Забавы Нежинского - Забава вторая

/гравюра по картине Теодора Жерико «Раненый кирасир». 1814/

ЗАБАВА ВТОРАЯ
*****************
ВОЙНА
               
(1787-1791)

               А кто убился? – бортник.
               А утонул? – рыбак.
               А в поле кто застрелен? –
               Да первый средь служак!
                /Народ/      

- 1 -      
Палаш, кираса, шлем хохлатый,
Грязны лосины, тусклы латы –
Нежинский на гнедом коне
Прогарцевал по той войне.

Хоть стаж дуэлей и турниров
Не исчислял обширных лет,
Но наш удачливый корнет
Храним доспехом кирасира,  /1/
Да и скакун немало раз
Его от смерти верной спас.

Лишь раз искусного удара
Герой парировать не смог –
Его бедро пронзил клинок
Немолодого янычара;

Спустя мгновенье наш герой
Вознёс палаш, в крови омытый,
И враг простился с головой
И рухнул наземь под копыта.

Но вскоре, после лазарета,
Герой вернулся в эскадрон –
Уже на четверть обновлён
Тот к возвращению корнета.

Вот шёл сентябрь второго года…
Туманным утром ждали бой:  /2/
Лишь свет пробился голубой,
Как вдруг от рёва тысяч глоток
Проснулся лес, что тих и сер
Дремал пред строем гренадер,
Исторгнул вязкое «Алла!»,
Рыгнул потоком конной лавы,
И на штыки австрийцев бравых
Орда турецкая пошла.

Пред остротой османской стали
Прогнулся, дрогнул ровный строй,
Ответил звоном и пальбой,
Штыки и сабли замелькали.

Вот-вот падёт австрийский флаг,
И звуки зурн и барабанов
Немедля возвестят султану,
Что сломлен гордый австрияк.

Но, ощетинившись штыками,
На правый фланг по-вдоль реки,
Едва отбросив турка сами,
Спешили русские полки –

Прошли по полю бороною,
Штыком вспахав, свинцом полив,
И пыл врагу поохладив,
И ужас сея пред собою.

- 2 -
Герой стоял в резерве конном,
Что за леском схоронен был,
И шум сраженья отдалённый
Лишь распалял их ратный пыл.

Строги бывалых воинов лики,
Дрожат леском прозрачным пики,
Казаки улием гудят
И шуткой душу бередят;

И кони прядают, коль скоро
Их обуял сраженья дух…
И лишь корнет покоен взором,
Так безмятежен, будто глух.

А рядом с ним лихой поручик –
Фатальных склонностей игрок,
Померк лицом мрачнее тучи,
Поворотился и изрёк:

– Душа, Нежинский, скверно что-то...
И за царицу...– нашу мать
Не шибко мучает охота
Меня геройски помирать.

Дразнил я смерть немало раз,
Бывало тягостно подчас...
Но вдруг предчувствие такое,
Что не вернуться мне из боя.

Ах, если б мне года былые!
Я б всех ошибок не свершил.
Греша, на Бога не грешил,
Не торопился, не спешил,
Друзей без меры ублажил,
Не натрудил без пользы выю.

Ах, как отрадна дам опека!
И я признаюсь, если б мог,
Мне отведенные полвека
Низвёл до сна у женских ног.

Съязвил корнет:
                – Дай бог нам воли,
Да разве мы бы не сумели
Закончить дни не в голом поле,
А на прекрасном, нежном теле!

Но всё, что из суждений зыбких
Сумел постичь умом я слабым, –
Что ты ничтожный раб ошибки,
И не достоин даже бабы!

Так кто, лишив тебя улыбки,
Подвигнул броситься в сраженья,
Какая из сестёр ошибки –
Поспешность или промедленье?

А коли жаждешь ты забавы,
Уважь: с какой-такой вдруг стати
Сменил жены своей объятия
На флирт с красоткою костлявой?

- 3 -
Порой отдать мы можем душу
За щедрый дар нас уважать,
И суть готовы обнажать
Пред тем, кто молча станет слушать!

– Да как сказать?.. Мой буйный брак
Меня терзал не слишком много…
Хоть дочки князя Пустового
Добиться было – не пустяк!

Точней, не дочки – состояния,
Но отошли невесте с ним
И внешность, Боже охрани! –
Не для всеобщего внимания,

И сорок лет – почти расцвет,
Характер – в папеньку гневливый,
Но основная из примет –
Любовь к гарнирам и подливам!

В итоге, счёт, почти несчётный,
Мне после свадьбы князь вручил,
Да и жены весьма дородной
Я так же вдоволь получил!

Но жизнь – ревнивая старуха.
Она воздаст, и непременно,
И за комфорт заплатишь цену –
Ослабнешь телом, скиснешь духом.

