хотя я лежал всего лишь в пятидесяти метрах в березняке, под кустиками. Да и много всего другого.
Ездили на эти охоты целыми семьями, с женами и детьми. И неважно, что порой и до стрельбы дело не доходило – лично я всегда находил возможность отдуплиться, не по дичи, так по воронам, на худой конец – по бутылкам. Но без чего не обходилось никогда, так это без выпивки. Нет, кто-то мог и не пить – дело его, но спиртное было всегда в достаточном количестве. Помните фильм Рогожкина «Особенности национальной охоты»? Порою мне казалось, что он просто подсмотрел за нами, так точно все передал, приукрасив самую малость. Кстати, фильм и снимался в тех же местах, на тех же катерах, что забрасывали нас на острова, а некоторые эпизодические герои были вовсе не актерами, а действующими военнослужащими. Я посмотрел его еще до того, как он появился на экранах кинотеатров, видеокассетах и дисках.
Но хватит о Приморске. В памяти и на фотографиях он останется навсегда, а вот вернуть те радостно-пьяные времена вряд ли удастся. И заканчивая тему охоты, хочу рассказать про то, как мы с отцом съездили по приглашению М.А. к нему на родину в Псковскую область в деревню Шики, на кабана. И про то, каких кабанов там завалили.
Нас собралось четверо: я, папа, М.А. и еще один товарищ имени которого я не помню, пусть будет Боря, приятель М.А. Я поначалу вообще не понимал, зачем он с нами поехал? У него не было с собой ни ружья, ни охотничий амуниции, даже приличного ножа. Но выехав за черту города, все встало на свои места. Оказалось, что Боря прихватил с собой средство поубойнее всего нашего арсенала – 20-литровую канистру с коньяком!
– Ну, за дорогу, – сказал он, и мы сдвинули алюминиевые кружки.
Ехали на «РАФике», не быстро, – середина зимы, гололед – водитель был предельно осторожен. Потому еще не раз и не два нагибали канистру с душистым зельем, и коротко сказав что-то, как тогда казалось, значительное, стукались металлом о металл.
Я впервые видел российскую глубинку зимой. Впечатление, скажу, удручающее: мертвые деревни в три – пять домов, еще сохранившие название на истрепанных табличках у дороги, но уже абсолютно растерявшие жителей, и даже там где они еще остались, догадаться об этом можно было только по вытоптанным в глубоком снегу узким тропинкам; страшные покосившиеся домишки из почерневшего от времени бруса, и какая-то совершено дикая безнадега, давящая, как атмосферный столб – незаметно, но обязательно. (Описанное время соответствует началу-середине 90-х годов).
Приехали в Шики. Отметил сразу: здесь точно живут люди – и дома добротные, и свет в окнах, и тропинки широкие и нахоженные. Дома, правда, расположены далековато друг от друга, мы-то привыкли, что два участка земли разделяет один забор, а тут между ними по нескольку сот метров.
Нас, явно, ждали – накрытый по-деревенски просто, но сытно стол, мутноватый самогон, сердобольно хлопочущие хозяева (родители М.А.), подтянувшиеся родственники – сваты и кумовья. В свою очередь, мы выставили на стол пару литровых бутылок водки, чем вызвали восторг мужской части местных обитателей: настоящая заводская водка в деревенском магазине хоть и продавалась ограниченным ассортиментом, но стоила дорого, а народ жил, в основном, натуральным хозяйством и лишними деньгами не был обременен.   
Как и всякая охота, эта началась с застолья. Утомившиеся с дороги, мы жадно ели и пили и, надо сказать, несмотря на то, что пока добирались, неоднократно пользовались канистрой с коньяком, здесь, на свежем воздухе, на морозце, в этой шумной веселой компании, не очень-то и забирало. Но, в конце концов, усталость вперемешку с алкоголем навалилась тяжелым грузом сначала на ноги, потом на голову и я, добравшись до кровати, не раздеваясь, повалился прямо на покрывало. Засыпая, я слышал, как за столом затянули русскую песню...
Встали рано. Наутро, как ни странно, голова не болела. Позавтракали, выпили для опохмелки по паре рюмок, таких приличных, знаете, как маленькие граненые стаканчики. Оделись, вышли во двор – я, отец и М.А. Нас уже ждали: накануне М.А. договорился со своим старым знакомым Мишей, местным охотником, что он организует нам «сафари» и тот расстарался. Во дворе стоял трактор «Беларусь» с прицепом, огромные задние его колеса были обмотаны цепями.
– Иначе не пройдет, – пояснил охотник, – снега много.
С Мишей был его то ли брат, то ли друг – он сел в кабину, Миша за руль, М.А., отец и я расположились на сене в прицепе. Тронулись. Надо заметить, что «обутый» таким образом трактор обладает огромной тягловой силой. Я как-то спрыгнул из прицепа по малой нужде и сразу увяз в снегу так глубоко, что теоретически, да и практически сделать это мог лишь в штаны. Так вот по такому чуть ли не полутораметровому снегу трактор мог переть со скоростью километров пятьдесят в час. Кстати, в прицепе на большой скорости жутко трясет, поэтому Миша больше двадцати-тридцати километров не давал.
Первый день охоты мы десять часов кружили по лесам и полям, стояли в загоне и шли по накатанной колее, изображая загонщиков. Из еды у нас были бутерброды и горячий чай в термосе. Вы не представляете, какая это божественная трапеза после пяти – шести часов в прицепе трактора на двадцатиградусном морозе. А вот водки не было даже в помине.
Домой вернулись уставшие, голодные, озлобленные отсутствием результата, но, как не странно, вполне себе счастливые.
