Забавы Нежинского - Забава седьмая

/по картине Франца Крюгера «Русская гвардия в царском селе». 1853/

ЗАБАВА СЕДЬМАЯ
*******************
ЗАГОВОР

(1797, июль)

               А Вас хоть раз да подмывало
               Отдать живот за идеал?
               Что?.. Нет на свете идеалов?
                ...Эх, славно я Вас напугал!
                (Автор)
- 1 -   
Жара, какой не вспоминалось!         
Ей-ей, подбросил чёрт дровец!
Сгорят хлеба – нечистым шалость,
А нам, убогим, что осталось!..
Забыл, как прежде голодалось? –
Ботва да ложка постных щец!
 
С июня – сушь, дождями бедно,
Опять же, знать, прока́зит чёрт!
…Какой уж час с зари рассветной
Катит герой под стон рессор,
Держась дороги неприметной.
А путь просёлочный не скор,
И пыли ду́шащий эскорт
Мытарит путника зловредно.
 
Ослабли ночи помраченья.
К рассвету юный генерал
По дому дал распоряженья
И спешно Питер покидал.

Бежал!.. Не смог он твёрдость духа
И ясность планов обрести…
Быть может ;жуткая старуха;
Сумеет как-нибудь спасти?..

И эта мысль перед рассветом
Иглой впилась в смятенный ум,
Ну, всё! Довольно тщетных дум!
Он едет к ведьме за советом –

Ведь назвалась его должницей!
Каким-то внутренним чутьём
Он знал: в избёнке за ручьём
Должна ;старуха; объявиться!
 …
Ах, как нас же страшит неясность,
Бессилье всё предугадать,
Заметить вовремя опасность,
И ей отпор достойный дать!

Когда ж к другим пришла беда,
Мы твёрдо знаем все ответы!
Что щедро дарим мы всегда –
Так это мудрые советы!

- 2 -   
На Ляды путь совсем разбит!
Коляска вздрагивала, ныла,
И под ритмичный стук копыт
Героя за́ полдень сморило.

В июльской вязкой духоте
Герой сомлел, исполнен лени,   
Он плыл в блаженной пустоте
Желаний, мыслей, ощущений...
 
Он, верно, где-то с полчаса
Медовой дрёме отдавался;
Вдруг, кони стали. Голоса…–
То кучер с кем-то пререкался!

«…Прервать такую благодать!
Вот я вас розгами, абреки!   
Нашли, где свару затевать,
Орут, как дети на просеке!
Иль не разъедутся телеги?..
О чём там спор – не разобрать.
Ох, как неладно поднимать
Свинцом налившиеся веки…»

Макар кричал:
                – Вот барин встанут –
Они сурьёзные у нас!
Так будут вам ужо кафтаны
И сапоги, и тарантас!

А чей-то голос хрипловатый
Макару дерзко отвечал:
– И поважней господ встречал,
Когда спровадил чёрт в солдаты.

Ты на рожны не лез бы, старый!
Покуда цел – так геть, слезай!
И вслед натужный хрип Макара:
– А ну, робятки, не замай!

- 3 -   
Ну, наконец-то до героя
Доходит смысл последних фраз!
Он приоткрыл заплывший глаз,
Глядь, перед ним – лицо рябое,

И рта щербатого оскал,
Клоками рыжая щетина…
– Что, барин, шибко напугал? –   
Заржал двухсаженный детина.

В том самом месте, где дорога
Наивно льнёт к березняку,
Забыв, что лес – не добрый кум,
А для проезжего – тревога(!),

Загородив коляске путь,
Резвилась горстка негодяев,
Рожном Макару целя в грудь,  /1/
И за узду коней хватая.

На бо́льшем – егерский мундир,  /2/
Видать, в бегах, из дезертиров! –
Теперь у татей в командирах, /3/
По тону – первый средь задир!
 
За ним бухтело и кружило
С пяток бедовых мужичков,
Для коих лес – и стол, и кров;
В руках рогатины и вилы.

И ну подбадривать друг друга
Чредой немыслимых угроз;
И кучер, серый от испуга,
Совсем струхнул и в козлы врос.

Но не таков Нежинский наш –
Испытан он свинцом и сталью,
Не на пугливого напали!
Эх, в руки добрый бы палаш!

Герой начальственно ругался,
Пугал изгибами бровей…
Но тать не шибко испугался,
А, оглянувшись, стал наглей:

– Да по́лно, барин, пыжить гру́ди –
Ужо видали петухов!               
Не видишь – мирные здесь люди?
Не доводил бы до грехов!

Да мы не скаредный народ!
Давай делиться без огласки:
Вы нам – коней, мы Вам – коляску,
Вы нам – кошель, мы Вам – живот!

Мы по натуре – добрячки!
Но нам носить, как видишь, не́ча,
И, коли ссудишь сюртучки, –             
За вас помолимся под вечер!

Герой наш не был бы героем,
Когда бы вывернул карман:
Детина хрюкнул, как кабан,
И сел, прикрыв лицо рукою.

Второй удар уже настиг
Того, что зубы скалил с краю;
И стушевалась рать лесная,               
И все отпрянули… на миг.

На миг!.. Но, силясь приподняться,
Лаская в кровь разбитый рот,
Детина всхлипнул:
                – Ах, ты – драться?!
А ну, губи его, народ!

И лиходеи осмелели,
И их рогатин острия,
Себе избрали тотчас цели;      
А тать хрипел:
                – Вперёд, друзья!

