Письма блокадного кота. письмо 5

ЛЕНИНГРАДЦАМ.
ЛЮДЯМ,  НЕ ПОТЕРЯВШИМ СВОЮ ЧЕЛОВЕЧНОСТЬ В НЕЧЕЛОВЕЧЕСКИХ УСЛОВИЯХ, ПОСВЯЩАЕТСЯ...

ПИСЬМО 5

Бабушка с мамой всё больше лежат в кровати. Даже днём.
Нам с Жаком скучно, но мама говорит, что надо беречь силы.
Это выглядит необычно и страшно в пустой и тёмной кухне.
С недавних пор протапливать всю квартиру не хватает ни дров, ни сил, и бабушка попросила дворника перенести буржуйку на кухню.
Когда дворник уходил, бабушка зачем-то отдала ему несколько серебрянных ложек.
Наверное, потому что нам всё равно нечего кушать..

Бабушка всё время разговаривает с мамой.
Она говорит, что молчать нельзя.
Ещё она говорит, что нужно больше двигаться, а ещё лучше, что-то делать полезное.
Она говорит, что человек всегда должен  быть чем- то занят, чтобы жить.

Раньше она играла на фортепиано, но потом стало слишком холодно.
Музыка часто обрывалась- бабушка подносила озябшие руки ко рту и согревала своим дыханием.
Иногда она читала  книги вслух нашим гостям.
" Остров сокровищ" Стивенсона, " Война миров" Уэльса..

Мы смотрим на неё с Жаком и не понимаем, зачем она это делает. Мы бы давно сожгли книги в печке, чтобы согреться.
Но бабушка очень бережно относится к книжкам. Чтобы не потерять в темноте место чтения, бабушка смешно водит пальцем по строчкам.

Её голос звучит приглушенно и слабо. Но никто не пытается её перебить.
Бабушкин исхудавший профиль зловеще смотрится в отсветах буржуйки
Сидящие жмутся друг к другу и внимательно слушают.
Нам с Жаком этт напоминает  прежнюю жизнь в деревне.

Гости - это соседи. Они приходят  погреться к нам. Соседи похожи на яйцеподобных Шалтаев- Болтаев из сказки про Алису.
Так много на них всякой одежды..
Некоторые из гостей не уходят и остаются до утра. Бабушка не гонит их, хотя нам и самим мало места.

Я тоже пытаюсь по совету
 бабушки чем - то заняться. Но больше всего я хочу развеселить   своего друга- попугая Жака.
Я срываю ленты с окон, которыми обклеены с недавних пор все стекла, и просовываю ему в клетку, чтобы поиграть.

Жак настороженно косится круглым глазом на газетную полоску, а потом начинает её жевать..

С этими птицами совершенно нет никакого сладу.
Может быть поэтому, кошки не особенно дружат с ними..
Поскорей бы весна. Весной мы опять уедем в деревню, где тепло, светло, где растёт зелёная травка и живут мои друзья..



"ДИРИЖЁР"

Нас разместили в " Астории", рядом с Исакиевским собором, в центре города. В некогда красивейшей гостинице с рестораном внизу. С прекрасным видом на чудесный парк с памятником императору Николаю I.

Но сейчас не до красот. Да и нет теперь никаких красот. Площадь завалена грязным снегом от развороченных на площади воронок. Где между наваленных сугробов обессилившие люди проторили узкие полоски ходов, в самых неестественных местах.
Мозг затуманен реалиями будничной жизни и думает о насущном - о хлебе, о голоде, о войне, о смерти, иногда о предвоенной жизни, и опять о хлебе и еде..

Лечат казеином. Иногда ко мне приходит профессор.
Мы с ним втихоря выкуриваем одну папиросу на двоих. На табачные большой спрос. Их нет в Ленинграде. Я расцениваю это  как подарок и ещё, как некий аспект уважения к моей маленькой персоне.
Он делится со мной о своих наблюдениях и темой  диссертации о таких же , как я доходягах.

От него  узнаю интересные вещи. Например, то, что у дистрофиков печень теряет две трети веса, а сердце уменьшается вполовину.. А мозг, как ни странно, остаётся прежним и на него никак не влияет голод.

