Забавы Нежинского - Забава пятая

/по картине Серова В. «Выезд на охоту» /

ЗАБАВА ПЯТАЯ
**************               
ОХОТА
   
/1792, 1(14)октября/

               Тут охотишка дрянная,
               Больше шума, чем зверей!
               Может, лучше, настреляем
               У соседушки курей?
                /автор неведом/   
               
- 1 -
В четверг студёным утро было,
Ни в чём не грезилось беды;
Листва, устлавшая сады,
Эфиры осени струила,
 
На оголившихся ветвях
Блестела мо́кредь, в перьях пара      
Все берега, и в парке старом   
Застряла мга. Вдали, в полях
В изжелта-буром одеяньи,
Меж пятен озимей и жнив
Травы стареющей разлив
Прорезал тракт, подобно ране, –

На нём загонщиков село
Тянулось к дальнему заказу.   
И двор господский ожил сразу,
Как только в окнах рассвело.
 
Макар, щербатый доезжа́чий, /1/
Не врал, что хлеб свой ест не зря –
Он величавее царя
На Вавилон взирал собачий:

Вокруг борзятники сновали,
Собак по сворам развели, /2/   
Спросонья гончие зевали,
Вдыхая вязкий дух земли.

Псари, остриженные в скобку, –
По паре псовых в две руки,
На длинных сворках хортяки.   /3/
Берейтор Савва, выпив стопку, /4/
Привычно утро начинал,
Стремянных кроя за работу…  /5/
Да, всем на зависть генерал
Держал достойную охоту!

Коней стремянные вели...
Скучал Нежинский в ожиданьи,
Присев поодаль против зданья,
Чертил арапником в пыли.

Вдруг дядя вышел из дверей
В великолепном снаряженьи,
Как генерал перед сраженьем   
Обозревает егерей.
 
Но что за фарс?! Герой привстал...–
Иль снова сон? – вослед за дядей
Мундиров яркие цвета
Спустились в праздничном параде.

Быть может гости поутру? –
Чужих на гон не приглашали...
С крыльца военные сбежали –
Свежи их лица, стан упруг;

В них нет гранённости мужской,
И мягок взор, и локон вьётся,
И неуверенной рукой
Эфес у пояса берётся –

Ах, что за нежная рука!
Покрой мундиров безупречен,      
Но грудь излишне высока,         
Округлы бёдра, узки плечи.

Три девы юные двором
Прошли в составе свиты барской;
Так на одной мундир гусарский
Расшит малиновым шнуром,
Червонной охры панталоны.
Из-под венгерки, вдоль бедра,  /6/   
Струясь, сбегал узор, сплетённый   
Из золотистого шнура.

Сафьян уто́нченный сапожек
Изящно икры облегал,
Лица изысканный овал
Венчает кивер синей кожи,  /7/

Что высоко плюмаж вознёс;
Над козырьком кокарда рдеет,
Вдоль несказа́нно нежной шеи
Струится золото волос...

Вторая в свите генерала
В драгунский шлем облачена – /8/
Из-под него на плечи пала
Густая черная волна;

От гребня конский хвост спадает,
Вливаясь в пышный шлейф волос,
Миндальных глаз её раскос   
Мотив восточный пробуждает.   

Лицо – как полная луна,
Вкруг шеи – скромное монисто,
Мундир – как ночь, под ним видна
Рубашка снежного батиста,

Лоси́ны облегают тело, /9/
Скрипит ботфорт на каждый шаг,
И на эфесе палаша
Лежит рука в перчатке белой...
 
А третья спутница была
В костюм уланский разодета: /10/
Лицом и волосом светла,
Глядят глаза небесным цветом…

Так восхитительно легка!
Мундир притален тёмно-синий,
Рейтузы с кантом – в них нога /11/
Манит таинственностью линий...

- 2 -
В столь импозантном снаряженьи
Кортеж проследовал на двор,
Усилив общее броженье
И нетерпенье ловчих свор.