- 4 -   
Что ж, мой рассказ пришёл бы здесь
К весьма минорному финалу…
Да стук копыт прервал нахала,
Заставил враз забыть про спесь!

Из-за леска, на повороте
Возникли вдруг, как Божий дар,
Три статных всадника… и вроде, –
В мундирах Гатчинских гусар!  /4/

Заметив сцену, дали шпоры,
Клинки – из ножен, да вперёд!
Полны решительности скорой
Подсократить лесной народ.

А те, смекнув что их побьют,
Бросая вилы да рогатки,   
Пустились к лесу без оглядки,
Не попрощавшись...Что за люд!

И вот приблизился к коляске,
Уже задетый сединой,
Лихой полковник – глаз повязан,
И шрам, дарованный войной.

– Ну, как, целы́? Едва успели! –
Откозырял, сошёл с коня:
– А коль Вы, сударь, уцелели –
Уж тем одним спасли меня!
 
Наивной радости не пряча,
Нежинский вытер пот с чела:
– Ах, как Вы кстати!.. Вот удача!
Что Вас за служба привела?

Пожмите крепко эту руку!
Я Ваш пожизненный должник! –   
Но вдруг задумался на миг,
Нахмурен лоб, во взгляде мука...

– Так чем охране я обязан?
Что на просёлок привело?
Вздохнул полковник тяжело:
– Я, сударь, послан был с приказом…

– О, нет! Рискуя рассердить,
Позвольте, друг мой, против правил
Сам угадаю: может быть,
Фельдмаршал следом Вас отправил
Следить… не то – сопроводить?

Или обязан я графине? –
Её тревог не охладить…
– Я был бы рад…Увы, но ныне
Я здесь, чтоб Вас препроводить…

Простите, но обязан Вас
Я конвоировать в столицу.
Вот императорский указ,  –
Извольте, сударь, подчиниться!

- 5 –   
Пытаясь внутренне собраться,
Герой присел, прикрыв глаза:
Весьма несложно догадаться,
Откуда движется гроза.

Придал бровям изгиб тревожный:
– За что ж опала? Чем не мил?
Полковник сам расстроен был:
– Я не наслышан… но возможно:

Дворецкий, что не мог уснуть,
Подслушал за́ полночь… каналья,
Как Вы графиню наклоняли
На жизнь графа посягнуть!

– Ну, сударь, всласть повеселили! –
Подобной лжи не видел свет!
– Увы, графиня подтвердили...
– Графиня?! Боже, это - бред!

– Но то пустяк, – шепну я Вам, –
Твердил он, будто бы в угаре,
Что Вы склоняли… к мятежам
И к низложенью Государя!

И предрекали, что дождётся
Монарх бесславного конца,
Что разделить ему придётся
Судьбу ничтожного отца…
Что шарф вкруг шеи обовьётся,
Лишив глупца его венца! /5/

И не сошла ещё луна,
А Вас уж, сударь мой, искали.
Сказал фельдмаршал: «Коль пропали,
Так, знать, доказана вина!»

И по возможным сторонам
Вослед разосланы указы.
Я верю, сударь, Вам сполна!
Но я на службе... Я обязан.

- 6 -   
И пусть герой не из пугливых,
Но всё ж отчаянье взяло́…
Лихой гусар взлетел в седло
И ожидает терпеливо,

Солдаты одаль безучастно
Блуждают взглядами вокруг;
Макар, набычившийся, красный,
Глядит растерянно... Как вдруг

Отобразился ужас в лицах:
Качнулись, вздрогнув, деревца,
По-над дорогой хищной птицей
Взметнулась тень – быстрей свинца,

Порывом ветра пролетела,
И сгустком рыжего огня
Бесшумный зверь обрушил тело
На круп гусарского коня!

И конь шатнулся, с диким взором
Подался было от леска,
Не удержался на ногах
Под сокрушающим напором,
И сбросил наземь седока,
И рухнул следом столь же скоро!

Забился судорожно, дико…
Вскочил кой-как и, сбив седло,
Понёсся в ужасе великом... –
Всё в краткий миг произошло!

Никто не смел пошевелиться,
И страх в глазах горел огнём…
Могучий зверь же за конём
И не помысли вслед пуститься!

Рысь величаво обошла
Без чувств лежащего солдата,
А прочих из его отряда
Надменным взглядом обвела;

Смиренно двинулась к герою,
В колени ткнулась заурчав,
И, заявляя кроткий нрав,
Потёрлась нежно головою.

А что понять совсем уж сложно –
Притихли кони… напряглись,
Уже с постромок не рвали́сь,
А только всхрапывали тревожно.

И рысь с достоинством картинным,
Всех оглядев в последний раз,
Вальяжно двинулась в осины.
…Ведь минул миг, а будто – час!

- 7 -   
Когда в себя они пришли,
Беднягу разом окружили –
Он недвижим лежал в пыли,
В коляску тихо уложили.

Не довезти ведь до столицы –
Скорей, в Поленово, вперёд!
В усадьбе – доктор и сестрицы,
Надзор и трепетный уход!

Вот одного гусара шлёт
Герой за доктором в столицу,
Велит Макару торопиться:
– Вези скорее, да не влёт!

Смотри, доставь его без тряски –
Полковник спину повредил!
…А ты, служивый, чтоб с коляски
Мне глаз до дому не сводил!