Я слушаю, а сам думаю про человеческое сердце.
Где- то в глубине души я верю этому профессору, но..
Здесь, в кромешном аду, в Ленинграде, я видел людей с таким большим сердцем, что мне кажется, что блокада наоборот, только открыла дорогу к раскрытию его потенциала..
Впрочем, и наоборот, как у немцев..


В " Астории" я, к сожалению, не случайно. Здесь меня и мою супругу лечат от дистрофии.
Или, правильнее сказать - спасают от неминуемой смерти.
В Радиокомитете нам достали путёвки в этот, так называемый " санаторий ".

Я подумал тогда- " Спасибо Господи, что  положили нас вместе с моей супругой. С Наденькой. "
Если  мы были бы порознь, то пренепременно умерли бы..

Я разглядывал заснеженный город и думал, почему немцы на нас напали.
Мне подумалось, что из-за зависти. Другой причины нет. Из- за элементарной, человеческой зависти.
Так бывает, когда людям одной нации плохо и нет никаких надежд на хорошее будущее, а у соседа всё отлично. Ну или по крайней мере, так выглядит.
Наверное, по той же причине Каин убил Авеля, просто позавидовав успеху родного и единственного брата..

Мы же ничего плохого им не сделали.
Гитлер говорит, что хочет очистить мир от большевистской заразы.
Я не верю в эти бредни.
Когда человека избавляют от вшей, его не сжигают на костре вместе с паразитами..
Столько погибло детей, стариков, женщин..
Как могут маленькие дети и их матери нести пропаганду коммунистического строя?
Только тем, что счастливы..

Эта зависть переросла у них в лютую ненависть к нашему народу и к нашей стране.
Цицерон что- то трагически правильное говорил про зависть. Что - то про горе о чужом счастье..
Как- нибудь нужно будет непременно найти и почитать об этом.

Нас хотят уничтожить, как нацию и всё, что связано с нашей историей, культурой..
Иначе, как ещё объяснить эти зверские бомбардировки, блокаду, войну с нами..
В этом и трагедия, и беда, и большое горе. Именно не поработить, а уничтожить.

Наш оркестр, или правильнее сказать, то, что от него осталось, к концу страшной зимы 42- го приписали к Радиокомитету,
куда мы с Надеждой впоследствии, переедим  жить.
К несчастью, наша служанка сбежала и вынесла все более или менее ценные вещи, вместе с карточками, на которые мы расчитывали как - то продержаться в блокадном городе. .

Находиться в Радиокомитете выгодно со всех сторон, как ни крути.
Экономится уйма времени и сил.
Здесь не нужно думать, как и на ч;м приготовить еду. Нет нужды искать дрова и воду.
А главное, рядом концертный зал, где мы можем репетировать.

До февраля 42-го мы честно держались, как могли. Репетировали, давали концерты.
Но голод и холод сделали свою печальную работу.
1 февраля в эфире состоялась последняя на тот момент радиопремьера "Снегурочки" Чайковского - певцы пели на сцене, облокотившись на пульты, ноги уже не держали. Музыканты-духовики не могли играть - не хватало дыхания, а выход «Снегурочки» уже прошёл не под оркестр, а под рояль…

До этого, 27 декабря дали трансляцию концерта на Швецию- " Ленинград живёт и борется" . Это была политическая акция. Мы хотели показать всему миру, в том числе и немцам, что мы ещё живы..Это был вызов Гитлеру.


В " Асторию" мне принесли письмо из Радиокомитета.
Намекнули, сказали, - Карл Ильич! Хотите  восстановить оркестр? Мы поможем!

Я был удивлён:
- Вы хотите воскресить мёртвых?
Из 80 человек осталось 9 полупрозрачных доходяг, не могущих держать инструменты в руках..

В комитете сказали, что у руководства  города есть мысль сыграть " Седьмую симфонию" Шостаковича, посвящённую блокадному Ленинграду..
Это было символично.
Кто, если не мы..

Я долго слушал доводы и предложения  начальников, но лучшим аргументом была помощь с карточками на питание. Оркестрантов нужно было спасать..
 Впоследствии, к нам присоединился командующий Ленинградским фронтом генерал Говоров. Он был человеком начитанным и очень грамотным. Я бы даже сказал, в некотором роде, эстетом. Разбирался в музыке, а главное, любил её.
Говоров очень помог, и если бы не он, я не уверен, что концерт состоялся бы.

