Как я поступал на филфак КазГУ

В августе 1968 года я поступал на филологический факультет КазГУ. Как медалисту мне надо было пройти собеседование и сдать два экзамена: сочинение и  устный экзамен по русскому языку и литературе.

Собеседование проводилось на основе программированного контроля. Заходим в аудиторию. На партах – несколько аппаратов странного вида. Напоминают арифмометры. За преподавательским столом – не менее странный человек, обритый наголо, в тюбетейке (стояла 40-градусная жара). Как мы узнали позже – доцент Владимир Петрович Барчунов, разработчик  тестов по культуре речи и создатель уникального аппарата для контроля знаний студентов. Забегая вперед, скажу: он был большим энтузиастом программированного обучения культуре речи, вел у нас спецсеминар. Стоял на позициях  бескомпромиссного пуризма: требовал строгого выполнения норм современного русского языка. Говорил: «Андрей Платонов просто неграмотный человек: у него нет ни одной правильной фразы. Он никогда не сдал бы мне зачет".

Собеседование  тогда прошло без особого труда. Вопросы были  элементарные…

Впереди – письменный экзамен. К нему я готовился особенно тщательно.В 1967 году казахстанский журнал " Простор", соперничавший в то время с "Новым миром" по публикациям полузапрещенного литературного наследия сталинского времени, напечатал повесть Андрея Платонова «Джан». Это - весьма изысканное,  неожиданное художественное переосмысление мифа о Прометее, печень которого прилетали клевать орлы. Потрясающей  силой обладает описание сцены нападения орла-стервятника на главного героя повести – инженера Чагатаева, прикинувшегося  мертвым. Он убивает птицу из пистолета и мясом ее кормит остатки своего народа «Джан», спасая его от окончательного исчезновения с лица земли.

Повесть очень понравилась мне. Сочинение для поступления на филфак  (свободная тема) решил написать по ней. Задачу облегчило то, что «Джан» получила тогда большой резонанс в прессе, активно обсуждалась в «Литературной газете», солидных столичных журналах. Я это всё тщательно проштудировал, переварил.  Заранее написал и заучил текст сочинения.

По итогам письменного экзамена получаю «отлично».
 
Наступает день устного экзамена. В случае сдачи его на «пять» медалистов сразу зачисляют в университет.  Но при получении другой оценки они должны сдавать остальные два экзамена (по истории и иностранному языку) вместе со всеми. Конкурс  приличный: 6 человек на место.

Экзамен принимают два преподавателя  два преподавателя: лингвист и литературовед. Я успешно отвечаю на вопрос по русскому языку и перемещаюсь к литературоведу - доценту Канафиевой Кальсим Шакировне. Вопрос по Фонвизину. Отвечаю на него, но тут меня лукавый дёрнул выпендриться: импровизированно пытаюсь провести параллели между классицизмом 18 века и социалистическим реализмом. Канафиева, встрепенувшись, сыплет сложными вопросами из вузовской программы литературы. Чувствую - плыву... На столе – мое сочинение. Она берёт его в руки,  внимательно просматривает. Затем начинает пытать: сам ли, мол, я написал это сочинение? Задает еще какие-то вопросы. Но… в какой-то момент я ее перестаю слышать. Вижу только бесстрастное плоское лицо экзаменатора и шевелящиеся губы…

В сознании всплывает картина: Чагатаев, герой платоновской повести «Джан», лежит неподвижно среди пустыни, приманивая собой орлов. А над ним висит холодный желтый диск луны…

За соседним столом тогда принимал экзамен доцент Александр Лазаревич Маловичко (тоже литературовед). Видит: соседка сознательно топит парня. Пожалел меня. Зовет в аудиторию декана – Халаби Мухитовича Сайкиева, выпускника МГУ, большого поклонника академика В.В. Виноградова. Он садится рядом с «Канахой» (у моей визави, как я потом узнал, было такое прозвище на факультете) и решительно требует: «Задавайте вопросы только по школьной  программе». В итоге все заканчивается благополучно.  Я получаю «отлично»...

Уже после окончания университета, в бытность мою доцентом кафедры преподавания русского языка в казахской школе КазПИ мне иногда приходилось дожидаться  троллейбуса на одной остановке с Халаби Мухитовичем. И каждый раз он при встрече, подмигивая, спрашивал: «Ну, как там поживает наша подружка Канафиева?» Ему, видно, этот эпизод тоже врезался в память, настолько он вопиющим был. Интересная деталь. «Канаха» со временем стала заведующей кафедрой русской и зарубежной литературы КазГУ, а мне довелось параллельно заведовать кафедрой русского языка, которую создал и до кончины своей возглавлял Халаби Мухитович Сайкиев.