Два дня из жизни Наташи

               
           - А каково это, убить человека? Кто-нибудь из вас делал это? - неожиданно спросила Наташа.
            - Я вырос на побережье, в портовом городе, -  проговорил Виктор, работавший автомехаником, - юнцом попал в банду, мы грабили ювелирные лавочки, ломбарды. Понимаешь, когда работаешь и у тебя в руках автомат, тебе уже плевать, попадет под твой огонь женщина или ребенок. Есть задача и ты ее должен выполнить. Сейчас от нас зависят судьбы наших товарищей в тюрьме, так что выбора у нас нет. А гуманизм оставим для слюнтяев-либералов, которые лижут зад капиталистическим свиньям.
 - Нормой для человеческого общежития всегда будет ложь! - продолжил прерванный Наташей спор Антон, студент права, - Искренность так же ненормальна, как поедание младенцев на завтрак или хождение со штанами на голове вместо шляпы. Ложь помогает снять социальную напряженность, нивелирует агрессию, помогает людям хотя бы переносить инаковость друг друга.
- Без искренности все наши попытки обустроить общество на основе справедливости и равенства обречены на провал! - нервно выдохнул сигаретный дым Генрих, только окончивший школу юнец, собиравшийся поступать в иезуитский колледж. - Если мы принимаем ложь как данность, то вынуждены будем принять и все уродства государства - коррумпированную власть, продажную полицию, плутократов финансистов, разделить их веру в частную собственность и патриотизм. Почему ты этого не видишь? 
          - Вы оба правы! - подал голос чистивший автомат Виктор, - Необходима и искренность, и ложь. Как без лжи мы бы знали, что это искренность? Иногда уместно и солгать, Генрих, если эта ложь во благо. Ты же не скажешь Петре, что ее нос похож на брюкву, и что обтягивающие джинсы с ее слоновой задницей носить не стоит? Ведь так?
Молодые люди, собравшиеся на крохотной кухне, рассмеялись.
          - Если я такое Петре выдам, она меня пристрелит, - затушила одну и сразу прикурила другую Наташа. Перед ней стояло чайное блюдце, полное окурков. Несколько было разбросано по столу с грязными тарелками.
- Сходи, отнеси им поесть, Наташа!- вставляя пружину в затвор калашникова, велел Виктор. Наташа, захватив пару пакетиков с орешками и бутылку воды, пошла к пленникам, которых держали в чулане. Войдя, она сморщила нос, пахло немытым человеческим телом и испражнениями. «Похоже, они сходили под себя, надо бы их развязать, да ведро принести мусорное, пусть туда гадят, а то через несколько дней в штабе дышать будет нечем,» - решила про себя девушка.
Наташа была красива: правильные черты лица, распущенные светлые волосы до пояса, точеная фигурка. Но если бы кто-то  сказал ей об этом, она бы вцепилась ему в глотку, девушка ненавидела сексистов. На полу, скорчившись, лежали связанные пожилые мужчина с женщиной, на Наташу они смотрели с ужасом. 
 - Я принесла вам поесть, - положила на пол орешки и воду девушка.
           - Не убивайте нас, пожалуйста! Мы можем заплатить вам выкуп, мы состоятельные люди, - стала умолять женщина. На ее скуле алела свежая ссадина. Наташа развязала им руки и молча вышла из чулана.
 К вечеру наконец приехала Петра. Она привезла продукты и новости из комитета. Руководство фракции решило дать властям еще сутки, если через двадцать четыре часа политзаключенные не выйдут из тюрем и не будет опубликован манифест, заложников казнят. Затем руководство выберет объект для нападения и сообщит Петре. Расположились на ночь в гостиной. На пол бросили матрасы. Оружие и боеприпасы сложили в углу. Петра и Антон сразу заспорили, провокационные высказывания юноши бесили толстуху. Виктор и Наташа сидели на кухне. За окном был обычный будний вечер в большом городе. Слышны были гудки проезжавших по улице машин, время от времени вой полицейской сирены. Шторы были плотно закрыты. Виктор держал над пламенем зажигалки стальную ложку. Когда раствор стал прозрачным, поставил себе укол.
Наташа предпочитала марихуану.               
