Завершающий штрих к книге коллеги

Жюри областной олимпиады по физике приступило к работе. Рядом со мной в мысленный диалог с одаренными школьниками вступили мои друзья Старовойтов, Чернов, Кротов и наши бывшие студенты, а ныне учителя разных школ города и области.

- Уважаемые коллеги, я на минутку отвлеку вас от дела - негромко произнес входя в аудиторию Петр Владимирович Шилов, директор областного лицея, в котором мы расположились вместе с юными дарованиями -  я только что вернулся с совещания в облисполкоме. На нем присутствовал и Александр Михайлович. В перерыве нашлась минутка переговорить и я рассказал ему о том, что сейчас происходит в лицее. Радьков просил передать вам всем привет и пожелания успешной работы.

- Не изменяет себе Александр Михайлович - подумал я и отметил сам себе, что за последние 17 лет практически не пришлось встретиться с ним и переговорить хотя бы несколько минут. Но все эти годы он все равно был как бы рядом со мной и не только потому, что очень часто приходилось мысленно советоваться с ним, размышлять как он оценил бы те или иные мои действия. Он был рядом еще и потому, что каждый раз, возвращаясь с различных мероприятий, присутствовавшие там сотрудники университета передавали приветы от Радькова иногда просто физмату, иногда с перечислением отдельных имен. Эти немногие слова от разных людей убедительно показывали, что высокие должности и беспредельная занятость не оторвали Радькова от университета и родного физмата, что он всегда знал чем они живут….

- А каждому из вас, Петр Георгиевич, Леонид Евгеньевич, Станислав Михайлович и Виктор Михайлович передается привет персональный – продолжил Шилов - кроме этого Александр Михайлович благодарит вас за то, что не прекращаете работу с талантливыми школьниками. А еще рассказал о том, что он написал книгу «Мой физмат», в которой каждый из нас удостоился отдельного рассказа*.

Прошло несколько дней и вот этот труд в моих руках…

Один только взгляд на оглавление и я мгновенно окунулся в свою молодость, в самые яркие страницы моей жизни на физико-математическом факультете  Могилевского педагогического института. Волна воспоминаний унесла в прошлое, в мысленный диалог с моими учителями, с самим собой, с нашей молодостью. Потом, с каждым последующим эссе, книга постепенно перемещала мысли по годам, десятилетиям и возвращала к настоящему, сюда, где каждого из нас не отпускает свой физмат.

Я живу им с 1965 года, хотя и раньше мне приходилось слышать имена Мазаника, Столяра и др. от моих школьных учителей и на городских олимпиадах по математике. Сегодня я хорошо понимаю, что годы студенчества, каждая лекция семинары, экзамены - это подарок судьбы.

На встречах с однокурсниками мы всегда вспоминали различные случаи из жизни, связанные с нашими преподавателями, а позднее некоторые однокурсники стали преподавателями института и мы частенько, вспоминая прошлое, оценивали его уже как коллеги наших бывших учителей. Со временем обнаружилось, что мы по разному относимся к своему прошлому, вспоминаем события, которые неизвестны другим участникам беседы и со временем, вместо бессмысленных споров я пришел к совершенно простой и очевидной мысли – у каждого из нас есть свой физмат, а все вместе они и представляют наш физмат.

  Сегодня на суд общественности А.М.Радьков представил свой «МОЙ ФИЗМАТ», а мне подумалось, что в этой работе не хватает одной главы. Она могла бы называться 

 АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ РАДЬКОВ

    Конечно, с позиций автора в ней нет необходимости. Когда первые эмоции уйдут на задний план, но все еще не позволят закрыть эти страницы, заставят раз за разом возвращаться к ним становиться совершенно очевидным, что такую главу о себе Александр Михайлович написал. И ее содержание находится не только в предисловии и некоторых эссе, где он говорит о себе в явном виде. Очень важное и интересное находится и в тех частях, где в каждом рассказе через свои взаимоотношения с разными людьми, через их яркие характеристики он опосредованно также представляет нам и самого себя. Существующий на каждой странице в явном или неявном виде Радьков делает эти казалось бы разрозненные эссе цельным литературным произведением, что и позволяет ответить на вопрос: «А почему Радьков? Почему именно он создал такое произведение, а не кто-то другой из многих-многих моих коллег, в том числе и я, чья жизнь это и есть физмат?».

Думается именно потому, что умел видеть в каждом из нас не просто сослуживца, а в первую очередь единомышленника во всем спектре человеческих интересов. Именно Александр Михайлович стер грань между производственным и бытовым в своих взаимоотношениях с нами. С каждым он смог связаться дружескими узами, зачастую выходя и на семейный уровень. Основой этих связей конечно же был уровень профессионализма членов нашей физматовской семьи, наши научные достижения.