Солдат растерян, взгляд тревожен –
Привык команды выполнять,
И тон господский непреложен –
Видать, привык повелевать!

«Тут самому бы не пропасть…
Пожалуй, лучше подчиниться».
Коляска резво понеслась:
Макар – искуснейший возница!

Дорога разом опустела,
Герой с трудом поймал коня,
Переседлал его, браня, –
А тот косил, дрожа всем телом.

Да и Нежинский – сам не свой:
Лишь дрогнет ветка, пискнет птица –
А он уж вертит головой,
Всё мнится – кто-то за листвой
За ним следит да веселится.

- 8 -
Конь пересёдлан – можно в путь…
«Неплохо б к сёстрам заглянуть –
Как там полковник-бедолага(?),
Да вон в пыли его бумага…

Но нет, бесценен каждый миг(!) –
Иной представится едва ли,
Поскольку нынче я в опале –
Вперёд, к знахарке, напрямик!»

Вспорхнул он соколом в седло –
Осталась выучка былая!
Вдали – искомое село,
И за ручьём – избёнка с краю.

Оборотился: позади,
Из-под растреснутой осины
За ним в спокойствии невинном
Нагая де́вица следит –

Одна из нимф или наяд –
Шедевр Создателя иль шалость?!
Поймав его тревожный взгляд,
Рукой взмахнула – что прощалась,

Встряхнула гордо головой,
И, вызывающе жеманна,
Пошла, покачивая станом,
Играя с солнцем и листвой,

Являя дивные изгибы,
Неспешно скрылась средь теней...
А вы, признайтесь-ка, смогли бы
Не устремиться вслед за ней?

Но, видно, он совсем пропал –
Ведь и «наяда» не прельстила!
Перекрестился наш чудила   
И что есть сил коня погнал.

  - 9 -               
А вот и старое село!
Он по околице промчался,
И что ни с кем не повстречался –
Считаем, так же повезло!

Всё так же брошено, в сторонке,
Куда не хаживал народ,
Полуистлевшая избёнка
Углом врезалась в огород.

Здесь за оградою кривою
Как будто время спать легло,
И ложе вечного покоя
Бурьяном буйно поросло.

И сруб подсел и в землю врос,
Меж брёвен мох увял клоками,   
Взамен крыльца – всё тот же камень,
Кой-где провален крышный тёс...

Хозяйку кликнул…– нет ответа.
Заныла дверь… Он входит в дом:
Здесь постоял – глаза с трудом
Привыкли к сумрачному свету.

В углах тенёта пеленой,
И печка жар давно забыла,
Пропало всё, что прежде было:
Столы и крынки, дух хмельной…

Лишь табурет средь пустоты
Каким-то чудом сохранялся,
Как будто гостя дожидался,
А сверху…– свежие цветы!

Он осмотрелся: где-то там
Кровать за пологом стояла,
На ней красавица лежала –
Он приникал к её устам,

Затем – знахарка ворожила…
Припомнить – пчёлы в голове!
Она одна владеет силой,
Чтоб воспротивиться вдове!

…А если ей резона нет
Спасать мятущуюся душу?! –
Тогда пусть ведьма даст совет
И, как обещано, послужит:

На что-то, может, свет прольёт –
Спасёт не душу, так живот…

- 10 –
Быть может наш ценитель ярый
Свой лоб высокий напряжёт, –
Бог даст, и вспомнит эпизод
С омоложеньем ведьмы старой!

Воображенье разогрев,
Припомнит голос мелодичный,
И косу – гордость юных дев! –
Как вызов стрижкам заграничным,
Представит грудь – любви напев,
На зависть девушкам приличным,
 
Увидит стан преображённый,
Достойный Э́росовых стрел…
А может, страстью распалённый,
И что иное приглядел?

А также, проще говоря, –
Всё то, чего герой с испугу,
Иль в исцеление недуга,
Но, безрассудно и зазря,
Помог лишить свою подругу –
Сам жертву нёс до алтаря!

Немного лет прошло с тех пор –
Знахарка вряд ли подурнела!
Ну что, готов Ваш дерзкий взор
Коснуться черт лица и тела?..

Тогда продолжим:
                …Из угла,
Где лишь тенёта с пылью белой,
От стенки чёрной, закоптелой
Тень отделилась, ожила́,

И, проявляясь всё светлее,
Рассеяв мрак избы пустой,
Возникла дивная Цирцея,  /6/
Дразня небесной красотой.

Я недоверчив к чудесам,
Но помню: прежде уж бывало –
Она из тени возникала;
И что ж, у всех причуд немало,
Я почудить готов и сам!

Возможно, так уж ей привычно,
Возможно, в этом был кураж…
Но, право, – столь же неприлично,
Как то́ – когда знакомый Ваш

Вдруг объявляется в гостиной
И в Вас бестактно сеет страх,
Когда Вы роетесь невинно
В его разбросанных вещах!

  - 11 –
Итак, она, сияя ликом,
Прошла – улыбчива, добра,
К груди волнительно приникла,
Целует в щёку, как сестра,

И напевает:
                – Барин, милый,
Не трать-ка силы на рассказ
Про государевый указ…
Про то, что дура учудила…

– Да… возгордилась, знать, сестрица –
Пора б немножко пожурить!
Ведь обещала всем делиться
И справедливо одарить.

Как Ефросиньюшка старалась –
Любой её исполнит вздор!
Так нет же, старшая зазналась –
Забыла, дерзкая, сестёр?!

