Зеркало

               

     У зеркал не бывает детства. Или бывает? Во всяком случае, Зеркало своего не помнило. Видимо, оно сразу родилось взрослым. Не зрелым, конечно, а сначала только взрослым: ведь зрелость даётся жизненным опытом, а какой у только что появившегося на свет зеркала опыт? Никакого. Отражай себе окружающий мир и радуйся – какое прозрачное стекло, какое зеркальное отражение! Вот солнечный луч упал! О! О!! Вот муха села! Живая! Живая!! Может быть, это и есть детство, когда всё впервые?..
     Мухи, впрочем, перестали радовать быстро. Противные они. Липкие. Садятся, щекочут лапками своими, ну их! Хочешь поговорить – не разговаривают. Хочешь столкнуть с себя – не улетают. Вокруг сумрак, тишина, а в сумраке, когда приоткрывается дверь, что-то слабо поблескивает – зеркала… Как же их много здесь!..
     …Неожиданно всё изменилось: подняли, куда-то повезли, поставили. Что происходит? О, что-то новенькое! Да, а тут вот не только зеркала, хотя и зеркала тоже…  И кто-то ходит всё вокруг, в глаза заглядывает…
     И вдруг Зеркало увидело Его. Он тоже подошёл и тоже заглянул в глаза, но каким-то особенным, долгим взглядом. И улыбнулся. Зеркало замерло и даже дыхание затаило. И тут он протянул руку и коснулся стекла тёплыми пальцами. У Зеркала внутри что-то беззвучно оборвалось, рухнуло с оглушительным грохотом и потом налилось теплом. Внутри пульсировало: Он! Это Он!!! Всё.
     Дальше опять понесли, повезли куда-то, но это уже не удивляло. Всё было просто и понятно: Он вёз к себе домой. Как же могло быть иначе?..

     …Зеркало поселили в прихожей. Сначала это немного расстроило: всё-таки в комнате ты всегда в центре событий, а тут… Но потом Зеркало сказало себе: зато, когда он возвращается домой, я вижу Его раньше остальных!

