Крысы. Глава 6

 Всё гораздо хуже, чем кажется
   
В общем, мы устроились с Анной у меня, - я великодушно предоставила в её распоряжение Мартину комнату, - и подозрительно скоро, почти незаметно, жизнь наша вошла в размеренную колею и даже как-то упорядочилась. Хотя поначалу, я этому весьма активно сопротивлялась. Ну, сами посудите, я всегда ела, когда хотела. Ещё и до катастрофы, вся эта возня с завтраками и обедами, казалась мне не просто лишней, а вообще бессмысленной. Так же, как и вещи, которые я оставляла там, где считала нужным или удобным для себя. Ну и так далее. Но с появлением Анны кое-что стало меняться. Она с мягким, но настойчивым постоянством стала заводить свои порядки. Для начала разобрала и привела в порядок вещи. Но этим не ограничилась, - бог мой, она разложила их по полочкам!
Затем отмыла пол, натёрла какой-то блестящей ерундой мебель. Мы стали есть за столом с чистой скатертью. Но главное, что следует отметить: у нас появились завтраки. Да, да, самые настоящие: она варила кофе, - походный газовый баллон, который я обнаружила как-то в рыболовном магазине - очень пригодился, - однако, как по мне, это было неслыханное расточительство!
Кроме того, Анна запаривала кашу, готовила хлопья на сухом молоке и даже умудрялась сооружать яичницу с ветчиной! Мне, как уже было сказано, поначалу нововведения Анны не слишком пришлись по душе, поскольку я считала нерациональным такое расходование средств, - даже её больничные запасы были вовсе небесконечны, - но позже я смирилась. Точнее, смирилась, как вы понимаете, это не про меня, просто мне… не то, чтобы очень понравилось, а было как-то непривычно, что ли. Такое, знаете, странное чувство, хотя и со знаком плюс. Приятно, чёрт возьми, просыпаться в чистой квартире, когда в придачу из кухни доносятся чудесные ароматы, напоминающие о недавней, но такой уже далёкой и почти позабытой жизни. И к тому же обо мне в жизни никто не заботился. Быть может, всё дело в этом? Однако считать некоторые поступки Анны нецелесообразным и излишним баловством, я всё-таки не перестала.
Например, она завела моду ежедневно делать влажную уборку, объясняя подобную растрату воды антирадиационной профилактикой. По одному этому, думаю, вы можете представить масштабы её наивности, а вместе с ней и уровень шума, производимый моим гомерическим хохотом, когда до меня дошло, что говорит она это абсолютно серьёзно, при этом находясь в месте, которое пропитано радиацией, как поролоновая губка при мытье посуды водой.
Я пыталась растолковать этой дурёхе, что даже эта ржавая вода, которой она пользуется - радиоактивна.
- Полюбуйся, что стало с эмалью в ванне, где некоторое время стояла эта вода, - говорила я, - посмотри на свои руки, как думаешь, от чего они такие красные? От холода? Нет, моя дорогая, это и есть радиационный ожог… И вода в бутылках, которую нам ещё удаётся находить, и которую мы пьём, тоже отравлена. Несмотря на свою прозрачность и всю систему смехотворной очистки, которую ты изобрела из салфеток и активированного угля. Да мы напичканы радиацией от макушки до пяток, мы её излучаем на расстоянии, и лично я удивлюсь, если мы скоро не начнём светиться в темноте, не говоря уже о том, что вопрос почему мы всё ещё живы, так и остаётся открытым…
Анна тогда подошла ко мне, посмотрела прямо в глаза и просто сказала:
- Я знаю, Джеки, всё знаю… Ты думаешь, что я глупая и беспомощная, но это не так… Просто если опустить руки, то всё будет ещё хуже… И закончится гораздо раньше… Разве ты не видишь, к чему всё идёт?? Нельзя этого допускать, нужно сопротивляться, пока в нас ещё остаётся что-то человеческое, понимаешь?
Тогда я была уверена, что понимаю её. И речь идёт о том, чтобы просто не тронуться умом. Анна сама рассказывала, как покончил с жизнью лечащий врач, узнав, что вся его семья погибла. Как же я ошибалась тогда! Моя подруга по несчастью имела в виду нечто совсем другое и гораздо более существенное, о чём я ещё не имела понятия. А Анна уже тогда понимала к чему всё идёт… И при этом я воображала себя гораздо умнее, практичнее и опытнее её!