Командующий фронтом  тут же предоставил бумагу, по  которой требовалось незамедлительно отпустить в моё распоряжением ранее призванных и воюющих музыкантов. К тому же, его усилиями у нас значительно увеличилась суточная норма питания.

Меня не могло не взбодрить такое отношение к нашему оркестру и к музыке, в целом.
К тому же " сыграть " Седьмую симфонию" было честью чисто из профессиональных соображений. Это было по праву, гениальное произведение.

Её уже играли в Куйбышеве и Москве.

Летом 1942 года симфония прозвучала в двух столицах государств- тогдашних союзников по антигитлеровской коалиции.
В Лондоне - 22 июня и Нью-Йорке - 19 июля. Потом исполнялась и в других городах Великобритании и США. В Англии оркестром ВВС дирижировал один из самых знаменитых в то время европейских дирижеров - Генри Вуд, в Америке - великий Артуро Тосканини.

Не особо веря в успех предприятия, я всё же согласился воссоздать оркестр. Музыкантов пришлось искать везде. И в самом Ленинграде, и на ближайшей передовой. Так, тромбониста забрали из пулеметной роты, валторниста — из зенитного полка. Из госпиталя сбежал альтист, а флейтиста привезли на санках, поскольку у него отнялись ноги. Трубач пришел в валенках, несмотря на то, что уже была весна- распухшие от голода ноги не влезали в другую обувь.

Искали, где только могли.
Дали объявление на радио.
Честно и меркантильно  пообещав увеличенную пайку.

30 марта состоялась первая репетиция. Которая продлилась всего 15 минут. На большее не хватило сил. Репетировали на втором этаже. Некоторые из пришедших остались стоять внизу. Не могли подняться..

Трудно было репетировать. Многие оркестранты попросту не доходили до театра им. Пушкина, где мы репетировали.
Транспорт в городе  не работал.

Однажды не пришёл  ударник оркестра Жавгет Айдаров. На него возлагались  большие надежды. "  Седьмая симфония " изобиловала ударными увертюрами.
Мне сказали, что Айдаров только что умер и лежит в мертвецкой  на улице Репина.
У меня ёкнуло на сердце. Что- то подсказывало мне незамедлительно выдвинуться по указанному адресу.
Я до сих пор не знаю, зачем пошёл. Какое- то внутреннее чутьё..

Айдарова я нашёл быстро.
По одежде опознал его тело, заваленное горой трупов.
Подошёл, не веря своим глазам случившемуся.
В голове сонм запутавшихся мыслей.
И вдруг мне показалось, что пальцы Жавгета шевельнулись.
Я быстро стащил покойников с него и начал приводить в чувство. На помощь подбежали работники приёмника.
На наше счастье, у Айдарова оказался голодный обморок.
Упавшего  и обессилившего от голода человека приняли за умершего.
Ничего удивительного - город привык к мертвецам на улицах.
Если бы у меня спросили, был ли я счастлив и когда, я бы не задумываясь назвал бы тот самый день в мертвецкой на улице Репина..

Хорошо помню 2 июля. Лётчик Литвинов, совсем молодой, почти мальчишка, минуя стену зениток, прорвался сквозь огненное кольцо в Ленинград.
Вместе с медикаментами он доставил 4 объемистые нотные тетради с партитурой " Седьмой симфонии".

Я ранее слышал её в записи и как дирижёр примерно представлял уровень и количественный состав участников оркестра.
Но то, что прочитал в пояснениях от Шостаковича, адресованные лично мне, повергло меня в лёгкий шок.
Вместо обычных трех труб, трех тромбонов и четырех валторн у Шостаковича было вдвое больше. Да еще добавлены ударные! Мало того, на партитуре рукою композитора было написано: «Участие этих инструментов в исполнении симфонии обязательно! ». И «обязательно» жирно подчеркнуто. Стало понятно, что с теми немногими музыкантами, кто еще остался в оркестре, симфонию не сыграть..
О своих сомнениях поделился с руководством города.

Мне дали дополнительно месяц, назначив дату концерта на 9 августа..