Погрязла вся в мечтах о счастье,
В шелках, в никчёмных жемчугах…
Утопла в эйфории власти,   
Уже не помнит о долгах!

Ну что ж, таков уж этот мир:
Кто сыт – других кормить не станет,
И кто живёт "как в масле сыр" –
Тот даже ближнего обманет!

Она порой – толь друг, толь враг…
Сестра нас с детства запугала:
Как ни старайся – всё не так,
Как ни услужишь – всё ей мало!

Да по́лно, барин, не горюй –
Не столь уж дело беспросветно;
Я помогу… за поцелуй,
Да не забудь знахарки бедной!
 
Не из корысти, а любя
Я подсоблю. Оставь обиды!
…А Ефросинья на тебя
Уже давно имеет виды!

Забыл, голубчик, как сестра
Тебя дорогой опекала? –
Ведь не жеманясь помогала,
Когда тому пришла пора!

И на вопрос в его глазах
Ему, как чаду, втолковала:
– Ну, пошалила, напугала –
Так и старалась не за страх!

А так бы, барин, не лобзал
Сейчас прелестную девицу…–
Тебя б мытарил и терзал
Бездушный следователь в столице!

- 12 -               
– Ты за советом шел ко мне?
Так вот что я тебе отвечу:
Ступай опасности навстречу –
Не отсидишься в стороне!

Беда – быть с краю урагана,
А в центре – можно почивать;
Да и в сраженьи с басурманом
Опасней с краю воевать.   

Езжай немедля к Госуда́рю!
(Сестра заявится чуть свет
И нас любовью не подарит) –
Вручи́шь Павлушке сей пакет.

Что в нём?..– навет на всех друзей!
В нём – приговор сестре и мужу,
В нём – граф – коварный фарисей,
И что с Орловыми был дружен…

И что задумано не хуже –
Мол, вечно заговоры плёл,
Менял цариц, делил престол,
И погубил отца Павлуши!

– Что ж, Разумовский – лиходей! –
Герой, с улыбкою кривою:
– Душил Петра своей рукою?..
Никак пил кровь и ел детей?.. –
Кому ж поверится в такое!

– Чтоб лёд сомнения растаял –
Вот здесь… сестры рука прошлась –
Её призывы свергнуть власть.
Ах, как могла она так пасть, –
Ведь Павел в ней души не чаял!

И сей конверт – для всех спасенье!
Забыл про деток и Лейлу?..
Не трать в сомненьях ни мгновенья,
Сестра не стоит сожаленья –
Исчадье зла, и служит злу!

Знахарка ластится к Герою,
Во взгляде – страсть, не остудить!
Сама – к двери теснит рукою
И просит ехать, не томить,

Скорбит о временной потере,
И тут же вытолкала в двери:
– Да вот, верну-ка свой должок! –
Держи мешочек с пылью синей:
Когда приблизишься к графине   
В лицо ей кинешь порошок.

Один лишь вздох…– и всё мути́тся,
И все веселием полны,
И, погружаясь в чудо-сны,
Не в силах с ними распроститься.

Всего щепотка! Но она
В любой досадной передряге
Любому дарит грёзы сна…   
Не причинив вреда бедняге!

Поможет в случае любом,
Но на себе его не пробуй! –
Не сладишь с этою хворобой
И будешь век её рабом!

А вот ещё мой скромный дар –
Сей амулет!.. Надень на шею,
И впредь сестрица не посмеет   
Тебя подставить под удар!

Сними свой крест – в нём силы нет!
Он – только память о несчастном –
Одном, наказанном напрасно…
А сколько их в потоке лет!

На амулете же – звезда,
Дингир шумерский, символ Эла!
Он оградит от порчи тело,
Ты станешь мудр, как никогда!

И прерывает властным жестом
Его невнятные протесты;
Пока Герой в лобзаньях млеет, –
Ни возразить и ни вздохнуть,
Рука течёт за ворот тесный –
Движенья пальцев так чудесны…
Как вдруг металл коснулся шеи,
Обжег клеймом,
                и впился в грудь…

- 13 -
Нежинский вздрогнул:
                веер вспышек –
Так словно молнии разряд!
…И будто дали стали ближе,
И обострились слух и взгляд;

Пылают ноздри, векам жарко,
Пробил чело обильный пот…
И видит, бедный, – от знахарки
Сиянье слабое идёт!

Лиловый свет в тонах вечерних
Дрожит, как чуткий камертон:
Она вдохнёт – свеченье меркнет,
На каждый выдох – ярче тон!

Вот улыбнулась ведьма мило –
Свет перламутром заиграл,
Сгустился в огненный коралл,
Вокруг морщинок заискрило…

Что ж ты, Герой, такой ранимый:
В глазах – слепи́т, в рассудке – тьма…
А сам ведь вслух, невозмутимо:
 – Ответ-то прост – сошёл с ума.
 
Хохочет ведьма:
                – Как я рада!
Теперь ты мно́гажды мудрей!
И впредь терзаться уж не надо:
Что стоит нынче, без затей,
Скользнув одним небрежным взглядом,
Врагов отчислить из друзей.

О, проницательный вельможа,
Теперь не страшен и злодей!
И беглый взгляд понять поможет,
Что на уме у всех людей:

Кого какая зависть гложет,
Что замышляет лицедей…
И подхалим со сдобной рожей
Войти в доверье уж не сможет!
…Так что же, может, подытожим, –
Ты рад подарку от друзей?