- У тебя под ногтями траурные полоски, - сказал Виктор, беря девушку за руку.   
 - Я не принимала душ два дня, некогда было, - гладя мужчину по волосам, рассмеялась девушка, - скоро сама в свинью превращусь, как эти ублюдки в чулане.
 - Они капиталистические свиньи, а ты мой хорошенький поросеночек, - улыбнулся Виктор, сажая девушку к себе на колени. Он расстегнул молнию на джинсах Наташи и начал их стягивать. Наташа молча помогала ему бедрами. После молча курили сигареты. Когда они пришли к остальным, яростный спор был в разгаре.               
-  Гордыня, это смертный грех и, вместе с тем, Петра, это защитная реакция человека, необходимая ему для выживания. Осознание случайности своей жизни, ничтожества любого человеческого  существа, будь то властитель мира или гений по сравнению с величинами надмирными, ожидающего его небытия и забвения, как общей для всех участи, и все это без установки на мысль, на труд, причем без награды в будущем, может просто свести с ума или привести к суициду. Мудрая природа предусмотрела механизм компенсации. Это гордыня, следствие лени ума, - кричал Антон.
 - Человеку есть чем гордиться, Антон! - раскраснелась в пылу спора Петра. - Это существо, ставящее свободу выше жизни. Это существо, способное понять и разделить страдания других людей, обездоленных, это венец эволюции. Я горжусь тем, что я человек! - раскраснелась в пылу спора Петра.               
- Если понимать, что для создателя, что ты, что соседская собака, мучающаяся от газов,  что лист на дереве равно велики и одинаково интересны, то ваш выбор это путь самостоятельной мысли, причем становиться ясно, что впереди только труд и борьба, поскольку жизнь очень коротка, а в нашем случае непредсказуемо коротка, а успеть надо сделать очень много того, чего никто за нас не сделает! -  отвечал будущий адвокат.
- Создателя придумали капиталисты, чтобы держать народ в узде, а человек, это звучит гордо. Так русский пролетарский писатель Горький сказал и я с ним согласна, - парировала упрямая Петра. Генрих слушал обоих с открытым ртом. Он был еще так наивен, что опасался того, что в пылу спора друзья застрелят друг друга.
 - Если ты уверена в своей значимости и ценности, в том, что являешься венцом творения, что заслуживаешь большего, чем имеешь, то гордыня твое убежище и спасение, лелей и тешь свое эго. И это будет правильно, потому что гордыня на вселенских весах уравновешивает ответственность. Не будь гордыни, каждый человек бы осознал, что земля почти так же пуста, как и в первый день творения, что человечество находится в младенческом возрасте, что настоящих мыслителей и бунтарей с начала письменной истории было не более десяти человек. Что нужно упорно трудиться там, где поставила тебя жизнь. Что работы впереди непаханое поле и меньше не будет никогда, - завершил свою мысль Антон. Наступило молчание. Было слышно, как капает в раковину вода из крана на кухне.               
- А теперь давайте спать, завтра тяжелый день, - приказала Петра. Через минуту она захрапела. Генрих постепенно стал проваливаться в сон. На грани яви и небытия он видел странные геометрические фигуры, они двигались куда-то, сочетаясь в самые немыслимые узоры, потом подошла мама и окликнула его по имени. Виктор и Наташа лежали, крепко обнявшись и слышали как во сне Генрих звал маму. Антон лежал с открытыми глазами и смотрел в темноту. Это была его первая ночевка вне дома. В чулане пожилой мужчина утешал жену. Она плакала. Слезы оставляли дорожки на грязных щеках.               
- Все будет хорошо, Эльза, вот увидишь, они нас не тронут, обещаю. - успокаивал он супругу.  Женщина кивнула головой и неуверенно улыбнулась.
  Утром Петра ушла, а они включили телевизор. По всем каналам было о похищении директора крупнейшего банка страны и его супруги. «Требования похитителей стали известны вечером. Это освобождение из тюрем террористов и публикация их манифеста! - вещал диктор. -  Правительство говорит, что выполнение их невозможно».
 - Виктор! - засмеялась Наташа, посмотри, у него бакенбарды такие же как у тебя! Виктор обнял и поцеловал девушку:  - Наташа, отнеси им ведро, уже здесь пахнет, - велел он. Наташа пошла к заложникам.
