О трехголовом чудище

RLD
Артему Шабанову
Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.
Трехголовое чудище...Это меткое прозвище  (содержавшее в себе явный намек на чудовищного трехглавого пса Цербера, или Кербера – стража подземного, адского царства из греко-римской мифологии) Тройственный Союз - Триумвират - римских полководцев-«дуксов» и политиков Марка Лициния Красса, Гнея Помпея Магна (Великого) и Гая Юлия Цезаря получил от острого на язык защитника Римской олигархической республики от властных поползновений триумвиров - Марка Туллия  Цицерона, возвращенного из изгнания в Рим по просьбе  Помпея, чьим приверженцем всегда считался «Отец Отечества», с согласия Цезаря. При возвращении Цицерона в Италию в некоторых муниципиях, через которые он проезжал по пути в Рим, в честь знаменитого оратора были организованы прямо-таки триумфальные торжества (надо думать, послужившие Марку Туллию, так и не удостоившемуся настоящего триумфа за разоблачение и подавление антиолигархического заговора Луция Сергия Катилины, некоторым, пусть даже слабым, утешением). Впрочем, эти торжества были не столько свидетельством любви сограждан  к Цицерону, сколько свидетельством их нелюбви к правящей властной группировке во главе с «тремя мужами» - Крассом, Помпеем и Цезарем.
Первая «голова» трехголового чудища – богатейший Марк Лициний Красс - вел себя спокойно, пока его финансы были в порядке. А вот шаги, предпринятые второй его «головой»  Помпеем -, оказались не слишком удачными и способствовали заметному укреплению позиций сенатской олигархии.
Вторая «голова»  чудовища - Гней Помпей «Великий» - находился в состоянии постоянной, перманентной необъявленной войны с досаждавшими ему бандами народного, или плебейского, трибуна Клодия Пульхра (Красавчика), действовавшего в интересах Цезаря, покорявшего, по поручению сената, для Римской республики заальпийские галльские племена. Причем, на потеху всему Риму, «великий покоритель Азии» и «герой восточных походов» Помпей (в лице своих «боевиков»-клиентов) позорно проиграл целый ряд «уличных сражений» герою столичной черни,  даже осадившему Помпея в его, триумфатора, собственном доме. Молодой, да ранний демагог Клодий открыто обвинял «Великого» (и, видимо, не без оснований) в манипуляциях с ценами, направленных на подорожание хлеба. По указке «Красавчика» массы преданных ему квиритов-голодранцев на вопросы: «Кто взвинтил цены на хлеб для народа?» или: «Кто морит голодом бедных граждан Рима?» всякий отвечали слаженным хором: «Помпей! Помпей!»
Не желавший долее сносить эти поношения и будучи не в силах отбиваться от науськиваемого на него «Красавчиком» хулиганья силами собственных клиентов, «Великий» нанял трибуниция, или трибунития (то есть бывшего народного трибуна), ставшего профессиональным убийцей на службе олигархической сенаторской партии - Тита Анния Милона - и его «штурмовиков»-гладиаторов в качестве своих личных телохранителей и потребовал от сената предоставить ему неограниченное военное командование с целью обуздания роста цен на продуты питания. Магн, разумеется, не без веских оснований считал это единственным средством восстановить свое сильно пошатнувшееся положение и противопоставить что-нибудь весомое победам, одержанным на далеком Севере отпрыском рода Юлиев. Однако же сенаторы сочли, что Помпею будет вполне достаточно уже данных ему  финансовых и административных полномочий. Магн оказался достаточно неразумным, чтобы не только удовольствоваться этим, но и блестяще справиться со своей задачей даже с ограниченными полномочиями, что свидетельствует о справедливости обвинений, выкрикиваемых в адрес «Великого» толпами голодных римских простолюдинов по указке демагога Клодия.   
Чтобы все-таки заполучить под свое командование войска, Помпей стал ратовать в сенате за восстановление на престоле эллинистического Египетского царства изгнанного александрийцами, дружественного римлянам, царя Птолемея Авлета. После долгих и ожесточенных дебатов сенат все-таки постановил, вопреки всем усилиям Помпея, что римлянам не следует вмешиваться в дела Египта. Время, мол, еще не созрело…
Таким образом, олигархической сенатской партии удалось сравнительно легко одержать несколько побед над Гнеем Помпеем, который, рассорившись с Марком Крассом, все-таки пытался проводить компромиссный курс на примирение и, по возможности, сближение с сенатской олигархией.
«Отец Отечества» Марк Туллий Цицерон не умолкал ни на мгновение. Под его влиянием в сенате участились отрытые нападки на триумвиров. У популиста Клодия были связаны руки вследствие постоянных стычек его собственных «штурмовых отрядов» со «штурмовыми отрядами» Милона (в одной из этих уличных баталий едва не был убит брат Цицерона – Квинт). «Оптимат» (представитель верхушки первенствующего, сенаторского сословия) Домиций Энобарб (или Агенобарб), подав свою кандидатуру в консулы, во всеуслышание заявил, что намерен лишить третью «голову» чудища - Гая Юлия Цезаря - полученных тем от сената армии и должности. Для Гая Юлия настало время что-то со всем этим делать. Он прекрасно понимал, что промедление смерти подобно.
