все могут короли

                Все могут короли?

                Ефим Дроздов

                1

   Я на всю жизнь запомнил год, когда наша дочь Лена перешла в 6-ой класс. В тот год мою жену с диагнозом рак желудка положили в больницу. Сделали операцию, но ни это, ни последующие затем химия- и радиотерапия не спасли ее, и в декабре она умерла. Остались мы с Леной одни-одинешеньки. Ни одного родного человека на всем белом свете. Я было подумал: не жениться ли мне по второму заходу? Мужик я еще не старый, да и в доме женской заботливой руки не хватало. Но каково дочери с мачехой будет? Поскреб за ухом, да так и не решился. "А бабу я и так найду", - подумал про себя.

   И жизнь потекла своим чередом. С годами мне все отрадней становилось смотреть на взрослеющую дочь. Из желторотого гадкого утенка за последние два года она превратилась в прекрасного лебедя. Иногда, вернувшись днем со смены домой, я видел через окно, как ее из школы провожал какой-нибудь мальчик, неся за ней портфель. У меня сердце сжималось от страха: не обидел бы кто. И вот ведь как в воду смотрел.

   Однажды, поздно вечером, когда я нервно поглядывал на часы, поджидая дочь, как мне показалось, тревожно зазвонил мобильный телефон. Нажал на кнопку. Алло! Звонили из больницы. Ничего не объясняя, просили срочно приехать. У меня сердце упало. "С Леной беда!" - догадался я. Уже в коридоре на первом этаже столкнулся с лейтенантом полиции. Он остановил меня.

   - Вы гражданин Помазков?

   - Да. А что?

   - Вашу дочь, Помазкову Елену, госпитализировали в тяжелом состоянии. Теперь она без сознания.

   - Что случилось?

   - Выясняем обстоятельства.

   - Я хочу видеть свою дочь.

   - Поднимитесь на четвертый этаж.

   На этаже меня встретил дежурный врач и рассказал, что судя по всему изнасилование с отягчающими обстоятельствами.

   - За объяснениями обратитесь в полицию, - посоветовал он.

   - Но я уже разговаривал с полицейским.

   Врач только пожал плечами.

                2

   На следующий день Лена пришла в сознание и начала давать показания. Преступников, совершивших насилие, оказалось трое. Она описала их внешность. Ей не составило труда это сделать: всех троих она хорошо знала. Они учились в той же школе, что и их жертва. Это были дети лучших людей города: прокурора, главного врача больницы, в которой она лежала, и начальника полиции. Подозреваемых арестовали, но тут же выпустили, якобы, из-за недостатка улик.

   Что мог я, простой работяга, противопоставить власти денежных мешков, нынче правящих бал? Но у меня, человека, воспитанного еще при советской власти, теплился в душе луч надежды, что не все продается и не все идеалы растоптаны, что есть еще на свете справедливость. Заняв у знакомых денег, я нанял хорошего адвоката. Он довел дело до суда, и, несмотря на отчаянное сопротивление их сановных родителей, это отребье оказалось на скамье подсудимых. Но и там, чувствуя свою безнаказанность, они поражали зал вызывающим высокомерием. Но нам с Леной казалось (какими же мы были наивными!),  что уж теперь суд вынесет свой справедливый вердикт и это зверье с нежными лицами благовоспитанных мальчиков (ведь им было по17-18 лет) получит по заслугам. Но не тут-то было.

   Защитники, как по команде, стали стращать судей, что если обвиняемых сурово накажут, то это пагубно отразится на здоровье их родителей. А ведь они лучшие люди нашего города. Это, без сомнения, приведет к подрыву устоев государства. А уж этого никак нельзя допустить! И не допустили. Суд постановил, что слушание прекращается из-за недостаточности улик.

   "Все могут короли", - понурив голову, подумал я.

   Сколь самодовольными, наглыми улыбками светились лица сошедших со скамьи подсудимых и их родителей. Это были улыбки победителей. А потом эти отпрыски лучших людей города собирались у нас под окнами, орали непристойные песни и строили рожи. А кто-то из них звонил Лене на хэнди и кричал в трубку: "Ну, что съела?" И вслед неслась площадная брань. Мы с Леной были в ступоре. Как жить дальше? Где искать правду?

                3

   И тут я вспомнил слова покойной жены. Незадолго до смерти она сказала мне:

   - Если припечет, Алексей, позвони дяде Гоше.