Так что Анна занималась благоустройством нашего быта, а три раза в день накрывала стол так, как будто с минуты на минуту ждала дорогих гостей. Несмотря на то, что я легко и свободно продолжала обходиться без столовых приборов, которые она отыскала под моими завалами, смеяться или препятствовать ей в этом после того разговора, мне уже как-то не очень хотелось.
 Даже, когда она мягко напоминала мне, что окуркам место в пепельнице, а не в раковине, или молча подкладывала картонный подстаканник под моё пиво, - оказывается в моей берлоге нашлось и такое, - я если и ворчала, то больше уже для вида. Мне как-то вдруг стало ясно, что для неё это важно, и я даже жалела иной раз, что у меня самой не возникает особого желания следовать её примеру.
Кстати, именно Анна обнаружила дополнительный источник воды, ещё до того, как её отсутствие могло стать для нас серьёзной проблемой. Непонятно почему, но в подвале нашего дома, недалеко от того места, где были расположены отсеки для хранения вещей, имелся огромный, ржавый кран, из которого, подумайте только, всё ещё текла вода! Анна ходила за ней каждый  день, и прежде чем использовать, подвергала очистке с помощью нехитрого изобретения, о котором я уже упоминала.
В последнее время, мы стали ходить вместе, потому что делать это в одиночку было попросту небезопасно. А всё потому, что в подвале были… они. Крысы. В этом не было бы ничего странного, уверена, что они и раньше водились там, но всё было не так-то просто. Сначала я не поверила Анне, которая как-то сказала о том, что видела в подвале крысу… не совсем обычных размеров. Когда я спросила, насколько необычных, она как-то растерянно улыбнулась и не слишком уверенно развела руки на ширине плеч.
- Может мне, конечно, показалось, - произнесла она, - хотя сейчас я в темноте не только хорошо ориентируюсь, но и вижу.
Мне было известно, что Анна не боится крыс. Да, представьте себе, мне пришлось проглотить эту горькую пилюлю. Анна, маленькая, хрупкая Анна, от любого звука превращающаяся в изваяние; Анна, похожая на куколку-балетницу из детского стишка, - именно такой я представляла себе это эфемерное создание в восемь лет, - пожимала плечами, глядя на меня прозрачными глазами, заявляя: «А что? Такие же живые существа, как и все прочие», так вот она их в отличие от меня, не боялась! И даже больше. Мне кажется, где-то в глубине души она им даже сочувствовала.
Впрочем, меня неизбежные встречи сами знаете с кем, тоже почти перестали волновать. Может, потому что выхода другого не было. Избежать их нашествия, когда на улицах, в скверах, в жилых домах, в самых разных учреждениях полно разлагающихся трупов, просто невозможно. А то, что их не тронет радиация, или что-то ещё, так, мама дорогая, в этом вообще сомнения никогда не было. По крайней мере, у меня. Помните эту шутку из прежней жизни, про то, что после ядерного удара выживут только крысы и тараканы? Так вот, это правда, а ещё: не фига это не шутка.
Радиация им даже на пользу. Они набирают вес и силу, увеличивая день ото дня свою популяцию. Как говорится, и шерсть блестит, и глаз горит. Ладно, нигде это не говорится, я сама это только что сочинила. Просто рассказ Анны про величину мерзких грызунов, только подтверждает то, о чём я говорю, то есть пишу. Понимаете, о чём я? То, что для нас и других животных - ужас и трагедия, для этой пакости - родная стихия, положительно влияющая на их активность и размножение.
Снова то там, то здесь, стали встречаться трупы. И это после пяти месяцев со дня катастрофы! Причём у всех был один и тот же признак. Они были изуродованы крепкими и острыми зубами. Некоторые до такой степени оказывались объедены, что не всегда можно было понять, какого пола был человек. Знаете, что самое ужасное здесь, на мой взгляд?
Тот факт, что вот человек смог пережить самую страшную трагедию, случившуюся на нашей планете, спастись от светового излучения, ударной волны, да не одной, многочисленных пожаров, но оказался бессилен против пары десятков голодных крыс. Это тоже мне Анна разъяснила. Она хорошо изучила симптомы лучевой болезни, которые наблюдала у умирающих в больнице. У новых покойников их практически не было. К тому же от самого ядерного взрыва и его последствий одни умерли в первые сутки, другие, в течение следующей пары недель. Самое большее месяца. Были ещё и такие, как мы, которые выжили. Не спрашивайте по какой причине, вы же в курсе, что она мне неизвестна. Просто так случилось и всё.