Уже спустя время, генерал Говоров покажет мне отпечатанные заранее билеты на банкет в гостинице " Астория" , там где меня несколько месяцев назад возвращали к жизни от голода.
На билетах немецкими буквами будет написано приглашение на банкет, по случаю успешного взятия города Ленинграда немецкими войсками именно под той же датой- 9 августа..

Накануне, в городе, как до войны, Радиокомитет развесил афиши о предстоящем концерте нашего оркестра.

Афиши непривычно свежо, где- то даже неестественно смотрелись на рекламных тумбах. Но было трогательно видеть их на улицах города.
Они сияли надеждой..
По радио, с некоторой переодичностью и с нескрываемой гордостью анонсировали " Седьмую симфонию " .
Надя где- то сумела раздобыть картофелину. Это было фантастикой. На концерт я вышел в идеально белой рубашке с накрахмаленным воротником.

Перед выступлением я стоял и смотрел в окна театра на улицу.
Там, на Невском, медленной вереницей, народ стекался к зданию на концерт.  Оркестранты, в одежде, как с чужого плеча, на несколько размеров больше, настраивались на игру.

 Я подумал, что, наверное, судьба не просто так дала нам этот шанс. Мы честно и абсолютно заслуженно выстрадали сыграть этот концерт и " Седьмую симфонию" для тех людей, с которыми бок о бок прошли весь  путь чудовищного испытания.

Потому, что и я сам,  и моя Надежда, и мои музыканты и все наши зрители и сотрудники Радиокомитета заслужили эту честь.
" Седьмая симфония"  была посвящена  нам и только нам, выжившим в Ленинграде.
Мы обязаны были исполнить её из умирающего, но не сломленного города, как знак торжества и величия духа русского народа.

Странно, думал я, у Бога были совершенно другие планы и видение на наш мир и на каждого из нас, в целом.

Наш оркестр единственный, кого не эвакуировали из Ленинграда.  Нас не посчитали достоянием страны, как другие оркестры и
театры, которые тоже эвакуировали.

С Театром Музкомедии мы остались единственными в большом, опустевшем городе.
Мы долгое время чувствовали себя брошенными.

Сейчас, стоя у окна и вглядываясь в лица людей, стекающихся к театру, я осознавал, что Бог доверил мне и моему коллективу стать симфонической музой блокадного города.
Бог доверил ослабленным, изможденным, полуживым, но не сломленным людям,  петь гимн свободе и победе жизни над смертью. Петь Гимн Добра и Света..

Ещё я думал, что это было чем- то неправдоподобным.
Совсем недавно, весной, я ездил на велосипеде по ближайшей фронтовой полосе и воинским частям и больницам, выискивая музыкантов для нашего оркестра, который мне выделил Радиокомитет. А сегодня мы играем нашу " Седьмую симфонию ".

Перед самым началом концерта неожиданно появился Говоров.
Поздоровавшись со мной, он сел в переднем ряду.
- Можете начинать, Карл Ильич! - уверенно сказал командующий фронтом, обратившись ко мне,
- Бомбёжки не будет.

Когда концерт закончился, Говоров поблагодарил меня и музыкантов, и добавил:
- Наших артиллеристов тоже можно считать участниками исполнения симфонии.

Позже мы узнали, что под командованием Говорова  была осуществлена операция под кодовым названием " Шквал".

Все 80 минут сценического действа по врагу велся беспощадный огонь.
На установленные заранее немецкие огневые позиции приземлилось около трех тысяч снарядов. Это была воистину симфония Говорова.
В тот день ни один снаряд не упал на Ленинград..

Исполнение "Седьмой симфонии"  транслировалось по радио, изнеможденные ленинградцы приникли к черным кругляшам радиоточек. Улицы и проспекты так же заполнила музыка. Ее передавали громкоговорители городской радиосети. Люди стояли на улицах, возле столбов с репродукторами и плакали..

Музыку слышали не только жители города, но и осадившие Ленинград немцы.