Хоть злато-златом, а видать,
Отрадней жизнь была до свадьбы.
И скоро мне надоедать
Салоны стали да усадьбы,

Обедов чопорная тишь,
Предупредительность лакеев...
Жена в постели спит, как мышь,
Храпит и стонет, и потеет...

– А ты слыхал, чтоб мышь храпела?
– Вот видишь, мышь бы не посмела,
Чтоб не нарушить сон коту.
Мою – услышишь за версту!

Ещё скорей приелась мне
Её супружеская леность,
И я, порою откровенно,
Стал пропадать на стороне.

Да, брат, немало в жизни значит
В делах супружества удача.
Хотя… примерная жена
В любви становится скучна.

Тела – привычкою полны,
Покой – юродиво-блаженный...
Объятья сонные жены
Любовь задушат постепенно.

- 4 -
– В садах любви, что неустанно
Супруги взращивают вместе,
Укрыться можно от бесчестья,
Но их плоды не столь желанны.

Моя жена наш сад в слезах
Неоднократно орошала,
Но бедный сад совсем зачах
От беспрерывных ссор и жалоб.

Не смог он вынести невзгод,
Прохлад бесчувственной привычки,
В постели – стужу, злые стычки...
В чужом саду – желанней плод!

Что ж, в повтореньи частом трудно
Нам жар познанья угасить.
Как есть всю жизнь одно лишь блюдо
И прочих яств не вкусить?

Да… бесконечные повторы
Нас угнетают очень скоро.
А как появится другая –
Тотчас струится тайный ток
К мужским ногам от женских ног,
И страсти снова нарастают.

...Душа толстухи не могла
С таким мириться злодеяньем,
И вскоре церковь развела
Меня… с завидным состояньем.

– И что ж? Когда ушла жена,
Топил ты горе в винном море?
– Ничуть!
                – Иссяк родник вина?
– Нет, не испытывал, брат, горя!

И, получив такой конфуз,
Бежал под шёпот из салонов,
Стряхнул, вздохнувши облегчённо,
Внимания пристального груз.

Но так настойчиво, след в след
За мною шествовали тенью
И любопытство, и презренье...
Решил я: в Свете места нет!

– Да, ты проспал свою удачу…
– Проспать-то, может, и проспал…
Но только с кем – немало значит!
Каких я женщин обнимал!   

– 5 –
Вот, раздразненный их беседой,
Подъехал ротмистр седой
И томным тоном сердцееда
Поведал братии младой:

– Что ж, от ханжей
                почту за честь и пострадать,
Но добродетели, подобно бледной тени,
Лишь на развалинах привольно обитать,
Среди морщинистости, немощи и лени.

Что может с женщиной сравниться?
Вкусив позор или успех,
Ты снова будешь к ней стремиться,
Как в наказание за грех.

Лишь взгляд она с твоим сплетает,
В забвении от прочих дел,
Как вся несхожесть душ и тел
В шальную страсть перерастает.

И сколько их в сравненьи тщетном
Ты ни исследуй, – вновь и вновь
Стремишься к тайнам заповедным,
Греша и вспенивая кровь!

Призывный блеск лукавых глаз,
Смешливых, томных иль жеманных
Вдруг ослепит однажды нас,
Спалит намеренья и планы.

Кто ими не был одержим!
Блажен, кому не захотелось
Прижать к груди их трепет тела
И нежность губ к губам своим.

Благословляя их природу,
В изнеможении любить,
И поцелуй прохладный пить,
Как в знойный день пустынник воду.

Забот лишиться и тревог
И забываться упоённо
В переплетениях рук и ног,
И утопать в дурмане лона.

Под утро дух перевести,
Будить уснувшее желание
И снова губы и дыхание
К объекту страсти поднести.

Судил бы ревностно меня
Любой, наверное, я знаю,
Пока вдруг сам не испытает
В себе палящего огня.

И пусть я евнухом бы был,
Отягощённым сим проклятием,
Но их призывный шелест платья
Меня б по-прежнему манил.

Да эта пагубность желаний
В основе всяческих деяний.
И где б ни грянула беда,
В истоках – женщина всегда!

Увы, любви предназначенье –
Знаменьем бренности служить,
А коль могли бы вечно жить,
Не испытали б к ней влеченья!

Казачий сотник подоспел:
– Твой случай столь же прозаичен,
Как ковш рассола в опохмел,
Как сплетни к вечеру в девичьей.

Не все ж мужчины дураки –
Бывают и холостяки!
Пока хлебали вместе щи –
Вернее друга не ищи,
А только вы разведены –
Так нет врага страшней жены!

- 6 –
А дабы Вас, читатель смелый,
Не омрачил развязный стих,
Я приукрашиваю перлы
Героев ветреных моих.