Едва покинули крыльцо,
Охота шапки поснимала.
...Муругий выжлец генерала /12/
Лизнул хозяина в лицо.

Макар лишь шапки не ломая,
На что-то дядюшке пенял,
А тот, рассеяно внимая,
Героя за́ плечи обнял:

– Ну, что в бездействии застыл,
На всё взирая оком пресным?
День быть сулит не бесполезным,
А ты как шомпол проглотил...

Ужель взыскательному взгляду
Моя хвостатая родня
Не угодила?.. Так порадуй
Хотя б улыбкою меня.

Ну вот, уважил...– пусть и грустной.
Теперь представлю то, чем горд –   
Трёх дев, воительниц искусных –
Что ж, оцени, каков эскорт!

Что, оробел пред этой ратью!?
Быть может, сударь, помнишь ты
Лишь дам салонной красоты,
Одетых в дымчатые платья
На белых шёлковых чехлах,
Ещё с розанами в корсаже?..   
Так наши «Глаши» много краше
Всех тех, что пляшут на балах!

– К чему же, дядя, сей наряд
Для костюмированного бала?
– Ужель охотницам пристало
Блистать нарядами наяд? /13/

Или как римские Дианы /14/
Скакать в хитонах по долам?..
– ...Ах, дядя, любишь балаганы,   
Рядишь холопов в яркий хлам!

– Мы в честь твою наряд справляли,
Ты – наш Лукулл, наш Сципион! /15/
Во славу всех твоих баталий!
Ужель не красит женщин он!

К ним не стыдись себя примерить –
Они не слуги, но друзья!
И с тем тебе желаю я
Любить Любовь и Вере верить,

Да быть с Лейло́й всегда в ладу!
Ну, как? Ты рад приятной встрече?
Но, будет... Ловчий, дуй в дуду!
А то, спохватишься – уж вечер.
 
Макар приставил рог к губам,
И звук протяжный и унылый
Наполнил сразу воздух стылый,
Перекрывая праздный гам.

Свои войска окинул взором,
На меринка проворно влез...
Псари, посвистывая сворам,
Лавиной двинулись в заезд.

Стремянный к барину бегом
Донца каурого подводит – /16/
Тот под бордовым чепраком,   
Расшитым золотом по моде.

Но дядя прежде проследил,
Как дамы стронуться верхами.
Кого-то лично подсадил,
Им декламируя стихами:

«...Эх, гром победы разразился!
Так веселись отважный Рос!»
Затем к коню поворотился
И ногу к стремени занёс...

- 3 -
И вот, гумно пересекая,
Охота двинулась в поля
Вдоль жнив, где парится земля,
Осиротело остывая.

Племянник с дядей локоть в локоть
К заказу дальнему скакал,      
Куда Макар крестьян послал
Зверьё из уймища оттопать. /17/

Вот в двух верстах от леса встали, –
Пора охоту им разбить,
Что б больше гона зацепить,
Герою своры отсчитали…

Нежинский с тракта съехал вправо,
За ним тянулась вдоль полей
Псарей осипшая орава –
В семь свор по восемь кобелей.

И, отделившись от подруг,
За ним последовала вдруг
Та из прелестниц, что одета
В мундир гусарского корнета.

Она пристроилась чуть сзади,
Как адъютанты при параде,
Что он, едва скосивши взгляд,
Мог наблюдать её наряд.
 
За ней он исподволь следил,
Саже́ней сто молчал уныло,
Но верных тем не находил...
Как вдруг героя осенило,
Что масть игреневой кобылы  /18/
Пришлась хозяйке в тон волос,   
Он обернулся к ней и мило
Экспромт любезный преподнёс,

Мол: "Злато девичьих кудрей
Всегда в нём будит ностальгию
По краскам зреющих полей,
Тех, что лежат теперь нагие".

