Ветер Странствий

                I


Их было четверо и у каждого в детстве было время, когда они ещё друг друга не знали. Все были разного возраста, из разных детских и даже из разных городов. У каждого из них была своя эфемерная мечта разного цвета и размера. Хоть мечта была и разная, но каким-то образом все мечтающие соединились.

Петя, тогда ещё в нежном возрасте, мечтал стать великим учёным, и мечта его была красная, как горящая комета, летящая в неоновом небесном пространстве, от которой тянулись длинные точечные искры. Вот так одна маленькая искра и поселилась в Петином сознании, её он и назвал своей красной мечтой.

А Катя, кудрявая, рыжеволосая, с глазами-вишнями, из совсем другого города, в то время ходила ещё в детский сад, правда в старшую группу, где уже не играли в куклы, а играли в больницу. Катю, как самую высокую, назначили главным врачом. Вот с тех пор она решила, что вырастет и станет самым главным врачом. И свою мечту она видела большой, круглой и почему-то перламутровой, такой бывает луна в полнолунье. И мечту свою она назвала перламутровым полнолунием.

Лёвушка, по просьбе родителей и гостей, всегда радостно вставал на красный хохломской стульчик, расписанный голубыми розами, непременно сначала переодеваясь, то есть повязывал на свою тоненькую шейку шёлковый, синий в белый горошек широкий пояс от маминого халата и потом проникновенно, и так чувственно, как будто понимал всю драматургию Ахматовского стихотворения, опуская глаза читал: – "сжала руки под чёрной вуалью, отчего ты сегодня бледна..." И казалось, что и сам Лёвушка в это время бледнел, а родители восхищённо переглядывались с гостями, в то время, как бабушка, мешая всем слушать, шептала:

— Это я его всему научила…

В восторге были все, но больше всех Лёвушка, он так трепетно ждал гостей, ждал, когда, как бы случайно, мама скажет:

– Детка, а почитай-ка нам стихи…

Как же он мечтал об этой минуте, минуте славы, радости и аплодисментов. Сцена в золоте кулис, и он в цветах, и в лучах этой солнечной славы, в лучах своей золотой мечты.

Ещё про одну девочку, Лизоньку, её в то время только что привезли домой в розовом ореоле, в кружевах зефировых и в коляске, похожей на карету с золотыми колёсами. Собрались родственники, как добрые феи и все принесли свои подарки. Кто-то подарил длинные шёлковые пшеничные волосы, кто-то подарил фарфоровый цвет глаз небесной голубизны, с фантастическим ободочном вокруг зрачков. Другая фея, которая была старше всех, принесла корзиночку с мечтой любить, полную маленьких райских яблок, не запретных, а вполне позволяющей мечте любить. И дальняя родственница пришла, и подарила маленькой принцессе невесомую, заоблачную мечту добра. Так и выросла Лизонька небесной красоты, с мечтой о райской любви и с заоблачной добротой. Только вот ещё про одну родственницу совсем забыли и она не пришла…



                II


Петя и не заметил, как быстро закончилась школа, потом был медицинский, а ещё до этого, он в своём домашнем микроскопе, который сам сконструировал, добавив к магазинному свои секретные стёкла, что-то такое нашёл в капле крови, на которое никто прежде не обращал внимания. Записал свои мысли и послал в Швецию, - "как на деревню дедушке" - смеялся папа, Алексей Михайлович. Но Петя уже знал про
лабораторию, где располагался центр гематологии и статью отправил именно туда. И ещё несколько лет, пока учился в медицинском, посылал свои мысли в этот центр.

Летние каникулы он проводил в Эстонии, где тоже был похожий центр и оттуда он получил официальное приглашение на летнюю практику, ну а потом, после окончания института, его уже пригласили и в Швецию.

Папа шутливо заметил:

– Ну что Пётр Алексеевич, прорубите окно науки в Россию.

Так капля крови из детского микроскопа зажглась красной кометой в шведской лаборатории у молодого русского ученого Петра Алексеевича.

А Екатерина, тем временем расцвела, её рыжие локоны, раскинутые по плечам, останавливали взгляды прохожих, восторженные улыбки провожали её след. Высокая, статная с неторопливой походкой, она подошла к ректору медицинского института и взяла из его рук заслуженную золотую медаль и красный диплом, а потом сказала просто и красиво, правда не очень понятно:

- Благодарю Вас сердечно, Вы подарили мне сегодня частицу души моего детства, кусочек перламутровый мечты.

Правда, было не очень понятно, что она сказала, но за сочетание её красоты и сказочных слов, все зааплодировали.

А Лёвушка, ну да, его теперь бабушка называет Лёвчик, вроде не как малышку, но привыкнуть ей, что мальчик вырос, трудно. Осталась субтильность и уже не детская, и что возмужал, сказать невозможно. Он, по-прежнему, в своих мечтах о театре, но в училище поступить не удалось, хотя прошёл все туры, но, наверное, трудно, когда без фактуры и потом, он такой снисходительный, без всякого комплекса Наполеона. Сердце у него большое, львиное, но на Ричарда он не тянул, хотя Лёвчик был хорошо образован и писал стихи, но был совсем не привлекателен, и росточком мал, и ни о каких голубых глазах, и светлых волосах, и речи не было.