Поручик вновь повеселел,
Коль сотник в тон ему «подпел»,
Отвлек от горестных проблем
Лихой анализ тонких тем:

– Согласен, всюду и всегда
В основе – страсть и суета!
Хоть Бог и мудр, и силён –
Над миром властвует не он.

К примеру, взять Екатерину –
Да, охрани её Господь! –
И в ней, увы, шальная плоть,
Лишь опрокинувшись на спину,
Вершит державный наш покой:
Кому – фавор, кому – оковы...      
При сём достоинства Орлова
Венчает царственной рукой.

Дай срок, промеж монарших ляжек
Сгорит и этот фаворит.  /3/
Видать, престол Отчизны нашей
На бренной похоти стоит.

Да вспомни Софью, Анну, Лизу...–  /4/
Весь табель горестных времён,
Как терпеливый русский трон
Делился или с блюдолизом,
Иль с тем политиком преловким,
Кто мэтр в науке половой,
И кто велик не головой,
А так...– бездумною головкой.

Царицы-матушки любимы,
Бесспорно, всеми! Ну, так что ж –
Не проходите, хлопцы, мимо
Не остывающих их лож?!

Ведь даже Пётр, об общем благе
Всегда радеющий, и тот
Себе царицу достаёт
Из-под обозной колымаги.  /5/

Вот так порочная любовь
Напрочно к трону прилепилась,
И в царских жилах заструилась
С тех самых пор чужая кровь! /6/

И не успел его кончину
Оплакать слёзный Петроград,
Как в тот же миг Екатерина
Притёрла к трону пышный зад,            

Лишь сутки прочь – уже тоскует...
Что ж, свято место не пустует,
Поди, сыщи ещё такую
Державе преданную мать!
Ещё следы от ласк Петровых
Горят на теле, как оковы, –   
Светлейший Меньшиков готов уж
Забраться в Катькину кровать. /7/

Наш капеллан твердил немало,
Что на руинах идеалов
Цветёт привольно лишь порок,
Мол, наконец увидит Бог,
Что со времён Адама с Евой
Всё так же грешен этот вид,
И их разросшееся древо
В Геенне огненной спалит!

- 7 -               
– Что ж, во главе любых начал
Не голова стоит, бывает.
И, с безысходностью кивая,
Поручик тихо промычал:

– Но мне уж, видно, не привалит
Грешков заманчивых вкусить.
Ох, чую, свист османской стали
Мой голод может угасить.

– Так ты б для храбрости вина
Глотнул из личного запасу...
– Нельзя! Врага-то – до хрена,
А выпью – втрое станет сразу!

Нежинский:
             – Я тобой сражён!
В такой прострации пред боем!
Ведь ты – один за эскадрон!      
Да кто ж в бою тебя достоин?!

Но коли духом ты обижен,
Не лезь-ка нынче на рожон –
И Богом будешь бережён…
Да и ко мне держись поближе.

И наш герой широким жестом
Расшитый выхватил кисет,
Хранимый в тайне пару лет,
Нюхнул, чихнул, как франт известный.

Несладов крякнул:
                – Вот так-так! –
Презент от дамы?! Враль бедовый!
Ох, фанфарон! Каков простак!
Ведь не обмолвился ни словом!

А запах…– Боже, я тону!
А ну-ка дай щепотку другу.
Что за писульки-то по кругу:
«Immanens intro…»? Ну и ну!

Ан нет бы вышить гладью чистой:
«Лет на́ сто – Ваша!» – светский тон…
Корнет смутился:
                – Цицерон!..
Ты не к добру такой речистый!

- 8 -
Стояли час, а может боле...
Но вот призывный горна звук
Прервал болтливый их досуг,
И стук копыт наполнил поле:

Срывая с места эскадроны,
Резерв стал рощу обходить,
Приобретая неуклонно
Всесокрушающую прыть.

Тысячеконной мощной грудью
Катился полем грозный вал –
Врага смятенного сминал,
Клинки сверкали, выли люди.

От их фланго́вого удара
Бежали в страхе янычары,
Не изъявляя даже воли
Стоять за жизнь на бранном поле.

В азарте той атаки конной
Поручик с полуэскадроном
Вдоль леса турка к броду гнал,
Топил в реке, конём топтал.

И наш корнет, как сам Арес,
Как Марс, летел над полем сечи –
Непобедим, как Ахиллес!
И убивая, и калеча…

- 9 -
Мы словно скопище игрушек
В перстах Моло́ха! Сотни лет
Приносим сломленные души
Мы к алтарю его побед!

И всё в подобные минуты
Решают ненависть иль страх,
А состраданье – только путы
И на руках, и на сердцах.

Кружится конь, взбивая пену,
Ботфорт зачерпывает кровь...
Неужто где-то во вселенной
Царят прощение и любовь!?