Между прочим, рак Анны, который так и не вырезали… куда-то делся. Самоликвидировался, то есть. Я, конечно, не могу утверждать на все сто процентов, но если не считать некоторых характерных для всех выживших признаков: буро-серая кожа, жёлтые белки глаз, повышенное оволосение после облысения и прочее, - выглядит она вполне здоровой.
Сама Анна уверена, что рака в ней больше нет. Говорит, что просто знает это и всё. Думаю, ей можно верить. За время, проведённое в лечебных учреждениях, она весьма поднаторела в медицине.
Вот такой вот побочный и весьма неожиданный эффект всемирной, ядерной катастрофы.
Так, бишь, о чём это я? Ах да, о том, что по воду в подвал мы теперь ходим вместе. Анна цедит из крана, а я свечу фонариком, сжимая в руках свою верную биту.
Именно находясь в таком положении, я и увидела их. Вернее, рассмотреть хорошенько у меня получилось только одну. Остальные бестелесными тенями растворились в темноте. Что вам сказать? Если вы можете представить непомерно длинную, упитанную таксу буро-серого цвета почти без ушей, зато с облезлым хвостом и длинным, подвижным носом, то тогда у вас появится хотя бы приблизительное представление о том, на кого стали походить эти бестии.
- А может, они всегда здесь были такими? - не особенно рассчитывая на ответ, поинтересовалась я немного позже у Анны. Она медленно покачала головой из стороны в сторону.
- Откуда тебе это известно? - спросила я запальчиво.
Просто иногда меня бесила её манера изображать из себя мисс Всезнайку. Ведь я никогда раньше не спускалась в подвал, потому что в этом не было необходимости. Все мои личные вещи спокойно умещались в средних размерах рюкзаке.
- Джеки, таких крыс не существует в природе… То есть не существовало раньше. Скоро будет полгода, как произошли один за другим три ядерных взрыва, а значит, это второе, а то и третье поколение грызунов, родившихся уже после катастрофы… И они отлично приспособлены к новым условиям. Ты сама видела…
Это было правдой. Но это была не вся правда. Дело в том, что я заметила в их внешнем облике и поведении ещё кое-что особенное. Как выяснилось очень скоро, не я одна.
- Ты обратила внимание, как она смотрела на нас? - спросила меня Анна.
Честно говоря, я даже вздрогнула, когда Анна задала этот вопрос. Не только потому, что это было внезапно, или я не ожидала этого от неё, скорее из-за того, что до последнего надеялась, что мне показалось. 
Всё дело в том, что эта тварь отличалась не только своими ненормальными размерами. Она ещё и разглядывала нас так, как будто ей было просто интересно, за каким чёртом мы сюда пожаловали. Понимаете, что я хочу сказать? В её взгляде, - каком-то чрезвычайно осмысленном, - совершенно не было страха или хотя бы простой звериной настороженности, такой обычной для любого животного. Для любого, но только не для этого существа!
Она смотрела на нас, как на равных! Спокойно и уверенно, будто ожидая с ленивым любопытством, что мы предпримем дальше. Нет, даже не так.
К свиньям собачьим, я снова собираюсь обвести вокруг пальца саму себя. Она смотрела с превосходством! Честное слово! Эта гадина наблюдала за нами с таким видом, будто мы не просто вторглись на её территорию, а представляли какой-то вид примитивных существ, за которыми забавно было бы понаблюдать. Вы можете спросить: неужели же я всё это сумела прочитать в одном-единственном взгляде какой-то крысы, да ещё и в полутёмном подвале. Да! Клянусь вам. Это было что-то большее, чем просто взгляд. Это была информация, какое-то знание, которое просто появилось в моей голове и всё. Откуда оно пришло и каким образом я так точно его «прочитала», мне не ведомо, но могу присягнуть, что крыса имела к этому самое непосредственное отношение.
Анна, кстати, говорила тоже самое. Почти слово в слово. И о превосходстве, и о том, что мы для этих тварей какой-то ничтожный, странный вид, что-то вроде прямоходящих гусениц. Анна даже добавила, что сама крыса всё это нам и транслировала. Да, понимаю, это слегка перебор, но не могут же у двух разных людей по одному и тому же поводу настолько совпадать их мысли и ощущения? И знаете что? Я скажу больше. Очень возможно, что так всё и есть. А ещё, я уверена, и последующие события это не раз подтверждали, что современные крысы, родившиеся после апокалипсиса и не знакомые с человеком в том объёме, что их предки, воспринимают нас не совсем так, как мы привыкли думать. Ну, знаете, человек, мол венец мироздания, вершина эволюции и прочий бред. О, нет… В лучшем случае, мы для них что-то вроде нового вида хомячков.