Словесных перлов блеск глубинный
Не тщись, красотка, распознать!
Он мыслил скуку лишь прогнать,
Но всё ж порыв его невинный
Был оценён. Взглянув хитро́,
Его улыбкой осветила:
– Ах, право, сударь, вышло мило!
Ужель Державина перо?

Порозовел, как маков цвет, 
То верный знак – «поэт» доволен!
Достал сконфуженно кисет,   
И две понюшки – шумно, вволю.

Когда бы разум наш пытливый
Нас с большим пылом опекал:
Нам гимн неискренних похвал
Дороже брани справедливой!

Так первый шаг, пусть неуклюжий,
К знакомству сделан – с этих пор
Стал интервал меж ними уже,
И завязался разговор.
 
Он так увлёк, что не слыхали
Как у кустарников, вдали,
Уже борзятники порска́ли,
И заходились кобели.       /19/
И лишь тогда они прервали
Свой диалог, когда Морфей –
Выжлятник крикнул:       /20/
               – Гляньте, барин!
А вот и первый нам трофей!
 
- 4 -
Запел рог ловчего левей,
И замелькало средь ветвей...
Взяли́сь борзые злобным хором,
С тем подвыванием, в котором
И ярость слышится и страх;
Завидя волка на парах,
Сорва́лась дядюшкина свора   
И заложилась за матёрым.

Он мчался полем, бросив лес,
За ним тянулся хвост собачий...
Вдруг показался доезжачий
И поскакал наперерез.

И вот, заметив человека,
Могучий зверь замедлил скок   
И, целясь в ближнюю засеку,
Свернул по вымоине в лог.

Но две Макаровы борзые
Возникли как из-под земли,
Свалились сбоку, подсекли,
Сцепив клыки на волчьей вые.

Всей сворой сразу же насев,
Собаки злобно гомонили;   
Псари, кто ближе, подоспев,
Проворно волка соструни́ли.  /21/

Макар взвился́ победным кличем!
Герой был сценой поглощён,
Вдруг слышит рядом вскрик девичий,
Враз обернулся... видит он
Как новый зверь широким махом
Летит на них во весь опор –
Волк прибыло́й, предавшись страху,  /22/
Спешил покинуть шумный бор.
 
И в тот же миг метнулись своры
На подклик ближнего псаря,
Настигли скоро, как снаряд,
И обложили, взявши в шоры.

И так эскортом, не рискуя,
Бежали обок без затей...   
Тут волк вильнул и, сбив борзую,
Помчался прямо на людей!
 
Кобыла рыжая всхрапнула,
Метнулась прочь и понесла –
Не удержавшись, из седла
В бурьян наездница скользнула,

И, завершив своё паденье,   
Перекрывает зверю путь...   
Но волку стоило мгновенья   
Через неё перемахнуть,

Он лишь наддал, прибавив ходу
И увлекая за собой
Собак и всех, кто был поодаль.
К упавшей кинулся герой:

Она лежала, смежив веки,
Чело как мел, мундир в пыли...
Он огляделся…– лишь вдали   
Сновали люди близ засеки.

Склонился вновь и чутким ухом
К груди волнительной приник…
Жива! Едва доступен слуху
Дыханья шепчущий родник.

Разъял ремень, ослабил ворот,
На треть венгерку расстегнул,
В лицо рассеяно взглянул
И... задержался долгим взором.

- 5 -
Как хороша! Прилив волненья
Рождают нежные черты,
Лицо иконной красоты
Не страсти ждёт, а поклоненья,

Фарфор откинутой руки
Так тонок, хрупок и прозрачен,
Природой с тщанием таким      
Фигуры абрис обозначен.

Отнюдь доступностью своей
Надежд игривых не сулила.
Она лежала... и над ней,
Как зачарованный, застыл он.

Вдруг спохватился, может стать
Её нужда в леченьи всяком,   
А здесь – земля её кровать,   
И вместо фельдшера – вояка.

Поднял, прижав её к груди, –
Так невесом лишь ветер в поле.
Она откинулась без воли,
В седло её не усадить.