Да не молчи, ужель не ясно –
Подарок сказочно прекрасный!

Что? Невдомёк откуда свет?
Он – сущность всякого созданья!
Мы все сияем с малых лет,
Покуда теплится дыханье.

Но цвет у каждого иной:
Кто ярче светит, кто – поплоше…
Что... над святыми нимб златой?
Так и не всяк в страданьях про́жил –
За веру жизнь положил!
Когда б средь терний ты родился –
И твой бы златом осветился…
Но этот путь – не для чудил!

Мой амулет же – лишь стекло,
Что подсобляет близоруким:
Отточит взор, облегчит муки,
Осве́тит мудростью чело.

То первый Дар твоей судьбе –
Частичка власти безграничной!
И то, что было нам привычно –
Присуще станет и тебе!

Во-он, видишь: Яка разморённый?
Печёт, а он одет в тулуп…
И свет оливково-зелёный
Едва мерцает: братец – глуп!

А во-он, взгляни: забрёл в репей
Крестьянин, за́ полдень уж пьяный, –
Над ним свеченье в цвет бурьяна…
Не разберёшься кто глупей!
 
Коль будешь мудро подмечать
Нюансы красок и мерцаний,
То скоро станешь без терзаний
Любой характер отличать:

Свет золотистый – нимб для тех,
Кто кладезь святости, невинен,
Кто не познал, как сладок грех,
Бордово-красный – злоба, гнев,
А ярко-синий – знак гордыни.

Зелёный – слабость и хандра…
– Ну, а лиловый?..
                Та смеётся:
– Ужель не видишь, как мудра!?
…Узнаешь сам, когда придётся!

Оттенки жёлтого вокруг –
То зреет зависти недуг.
Сиянье меркнет – знать, испуг.
А фиолетовый – к обиде...
– А у детей?
            – Детей? – чуть виден
Вокруг чела искристый круг.

- 14 -
– Но, прозорливо подмечая,
Не возносись и не перечь,
Не торопись за слабость сечь…
Ума и силы не прощают!

Кто тих да скромен – тем простят
Их неприметность, малость чина;
А сильным – тем всё время льстят,
Но так желают их кончины!

Чтоб подозрений не навлечь,
Прикинься нудным докучаем:
Мы с ними встречи избегаем,
Но всё нелепости прощаем, –
Себя так сможешь уберечь!
…И только здесь он замечает,
Что слышит явственную речь,
А ведьма… губ не размыкает!

Она:
           – И этот Дар бесценен –
Второй, изысканный, из двух:
Ты станешь в курсе всех суждений
И слов, не высказанных вслух;

Перед тобой коварства планов
И вредных мыслей не сокрыть.
Но не тебе других судить,
Сей Дар – лишь средство для охраны!

– Меня пугает амулет,
Сорви его, верни распятье!
– Назад дороги, барин, нет!
Не тужься снять –
                на нём заклятье!

Уймись… послушай… не спеши:
Ведь на моей груди – не хуже!
Теперь он – часть твоей души,
Твой ум, глаза твои и уши.

Ты сможешь запах "прочитать",
Понять, кто - трус, кто – лжец бывалый,
Услышать звук, настолько малый,
Что кошке лишь о том мечтать!

Ты избежишь силков и свар,
Затем научишься предвидеть…
– …Я не хочу тебя обидеть,
Но умоляю снять свой Дар!

– Не снимешь этот оберег
В надежде тщетной о возврате, –
Как мотылек спалишь в лампаде
И без того недолгий век!

И кто бы ни был: ты иль я –
Любой, отважно безрассудный,
Начнёт стареть ежеминутно –
Лишь сутки ветхого житья…

К утру простишься с миром чудным.
К чему же, барин, так спешить!
А с этим Знанием подспудным
Нам не дадут… как прежде жить.

И если ты во сне ли, в страсти
Вдруг от него избавишь грудь, 
То я от следующей напасти
Уж не спасу, не обессудь.

- 15 -
Уже заметно вечерело.
Проснулся душный ветерок:
Взлохматил кроны неумело,
Перебудил в лесу сорок,

Пахнул на всадника игриво, –
Да тот его не замечал,
Швырнул репьём с обиды в гриву
И, раздувая пыль, умчал.

Герой поводья приспустил…
Едва ступает конь понурый…
Быть может стук далёкой фуры
Его от мыслей пробудил:

Встряхнул плечами, оглянулся,
Достал за лацканом пакет,      
Помял в руках, в сердцах ругнулся,
Мол, на́ семь бед – один ответ,

Сургуч решительно отклеил,
Раскрыл… и сделался суров:
– …Ну что ни фраза – ахинея!
Бог знает, кто сей блудослов!

Хула, престолопоношенье,
Насмешки, ёрничанье… – бред!
Рука графини – может, нет?
Но как похожи выраженья!

Вот имена больших чинов…–
Циничный пасквиль, не иначе!
…Для Государя много значит
Любой донос – вердикт суров!

Нелепым сплетням Павел рад!
Ну что, графинюшка, пропала! –
Нежинский вспомнил, как шептала
Ему знахарка час назад:

– …И я не в праздности жила! –
В квартирах гвардии столичной,
Как в недрах жаркого котла,
Бурлит мятежный дух опричный!

Я столько дров бросала в печь –
Не дать котлу поостудиться,
А разгорится – не пресечь!
Пора Павлушке в землю лечь,
А с ним прервётся власть сестрицы.