Средь мутных струй,
                в разводах винных
Река телам открыла счет;
С клинком сливаясь воедино,
Рука взмывает и сечёт.

И ты не властен над собою,
И тупо ждешь, река вот-вот
Тебя, как прочих, понесёт
К «вратам бессрочного покоя».

Но вдруг над вётлами в рядок,
Что скорбно пряди погружали
В брюзжащий пенистый поток,
Незримы волны пробежали,

Полил лиловый хладный свет,
И в зыбких сполохах сияния
Стал проявляться силуэт...–
Ужель момент для покаяния?

Герой:
     – Несладов! Видишь?.. Нет!?
А, что за черт!.. Над ивой – свет!

Ещё тревожное мгновение –
Сгустился свет, и перед ним
Вознес десницу Серафим –
Безмолвный жест к повиновению.

Он эфемерен и крылат –
Воитель брезжащего Рая,
Но в гневной длани не сжимает
Меча сверкающий булат.

Хитон, что грудь его покрыл,
Был сер, сермяжный и убогий,
Не подпоясан, босы ноги,
Из-за спины две пары крыл;

Как на ветру дрожат крыла,
Перо, как злато на окладе,
И темно-палевые пряди
Свились, как змеи, вкруг чела.

Стопы́ над кронами парят,
Глаза бесцветны – лед и хлад,
В них и бесстрастие, и вечность.
В чертах – то ясность, безупречность,
 
То затуманятся на миг,
И с отрешенностью иконы
Проступит, вроде, дядин лик;
То вдруг по-женски утончённы
Черты, одетые в сурьму...
Но знал Нежинский, безусловно,
Что властный жест руки бескровной
Предназначается ему.

- 10 -
И он опять взывает к другу:
– Взгляни, Несладов, жив ли я?
Иль прервалась стезя моя?
Поручик сжал корнету руку:

– Ты что несешь, как пьяный кум?
Почуял боль?.. Ну, знать, не помер!
– Но, Боже! Я теряю ум!   
– Теряешь – что? Вот это номер!

Терять не стоило б кисет,
Табак – вот это, брат, потеря!
Но то, чего в помине нет! –
И не настаивай, не поверю.

От чьей-то пули на излёте
Щелчок ленивый по броне...
– Да здесь же ангел! Вон… напротив!
– Ты обо мне иль о коне?

– Остерегись! – коню дал шпоры,
Врага бегущего настиг...
И конь, воды взметнувши горы,
Видение застил лишь на миг.

Нет, не исчез посланец Божий,
Но обрели его черты
Овал восточной красоты,
И глаз миндаль, и смуглость кожи.

И Серафим сложил персты,
И, между всполохами света,
Под ним возник из пустоты
Как будто конь... Но конь ли это?
               
Грифон под всадником вертится,
И крутит головой орла,
Ужасный отпрыск льва и птицы:
На лапах когти, два крыла...–

Такое чудище халдеи
Изображали на стенах,   
Глядишь, и сердце холодеет,
И волю сковывает страх.

- 11 -
Взмахнул десницей Серафим,
А взгляд пронзает, жжёт до боли,
Неволит следовать за ним,
И супротивиться нет воли.

И как орёл, на страшный пир
Спеша, грифон забил крылами
И закружился над валами,
Над строем лающих мортир.

И накалился воздух разом,
Плеснул в лицо горячий шквал...
Грифон повёл лучистым глазом –
Сухой ракитник запылал;   

Опять сверкнул горящим оком –
Взорвались пушки, шквал огня
Пронесся пламенным потоком,
И воском плавилась броня!

Речной разлив в кипящей пене,
И лес в обугленных стволах!
В испепеляющей геенне
Все стало ровно – плоть и прах!

А те, кого от той стихии
Река сумела оберечь,
Друг друга прекратили сечь,
Брели безумные, седые…

Пожрав на поле всё, что было,
Огонь ломился через брод,
В реке теряя пыл и силы.
...А Серафим опять зовет!

И, указуя, разумеет
Свои жестокие дары:
Где был лесок – лишь дым редеет,
А сквозь него видны шатры.

И по-над бруствером сожжённым,
По чёрным, пепельным буграм,
Над полем мертвым, обнажённым,
Он устремляется к шатрам.

И, подчиняясь Высшей воле,
Коня пришпорил наш корнет
И по дымящемуся полю
За ним бросается вослед.

- 12 -
Храпящий конь, в глазах – испуг,
И растерявшийся поручик:
– Что это было?.. Видел, друг?
Я не видал подобных штучек!
 
Вот бесовская круговерть!
Никак сто звёзд упали разом!
Я знал, что страх уносит разум,      
Но этот ужас…– лучше смерть!

Он осмотрелся – стало тихо.
Корнет умчался – знать, живой.
Вот и спасай его от лиха!
Ослаб, как видно, головой...