Много лет спустя турист из ГДР Фриц Херман, попавший в плен в ходе прорыва блокады, прошедший сибирский лагерь и вернувшийся в родной Дрезден, разыскал Карла Элиасберга и в откровенной беседе признался ему:

"Тогда, 9 августа 1942 года, мы, немцы, поняли, что проиграем войну. Мы думали, что Ленинград после наших обстрелов и бомбежек мертв. Но когда зазвучала симфония, мы ощутили вашу силу, способную преодолеть голод, страх и даже смерть".

Я знаю одно- в тот день мы не смогли сыграть хуже лондонского оркестра. Это была наша симфония. Выстраданная и абсолютно заслуженная..

Оглядываясь назад, на свой жизненный путь, понимаю, что не мог умереть тогда от голода или холода.
Мне необходимо было выжить любой ценой для того, чтобы дать со своими товарищами тот самый концерт 9 августа..

***
После войны дирижёр оркестра Радиокомитета Карл Ильич Элиасберг скажет:

«Будучи единственным дирижером в городе-фронте, я продирижировал:
85 открытых симфонических концертов,
254 радиоконцерта,
54 оперных спектакля и ряд шефских концертов.
Кроме того, оркестр озвучил ряд хроникальных и документальных фильмов».

***
К сожалению, после войны имя великого дирижёра будут незаслуженно отодвигать на второй план, стирая из памяти блокады.
В новой, мирной жизни государство системно вымарывает из памяти страшную историю блокады, а её выживших свидетелей исключает из списка героев.
И вот нет уже  в нем ни БСО Ленрадио, ни его главного дирижера Карла Элиасберга.

После того легендарного выступления творческая биография Элиасберга пошла на спад. Из эвакуации вернулся дирижер Евгений Мравинский, который отодвинул Карла Ильича на второй план.


Неизвестно, как сложилась бы судьба, если бы за дирижёра неоднократно не вступались бы  в защиту такие известные люди, как  Шостакович и Хачатурян, Кабалевский и Дунаевский, Хренников и Капп, дирижер Борис Хайкин, Светланов..

В 1953 году оркестр был переведен из радио в Филармонию .
Состав музыкантов назовут  всего лишь 2- ым оркестром Филармонии..

По странному стечению обстоятельств, дирижером в свой же созданный оркестр, Элиасберг  будет приглашен только год спустя..
Этот факт хотелось бы списать за счёт бюрократических проволочек, но..
Как подсказывает логика,  очевидно, это была очень продуманная акция со стороны Ленинградской филармонии.

"Сострадание есть горе о чужом несчастье, зависть есть горе о чужом счастье."
Марк Туллий Цицерон

Удивительная способность человека завидовать даже блокадному успеху. Заслуженно выстраданому среди разрухи, голода, холода и повальной смерти..

Последний раз Элиасберг выступит  с оркестром 9 мая 1975 года. Спустя три года великого дирижера не станет.


Только в 1985 году на стене Филармонии будет установлена мемориальная доска с текстом:

 «Здесь, в Большом зале Ленинградской филармонии, 9 августа 1942 года оркестр Ленинградского радиокомитета под управлением дирижёра К. И. Элиасберга исполнил Седьмую (Ленинградскую) симфонию Д. Д. Шостаковича». В 2007 г. на стене дома Фонтанки наб., 50 в Санкт-Петербурге была установлена мемориальная доска:
"В этом доме с 1975 по 1978 г. жил дирижер Карл Ильич Элиасберг".

В 1992 году благодаря усилиям Юрия Темирканова урны с прахом Карла Элиасберга и его супруги будут перезахоронены на Актёрской дорожке, на Литераторских мостках Волковского кладбища.

21 августа 2008-го первая часть симфонии будет исполнена оркестром Мариинского театра  Валерием Гергиевым  в разрушенном после столкновений с грузинскими войсками в Цхинвале.

В 2015-м " Седьмая симфония " прозвучит  в полуразрушенной филармонии Донецка..

***
Кот Максим единственный выживший кот в блокадном Ленинграде.
Рассказ о Максиме опубликован в "Блокадной книге" Даниила Гранина и Алеся Адамовича.
Кот родился в 1937 году и всю жизнь жил в семье Веры Николаевны Вологдиной на Большой Подьяческой улице (это в центре города, между каналом Грибоедова и Фонтанкой).
Максим прожил большую по меркам кота жизнь- 20 лет и умер только в 1957 году.

( С) Рустем Шарафисламов