Так вдоль межи с ней и шагает,
Спеша до ближнего села,
Где, как слыхал, в избёнке с краю
Знахарка старая жила.

Её венчали бранным словом.
Когда Герой ещё был мал
И верил россказням дворовым, –
Лет больше ста ей всяк давал.

Её чурались в те года,
О ней судили осторожно
И ненавидели, возможно,
Но шли, когда была нужда.

И, знать, запомнил наш герой
Рассказ беспутного Евстрата,
Как ведьма выходила брата
С пробитой в драке головой.

Здесь на околице, в сторонке,
Куда не хаживал народ,
Её окрайняя избёнка
Углом врезалась в огород,

Где за оградою кривою,
Уж подтверждая ремесло,
Среди привычного росло
И разнотравье луговое.

Сруб, покосившись, в землю врос,
Меж брёвен мох торчал клоками,
Взамен крыльца прилажен камень,
Под крышей связки травных кос.

- 6 -
Ещё говаривал Евстрат:
Избу ей ставил сын с женою
Лет эдак... сто тому назад,
Ещё при прадеде героя.

Где сын(?) – да бог его поймёт!
Пропал однажды, на ночь глядя.
Свекровь, как сказывал народ,
Была с невесткою в разладе;

Та, не замедлив, померла
Какой-то странною хворобой.
Она ж, едва пропали оба,
Помолодела, расцвела.

...А, впрочем, всё девичьи байки!
Он с хрупкой ношей на руках   
К избе подходит без утайки,
Оттопал грязь на сапогах,

Хозяйку кликнул… – нет ответа,
Плечом о дверь, и входит в дом,
Здесь постоял… – глаза с трудом
Привыкли к сумрачному свету.

Окно под ставнями, сквозь щель
Лишь пыльный луч в избёнке шарит,
Тяжёлый дух, как будто варит
Напитки бражная артель;

Вязанки травные в углах,
По полкам крынки и баклажки,
На двух изрубленных столах –
Реторты, ступки, мерки, чашки...

Гирлянды странных корневищ
До пола свесились с полатей,   
Из-за обвисших полотнищ –
Остов растреснутой кровати.

Не видно образа в углу,  /23/
Углём исписанные стены,
А подле печки на полу
Хрустит козлёнок свежим сеном.

Хозяйки нет. Придётся ждать.
Завесы ветошь огибая,
Он ношу нежно опускает   
На заскрипевшую кровать.

Сюртук свой, свёрнутый кольцом,
Он ей под голову подвинул,
Присел на край, ссутулив спину,
Вгляделся в нежное лицо:

Мерцая бледною луною
В потемках мрачного жилья,         
Оно, казалось, не земное,
Несло печать небытия.

Он словно вечно с ним знаком,
Лица черты – близки и любы...
И, тихой нежностью влеком,
Её он вдруг целует в губы.

Но, между тем, над ним довлеет
Неясных страхов вязкий гнёт,
И смутный глас бежать зовёт,   
Но вялость членами владеет.

- 7 -
Как вдруг, сквозь щели с чердака
Труха посыпалась, и глухо
Заныли доски потолка,
Скрипучий смех коснулся уха...

Раздался шаркающий звук
И, истекая прелым духом,
Неторопливо через люк
Спускалась жуткая старуха:

Грязны, залатаны одежды,
Лицом суха, сера, как прах,
Безгубый рот, обвисли вежды,
Рука иссохшая в узлах;

Седые пряди неопрятно
Узлом затянуты назад…   
Лицом безжизненна, но взгляд
Его затронул неприятно:

Застывший блеск бесцветных глаз
Пронзил мятущуюся душу, –
В нём жгучий холод волю рушит
И члены сковывает враз.
 