– Ну, одарил Господь соседом!
Куда, вдруг, бес тебя понёс?! –
Не ждёт ответа на вопрос,
Коня в дыбы, и скачет следом.

Что это – глупость иль расчёт,
Пример безумства иль отваги –
Когда вдвоём штурмуешь лагерь,
А там – врагам потерян счёт?

Гостям, как видно, здесь не рады!
Уж кони в пене, в крови латы...
Метался резво средь палаток,
Предавшись страху, турчанин;

Нежинский, как заговорённый –
Клинком и пулей не сражённый,
А рядом, о́бок с ним, Несладов –
И он Фортуною храним!

Вот впереди шатёр просторный
Вздымает в небо свод узорный,
По шёлку тёк узор проворный –
Искусный труд волшебных рук;
В знаменьев пышном окружении,
Он на почётном возвышении,
У входа дюжина придворных,
Вокруг снуют десятки слуг.

Охраны сотня в плотный круг
Шатёр ревниво обступила,
Ничто принудить их не в силах
Оружье выпустить из рук!

Теперь уж точно жди беды:
Стрелки, недвижные доселе,
Не побежали, не сробели,
Теснее сдвинули ряды,

Сволы наставили сердито,
Ещё момент, и град свинца
Изрешетит кирасы в сито –
Лишь остаётся ждать конца;

И от прицельного огня
Безумных баловней удачи
Уж не спасут ни конь горячий,
И ни булатная броня.

- 13 -
На всем скаку рукой умелой
Поручик осадил коня:
– Нежинский, стой! Дрянное дело...
Хоть раз послушайся меня!

Заметил, нас здесь явно ждут? –
А я сей встрече рад не очень.
И окружной, заметь, маршрут –
Куда надёжней и короче!

Но глух был друг его беспутный –
Ужели жизнь не дорога? –
И, словно отрок безрассудный,
Упрямо мчался на врага,

Он никого не видел рядом, –
И страх отстал, и гнев остыл, –
И лишь ловил застывшим взглядом
Полёт величественных крыл.   

И вот Небесный поводырь
Остановился над преградой,
В руке его возник псалтырь,
Светящий тусклою лампадой,

Герой услышал песнопение…
И в тот же миг нашло затмение
На непреклонного врага,
И турки, словно в ослеплении,
Роняли штуцеры к ногам,
Преобразились в сонм незрячих,
Метались, щупая глаза,
Иной дитём зашёлся в плаче,
Иной в соседа штык вонзал,
Иной впивался в горло другу,
А тот палил ему в живот,
Иной к реке бежал с испугу
И там тонул средь скорых вод.

Ни в ком – ни мужества, ни воли!
И только горсточка слепцов,
Предавшись ужасу и боли,
Теперь во власти храбрецов.

А Серафим сгустился тучей,
Померк дотоле яркий свет...
Теперь безмолвствовал поручик,
Зато пришёл в себя корнет:

– Что ж, видно, промысел Господень! –
Перекрестился впопыхах,
– Пошлёт же Бог таких уродин,
Что и не выскажешь в стихах!   

Очнись, поручик! Не случайно
Он нам упорно путь торил!
Видать, в шатре сокрыта тайна,
Коль не щадил он стольких крыл!

Я б не сказал, что путь был долог,
Но рад прилечь на край ковра… –
Клинком рассёк он тканый полог
И вмиг проник под свод шатра.

- 14 -
Здесь прежде в трепете убогом,
Бросая обувь за порогом,
Народ ковры утюжил лбами,
Внимал хозяину без слов...   
И вдруг, презревши сей обычай,
В шатёр ворвался с дерзким кличем
«Урус неверный» – пыль клубами,
И чёрный конь поверх ковров.

Вот, драматург проворный, сцена! –
Дарю, не требуя обмена:
Среди ковров и гобеленов
Небесных дев притихший рой,
А в их кругу паша́ презренный
Страшась погибели и тлена,
И избежать пытаясь плена,
Себя упрятал под чадрой.

Но и под нею в тусклом свете
Он был и грузен, и приметен,
Средь гурий бронзовых и белых,
Завидных прелестью своей;
И, верно, мужеством был скуден,
Да и рассудку неподсуден,
Коль постарался спрятать тело   
Меж стройных спин и тонких шей.

Он, бросив войско в пламень боя,
Был одержим борьбой иною,
И, словно травами опоен,
Лишь здесь успеха жаждал он!
И ни на пядь не отступая,
Он вёл сраженье, не играя, –
Как видно, ратью гурий Рая
Паша всесильный был пленён!

Среди наложниц несравненных
Была одна – как сладкий грех,
Источник мыслей вожделенных,
И несравненней прочих всех.