Они не боятся! В этом, идеальном для них мире у них попросту нет врагов! Те жалкие ошмётки человечества, которые всё ещё живы, явно не представляют для них сколько-нибудь серьёзной опасности. И я убедилась в этом, когда запустила в наглую физиономию помятым, оцинкованным ведром без дна, с незапамятных времён валяющимся возле этого крана. Крыса только слегла отклонила корпус и проследив удивлённым, но вовсе не испуганным взглядом за его траекторией лениво исчезла за углом, махнув на прощание сильно укороченным, толстым и омерзительно облезлым хвостом.
Потом случилось кое-что даже хуже огромной, подвальной крысы, наблюдающей за нами с любопытством естествоиспытателя.
 Сначала появился этот мерзкий звук. Когда кто-то методично что-то грызёт. Причём этот кто-то очень прожорливый и сильный, к тому же он явно не один. Затем на лестнице появилось крысиное дерьмо. В этом не было бы ничего странного, - у нас много чего валяется на лестнице: от самого разного мусора, до неизвестно кому принадлежащих костей, - если бы оно не было раз в пять крупнее обычного.
Просто будь иначе, думаю никто из нас не обратил бы на это особого внимания. В подвал мы теперь спускались вооружённые до зубов: бита, баллончики с газом, автомат Фреда, который я экспроприировала, старый револьвер, - обнаруженный нами под стойкой в одном из баров, там ещё оставалось пара-тройка патронов, - и всё равно было страшно спускаться туда. Даже мне. Потому что нет ничего хуже неизвестности. А здесь неизвестно было всё: сколько их, на что они способны, где прячутся, ну и т. д. Но скоро необходимость рисковать, таскаясь с вёдрами в подвал - отпала сама собой. Наш волшебный источник относительно питьевой воды - иссяк. Кончился. Из крана, отвёрнутого нами до конца, упало лишь несколько ржавых капель. Поднимаясь с пустыми вёдрами к себе, нас едва не сбила с ног  пара огромных, буро-серых крыс, пронёсшихся по лестнице с отвратительным свистом, напоминающим ультразвук. Мы с Анной, прижавшись к стене, чтобы дать им дорогу, наверняка представляли собой весьма жалкое зрелище. Но могу признаться, что мне совсем не стыдно. Видели бы вы этих монстров! Мне кажется, они и свистели для того, чтобы мы убрались с их пути. Не помню, чтобы раньше эти твари так нагло себя вели и издавали такие мерзкие звуки. Видите?! Я до сих пор не могу перестать сравнивать день настоящий с тем, что было «раньше». Хотя я злюсь и одёргиваю сама себя постоянно, напоминая, что нет никакого «раньше» и уже не будет. Никогда! Думаю, пойми я это своевременно, мне было бы гораздо легче.
Обогнавшие нас хвостатые образины скрылись за дверью квартиры, расположенной прямо под нами. Я нарочно проследила за ними, потому что неслись они так сосредоточенно, будто у них была определённая цель, которую они стремились во что бы то ни стало достичь.
И хотя были они гораздо быстрее, чем мы, стало ясно, куда они делись, как только мы увидели весьма внушительную дыру в левом нижнем углу двери. Мы с Анной молча посмотрели сначала на неё, а затем друг на друга.
- Когда она появилась? - спросила Анна, - Мы ведь проходили здесь вчера или…?
- Позавчера, - мрачно поправила я, - или что-то вроде этого… Да неважно… - мне совсем не хотелось говорить, потому что не стоило показывать Анне насколько это скверно, - Однако, быстро работают эти ребята… Помнишь, тот ночной звук??
Но Анна и так всё поняла.
- Это очень плохо… - сказала она, когда мы поднялись к себе и закрыли дверь.
Сейчас, когда мы видели то отверстие, в которое спокойно пролезла бы не самая маленькая собака, запирание нашей хлипкой, деревянной двери на замок, выглядело, как насмешка.