Рот недвижи́м, но как из лона
Скрипучий голос слышит он:
– Уж здравствуй, барин! Мой поклон!
Стал редок гость со дня-Семёна.  /24/

Не нужно слов, – как не понять,
Что привело в мои хоромы!
Мой дом и старая кровать
К услугам всех моих знакомых.

Не удивляйся, но тебя
Я, барин, сызмальства знавала;
Следила, искренне любя,   
И постоянно принимала

Твоих бесчисленных подруг,
Вдруг «осчастливленных» тобою...
Теперь скажу: её недуг
Твоих тревог никак не стоит!

Её не дольше, чем за час,
Поднять бы на ноги сумела...   
Но вот тобою завладела   
Хвороба пуще в сотни раз:

Подруг тебе уже не смочь
Разжечь вниманием и лаской,
Душа твоя мрачна, как ночь,
И всё ты мажешь серой краской.

Как исцелить такой недуг?..
Дай вспомнить... Да, конечно знаю!
Но я потребую услуг –
Ответных… плата небольшая.

- 8 -
Нежинский взглядом просветлел,
Не веря собственной удаче:
– Хоть всё имеет свой предел, –
Проси, исполню, не иначе!

Ты хочешь денег? Новый сруб?
Иль живность – птицу, тёлок пару?..   
– Эх, барин! Молод ты и глуп...
Взгляни, к чему мне это старой!

В груди рождался хриплый шум –
Старуха, кажется, смеялась...
– Ну, полно! Будет тужить ум -
Совсем незна́чимую малость!
 
Гляди, как ве́тха и стара я,
И жизнь во мне едва лишь бьётся...
Но даже муха домовая   
С ней без восторга расстаётся.

К исходу близок путь мой дальний.
Но, не лукавя, скажет каждый,
Чем он длинней, тем боле жаждут
Продлить стезю своих страданий.

Ты, барин, смог бы сделать чудо –
Продлить мой путь, пополнить вехи,
И я рабой покорной буду,
Немой и преданной навеки…

– Ты что-то путаешь!.. Болезни
Да чудеса – твоя обитель.
Вот если кто тебя обидел...–
Так не найти меня полезней!

Скажи, коль ты над всем воро́жишь,
И все тебе подвластны хвори,
Зачем сама ты в этом горе
Себе содействовать не можешь?

– Не всё мне властно в сей юдоли.
Коль путь начертан волей божьей,
То не в моей ослабшей воле
Продолжить век, что мне положен.

– Да сколько ж лет тебе, колдунья?
Смеётся старая опять:
– Им счёта, барин, не веду я.
Но меньше, чем могла б желать!

Оставь мне юную подругу...
– Оставить? Вряд ли понимаю...
– Оставь, как плату, как услугу…
Она ведь – девка крепостная,

Цены приличной не имеет.
Ты ж – обретёшь себя здоровым!
Нежинский хмурится сурово:
– А что ж... с подругою моею?

– Да ты простись без скорби с нею,
Да за собой не жди греха:
Она немедля подряхлеет
И в лучший мир сойдёт тиха́.

– Ах ты, поганка моховая! –
Нежинский вспыхнул, словно трут,   
– Как плесень тленную тебя я
По стенке пальцем разотру!

- 9 -
Пусть гнев его и справедливый
Я не могу не разделить,
Но монолог красноречивый
Пора из текста удалить.

...Она стояла, не переча,
В глазах зияла глубина,
Её ссутуленные плечи   
Всё распрямлялись, и она
Росла и словно заполняла
Собой зловещее жильё,
Елея уж не источало
Лицо притворное её:

В зрачках то вспыхивало пламя,
То воцарялась темнота...
Он, как в дурманящем тумане, –
Где чувств, и мыслей пустота, –
Стал погружался в мутный омут,
Его охватывал покой…
И слабость приторной истомы
Связала члены…Наш герой

Осел устало, замолчал,
Поплыло всё пред взором сонным...
Скрипучий голос монотонно   
В щели безгубой зазвучал:

– Что ж, может статься, многих дев
Их грешной жизни я лишила,
Их жалкой плотью завладев -
Но лишь она мне дарит силы.