   - Виктор, ты понимаешь, что все случится сегодня и мы не выживем? Надо отправить ее отсюда, немедленно, - вполголоса проговорил Антон. Генрих испуганно взглянул на мужчин, мысль о смерти не приходила ему в голову.               
- А ты попробуй ей скажи, Антон, она никого не послушает, ты же знаешь. Вошла Наташа и они замолчали.  В новостях было одно и тоже и они переключили канал, на музыкальном был концерт Брамса и Антон попросил оставить. Ему нравились «Венгерские танцы». Они промолчали весь день, каждый думал о своем. Генрих время от времени пытался завести спор, но остальные не поддавались. Вечером приехала Петра и велела собраться на кухне. Там она расстелила на столе карту, просто смахнув грязные тарелки и окурки на пол.
 - Подходы к полицейскому участку с улицы перекрыты решетками, поэтому зайдем со дворов. Здесь, за помойкой, дверь ведущая в арестантские помещения. Ее открывают ровно в восемь, когда привозят бачки с ужином. Охраны тут нет. Только полицейский, принимающий пищу. Заходим, находим ключи, освобождаем Питера и Марту, уходим. Стараемся без шума. У нас будет минуты три, не больше, потом они поймут, что происходит, и мы можем оказаться в ловушке. Наташа будет ждать в машине за углом. Все ясно?
- А с заложниками что? - спросила Наташа.
 - Комитет постановил их казнить, как представителей преступной власти капитала, - сообщила Петра.
- Можно я это сделаю, спросила Наташа? Петра, подумав, кивнула. Взяв оружие, они пошли к чулану. Виктор открыл дверь и все втиснулись внутрь. Дышать было нечем и Генриха едва не стошнило, побледнев, он вышел. Пожилые супруги при виде людей с оружием прижались к стенке, Эльза заплакала. Петра достала из кармана рубашки сложенный вчетверо листок, развернула его и прочла: «Революционный комитет Фракции Красной Армии постановил казнить Андреаса Берга и Эльзу Берг за преступления, совершенные против пролетариата и народной свободы». Наташа подняла большой пистолет и, зажмурившись, выстрелила. Первая пуля попала в стену и срикошетив, ушла в потолок. Виктор и Петра  бросились на пол. Антон в страхе пригнул голову. Вторая попала Эльзе в шею, из которой обильна полилась кровь. Андреас закричал, Эльза задергала ногами, размазывая кровь. Наташа, открыла глаза, посмотрела на жертвы и, бросив пистолет, выскользнула из чулана. За дверью ее стошнило. Виктор, встав, из автомата дал две короткие очереди по заложникам, поднял Петру с  пола и они  вышли. Одежда Петры была вся в крови. Генрих гладил рыдающую Наташу по плечам и что-то успокоительно шептал. Через час они выдвинулись к полицейскому участку.
Сразу все пошло не так.
 Их заметили еще до того, как они подошли к задней двери и открыли огонь. Петра погибла сразу, Антон долго отстреливался, прячась за мусорными контейнерами, но полицейский кинул гранату и все было кончено. Раненого в живот Виктора бросили на бетонный пол в участке и били кованными ботинками до тех пор, пока он не превратился в кусок окровавленного мяса. Он умер по дороге в больницу. Генрих, когда остался один патрон, выстрелил себе в рот. Он выжил и позже предстал перед судом, приговорившим его к пожизненному заключению. Через год при странных обстоятельствах он был убит в тюрьме.
 Наташу, оставшуюся ждать в машине, никто не тронул. Машина простояла в переулке три часа, мимо проезжали полицейские машины, сновали криминалисты и репортеры, но девушку, судорожно вцепившуюся в руль и смотрящую прямо перед собой, никто не заметил. Наконец она нажала на педаль газа и поехала прочь. Слез не было. В порту она купила билет на первое же попавшееся судно, которое шло в Данию. Через три года она вышла замуж, всю жизнь проработала медсестрой и ушла из жизни в возрасте семидесяти лет в доме престарелых, оставив дочку и двоих внуков. Об этих двух днях она никому не рассказывала.