В полной мере это ощутил на себе и я. Поэтому для меня с позиции читателя (читателя не вообще, а читателя конкретного - Рабзонова П.Г.) небольшой рассказ о нем сделает всю книгу более логически завершенной. Этот рассказ охватывает события в основном уже вне рамок физмата и я оправдываюсь тем, что автор книги тоже в отдельных случаях описывал и постфизматовскую жизнь некоторых наших коллег.

          Мне лестно слышать о том, что он знал меня в качестве старшекурсника. Между нами разница в три курса и пропасть между областями наших интересов вне непосредственно физико-математического образования. Поэтому в студенчестве мы не были знакомы лично, Служба в армии, аспирантура в Минске и в итоге мы с ним встретились уже как коллеги только через 10 лет после моего выпуска из института.

  Вернувшись из аспирантуры уже через непродолжительное время я обнаружил, что тот Олимп, на который я мысленно вознес своих учителей и коллег, начинает наполняться новыми людьми. Среди них мой однокурсник Морозов и учившиеся рядышком со мной на год-два позже Латотин, Чеботаревские, Петровский, Устинова и др. Они быстро нарабатывали такой же авторитет, как и наши учителя и среди них нельзя было не заметить Радькова. Нельзя было не видеть, что он увлечен научно-педагогическими исследованиями в интереснейшей области. С одной стороны это педагогика высшей школы, совершенно не представленная специалистами в те годы не только на физмате, но по моему и во всем институте. С другой стороны – это педагогическое тестирование, о котором мы тогда знали только то, что оно успешно развивается в далеких Штатах, выполняя лишь функцию контроля качества школьного образования. А вот обучающие возможности, да еще на материале высшей школы – это было ново, необычно, вызывало интерес к его докладам на методических семинарах. Хорошо было видно, что и студенты вовлечены в эту работ, будучи участниками педагогического эксперимента, который впервые для физмата проводился не в школах города, а здесь, в стенах института.

  Нельзя было не заметить и высочайшую общественную активность Радькова, а вот для меня она не была характерной. Видимо поэтому, а еще и потому, что наши научные интересы тех лет совершенно не пересекались, серьезных дружеских отношений тогда у нас не завязалось.

  Но вот маленький штришок к его портрету тех лет.

Заместителя декана по учебной работе очень часто можно застать в глубоко задумчивой позе около расписания занятий, которое нуждается в постоянной корректировке по самым разным причинам. Однажды, проходя мимо Радькова, решающего очередную организационную задачу и стараясь не нарушить его рабочего ритма, вдруг слышу: «Ну, Рабзонов, все расписание заплевал». Заинтригованный я остановился. Оказалось, что моя очень высокая в тот год аудиторная нагрузка привела к тому что мои занятия очень трудно сдвинуть, перенести в другую клеточку расписания для удовлетворения какой-то производственной необходимости. Вместе мы нашли приемлемый вариант и Александр Михайлович стал вписывать изменения, но вдруг становился и произнес:

  - Вот смотри, такое незаметное изменение на листе бумаги, а оно вторгается в реальную жизнь человека. Оно определяет, как минимум, его завтрашний день, а может и не он один. На острие моего карандаша сейчас как бы находится то, что будет происходить завтра со многими людьми.   

      Позднее, уже когда я сам работал над факультетским расписанием, я отчетливо понял, что в тот день Радьковым руководило вовсе не тщеславие, вовсе не чувство власти над кратковременными периодами жизни сотрудников, а совершенно наоборот – в той фразе вместилось чувство глубокой ответственности за результаты своего труда, труда тех кто находится рядом. И в самом деле. Составляя расписание, заместитель декана, кроме простейших требований если не научной, то хотя бы просто разумной организации труда студентов и преподавателей, должен учитывать и множество других факторов.  Впрочем Александр Михайлович все описал сам, в эссе о В.И.Волченкове и В.М.Кротове. Но, конечно, он не знает, что не однажды, когда я пытался отказать кому либо из преподавателей в просьбе подправить расписание в его пользу, тот обиженно произносил:

   - А вот Александр Михайлович всегда…

   - Стоп, стоп, стоп, знаю, знаю. Я сейчас постараюсь.

    И я брался за работу. Я действительно знал, как чутко относился Радьков к личным просьбам, сам неоднократно получал желаемое. Мои предшественники по должности замдекана довели уровень составления расписания до совершенства, чему я позднее в ранге начальника учебного отдела института получил убедительные доказательства. Ни один факультет не имел такого качественного и «бесконфликтного» расписания как физмат.