И вот когда мы сели за сервированный к обеду стол, (несмотря на то, что кроме рыбных консервов и какой-то крупы, у нас уже ничего не оставалось, Анна всё ещё продолжала изображать светскую даму и заниматься подобной ерундой) она сказала, что нам нужно уезжать отсюда, причём как можно быстрее.
Она была права, я и сама об этом думала. Да только помалкивала. Потому что у меня пока не было решения. А если так, то какой смысл сотрясать воздух?
- Ты только посмотри, что происходит, - проговорила Анна шёпотом, как будто опасалась, что нас может кто-нибудь услышать, - вчера ты вернулась с пустыми руками. Потому что во всём городе, уже вряд ли найдётся место, где остались бы продукты. А сегодня случилось кое-что и похуже. И я имею в виду не только факт отсутствия воды.
Я что-то буркнула по поводу того, что незачем объяснять то, что и без того известно. Но только - куда ехать? Анна, возможно, не в курсе, но я делала уже небольшие вылазки на запад и север штата. Сунулась однажды и на юг, но там дело обстояло, как мне показалось, ещё хуже. Многие дома были разрушены или выжжены пожарищем. На улице носилась ржавая, колючая пыль, вызывающая слёзы, носовое кровотечение и нескончаемый, сухой кашель. И ещё: там не было деревьев. Вообще, после того, как я покинула пределы штата, мне не встретилось ни одного живого существа.
 Даже тех высохших деревьев-мертвецов с серой, скрученной в трубочку листвой, как у нас, я не увидела. Тогда вездесущая, радиационная пыль проникла и в мотор бьюика, который начал чихать и глохнуть через каждые пятьдесят-сто метров, пока окончательно не сдох. И мне пришлось идти пешком, бог знает сколько времени по раскалённой, пустынной трассе, задыхаясь и кашляя, прежде чем я наткнулась на фургон, который ближе к ночи всё-таки смогла завести. Но и он продержался совсем недолго. Та ещё, знаете, поездочка выдалась, надо сказать. Именно после этого, я стала задаваться философскими вопросами по поводу того, что это за мир, в котором хрупкий человек оказывается выносливей железной коробки с мотором?! Так что по поводу постапокалипсических дорожных путешествий, можете не сомневаться, у меня имеется своё мнение. И я поделилась им с Анной. И как бы ставя точку, сообщила, что везде одно и то же, и что нужно иметь хоть какое-то представление о том, куда можно направиться, а иначе…
По лицу Анны было видно, что у неё это представление имеется, и она только ждёт удачного момента, чтобы мне о нём сообщить.
- Значит, нужно ехать на восток, в Даруту, моё родовое гнездо! - заявила она таким уверенным тоном, словно я только и ждала момента, когда же она объявит пункт назначения, - Это каких-то триста-четыреста километров отсюда….
Анна засмеялась, как будто мы обсуждали предстоящую увеселительную поездку. Но как только я собралась сказать, что думаю по поводу людей, принимающих абсурдные решения, не потрудившись их для начала хотя бы обсудить, как она заговорила горячо и торопливо, словно каждую секунду опасалась, что я не дам ей закончить.
- Ты только подумай, что мы теряем? Да ничего! Оглянись, Джеки, воды в подвале уже нет… Запасы её в других местах, тоже явно на исходе. А сколько часов нужно шарить по городу, чтобы обнаружить хоть что-то, годящееся в пищу? Ещё две, три недели и мы начнём мучиться от голода и жажды до тех пор, пока нашими обессиленными телами не займутся те монстры, которые уже сейчас ведут себя, как хозяева.
- Но кто сказал, что в другом месте будет по-другому? - вяло отозвалась я, ковыряя холодную, жёсткую кашу из пакетика.
- Мы этого не знаем! - ответила Анна, - Ты сама сказала, что не была на востоке. А Дарута  - именно там… Там дом моей бабушки, там…
- Да ты спятила, подруга, - усмехнулась я, - только не говори, что и в самом деле веришь, что милая бабуля испекла малиновый пирог и поджидает любимую внучку, сидя у окна.
- Конечно, нет… - Анна отвернулась и посмотрела в окно, как будто оно не было занавешено, и за ним не мельтешила колючая, ржавая пурга. Так всегда происходило, когда поднимался ветер.
В это время лучше не соваться на улицу, если у вас нет скафандра. Потому что ржавая дрянь, липкая и колкая, забивается даже под обмотанное в несколько слоёв тряпьё, и оставляет нешуточные ожоги по всему телу.