Грехов грядущих их лишу
Для чистоты души нетленной,
В оплату бренности презренной
Их в лучший мир препровожу.

Во мне их годы. Их тела
Живут века и служат людям...
А скольким жизни я спасла!
Смогла исправить сотни судеб!

Скажи, ужель не оправдать   
Ничтожных тел служеньем вечным,   
И жизни грешницы беспечной   
За ум и мудрость не отдать?!

- 10 -
«Конечно, старая права...»
Покойный сон смыкает очи.
И как прозрачна голова,
И червь сомнения не точит!

Сползает на пол воин наш,
Укрыт дремоты одеялом,
Старуха тает, как мираж...   
Наплыл туман... и всё пропало...

Не знаю, долго ль спал герой?
...Но вот, в опутанном сознаньи,
Как будто смутное мерцанье,
Рождалась мысль во тьме искрой:

Едва заметна поначалу,
Крепчала, жгла, лишала сна –
Так, словно послана она   
Той, что о помощи взывала!

Свинцом налившиеся веки
Он приподнял: всё тот же дом,
Столы – разбитые калеки,
И дрожь тенёт под потолком.

Опёрся на́ руку; у двери –
Его попутчица, она
Недвижна и обнажена,
Потуплен лик и взгляд потерян.

Козлёнок мёртвый возле ног –
В лохань из шеи рассеченной
Стекает, пе́нясь, ручеёк...
Горшок дымится закопчённый

И едким дымом полнит дом…
Вкруг нежной девы ведьма вьётся,
В лохани черпает ковшом,   
И кровь, струясь, на плечи льётся.

Углём исчерченные ноги
В зловещих знаках грудь, живот,
Их омывая по дороге,
Струя кровавая течёт.

Затем старуха оголила
Свой жуткий остов, напилась   
Отвара с дымом, ворожила,
Вошла в лохань и облилась.

Рукою гостью обвила
И замерла, сливаясь с нею...
Он видит, как дрожат тела
И быстро девица стареет.

Так подбиралась смерть, увеча
Доселе дивные черты,
Лишала бренной красоты:
Увяла грудь, обвисли плечи...

Легла морщин паучья сеть
У блеклых глаз, поджались губы,
Нога, усохшая как плеть,
Едва видна сквозь дыма клу́бы.

А что ж колдунья? – и она   
Преобразилась столь же скоро, –
Неузнаваемо стройна,
И молода лицом и взором!

Переступив лохань, прошла
К ушату с чистою водою,
Омылась, волос за спиною
В тугую косу заплела.

И нежным облаком белея,
Пронзая сумрак наготой,
Стоит коварная Цирцея,   
Прельщая редкой красотой.

Лишь на груди, прикрытой дланью,
Вздымался в такт её дыханью
И источал неяркий свет
Его сразивший амулет –

Звезда иль крест восьми лучей…
Но знак дотоле неизвестный,   
Металл сияющий, небесный,   
Под синий цвет её очей.

Она направилась к герою:
– Ну, что, мой милый? С этих пор
Твоя должница пред тобою,
И днесь исполнит договор.

И гладит грудь ему и плечи,
Спешит расстёгивать жакет…   
Наткнулись пальцы на кисет:
– Что это… – немощи предтеча?!

Ох, молодёжь! Пороков сплав!
Да с ним жеребчик станет клячей!
Сей яд заморский, как удав,
Проглотит волю и удачу!
...Ах, дар сердечный? – так тем паче!
И в печь швырнула, осерчав.

– Теперь воспрянь, обретший силы!
Я так желанна и мила!
Ужели страсть не пробудила,
И страсти знак не подняла?

Прошла, сияя наготою,
Изящной гибкостью дразня:
– Я чудодейственней настоек!
Прими ж, как снадобье, меня!

Но наш герой подавлен духом
И беспокойный мечет взор, –   
В лохани ветхою старухой
Стоит другая, как укор...