    Кстати, в учебный отдел меня привел именно Радьков.

     Однажды мне удалось разработать концептуально новый сценарий факультетского конкурса «Лучший будущий учитель» и успешно провести его в качестве ведущего. Впервые он принял вид своеобразного шоу, в котором студенты на сцене решали педагогические задачи, в том числе с участием приглашенных школьников. Немедленно последовало предложение сделать это и на университетском уровне. Вот там меня и заметил Александр Михайлович в совершенно новом качестве. В то время перед учебным отделом ставились новые задачи, а прежний его руководитель уходил на пенсию. В общем, первый проректор увидел на сцене актового зала университета не только лучших студентов, но и новые перспективы для учебного отдела.

  А через полгода мы с Александром Михайловичем по поручению ректора с головой окунулись в хлопоты по преобразованию института в университет и в мои заботы кроме должностных обязанностей вошли задачи, зачастую выходящие далеко за рамки функций начальника учебного отдела. Такая ситуация сохранилась и после завершения аккредитации. Последующие шесть лет по очень многим вопросам мне повезло очень плотно (по его выражению) работать рядом, набираясь управленческого опыта, которым он щедро делился со мной.

  Отмечу, что работая вместе мы ни разу не обсуждали вопросов моих научно-педагогических исследований, хотя процесс подготовки диссертации затянулся непростительно надолго. Тем не менее, именно Александру Михайловичу, рабочему общению с ним я обязан тем, что эффективным рабочим инструментом стали для меня те вопросы научной методологии, которые играют решающую роль при оформлении текста диссертации.

    Впрочем уже в самом конце нашей совместной работы кратенький (всего две фразы) разговор все же состоялся.  Однажды Александр Михайлович поинтересовался, когда же наконец диссертация будет представлена к защите.

 - Да скоро – неловко стал оправдываться я – вот только закончу вот это Ваше поручение и еще вот здесь…

 - Все, все, все – рассмеялся Радьков – можете не продолжать. Никогда не закончите.

     Так конкретно в мой адрес короткой репликой было сформулировано основное требование к своим сотрудникам – если для тебя наука находится на втором плане твоей работы, то тебе не нужно работать в высшей школе; не ищи оправданий неудачам, ищи средства их преодоления. Полученного урока хватило для форсирования работы и через пару месяцев она была завершена

     После перехода в университетский статус мы получили право открыть подготовку и по непедагогическим специальностям. Начали с того же, что и другие как частные, так и государственные ВУЗЫ – экономика и право. Первые студенты поступали к нам охотно, однако с некоторой настороженностью – все-таки экономика и право, а здесь всего лишь пединститут. В городе тогда мало кто осознавал, что мы уже что-то другое, сами долго привыкали и к названию, и к статусу, и к новым требованиям. Созданный новый факультет расположился в старом учебном корпусе, т.е. вдали от административных органов. Его занятия проводились параллельно с факультетом физвоспитания в условиях, которые уже не вполне удовлетворяли современных молодых людей. К тому же у нас, в отличие от других могилевских ВУЗов, не сформировалось тогда еще соответствующего педагогического коллектива, а значительная часть студентов оплачивали свое обучение. Назревал конфликт. К студентам поехал Радьков.

 Надо было видеть его по возращении!

 Он торжествовал.

 - Петр Георгиевич, каждый студент, выступивший на собрании с претензиями, предложениями, просьбами неоднократно произнес: «НАШ УНИВЕРСИТЕТ». Это значит, что они признали нас! Признали университетом! Они готовы вместе с нами пройти путь становления новой специальности.

  В своих воспоминаниях Александр Михайлович достаточно полно раскрыл тему различных застолий на факультете. Как очевидец, имею все основания утверждать, что он был прекрасным организатором хода товарищеских ужинов на уровнях от заседания кафедры до республиканских и международных совещаний. Но больше всего мне запомнилось застолье в узком кругу двух относительно высокопоставленных чиновников из Минска. Мы проводили его довольно далеко от города. Назад вернулись уже ночью в весьма приподнятом настроении. Расставались долго, любовались звездным небом, пытались завершить начатые ранее темы, да вот внезапно появлялись новые. И вдруг Александр Михайлович обратил наше внимание на яркую звезду:

 - Посмотрите, это же… (далее последовали названия звезды и ее родного созвездия, которых я уже сегодня не помню).

 Ну, надо же изумились мы с минчанами, так Вы еще и астроном?