Но, хотя на счету у Цезаря и было несколько блестящих побед, включая разгром варварских племен гельветов, бельгов и свевов, Галлия все еще оставалась (не формально, а на деле) наспех, кое-как, замиренной территорией, а не провинцией под прочной римской властью. Возвращаться во главе своих войск из Галлии в Италию было, по мнению Гая Юлия, еще слишком рано.
Весной 56 года Цезарь прибыл в Равенну, город на границе своей провинции с Италией, где вступил в сепаратные переговоры с Крассом. Из Равенны оба триумвира направились в Луку (позднейшую Лукку), где к ним присоединился третий триумвир – Помпей. «Встреча на высшем уровне» проходила в торжественной обстановке, явно провоцировавшей следивший за ней из далекого Рима сенат олигархической республики. Не какая-то «мелкая сошка», а почтенные чиновники-магистраты в присвоенной их рангу красной обуви, мужи консульского и преторского звания, уважаемые сенаторы в претекстах, латиклавах и украшенных полумесяцами из слоновой кости черных башмаках на толстой подошве – кальцеях -, «всадники» в трабеях и ангустиклавах, составляли льстивую, подобострастную свиту самозваных «династов», демонстрировавших таким образом «Граду и миру» свою власть и силу. Приняв  в своей претории двоих других триумвиров, Цезарь, со свойственной ему силой убеждения, ловкостью и изворотливостью сумел уладить все конфликты между ними, и прежнее «тройственное сердечное согласие» было восстановлено. Теперь «трехглавое чудище» могло беспрепятственно диктовать Римскому олигархическому государству его (а точнее – свои) законы.  Цезарь потребовал для себя продления наместничества в Галлии еще на пять лет и легализации, задним числом, набора им из галлов пяти легионов, сформированных Гаем Юлием самовольно, без санкции сената.
Примиренные (в очередной раз) Цезарем, Помпей и Красс в трогательном согласии подали свои кандидатуры в консулы на 55 год. По завершении срока консульской легислатуры Помпей должен был получить на пять лет под свое  управление Испанию, Красс же (тоже на пятилетний срок) – богатую Сирию, где победитель Спартака надеялся не только разжиться деньжатами, но и добиться победных лавров (или пальм), в войне с соседней Парфией, чтобы сравниться с Помпеем, «покорителем Востока» (его-то, Красса, победа над Спартаком, хотя и спасла от гибели олигархический римский режим, все-таки считалась «столпами» последнего «неполноценной», «ненастоящей» - «победой над презренными рабами», за которую, естественно, и триумфа-то не полагалось – не говоря уже о том, что счастливцу Помпею удалось похитить  у Красса плоды даже этой «ненастоящей» победы, добив недобитых Крассом  спартаковцев!).
Все опять было в полном порядке. Крассу и Помпею удалось, сломив довольно слабое сопротивление «оптиматов» (их рупор - Марк Порций Катон -  к тому времени уже успел возвратиться из почетной ссылки в кипрский «офшор»), продавить свои решения через сенат  и добились консульства. Теперь они могли делать сколько угодно распоряжений в интересах триумвиров. Алчный Красс сразу же по истечении срока его консулата отправился в Сирию, снедаемый жаждой добычи и славы.
Помпей вышел из очередного внутриполитического кризиса значительно укрепившим свои позиции. Сенатская партия все еще считала именно «Великого» главой триумвирата. Если бы Магн рассорился с Цезарем, сенатская партия, вероятно, быстро и без особого труда  избавилась бы от «героя восточных походов» за ненадобностью. Теперь же Помпей имел под своим командованием целую армию в Испании, укреплявшую его и без того господствующее положение в Риме. Но, не удовольствовавшись этим, Помпей занялся набором новых войск по всей Италии. Причем после приведения набранных им в Италии легионариев к присяге, «герой восточных походов» отнюдь не отправлял их в Испанию, а давал им временный отпуск. Разойдясь по домам, новобранцы ждали там вызова «дукса» в случае, когда они ему понадобятся. Управляя Испанией через своего легата, Магн пребывал в одном из пригородов Рима, приближая, всеми средствами, день падения власти сената.
Когда плебейский трибун Гай Требоний внес на рассмотрение «державного народа» законопроект о продлении наместничества Цезаря в Галлии и проконсульских полномочий обоих его «коллег» (Помпея – в Испании, а Красса – в Сирии), поднялся большой переполох. Катону удалось затянуть принятие законопроекта на целых два дня. Один хитроумный сенатор, чтобы первым попасть на ораторскую трибуну, вечером накануне голосования (при котором сторонники вносимого законопроекта группировались в правой, а его противники - в левой части зала заседаний) спрятался в курии Гостилия. Узнав об этом, народный  трибун ГайТребоний приказал запереть дверь курии    снаружи, так что бедняге пришлось просидеть под замком (а точнее – за засовом) один день и две ночи…
Резюмируя мысли и чувства многих политиков Римской олигархической республики в те драматические дни, Цицерон подчеркивал: он не осмеливается писать то, что думает, а то, что думает, писать не хочет. Вот уж действительно: «Умри, Марк – лучше не скажешь!»…
Между тем Цезарь вынашивал на Севере большие планы…Но это уже другая история.
Здесь конец и Господу Богу нашему слава!