Знахарка взгляд перехватила,
Её прелестные черты
Вмиг исказились, злая сила
Срывает маску красоты...

Всё! Медлить некогда! И он,
Собрав в себе остатки воли,
Вскочил, в ногах не чуя боли,
Бежать на свет, из ада, вон!
 
Но взгляд запнулся о кровать:
Там, где мундир деви́чий брошен,
Он видит в ворохе одёжи
Гусарской сабли рукоять;

Помимо разума рука
Влечёт оружие из ножен...
Взметнулась сталь у потолка...
Ах, как же он неосторожен!

Она отпрянула... Герой
Скользит в крови ногой нетвёрдой,
Не удержался, вспомнил чёрта,
И въехал в печку головой...

И в это краткое мгновенье
Успел подумать: «Видно, рок!
И жизнь – пронизь невезенья,
И смерть – нелепа, как лубок...»
 
-------------------------------------
1/ доезжачий – старший псарь на охоте.
2/  «Собак по сворам развели…»; свора – две борзых или две пары борзых на сворке. Сворка – ремень, на котором водят охотничьих собак.
3/  «На длинных сворках хортяки…» – хортяк (хорт, хортица, хортый пёс) – борзая собака, ловчая, для травли, тонкого строя; борзая с низкой, гладкой шерстью, в отличие от псовых и густопсовых, мохнатых.
4/  берейтор –  инструктор, обучающий верховой езде.      
5/  стремянный – конюх, ухаживающий за верховой лошадью.
6/  венгерка – гусарская куртка с нашитыми поперечными шнурами.
7/  кивер – высокий головной убор из жёсткой кожи с козырьком (воен.)
8/  драгунский шлем; драгуны – род кавалерии, вооружение: палаш, карабин;
в облачение драгун этого времени входила каска, украшенная конским хвостом, защищающим шею от сабельного удара, наносимого сзади.
9/  лоси́ны – белые штаны из лосиной кожи, как часть военной формы в отдельных полках старой русской армии.
10/  уланский, уланы – род лёгкой кавалерии, вооружённой саблями и пиками.
11/ «рейтузы с кантом…» – узкие, длинные кавалерийские штаны (а отнюдь не женское трикотажное бельё!)
12/  «Муругий выжлец…»; муругий – масть животного, рыже-бурый;
       выжлец – гончий кобель.
13/ «Блистать нарядами наяд» – наяда в древнегреческой мифологии – нимфа рек и ручьёв. В ироничном смысле: обнажённая купальщица.
14/ «Или как римские Дианы…» – Диана (греч. Артемида), в римском пантеоне – богиня охоты (в частности), изображалась с луком и стрелами.
15/ «Ты наш Лукулл, наш Сципион!»;  Лукулл, Сципион – знаменитые древнеримские полководцы.
16/  «Донца каурого подводит…»; донец – жеребец донской породы, каурый – светло-каштановый.
17/ «Зверьё из уймища оттопать»;  уймище – дремучий лес;
      отто́пать – отпугать, отогнать, выгнать из леса в поле.
18/ игре́невый – о масти лошади – рыжий со светлой гривой и хвостом.
19/  «Уже борзятники порска́ли и заходились кобели»; борзятник – ловчий при русских борзых; порска́ть – криком натравливать гончих на зверя;
заходиться (о собаках) – заливаться истошным лаем.
20/  выжлятники – в псовой охоте: охотники, ведающие гончими.
21/  соструни́ть – связать, стянуть туго; (охотн.) перевязать зверю морду и привезти живьём.
22/  прибыло́й – молодой, последнего помёта.
23/ «Не видно образа в углу…»; образ – икона, навешивалась в «красном» углу дома.   
24/ «Стал редок гость со дня-Семёна»; Семён-день, 1-е сентября, начало бабьего лета, конец уборки ржи, начало посиделок, праздник охотников.   
***********************