Знать, эти письма лишь хлопушка –
Отвлечь вниманье дурака!
Да, любят милые друг дружку,
Ох, дружба женская крепка!

Нежинский хмыкнул: эта ложь
Сулила горе многим лицам.
Порвал в клочки – не соберёшь,
И бросил ветру порезвиться.

- 16 -
Как изменилось всё вокруг!
Преобразились дивно даже
Цвета далекого пейзажа,
Вначале вызвали испуг –
Обворожительно прекрасны,
Как будто шоры спали с глаз:
Пылал закат изжелта-красный,
Переливаясь как атла́с,

И нива золотом блеснула
В ответ на ласку ветерка,
А антрацитная река
Застыла, словно бы уснула;

И, угасая, небеса
Мешали чернь с ультрамарином,   
И над еловою щетиной
Сверкнула звёздная роса.

Но и во мраке бархатистом,
Не оскверняемом огнём,
В сиянии нежном, серебристом
Он видел ясно, словно днём!

А звуки стали так весомы,
Что обрели, казалось, плоть:
Вот за сто вёрст раскаты грома –
За что пугаешь ты, Господь!

Вокруг – ветвей скрипучий стон,
Травы шептание, скрежет в пне,
А за полями – тонкий звон,
Как муха мечется в окне.

И в наплывавшей темноте
Вздыхал, шуршал, стенал простор…
И как он жил до этих пор
В бездонной вязкой глухоте?!

Тут всяк бы вмиг сошёл с ума –
Конечно, если ум при Вас!
Но, видно, Бог Героя спас –
И без того в рассудке тьма.

Умом и прежде не сиял, –
Увы, не Гамлет, что уж там!
Ум для него не представлял
Предмет, достойный сцен и драм!

- 17 -
Вот злое место на дороге,
Где он отвагою блистал
И пару раз за час с немногим
Чуть богу душу не отдал;

Вгляделся в кружево ветвей,
В теней разорванные клочья,      
Где средь предсонных звуков ночи
Солировал глупый соловей.

Иль проспала весну ты, птаха,
И лес взялась повеселить,
Иль нагонял, разбойник, страха,
Решив смятение вселить?

Он ждал: сейчас свершится чудо –
Возникнет женский силуэт…
И вот из тьмы, из неоткуда,
Стал разливаться дивный свет –
Почти такой, как у знахарки
(К чему он, впрочем, был готов),   
Но только ярче – слишком яркий
На фоне сумрачных стволов!

И как мизгирь, чуть ощутимо,
Его коснулся чей-то взгляд,
Оклеил члены паутиной
И точно впрыснул сонный яд –

Так бражник, связанный лафитом,7
Руки́ не в силах приподнять…
Что ж конь(?) – с отменным аппетитом
Щипал траву за пядью пядь.
 
И вот, ветвей раздвинув пряди,
Она предстала перед ним
В уже известном нам наряде –
(Ах, как же ты, герой, раним!) –

Такой не носят в наши дни!
Ступает с грацией небрежной –
Родник невинности безгрешной:
Не жаждешь?..
                – Боже сохрани!

Герой коснулся амулета:
«Раз он дарован как броня
От вдовьих козней и наветов,
Быть может, здесь спасёт меня?»
 
Взглянул и на́ руки… О нет,
Носитель грешный амулета! –
Они светились тем же светом,
Что завораживал во тьме.

- 18 -
Как моль в тенётах ждёт конца,
Устав от страха и от боли,
Как ждёт заклания овца –
Так ждал и он, лишенный воли.
Она – в наряде от Творца –
Плыла в лиловом ореоле,
И во́лос шёлковый соболий
Так оттенял овал лица,
 
И оттесняло полумрак
Её сияющее тело;
А на груди – всё тот же знак –
Динги́р забытый, символ Эла!

Что ж конь? –
         стал прясть ушами, было,
Скосил тревожно влажный глаз…
На холку руку опустила, –
И тотчас страх его угас.

На грудь Нежинскому глядит
И с плохо скрытою тревогой:
– Что за бечёвка на груди? –
Затем подумала немного:

– Сестра?.. Решилась пренебречь
Высокой тайной посвященья? –
Он слышит явственную речь,
Но губы сжаты, нет движенья:

– Такого, право, не ждала…
Во всяком случае – не скоро!
Она мужчину призвала
Под сень Высокого собора!

Давно здесь дух их не царит,
Ну что ж, лиха беда начало!
Так здравствуй, милый неофит, /8/
А я уж было заскучала!

Так не томи, сажай в седло…–
Как для лобзаний тянет руку;
Повиновался он без звука,
Обня́л, как хрупкое стекло.

Прижалась дева, загрустила...
Герой не сводит глаз с бедра:
– Здесь над коленкой – давний шрам,
Какой он трогательно милый!

Не поднимая головы,
Его рукой коснулась раны:
– Сей шрам – от пули,
                друг желанный, –
Гостинец дядюшкин, увы!

Обезоружила улыбкой:
– С тех пор раскаяньем жива.
Прости, ужасная ошибка,
К чему излишние слова!

…Пора б проснуться, всё забыть!
А в голове – тот жуткий случай:
Припомнил рысь в прыжке могучем,
Её пугающую прыть,
И рыже-огненное тело,
И наземь сбитого коня…
– Я слышал, ведьмы, грешным делом,
Рядятся в кошек!..
                Чур, меня!