 - Любитель, коллеги, любитель, отговорился Радьков. Просто увлекаюсь немного наблюдениями.

 В одном из своих эссе он подробно описывает это увлечение, но в ту ночь я об этом не знал и меня потянуло на юмор.

 -А это не звезда – говорю -  это сияет фонарь на высокой мачте грузовой железнодорожной станции.

     Станция с мачтами действительно была недалеко от нашего института, что и позволило мне придумать может быть не вполне уместную шутку Все-таки объектом был мой начальник, а рядом находились его начальники, приехавшие контролировать нашу работу. Но, как-то все обошлось. В тот момент настала очередь прощальных рукопожатий и мы разошлись по домам (гости в отель), унося с собой растворяющиеся в ночной темноте слова: звезда, ха-ха-ха, фонарь.

 Придя домой, я только и смог, что добраться до постели, ведь рано утром снова на работу.

 А что же Радьков?

 А Радьков придя домой нашел в себе силы не броситься в постель, хотя и ему утром идти на работу. Он уселся за книги. Интернета в наших домах тогда еще не было.

   Назавтра ровно через пять минут после начала рабочего дня я был приглашен «на ковер». Ну, вот допрыгался, подумалось по дороге к кабинету. И черт меня дернул с этим фонарем. Оно бы ладно, будь рядом свои, а то ведь приезжие.

В кабинете Александр Михайлович четко по деловому наметил план нашей работы на день, а потом назидательно и с отчетливым торжеством произнес:

 - Петр Георгиевич, это не фонарь. Это звезда…. (далее следуют два красивых названия, которые мне следовало бы «зарубить на лбу», да уж больно много было тогда хлопот с этими инспекторами - забыл).  Это звезда, а не фонарь. Я поднял справочники и убедился в том, что знал и без них. В эту пору ее координаты находятся именно там, куда я и показал.

 В тот момент я был оглушен не столько энциклопедическими знаниями Александра Михайловича, сколько его уникальной работоспособностью. С трудом пробормотав нелепые оправдания, отправился проинформировать гостей о действительном положении дел. А те были рады и восстановленной в правах звезде, и выполненному мною дополнительному поручению «подлечить им головки».

 Как говорится – пей да дело разумей.

 Александр Михайлович сполна соответствовал этому принципу.

  Что касается эрудиции Радькова в самых разных областях, то это могут подтвердить гости университета, приезжавшие к нам на различные научные конференции, производственные совещания, а также для выполнения функций контроля. В программу таких мероприятий мы всегда включали экскурсию по университету, а затем по городу. Уже в учебных корпусах наши гости были поражены тем, насколько свободно Александр Михайлович рассказывал о научных исследованиях не только в рамках кафедр, но даже и в отдельных кабинетах и лабораториях. Ну, а в поездке по городу комплименты ему сыпались буквально после каждой остановки у очередной достопримечательности. Не каждый из наших историков мог так увлекательно рассказывать о Могилеве.

  Вспоминаются и физматовские «Дни здоровья». Их спортивную составляющую возглавлял декан Е.Е.Сенько. Он вместе со студентами и молодыми преподавателями бегал на лыжах и в одиночку, и в эстафете, брался перетягивать канат. А его заместитель Радьков был душою «ярморочного» компонента праздника. Накануне студенты приготовили различные угощения и расположились с ними на полянке зимнего леса. Получить оладушку, конфетку, блинчик или пряник было не просто. Покупались они путем исполнения танца, песенки, стихотворения. Равных Радькову не было. Не в том смысле, что он лучше всех танцевал или пел, а в том, что увлекал в это занятие всех кто рядом. А вот склонить к танцам преподавателей удавалось редко. Видимо, те выкладывались полностью на лыжне, а скорее просто не обладали качеством свободного общения со студентами вне учебных аудиторий.

     Приближалось 90-летие со дня основания университета. Наши историки подготовили архивные материалы для юбилейного издания об его истории, однако рукопись оказалась сыроватой в литературном отношении, в ней отсутствовал современный период.

 - Петр Георгиевич, - обратился ко мне Александр Михайлович – возьметесь довести до ума? Не дожидаясь моего согласия, в котором наверняка и не сомневался, добавил - нужно хорошо поработать, НА ВЕКА делаем.

 Выйдя из кабинета с кипой рукописных и отпечатанных листов, унес с собой и груз ответственности. Действительно, книга если выйдет, то обязательно попадет в Национальную библиотеку страны. И это на века.  Поневоле вспомнилась та история с расписанием, которую описал выше и снова стал близким и понятным стиль работы, подразумевающий высочайшую ответственность за последствия движений карандаша административного работника.