И как призывно неодета –
Арапка, смуглая как ночь,
Магриба бархатная дочь
Повергла в панику корнета.   

И вот в шатре, храпя и в пене,
Подобны страшному знаменью,
Танцуют кони в нетерпении,
Страшит мерцание кирас...
И, огласив чертоги криком,
Все девы выскочили мигом,
Арапка лишь померкла ликом –
Казалось, в полдень свет погас...

- 15 -
Она в испуге не бежала,
Глядела, злобы не тая,
От гнева грудь её дрожала,
В друзей нацелив острия;

И ни на шаг не отступала
Пред пляской взмыленных коней,
Красой призывною сияла
Она, казалось, всё сильней.

Волнами локоны сбегали
Как чёрный шёлк по бронзе плеч,
Как будто силясь уберечь
От дерзких взоров все детали.

Но из-под трепета вуали
Ещё призывней красота,
И чары ног, и живота... –
Всего, чего не описали!

И снова ожил наш поручик,
Спешит вернуть палаш в ножны:
– Я не видал созданья лучше!..
Во всяком случае – с весны.

Душа Нежинский, – это диво!
Я задержусь, простишь меня? –
Промолвил он нетерпеливо
И наземь прыгает с коня.

– Я превозмочь себя не в силах –
Что б года с бабой не бывать!..
Да стал я даже забывать
Как чуден плен распутниц милых!

Уважь, корнет! Ты славный малый,
Вези визиря к генералу,
И по заслуге за труды
Мундир крестом украсишь ты.

Пока не стих жестокий бой,
В беде красотку я не кину…
Ну, может раз всего... на спину.
А там – поспею за тобой!

Пока восторженный солдат
Уже был мысленно с девицей,
Её очей недобрый взгляд
Им сёк обветренные лица,

Глаза миндальные её
Взрывались всполохами гнева,
И ядом мести напоён
Был каждый взгляд прекрасной девы.

Свет глаз то вспыхивал, то гас.
Но чем-то веяло похлеще
От этих... нет, не карих глаз,
А ярко-жёлтых и зловещих!

Столкнувшись взором с ней, герой
Их блеска вынести не мог,
И в кой-то раз за этот бой
Он чует страха холодок.

Нежинский головой встряхнул,
Отвёл глаза от их трофея,
Поворотил коня, вздохнул,
И из шатра, на свет, скорее!
 
Одну понюшку табачка,
Чтоб обрести в рассудке ясность:
– Да, бог с ней, – минула опасность,
Знать поживём ещё пока!

- 16 -
Уже  Виктория  справлялась!
Прогнав турецких пушкарей,
Казачьей конницей врывалась
Во флеши мертвых батарей,
               
И с гренадёрами вливалась
В ряды покинутых шатров,
В плюмажах гордо волновалась
Поверх помятых киверов.   

Корнет окликнул кирасиров,
Что резво кинулись к шатру:
– С толстухи не срывать чадру!
Беречь как флаг, как честь мундира!

Едва успел он передать
Пашу в могучие их руки,
Как конь его подался вспять,
Стал ржать и дыбиться в испуге.

А конь поручика, как дикий,
Помчался в поле… Из шатра –
Звериный вой, и рвутся крики:
– Вот, бой так бой!.. Уже ль пора!?

И, отделившись от конвоя,
К чертогам вновь герой спешит,
Вот у шатра с коня долой он…–
В нём леденящий сердце вид –

Среди ковров и гобеленов
Лежит поручик на спине,
Там, где с наложницей надменной
Оставлен был наедине;

В крови, раскинулся широко,
Навеки-вечны скован сном,
И весь он словно был ножом
Изрезан-посечён жестоко!

И может мне не будет веры,
А кто-то вскинет в гневе бровь...               
Но рядом черная пантера
Урчала, слизывая кровь!   

И подняла через мгновенье
От крови пьяные глаза,
А в них – насмешка и презренье,
И хочет, будто бы, сказать:

«Быть может, тоже жаждешь Рая
От томных губ и нежных рук?»
И обошла его вокруг,
С игривой грацией ступая.

Она картинно не спешит –
Зевнула, словно улыбнулась,
Клыки блеснули, как ножи,
И так беспечно потянулась…

Когтями полог рассекла,
И снова взглядом подарила,
И, словно нехотя, ушла.
...Корнет был двинуться не в силах.

-17-
Когда он вновь шатер постылый
Покинул, выбравшись на свет,
В ногах не чуял прежней силы,
Глаза – без жизни, волос – сед;

И на тревожные расспросы
Двух ошарашенных вояк
Не отвечал… – посмотрят косо,
Потом ославят – мол, дурак!

Он поручил им друга тело,
«Толстухе» выловил коня,
С трудом в седло «её» поднял,
И прочь повёз, закончить дело.