Она так искренне смутилась:
– Какая, право, ерунда!
Да чтоб деви́ца обратилась
В комочек шерсти…– никогда!
 
– …А если – в рысь?   
                Смеясь до слёз,
Опять к Нежинскому прижалась;
Он отшатнулся… и всерьёз
Представил, как преображалось
Её прелестное лицо
В ту морду жуткую – кошачью…
– Ох, не шути, и впрямь заплачу!
Остёр ты, барин, на словцо!

 А взгляд исполнен озорства:
– А, вот попробовать бы желала…
Признай, стыдиться не пристало
Столь благородного родства!

В душе завидуем мы кошкам –
Да каждый в мыслях, понарошку,
Мечтал стать кошкой хоть на час,
Увидеть мир её глазами!
Да жаль, граничит с чудесами –
Проникнуть в мир кошачьих глаз!

…Но, чтобы я – и эта тварь!
Да впору ей пугать детишек!
А может, лучше, наш бунтарь,
И мы друг дружке станем ближе?..

Уйми свой страх!
              У нас у всех –
Одно высокое призванье:      
Оно сладко – как мёд, как грех,
В нём – скрытый смысл мирозданья,

Оно спасает нас от тлена,
Любовь – прозвание ему…
Герой в глаза взглянул смятенно:
– О чём ты, право, не пойму?!

Мы все стремимся длить наш род,
Но вот любовь – гостинец редкий!
…А результат соблазна – детки,
Неблагодарнейший народ!

Да, то – единственный маршрут
К такому перевоплощенью…
Но вот на тропке узкой ждут
Измены, ложь и обольщенья,

А нам, столь разным и чужим,
Так любо думать, что в дороге
Нас ждут алмазы и чертоги…
И, взявшись за руки, бежим!

Глаза девицы погрустнели,
Ладонь гуляет вдоль щеки,
И повод выпал из руки,
И конь ступает еле-еле...

- 19 –
Вот по щеке, давно не бритой,
Прополз, ворча, степенный жук,
Щекочет нос медвежий лук
И метит в рот полуоткрытый;

Барсук вокруг просеменил:
Бухтит о чём-то недовольно,
Зловредный сук вонзился больно…
И сон позорно отступил.

Герой расклеил левый глаз:
Сквозь ветви солнце шевелилось…
Какая нега! Всё искрилось,
Как лес укутан в тонкий газ!

Так плыть в траве, расслабив члены,
Покончить с бренной суетой,
Не возвращаться в мир растленный
С его надменной слепотой…

Тактично конь его всхрапнул
И тем напомнил день забытый,
И хрустнул веткой под копытом,
И нежно привязь потянул.
Нежинский нехотя поднялся,
Встряхнул помятый свой сюртук:
– Где сон, где явь – не скажешь вдруг,
Скорее – сон!
                Поозирался,
Поднёс ладонь плотней к глазам:
– Вот что сомнениям ответит!
…Не сон!
                Герой лучился сам
Едва заметно в ярком свете.

Он обречённо тронул грудь –
Дингир как лёд…Что он пророчит?
Припомнил страсти бурной ночи…
Кружа́щий в вихре Млечный путь…

А дальше – тишь… она ушла,
Сполна ответив страсти жаркой.
Ведь так себя не назвала…
Постой, а как звалась знахаркой?..

Как мог забыть он второпях(!) –
Шептала ведьма: «Без обиды,
Но Ефросинья на тебя
Уже давно имеет виды!»

И он в порыве озорства
Сложил у рта ладони горном –
Четыре слога, как листва,
Внезапно сорванная штормом, –   
                «Е-фро-синь-я!» –
Кружась, помчались средь стволов;
И лес, услужливо и справно,
Стал вто́рить, путаясь забавно,
Сплетая вязь потешных слов.
 
Затем смутился... Но покой
Не долго царствовал средь елей,
И скоро птицы осмелели,
И ну дразнить наперебой!

- 20 -
Ах, Ефросиньюшка, плутовка!
Чудно́ и мирно льётся речь!
Как обаятельно и ловко
Его сумела поразвлечь:
 
– Как не сокрыть в кармане шила –
Так и любви не избежать!
Ведь я давно уж всё решила:
Хочу тебе принадлежать!

Не сладко жить на белом свете
Владелице прекрасных глаз:
Здесь кто слабее – тот в ответе,
Здесь всё для сильных, всё для вас!

И нам без друга не пробиться,
Мужчина – ключик во дворец!
И если дама веселится –
Так значит, милый молодец!

А нет мужчины – нет удачи,
Вы – наш ценнейшее капитал!
А если дама горько плачет –
Так значит друг её преда́л.

Ты думал, матушка-царица
Являла царственный размах? –
Ан нет, была всего лишь птицей,
Любившей петь в мужских руках!

Я не верну тебя сестрице,
Довольно ждать чужих щедрот!
Сама желаю петь как птица,
И восхищать честно́й народ!

Он посмеялся:
                – Вот так служба!
Ах, как вы, милые, быстры́!
А как же сестринская дружба –
Никак, предательство сестры!?
 
Она легонько осерчала:
– Так вот, ценитель кровных уз,
У женщин дружбы не встречала –
Один лишь временный союз –

Союз, направленный во мщенье,
Порой – для слухов и ушей,
Порой – для самоутвержденья,
Созданья общих миражей,
Иль на бесплодные сраженья…
С жестокосердием мужей.

– А я зачем сестрице нужен?
– ...Здесь Эл лишь может дать ответ!
Возможно, в множестве игрушек
Ты был любимой с давних лет.

