Секси, кекси, бифштекси

- В течение двух лет он подыскивал правильную дату ухода, колебался между днём рождения своего отца и пятницей тридцатым. День собственого рождения, как и день рождения матери он исключал. Дни, в которые родители умерли так же не рассматривал. Дважды пропустив все кажущиеся верными даты, решил, что умрёт в любой из дней от появления на небе созвездия, под которым родился, не дожив до своего дня лишь несколько суток. Это так же не сбылось для него.

- И потом наступил тот високосный год...

- Да. Он прожил два зимних месяца и убил себя накануне первого дня весны в день, которого не бывает три года подряд.

- И он не оставил предсмертной записки...

- Нет. Дневник записи в котором заканчиваются последними числами октября и неотправленное письмо, датированное двадцать пятым декабря тысяча девятьсот девяносто девятого года - всё что осталось после него.

- Кому предназначалось его письмо?

- Скорее всего некой воображаемой возлюбленной, не более. Вот оно:

Секси, кекси, бифшекси!
Здравствуй, любимая!

Не отрицай любви, это неправильно. Однажды станет жаль упущенного, однако время вспять ещё никто не поворачивал. Многие хотели бы, но никак. Время необратимо. Ты же знаешь, как я бросал ему вызов. Теперь сам брошен. Странный мир этот, не правда ли? Боль, террор, неразгаданные загадки, страшные истины, гнусные преступления. Кошки, собаки, люди, некоторые люди хуже собак. Хлыщи, бичи, прыщи, кричи или нет - никто не придёт на помощь, даже если услышит. Милиция приедет вслед за скорой помощью, что значит - слишком поздно. Где наша не пропадала? Нигде.

Люблю тебя. Думаешь легче сказать, чем делать? Ты заблуждаешься. Время необратимо. И нигде в мире нет места, где бы можно было начать жить сначала. Начала уже нет, конец ещё не близок, но кто знает насколько? Между жизнью и смертью лишь один удар сердца.

Налью бокал. За тебя, за себя, за наших не родившихся детей, сынульку и доченьку. Мысленно поцелую твои уста. Сладость неземная! Открою глаза, посмотрю вниз. Девять этажей подо мной, как девять жизней. Прощай, любовь! Секси, кекси, бифштекси...

25.12.99
P. S. Но если ты всё таки ответишь...


- Секси, кекси, бифштекси - это как один, два, три.

- Точно. Но скорее как обратный отчёт. В его дневник было вложено письмо, написанное очень разборчивым почерком на английском. Писала женщина и, определённо, этот язык был для неё родным. Конверт отсутствовал, поэтому нельзя сказать, откуда оно было отправлено. Вероятнее всего из Америки, но Канаду, Австралию и Новую Зеландию тоже нельзя исключать. Вот это письмо:

Jul. 23, 1994

My dearest husband Mishka,

I want to wish you a very happy birthday! I only wish that I could be there with you to celebrate it.

I am not sure if you will receive it in time but I tried to mail it so you would receive it as close to your birthday as possible.

With this card and letter I’m sending you a book of poems by Elizabeth Barrett Browning. She was a Victoria Era poet known for her beautiful love poems written for her husband Robert Browning who was also a poet. I’m not sure if you’ve read much of their poetry. I sent you an excerpt of one of her poems in one of my letters. Her father was very strict and did not want her to marry so she had have her courtship with Robert carried out in secret. When they finally married, she was disowned by him and her brothers.

She died when she was only in her fifties and had always suffered from ill health.

I hope that you will enjoy reading these poems. At the end of the book there are four poems written by Robert Browning that they included as well.

I wanted to send you this particular book of poems because of the beautiful way they are written and also the love story between the two of them is very meaningful. And then of course you know how much I love the Victorian Era.

When you read them, I hope that you will think of me, my darling Mishka and how much I love you.

with all my undying love and devotion,
your wife forever,
 Evelyn


- Как интересно. Но она упоминает ещё открытку... Открытки не было?

- Не было.

- Она называет себя его женой, а его называет мужем Мишкой, как будто они действительно были женаты или, как минимум, лично знакомы или хотя бы очень долго общались по переписке!

- Ну, нет. Его имя было не Мишка.

- Тогда это может быть прозвище.

- Может быть, но сомнительно, что это его прозвище.

- Что же, он нашёл это письмо на помойке?

- Не обязательно на помойке. Но по всей вероятности - нашёл.

- Тогда, что своего он имел за сорок лет жизни?

- Сорок тысяч тонн онанизма, вот и всё, что он мог назвать своим. В сорок лет пути назад из этого просто нет.