А дальше – смурый и усталый,
Искал повсюду генерала,   
Пока с Суворовским эскортом
Не повстречался близ реки,  /8/
Откуда граф в триумфе гордом
Следил, как вброд идут полки.   

Тот пожурил слегка героя,
С улыбкой выслушав доклад:
– ...Паша́ не пал на поле боя? –
Так сам в позоре виноват!

Но ты бы пленного сардара
Доставил, братец мой, в чести.
...Что, остерегся? …Янычары
Могли бы турка увести?

И адъютанту из эскорта:
– Готовь-ка крест на берегу. /9/
Что ж, я пред ним – бесстрашным чёртом,
Лихим поручиком – в долгу!

– Он, Ваш Сиятельство – корнет!
– Да нет же, братец! Уж поручик!
Как мыслишь, новый эполет /10/
Пойдет ему намного лучше?

...А ты приметил юным глазом
Как полыхнул тот самый вал?
– Снаряд-с, я думаю, попал
В пороховые их запасы!

- 18 -
Вот скоро Марс на пир кровавый
Сзывать приспешников устал,
Сатурн детей своих пожрал, /11/
Безвинных и дерзавших славы.

И обуздал султан гордыню,
Склонил штандарт на долгий срок
У пухлых ног Екатерины –
Довольно жертв и тревог!

Вот, в честь Виктории крылатой
Получен новый эполет!
Покинул Питер «наш корнет»,
Вернулся – ротмистр усатый!

И поле в пушечном дыму,
И все нюансы этой битвы
Лишь в героической палитре
Могли б припомниться ему.

Увы, зловещий incident
Нанёс ему такую рану…
Что, право, лучше б ятаганом!
К чинам досадный позумент!

Непреходящей боли шрам
В груди и в памяти остался,
И наш кумир весёлых дам
Желаньем впредь не распалялся.

Как подменён у нас герой:
Маня пикантною игрой
И первозданною красой,
Едва раскинет дева тело,
Как блеск зловещих жёлтых глаз
Воскреснет в памяти тот час,
И вот уж, пыл совсем угас,
И плоть безвольно охладела...

Но это ль большая из бед! –
Он беспросветен стал душою,
Ему не мил и белый свет,
И ночью он не ждёт покоя;

Его бессонница грызёт,
А в промежутки снов минутных,
Иль дивный ужас потрясёт,
Иль вязнет он в виденьях мутных.

Проснётся он в семи потах,
И до утра опять мученья;
В вине он топит вязкий страх…
Но распоясались виденья!

Ему теперь и в свете дня –
То вдруг привидятся фантомы,
Что обольщают и манят,
То дух заплачет незнакомый...

Но это ль худшее из зол! –
Предался он телесной лени
И к убеждённости пришёл
В пустой ненужности движений:

Он мог часами пребывать
В плену полезных рассуждений,
И грозди истины срывать,
Не приклонивши и колени.

- 19 -
Спешу унять упреков шквал:
Ища спасительной вакцины,
Он, безусловно, побывал
У всех светил от медицины –

Измучил сотни докторов!
Но эскулапы явно врали,
Когда поспешно уверяли,
Что, как кентавр он здоров.

А как врачи искусны наши –
Вкруг пальца их не обведёшь!
Какой симптом в тебе укажут –
От той болячки и помрёшь!

Сначала, с важностью, велели
К мясному страсть поудержать;
Герой крепился суток с пять…
Но сны мясные одолели.

Нет сил сидеть на хлебе с квасом!
Он к милосердию взывал:
– Я столько дней не видел мяса!
Смягчившись, доктор покивал:

– Семён! Неси сюда цыплёнка,
Пусть взглянут ротмистр хоть раз!
Герой с врача не сводит глаз…
А видит тушку поросёнка!

На кухне, глядя на посуду,
Тоскливо спросит у слуги:
– Что это ползает по блюду…–
Неужто с мясом пироги?

Слуга вздохнёт да рассуждает:
– Без расстегаев жизнь не мёд...
Покуда жирный исхудает,
Худого чёрт уже возьмёт.

Пропала муха-то горюха,
Попав в тенёта мизгиря.
Эх, жаль, добра не помнит брюхо –
Видать, кормили брюхо зря!

Затем в запрет ему вменили
И чарку доброго вина!
И так уж он теряет в силе,
Но, чтоб не пить!.. Да, ни хрена!

И часто на вопрос в столовой
"Что барин нынче будут есть?" –
Он отвечал, смакуя месть:
– Одно вино… и без съестного!

- 20 -
Один столичный Гиппократ  /12/
За счёт героя стал богатым! –
Но был он так же плутоват,
И всё твердил, взимая плату:

– У Вас ведь, только и всего –
Что полоса галлюцинаций,
Ну, то есть, Вы слегка – «того»…
Так нужно ль сильно волноваться!
 