Так вот, а Анна смотрела так, будто всего этого не было и в помине, - я серьёзно говорю: вы родились не только в шёлковой распашонке, но и с золотой ложкой во рту, если никогда вживую не наблюдали этой сводящей с ума песчано-ржавой вьюги, завывающей над унылым, почти марсианским пейзажем. Я нисколько не сомневаюсь, что в тот момент она отчётливо видела залитую солнцем петляющую дорогу на восток и нас, радующихся новому дню.
- Никто меня не ждёт, - её голос прозвучал глухо и как-то обречённо, - я знаю, что бабушки нет. Вернее, мне точно стало известно это не так давно, но я знала, что её нет. Даже год могла назвать… Мне было восемнадцать, когда её не стало. Тогда я просто почувствовала это.
В этот момент, я лишь неимоверным усилием воли не закатила глаза и, кстати сказать, горжусь этим. Просто, все эти разговоры о чувствах, по-моему, какой-то потусторонний бред. Хлипкий, спасительный тросик для беспомощных и отчаявшихся. Ну а моя подруга все эти беседы о чувствах, душе, предназначении человека и прочем благочестии просто обожает.
Но видно кое-что всё же не прошло и мимо меня, раз я даже бровью не повела в этот раз.
- Бабушка из Даруты - это мать моего отца. Пока родители не развелись, мы ездили к ней почти каждый год. Иногда летом я жила у неё по месяцу, а то и дольше. У бабушки небольшой, но основательный дом почти у самого леса. А у меня была своя комната в мансарде, такая солнечная, из неё даже лёжа в окно были видны верхушки деревьев. Но потом отец ушёл из семьи и всё закончилось. Мать постаралась вытравить из своей, а заодно и моей памяти всё, что так или иначе было с ним связано.
Наверное, в глубине души она жалела, что не может подобным образом поступить и со мной. Ведь она постоянно твердила мне, что я точная копия своего отца. Ну а потом мы вообще переехали. И началась совсем другая жизнь. Мать снова вышла замуж, родилась моя сестра, - тут Анна усмехнулась, - в семье, наконец-то появился любимый ребёнок! И я, как ты уже знаешь, не стала задерживаться в родительском доме, которого у меня, по сути, никогда и не было…
И тут, кстати, я первый раз подумала, что наши истории очень похожи. И не так уж мы далеко отстоим друг от друга. Каким бы абсурдным вначале это мне самой не казалось.
- Таким местом был и остаётся тот бабушкин дом в Даруте, - снова подала голос Анна, - и ничего сколько-нибудь похожего у меня в жизни просто не было…  Знаешь, она всегда говорила, что дом - мой. Но я тогда не придавала этому значение; в детстве и юности к таким вещам относишься по-другому. А когда узнала, что он мой по завещанию… тоже ничего не сделала. Только проклинала себя, что так и не съездила к ней никогда больше. Почему? Я ведь была уже взрослая! Наверное, всё боялась, что мать сочтёт это предательством, а я так мечтала заслужить, если не её любовь, то хотя бы одобрение. Какая непроходимая глупость! Искать понимание и сочувствие у того, кто на них в принципе не способен…
Она вдруг с силой схватила меня за руки.
- Нам нужно поехать туда! Поверь, Джеки, я это точно знаю…
- Ага, чувствуешь… - хмыкнула я. И вдруг увидела, как волна болезненной гримасы, пробежала по её лицу. Знаете, я даже испугалась.
- Анна, милая, я очень хорошо понимаю тебя, но только послушай, что ты говоришь! Мы не можем в нынешних условиях просто сесть в машину, которая и по этому-то городу передвигается с большим трудом и поехать… неизвестно куда.
    Странно, но я уже тогда знала, что соглашусь, но как обычно упорствовала. Не знаю, почему. Наверное, не хотела слишком быстро соглашаться, чтобы не казалось, что меня так просто можно уговорить. Мол, не успела Анна рассказать свою слезливую историю про холодную мать, добрую бабушку и её пряничный домик, как я, пуская слюни от нетерпения, уже готова мчаться, куда мне прикажут. Помните, я уже рассказывала об этой своей особенности? Ни за что не признаю чью-то правоту, или тот факт, что тоже об этом подумываю. По крайней мере, не сразу. Конечно, я вовсе не разделяла радужных иллюзий Анны… Но она была права: пришла пора делать отсюда ноги.