   Дядя Гоша, или Георгий, был ее дальным родственником. Ну, считай, седьмая вода на киселе. Он 17 лет провел на зоне, был, по слухам, "вором в законе", но теперь отошел от дел и коротал свой век в Ростове. В старой записной книжке я с трудом отыскал его телефон и позвонил. Он, похоже, обрадовался звонку. Что ни говори, а все ж родная кровь. Внимательно выслушив меня, сказал:

   - Ты вот что, Леха, не дрейфь. У меня в вашем городе есть один человечек. Палычем звать. Ты его найди. Скажешь, что от меня. Он тебе поможет. Запиши его телефон.

   Не мешкая, я набрал номер. Трубка прокашлялась и прокуренным голосом отозвалась: "Алло". Я сказал, что от дяди Гоши и хочу с ним потолковать. Договорились назавтра встретиться в кафе-шайбе. Палыч оказался приземистым крепышем с наколками на руках. Он заказал себе пиво. Я, хотя и не любитель пива, но за компанию тоже. Сделав пару глотков, поведал ему о своей беде.

   - Все ништяк, Лексей. Все сделаем в лучшем коленкоре. Чтоб эти шалуны почувствовали, каково это не рыбку в темной водичке ловить, а самим рыбкой быть.

   Я не смог постичь смысл его загадочной фразы.

   - А как насчет оплаты? - робко поинтересовался я, боясь услышать непосильную для меня сумму.

   - Ты чё, корешь? Чтоб я с сородича дяди Гоши деньги брал? Он же мне заместо отца. Я ему жизнью обязан. Звякни мне недельки через две.

   На том и расстались.

                4

   Но мне не пришлось долго ждать. Уже где-то через недельку прилетела первая ласточка в лице матери одного из этих гаденышей. Это была жена прокурора, толстая блондинка с необъятным бюстом и в короткой юбке, из-под которой торчали круглые коленки с набегающими на них жирными ляжками. Пальцы на ее холеных руках были унизаны перстнями и золотыми кольцами.

   Она начала уже с порога.

   - Алексей Петрович, порядочные люди так, как вы, не поступают. А тем паче коллеги. Мне мой муж рассказывал, что вы вместе с ним посещаете кулинарные курсы. (Это была правда: порой хотелось чем-то побаловать свою дочь.) Знаете, - продолжала посетительница, - наш прокурор строг только на работе, а дома кроток, как запечная мышь, и любит побаловать нас с сыном чем-нибудь вкусненьким. Представляете, не далее, чем на той неделе, сам испек "Наполеон"! Так верите ли, я не могла оторваться. А мне ведь доктор запретил увлекаться сладким. Ну там пару кусочков еще можно, но не половину же торта, черт возьми! Я еще мужа ругала. Почему он меня не остановил?

   - Мадам, зачем вы пожаловали? - спросил я в недоумении.

   - Ах да, совсем забыла. Какие-то люди преследуют моего сына. Мы решили, что это ваши сообщники. Бедный мальчик в отчаянии. Он боится даже выйти на улицу. Он очень жалеет, что оказался втянут в эту грязную историю с вашей дочерью. Но он был пьян и ничего не помнит. На-те, возьмите, - и она вытащила из изящной сумочки толстую пачку денег.

   Несколько секунд я колебался. Ох, как нужны нам были сейчас деньги. Лена проходила дорогой курс реабилитации. Но взять у этой дамы деньги, значит утвердить ее в мысли, что все продается и покупается. А этого мне не хотелось.

   - Мадам, я не имею ничего общего с людьми, о которых вы упомянули.

   - Ах, ты не хочешь по-хорошему, тогда мы поговорим с тобой по-плохому, - ее злые зрачки буравили меня насквозь. - В 24 часа вылетишь из города вместе со своей дочерью-потаскушкой.

   - Вон! - вне себя закричал я, в бешенстве сжимая кулаки.

   Дама испугалась и пулей вылетела за дверь.

   Какое-то время все было тихо. Дня через три я возвращаюсь с работы домой и вижу такую картину. В коридоре перед моей дочерью стоят на коленях три великовозрастных сосунка и размазывают по лицу грязные сопли. Мне стало все ясно. Я неслышно прикрыл за собой дверь. Вышел на крыльцо и позвонил Палычу.

   - Отбой.

   "Все ли могут короли?" - подумал я, с улыбкой глядя в голубое небо.