     Шли дни, недели и месяцы. Зеркало не очень ориентировалось во времени, но зато хорошо успело изучить окружающее пространство. Там было много интересного: Его обувь, Его одежда… С какими-то вещами даже можно было немного поболтать пока их хозяина не было дома: так Зеркало узнало, что бывают какие-то «дождь» и «снег», которые совсем не нравятся ботинкам, но наоборот – нравятся зонту (вздорное, колкое создание!). Зеркало даже немного подружилось с зимней ондатровой шапкой. Шапка, конечно, была той ещё зазнайкой: она считала, что занимает самое высокое положение в иерархии одежды и клялась, что умеет читать мысли, если её надвинуть на голову поглубже. Зеркало даже слегка ревновало и завидовало, но не сильно: никаким вещам человек не улыбался, это уж точно! А Зеркалу – да! Иногда подмигивал, иногда проводил по поверхности кончиками пальцев. Тогда оно чувствовало, как по спине (Боже, у меня есть спина??) пробегают волной мурашки, снова становилось тепло и как-то непонятно щемило внутри.
     Так всё и текло: человек приходил, уходил, смотрелся в Зеркало, а оно светилось ему навстречу, пока не случилось странное…
     Однажды открылась дверь и в квартиру вошла Женщина. Человек вошёл за ней следом. Он мельком посмотрел Зеркалу в глаза и что-то в этом взгляде было такое, отчего вдруг сделалось не по себе…
     С тех пор Женщина стала появляться в доме. Это случалось то чаще, то реже и это приносило необъяснимые страдания: у людей это называлось бы печалью, а у Зеркала только немного мутнело стекло. С другой стороны, Человек стал гораздо больше проводить с ним времени (возможно, его мучает чувство вины?). Он вертелся перед Зеркалом (о, так он раньше никогда не делал!), примерял то одно, то другое, тщательнее обычного расчёсывался (ну, конечно – чувство вины! Хочет мне понравиться!), а на лице его блуждала улыбка – она была непонятной и незнакомой.
      Иногда вместе с Женщиной приходили какие-то люди и тогда в квартире становилось шумно. В прихожую доносились крики и смех, и звон посуды. Люди не нравились Зеркалу: уходя, они глупо хихикали, переругивались и сквернословили, а однажды даже один из них оступился и чуть не снёс Зеркало со стены. После их ухода в квартире надолго оставался неприятный запах (почему они не забирают его с собой?)
     Гости уходили, а Женщина всегда оставалась. Так происходило из раза в раз. Но однажды что-то пошло не так: дверь за ушедшими закрылась, но дома тише не стало. Стало даже громче. Стало очень, очень громко. Что-то упало, разбилось. Вдруг в прихожую выбежала Женщина. Она пролетела к входной двери, хватая на ходу плащ. За ней бежал Он, растрёпанный, с искажённым лицом, сжимая что-то в руке. Зеркало всё внутренне сжалось и замерло в ужасе. Хлопнула входная дверь и почти одновременно с треском разлетелась осколками брошенная о стену бутылка. Потом он медленно сполз вдоль дверного косяка на пол и обхватив голову руками, зарыдал. Зеркало в оцепенении глядело на сидящего на полу человека, на красное пятно, медленно расползающееся по линолеуму и чувствовало глухую, тяжёлую боль. На зеркальной его поверхности в свете лампочки посверкивала трещина, перечеркнувшая наискосок всё, что было до того.
     Так в жизни Зеркала поселился страх.
     И потянулись странные, тревожные дни. Человек теперь редко выходил в прихожую, а уходил из дома ещё реже. Выглядеть он стал тоже совсем по-другому: взъерошенный, опухший, он смотрел на Зеркало пустым потухшим взглядом, а чаще – вообще мимо. Иногда взгляд прояснялся, но от этого становилось ещё хуже: человек приближал к Зеркалу лицо и в упор с ненавистью и отвращением смотрел ему в глаза. И это было панически страшно…
     Снова стали появляться разные люди. Некоторых Зеркало уже знало, некоторых видело впервые. В квартире стойко поселился тяжёлый запах, который тоже уже был знаком, только теперь он не исчезал, а, казалось бы, сгущался и неподвижно висел в воздухе. Все обитатели прихожей как-то вдруг притихли. Зеркало хотело обсудить происходящее с ондатровой шапкой, но та куда-то пропала. Ещё исчезли пальто и кое-что из обуви. Женщина в квартире больше не появлялась, но зато стала заходить соседка. Она открывала дверь своими ключами (зачем? почему?) и шаркая ногами, шла в комнату. Потом оттуда ещё долго слышался её голос, который что-то бубнил. Иногда он прерывался редкими глухими возгласами хозяина, но о чём они говорили понять было решительно невозможно. Соседка уходила, унося какой-то мусор, бутылки, и её шаги ещё долго отдавались в глубине Зеркала безнадёжностью и тоской…
     Зеркало теперь редко видело человека, а если он и выходил в прихожую, взгляд его был тяжёл и недружелюбен. Один раз он даже снова замахнулся бутылкой и зеркало в ужасе зажмурилось, но ничего не произошло. Когда оно снова решилось посмотреть, то увидело, что человек, прислонившись к дверному косяку, пьёт из горлышка бутылки, и красная жидкость стекает по его шее и льётся за ворот рубашки. Рубашка намокает, струйки сбегают на пол, образуя жуткое, красное озеро…
     Нет, подождите! Что происходит?! Это же не со мной??!

   
  …Утро было тихим. На полу и стене лежала бледная, пробивающаяся сквозь щель полуоткрытой двери комнаты полоска света. В квартире было необычно тихо. Так тихо, что воздух стал плотным и жутким. Зеркало била мелкая дрожь. Вдруг эту тишину взорвал звук проворачивающегося в дверной скважине ключа. Вошла соседка. Она привычно прошаркала в комнату. Раздался короткий всрик.
     Дальше всё было, как в тумане: дверь на лестничную клетку беспрестанно открывалась и закрывалась, приходили и уходили какие-то совсем уже не знакомые люди. Они молчали или тихо переговаривались, но этого становилось ещё страшнее…
Вечером вернулась соседка. Она подошла к Зеркалу и несколько долгих секунд разглядывала трещину. Потом достала из пакета чёрный платок и накрыла Зеркало.
     И в это мгновение страх исчез. Наступило одиночество.