- Да почему? - не унималась Анна, - Что нас здесь держит??
- Да потому! - почти рявкнула я, - Ты что действительно не понимаешь? Откуда мы знаем, как всё сложилось в этой твоей Даруте? А что, если там ещё хуже, чем здесь?
- Хуже, чем здесь? - растерянно повторила Анна.
- Представь себе, принцесса… - я с особой, мстительной радостью передразнила её интонацию, при этом уже вовсю прикидывая, какое направление всё же предпочтительнее.
 - К югу отсюда, всего в каких-то жалких ста милях, не осталось ни одного целого здания или дерева! - это я уже произнесла вслух.
- Я понимаю, но… - пролепетала Анна.
- Очень в этом сомневаюсь; ты в отличие от меня, не шла пёхом несколько часов по раскалённой дороге, с обожжённым лицом и руками, похожими на рваные перчатки со свисающей с них лохмотьями кожей…
В её глазах отражался явный ужас, но я намеренно не стала вносить поправки. Тем более, что если с моей стороны и было допущено некоторое преувеличение, то самую малость. 
- Но что же нам делать, сидеть здесь и ждать конца?
- Ни в коем случае! - совсем другим тоном, торжественно ответствовала я и посмотрела на Анну: как же я обожаю такие моменты, - Ты, конечно, права, отсюда нужно рвать когти… Хотя, знаешь, странно, что тебе это пришло в голову только сейчас, тогда, как я, например, поняла это ещё с месяц назад…
- Джеки! - воскликнула Анна, и было в этом возгласе и удивление, и радость, и упрёк за то, что я так убедительно разыгрывала своё несогласие и что-то ещё, чему трудно подобрать определение.
- И мы отправимся… - мой нарочито суровый тон, призван был пресечь дальнейшие восторженные излияния, если бы Анне пришло в голову обрушить их на меня, - Как только хорошенько подготовимся…
- Конечно, ой я…
Анна испуганно замолчала под моим прицельным, холодным взглядом.
- Так вот, я продолжу, если ты не против. Как только эта карусель, - я махнула головой в сторону окна, - хотя бы немного уляжется, мы выходим на охоту. Вдвоём. Ясно?
Полюбовавшись секунду интенсивным киванием Анны, я продолжила:
- Нужно будет прочесать отдалённые районы… Например тот, что за сырьевыми складами и улицы, что рядом с фабрикой Хадсона. Я почти не бывала там. Кроме необходимого запаса воды и провизии, нам понадобится много вещей: горючее, аккумуляторы, фонари, спички, инструменты, оружие… Так что из собственных вещей, берём только необходимый минимум.
- Ты уверена, что нам удастся всё это раздобыть? - осторожно спросила Анна, дождавшись паузы.
О чём она говорила? Господи, конечно, у меня не было в этом никакой уверенности, но что оставалось делать?
- Не знаю, - сказала я вслух, и это было честно, - очень на это надеюсь. В крайнем случае, недостаток чего-либо постараемся восполнять по дороге, либо…
Анна снова с тревогой уставилась на меня.
- … либо просто будем обходиться тем, что есть…
Может быть смешного здесь не так уж и много, но мы рассмеялись… Чуть ли не в первый раз: вместе, открыто и искренне, как в детстве, не сговариваясь. И кто бы что не говорил или не думал, ну там про пир во время чумы, и прочую ахинею, - это было здорово. Этим самым мы как будто говорили кому-то: эй, мы ещё здесь и сдаваться не собираемся, слишком рано списывать нас со счетов. Ну да, особенно учитывая, сколько мы уже перенесли.
И действительно, если нас не убил ядерный взрыв, один, второй, или сколько их там было; и не уничтожила расползшаяся вслед за ними по миру ядовитая радиация; не отправила на тот свет отравленная ею вода и продукты; не прибила шайка слишком быстро одичавших полулюдей; и мы не умерли самостоятельно без чьей-либо помощи от десятка, а то и сотни других причин, значит подписываться под фразой на чьём-то старом трейлере, что стоит на соседней улице «Совсем скоро встретимся в аду», нам ещё рано.
По какой бы причине это не случилось, для чего-то, возможно, это было нужно. И кто мы такие, чтобы с этим спорить?! И значит, нужно жить дальше, а жить, значит действовать. 
Вот так и было принято это решение уехать, и как бы дико это не звучало в наших обстоятельствах, ознаменовать тем самым, новый жизненный этап.