И у меня ведь, нет и дня,
Чтобы какая чертовщина
Не огорошила меня:
То чёрный кот из-за камина,

То в шубе видится овчина,
Была же, помню, из бобра,
То выпил чарки половину…
А опустело с полведра!

То бабы с вёдрами пустыми
Идут колонной за окном,
То так намаешься с больными,
Что всяк мерещится с хвостом!

А лень, голубчик, – вот уж диво!
Вы ж не пруссак! И, tete-a-tete,  /13/
Мы все изысканно ленивы,
И к ней питаем пиетет.

А то, что Вас... не тешат дамы –
Ах, как Вам дивно повезло!
От них, ведь – если и не зло,
Так вёдра слёз и то́мы драмы!

А коли дам в зачёт не брать,
Так и здоровы... в самом главном!
Вы б лучше в карты поиграть
Ко мне на ужин... Вот и славно!

Теперь из всех доступных благ
Герой предался неге в койке,
Страстям на карточных столах,
Да буйствам дружеской попойки.

Ещё помаялся немного...
Презрев столичный праздный тыл,
В отставку подал, и в дорогу –
В поместье к дяде укатил.

-------------------------------------
1/  кирасиры – род тяжелой кавалерии, облачённой в кирасы – металлический
панцирь, прикрывающий спину и грудь.
2/  11.09.1789 – сражение при Рымнике (R;mnic – река на тер. совр. Румынии), в период третьей русско–турецкой войны (1787-1791). Разгром огромной турецкой армии русско-австрийскими войсками под командованием Суворова А.В.
3/  Орлов Григорий Григ. (1734-83), граф, фаворит Екатерины II, один из организаторов дворцового переворота 1762г., который и привёл её к престолу.
Принимал непосредственное участие в убийстве свергнутого в результате переворота императора Петра III, мужа Екатерины II.
4/ «Да вспомни Софью, Анну, Лизу…»: Софья Алексеевна (1657-1704), правительница русского государства в 1682-89гг, пришла к власти с помощью Голицына В.В., сестра Петра I; свергнута Петром и заключена в Новодевичий монастырь;
Анна Ивановна (1693-1740), рос. императрица с 1730, племянница Петра I, фактическим правителем при ней был Бирон Э.И.;
Елизавета Петровна(1709-1761/62), рос. императрица с 1741, дочь Петра I; возведена на престол гвардией.
5/ «…Из-под обозной колымаги» – по одной из исторических версий будущая жена рос. Императора была замечена Меньшиковым в армейском обозе в качестве «солдатской подруги»; приближена им и впоследствии «презентована» монарху.
Скавронская Марта (Екатерина – после принятия православия),1684–1727гг., дочь пастора из Ливонии, служанка, занимающаяся и оказанием услуг интимного свойства, «подруга» царского фаворита Меньшикова А., затем – 2-я жена Петра I. Российская императрица с 1725г. После смерти мужа возведена на престол Меньшиковым А.Д.
6/ «чужая кровь» – зд. о традиции российских императоров «брать жен из Европы».
7/ Меньшиков Александр Данилович (1673-1729), сподвижник Петра I, Светлейший князь (1707), генералиссимус (1727). Стал фактическим правителем государства при Екатерине I. По происхождению – сын конюха.
  8/  Суворов Александр Васильевич (1730-1800), граф. За победу в битве при Рымнике (1789) получил приставку к титулу – Рымникский. Генералиссимус (1799). Участник русско-турецких войн, одержал блестящие победы во многих сражениях, взял Измаил, победоносно провёл Итальянский и Швейцарский походы, разбил французские войска в ряде сражений, подавил польское восстание 1794г. Не проиграл ни одного сражения. При императоре Павле I попал в опалу.   
9/ крест – зд. Георгиевский крест, орден св. Георгия, учреждённый в 1769 для
награждения офицеров и генералов, в 1807–солдат и унтер–офицеров. Имел 4 степени.               
10/ «…новый эполет» – эполеты, наплечные знаки различия военнослужащих, до 1807г. в русской армии носились по одному на левом плече. С получением первой же боевой награды корнету присваивался и очередной чин.
11/  «…Сатурн детей своих пожрал» – в греческой мифологии титан Сатурн
(или Кронос), которого отождествляли со Временем, разрушал всё, что порождал, и безжалостно проглатывал всех рождённых его женой Реей (Кибелой) многочисленных детей.
12/  Гиппократ (ок.460-370 до н.э.) – древнегреческий врач, с именем которого связано представление о высоком морально-этическом облике врача.
13/  пруссаки (немцы) – уроженцы или жители немецкой провинции Пруссии.  Зд. ирония по поводу пресловутого немецкого трудолюбия.
*******************************