А многолетняя опека? –
Вот и прилипла, словно нить...
– Но если любишь человека,
К чему родню его губить?

– Опять про дядюшку? – оплошка!
Австрийка – вот уж чья вина!
На людях ластилась, как кошка,
А в чёрных планах – нет и дна!

Повсюду когти запустила –
Старик жениться был готов!..
Тебя наследство бы простила,
И ты, как пасынок постылый,
Остался б гол и пред могилой,   
И… ни́ чинов, ни орденов!

Вот спал бы дядя до утра…
Ан нет – бежать на крики милой! –
Девица личико скривила,
Коснулась пальчиком бедра.

Герой вздохнул:
                – Удел не светел!
Видать, опять за мной должок?
…А что за странный порошок
Смущает нос в моём кисете?

– Тебе знакомая вещица, –
Ты столько лет вкушал сей дар!
Ну, вспоминай: презент сестрицы…
Тот табачок, что как нектар...

Ты жил недугами и болью,
Без состраданья и тепла,
У жутких призраков в неволе! 
...Тогда знахарка и спасла,
Отняв кисет, влекущий к бездне.
– …Меж тем и Веру отняла!
– Признайся, ужасы исчезли? –
Женитьба, дети, жизнь пошла!..

Теперь держи-ка "свой" конверт –
Точь-в-точь как тот, всё те же речи, –
Не вздумай рвать его беспечно,
Опомнись, третьего уж нет!

В нём – графский титул, место в ложе!  /9/
В нём – ключ на ленте голубой,
В нём – камергерство, спесь вельможи, /10/
Награды, слава и покой!

- 21 -   
Опять фортуна благосклонна!
Герой без видимых препон
Предстал пред царственной персоной:
Иль Павел не был извещён,

Иль был сражён его приходом,
И любопытство вверх взяло –
Примерил маску доброхота
Да принял, как бы за работой,
Но уважительно зело́!

Лишь обер-церемониймейстер,
Когда вводил героя в зал,
Одним уж видом показал,
Что не по чину наш нахал
Подобной удостоен чести, –

Наверно, так ведут в острог.
Но и Нежинский был в ударе –
Презрел язвительный намёк,
Вручил бумаги государю...

В глазах у Павла интерес,
Конверт дрожащей рвёт рукою,
Мрачнеет горбясь, сжался весь…–
Как жалок он и скверно скроен!

И увлажнился лоб монарший,
Достойный а́глицкого шаржа;
И отражением свечей
Занялся страх в углях очей.
 
Как вражьи рати, ряд за рядом,
Царь смысл строк одолевал...
Герой потуплено молчал –
Не зацепить бы дерзким взглядом!

Но "слышал" всё: вздымался шквал
Из гнева, страхов, дум несвязных,
Он видел свет шафранно-красный,
Что самодержец источал;

Как раскалялся этот шар,
Как гнев лишал царя рассудка…
Казалось, вот ещё минутка, –
И государя ждёт удар!

Вдруг стал бумаги мелко рвать,
Во взоре – огнь бесноватый,
И взвизгнул:
                – Всех арестовать!
В цепях, на остров, в казематы! /11/


И заметался будто зверь…
Затем Героя вдруг приметил,
Взглянул испуганно на дверь:
– Вам, сударь, быть за всё в ответе!

Впредь вы мой личный адъютант –
Вам и тушить очаг измены!
…Ах, граф – каков комедиант!
Ах, лицемер, достойный сцены!

Графиня – скрытная змея! –
Я ей вверял свой светлый разум!
К столу, пишите: «Сим указом,
Воры́, мятежники, графья…»

Нет, Разумовского не трогать!
Она́ – источник всех афер!
Вы нынче – граф и камергер,
Вперёд, не мешкайте, в дорогу!
 
Арестовать всю эту рать!
Ну а её – сюда, в подвалы…   
При мне изменщицу пытать –
Расскажет всё, что замышляла!
-------------------------------------
1/  Рожон – кол, толстая заострённая палка.
2/  Егерь – солдат специального стрелкового полка.
3/  Тати –  грабители, разбойники, воры.
4/  Павел I сформировал, так называемые, «Гатчинские войска», в состав которых входил и Лейб-гвардии гусарский полк.
5/ «Что разделить ему придётся судьбу ничтожного отца, и шарф вкруг шеи обовьётся, лишив глупца его венца!» - по одной из версий отец Павла I (император Петр III, личность слабая, инфантильная, не способная к какому-либо управлению государством) был задушен собственным шарфом.
6/  Цирцея – в греческой мифологии волшебница с о.Эя, обратившая спутников Одиссея в свиней. В переносном смысле – коварная обольстительница.
7/ «… бражник, связанный лафитом» – бражник – пьяница; лафит – сорт красного вина.
8/   Неофит – новый последователь какого-либо учения, религии
9/  Ложа – место тайных собраний масонской организации.
Масонство – религиозно-этический союз, объединявший многих представителей дворянства, играл активную роль, как в реакционных, так и в прогрессивных общественных движениях в 18 – нач.19 вв.

10/  «В нём ключ на ленте голубой, в нём – камергерство…»; камергер – придворный чин старшего ранга, ключ на голубой ленте носился, как знак камергерского чина.
11/  Шлиссельбург – государственная тюрьма, крепость на Ореховом острове, расположенная у истока Невы из Ладожского озера.
******************