– Ничего, – ободрил нас Миша, – завтра добудем зверя.
Я сомневался.
На крыльце нас встретила мать М.А.
– Ну, как охота? Споймали кабана?
– Да пока нет, – ответил за всех я.
– А мы вот споймали, – вздохнула женщина.
– Когда? Где? – Удивление на наших лицах быстро превращалось в недоумение. На миг мне показалось, что какой-то шальной кабан по неизвестным причинам действительно заскочил в дом, где его и прибили исконные хозяева.
–  Да вон, в сенях лежит.
Мы кинулись к двери. В сенях действительно лежал кабан. Крупный. Килограмм сто тридцать. Был он в тренировочных штанах и босиком. Не свежая майка задралась, открывая на показ огромное пузо. Это был сват.
Чуть позже, уже за столом, ужиная и выпивая на выбор самогон, водку или коньяк, под квашеную капустку и соленые грибочки, мы слушали историю про свата.
Когда мы, позавтракав, отправились на охоту, оставшиеся не стали ограничиваться двумя рюмками и продолжили дальше. Потом подтянулся кто-то из вчерашних гостей, в том числе и сват. Банковал Боря. Уж не помню, что их подвигло пойти в магазин – явно не отсутствие спиртного – но Боря и сват оделись и по обледенелой снежной тропинке двинулись в его сторону. За душевной беседой у свата возник животрепещущий вопрос:
– Боря, а ты бутылку водки купить можешь?
– Могу, – просто ответил тот. Сват аж крякнул от удовольствия.
Я уже писал о натуральном хозяйстве и не избалованности сельских жителей денежными знаками.   
– А две? – Гнул свою линию сват.
– Могу и две.
И вот тут-то случилось то самое, непонятное. Сват всплеснул руками и, то ли от изумления, то ли от восторга, а может от захватывающих перспектив повалился на спину и замер в умиротворенной позе. Благо от дома не далеко отошли. Боря вернулся, привел с собой пару человек и прикатил небольшие саночки. Тушу свата с большим трудом водрузили на эти санки и повезли к дому. На полдороги санки просто сплющились под ним – разъехались полозья, пришлось тащить его волоком. Кое-как затащили в сени. Определив, что он не мертв, а мертвецки пьян и просто спит, сняли верхнюю одежду (чтоб трезвился) и оставили в холодных сенях. Там он и пролежал несколько часов, до вечера, когда мы и появились.
Все время рассказа, а был он, как Вы понимаете, куда длиннее, чем это краткое изложение, несколько протрезвившийся сват стоял на коленях в дверном проеме, опершись руками в дверные косяки, и что-то невнятно бормотал. Сил подняться на ноги у него пока не было, как и ясно изложить свои предложения или просьбы. Наконец, мы поняли, что он просит налить ему выпить. Налили, после чего помогли дойти до кровати, где он и «погиб» до утра.
Я и сам устал так сильно, что сразу пошел спать. До сих пор помню то блаженное состояния покоя и умиротворенности, которое я несколько секунд испытывал перед тем, как уснуть.
Второй день начался, как и первый – завтрак, рюмка водки, трактор и часов семь по полям и весям. А вот закончился он куда веселее. Веселее, естественно для нас, а не для дичи. Во-первых, мы наехали на лежанки тетерок в снегу, и мне удался выстрел, навсегда закрепивший за мной репутацию меткого стрелка, конечно, применительно к данному коллективу. М.А. и отец вхолостую «отдуплились» по внезапно выпорхнувшей из-под колес «Беларуси» стайке птиц и, как положено, присели, давая мне возможность произвести залп. Тетерки разлетелись в разные стороны и были уже метрах в 70-ти – 80-ти. Я выбрал одну, быстро вскинул ружье, и мгновенно совместив цель с прицельной планкой и мушкой, нажал на курок. Тетерка камнем бухнулась в снег. Когда я откопал ее, то оказалось, что это не подранок – я попал ей прямо в сердце! Даже видавший виды Миша одобрительно похлопал меня по спине.
Во-вторых, под конец дня, изрядно намаявшись, мы наскочили на секача. Миша так врубил скорость, что меня, лежавшего на соломе в прицепе, подбросило на метр вверх и шмякнуло ребрами о настил. Впоследствии они долго болели, и я даже думал, что что-то сломал.
Кабан убегал в лес. Миша резко затормозил, выпрыгнул из кабины и, проваливаясь больше чем по колено в снег, побежал за секачом. Хочу заметить, что Михаил находился в прекрасной спортивной форме – по такой «дорожке» и с такой скоростью никакой олимпийский чемпион не смог бы перемещаться. Через минуту он скрылся за деревьями, еще через минуту раздались два выстрела.
– Подранок, – рассказывал наш «гид» возвратившись, – в ельник ушел отлеживаться. Завтра возьмем.
И точно! На следующий день кабан был наш. Преследуя беднягу, мы всадили в него шесть пуль, только после этого он «отбросил копыта».
После разделки туши, отметили с размахом. А следующим утром, прихватив охотничьи трофеи, выехали в Питер.
Впоследствии, мне еще приходилось бывать в Шиках на охоте. Абсолютно в том же составе и с абсолютно противоположным результатом. В сумерках М.А. вместо кабана застрелил совсем молодую гончую Миши, выгнавшую на него кабана.
Меня часто приглашали на различные охоты довольно долго: в Приморск, в Красницы, на Ладожское озеро, на Онежское, под Гатчину. Но с возрастом это мое увлечение как-то сошло на нет, и последние лет пятнадцать я не охотился даже в Красницах – родной деревне. А под конец 2018 года я продал свои оставшиеся два ружья. В лучшие годы у меня их было пять