 Спокойная работа над давно ушедшими периодами истории университета через некоторое время сменились существенным напряжением при переходе к современному этапу. С одной стороны, предстояло описать деятельность трех ректоров (Е.П.Кудряшов, М.А.Авласевич, А.М.Радьков), установив оптимальный баланс в оценке их роли в достижениях университета. С другой стороны, предстояло решить задачу отражения в этом издании роли его рядовых сотрудников. Обо всех ведь не напишешь, разве что просто перечислишь. А они, прознав о моей работе, зачастили в кабинет и как бы между прочим интересовались, а как там звучит та или иная фамилия. Никогда бы я не справился с этой проблемой без помощи Радькова. Ведь он знал этих людей и по работе, и во многих случаях по семейным отношениям еще со студенческих лет.

 - Ссориться ни с кем нельзя - ответил он однажды на мое предложение поссориться с одной организацией, плохо выполняющей наш заказ. Вот и теперь, внимательно вчитываясь в очередные, подготовленные мной строки и приговаривая «Ссориться ни с кем нельзя, обижать никого не надо» что-то вычеркивал (фамилии), что-то добавлял и в этом был весь он со своим беспредельно бережным отношением к людям.

  Это было еще и время работы над документами государственного статуса. Нам приходилось проводить экспертизу Концепции педагогического образования в стране, Общегосударственного классификатора специальностей, типовых учебных планов нового поколения и др. Приближался период стандартизации образования и внедрения Системы менеджмента его качества. Кроме содержательной работы над документами, мы обязаны были обеспечить и своевременность представления своих рецензий в Министерство.

 И я получил право входить в кабинет ректора вне очереди.

  Да, в кабинет первого проректора была очередь В свое время она развернулась на 180 градусов и стала очередью в кабинет ректора. Дело происходило в одной и той же приемной. Однажды я находился в ней за несколько минут до окончания обеденного перерыва. Ровно в 15.00 секретарь выглянула в коридор и с улыбкой произнесла «Вот, хоть часы проверяй – ВЕДУТ нашего Александра Михайловича». Я знаю, что она увидела – по длинному коридору учебного корпуса идет Радьков в сопровождении нескольких человек. Они дождались его у входа и пытаются на ходу решить какие-то вопросы, а может и рассчитывают проникнуть вместе с ним в кабинет, минуя очередь. Я понимаю, что некоторые мои коллеги несколько злоупотребляют близостью своих отношений с Радьковым в прошлые годы. Понимает это и он, тем не менее каждый получает свою толику внимания. В деловой, рабочей атмосфере очередь постепенно рассеивается. И я знаю, что каждый вышедший из кабинета унес с собой одобрение его предложений, направленных на развитие университета, даже если они кому-либо могли показаться мало значительными. Конечно, решались и бытовые вопросы, но это уже за рамками огласки.

 - Это неправильная организация работы, эта очередь просто мешает работать – иногда ревниво говорил первый проректор, к которому на беседу люди шли не очень охотно и лишь в случае острой необходимости.

 Видимо разное понимание работы было у них. Правильно-неправильно, а университет работал с Александром Михайловичем в бесконфликтной обстановке, в отличие от соседних ВУЗов, куда время от времени вынуждены были наезжать министерские «пожарные команды».

 «Мафию победить нельзя, но ее можно возглавить» – изредка говорил Радьков, когда местные, либо вышестоящие власти предъявляли, на наш взгляд, чрезмерные или вовсе ненужные требования а мы все равно были вынуждены их выполнять. Шутка-шуткой, а пришло время и мы смогли понять и оценить тактику, выбранную Радьковым на пути своего карьерного роста. В разных частях книги он ее описывает сам, нет необходимости повторять, а остается только констатировать, что вместе с Александром Михайловичем Радьковым из университета ушел высочайший уровень культуры взаимоотношений ректора с его единомышленниками во всем спектре должностей от лаборанта до профессора.
Судьба распорядилась так, что вместе с ним ушел со своей должности в университете и я. Теперь нам предстояло возглавлять коллективы разных организаций. Ему в масштабах всей страны, а мне небольшого колледжа. Тем не менее однажды мы снова оказались вместе. Наши имена и фотографии уютно расположились рядом друг с другом на соседних столбцах одной из  страниц издания "Кто есть Кто в Республике Беларусь", выпущенного в 2004-ом году. 
 

*Мой физмат / Александр Радьков. - Минск : Мастацкая литаратура, 2020. - 335с. - (Зеркало судьбы)