Но всё же какая-то дама, далеко не молодая, сжалилась или прониклась в трагедию его души, в мечту его детскую, и его приняли в театральную студию. Закончив её, играл лишь в одном старом спектакле по пьесе болгарского драматурга Г. Данаилова "Одна калория нежности". Как удивительно тонко звучало его дыхание и как точно так же горели его маленькие карие глазки, тем же детским огнём счастья, как и тогда, когда стоял маленький мальчик из Серебряного века на красном расписном стульчике…

И только значительно позже стало известно, как беззаветно и трепетно его любили две по-разному очаровательные женщины, и как все мужчины в городе ему завидовали. Но это было позже, а сейчас он стоит на авансцене, позади него золотые кулисы и зал ему аплодирует, он кланяется, скрестив на груди руки, как бы прижимая крепче свою солнечную мечту и завидует, сам себе завидует – вот оно высшее счастье, вот она, его золотая мечта.

Он совсем не жалел уезжать из Петербурга, он просто со своей мечтой шагнул во взрослую жизнь и счастлив был, что его пригласили в один из древнейших городов России, с уникальным кремлём и старинным драматический театром.

Ещё учась в институте, Екатерину интересовала больше других областей та, с которой она столкнулась в раннем детстве. Первое, что говорила её мама воспитателям детского садика, так это то, что не давайте Катеньке шоколад, у неё диатез, с годами, перешедший в аллергию, а потом она и сама решила стать врачом аллергологом – иммунологом. Так она из интереса к профессии и приехала на пару дней послушать лекцию профессора К. в исконно русский городок, недалеко от Москвы, по-своему красивый, с Успенским собором и даже с драматическим театром.




                III


Лекция проходила в Научно-клиническом Центре гематологии, онкологии и иммунологии. Последнее название её очень заинтересовало и ещё, она давно хотела познакомиться с молодым профессором из Новосибирска, который стажировался три года в Швеции, и которому в этом русском городе построили замечательный центр.

Пётр Алексеевич был типичным учёным, отрешёнными от быта, но увидев подошедшую к нему Екатерину, заинтересованно задержав взгляд, спросил:

- Вы тут работаете? я не видел Вас раньше.

Катя улыбнулась, показав две очаровательные ямочки и сказала:

- Я приехала из Москвы прослушать Вашу лекцию, - и протянув ему руку сказала, - Екатерина.

Он пожал крепко, по мужски её руку и смеясь сказал:

- Пётр, добавив не сразу – Алексеевич и они оба засмеялись сочетанием их исторических имён.

И тут Катя добавила:

- У меня тоже, как у Екатерины Великой, не будет отчества.

Пётр Алексеевич, недоумевая спросил:

- А почему?

И тут она, вновь показав свои ямочки, сказала:

- Чтобы не стареть.

- Вы врач?

- Аллерголог – Иммунолог.

- Ах вот как, слушайте, давайте после лекции пообедаем вместе и поговорим, а то я сейчас очень тороплюсь, да, да не отказывайтесь. Я буду Вас в четыре ждать.

И тут к нему ещё подошли несколько человек, и Катя осталась стоять, улыбаясь ему вслед.

- Интересно, и где он меня будет ждать в четыре? Смешной, "рассеянный с улицы Бассейной", но симпатичный.

Лекция была интересной, а вот обед в столовой после лекции, был неожиданный. Дело в том, что Пётр Алексеевич предложил Кате должность главного врача города, толи от того, что она ему сразу понравилась, а это было видно без сомнения, толи от того, что он давно искал кого-то на эту должность, а скорее всего всё совпало.

Вернувшись в Москву, Катя приняла решение предложить себя в должности главного врача с испытательным сроком на три месяца, а на субботу и воскресенье решила ездить в Москву, - подумаешь 200 километров, ерунда, в мои-то годы.

На следующей неделе поехала с этим предложением. Пётр Алексеевич был искренне рад, увидев её тут же сказал:

- Я волновался, вдруг Вы откажитесь от этой должности.

А Катя неожиданно и трогательно сказала:

- Я не могу отказаться от своей перламутровой полнолунный мечты.

Пётр Алексеевич не все слова понял, но добавил:

– Ни в коем случае от мечты нельзя отказываться, тем более она у Вас такая переливчатая.

- Нет, перламутровая.

- А это что, разные цвета?

- Похожие.

- А моя мечта красная.

— Это потому, что Ваша мечта связана с кровью?

- Катя, - первый раз он её так назвал, и взяв за плечи сказал: — это потрясающе, как Вы определили мою мечту. Я же не знал, это Вы мне открыли глаза, Вы объяснили мне почему эти точки в небе были красными. Это же и были капли крови. Умница, какая Вы умница.

Катя ничего не поняла из его монолога, но поняла, что он ей очень нравится и что он тоже мечтатель, только на десять лет раньше…

Через три месяца работы главврачом города она осталась. А через шесть месяцев она загрустила и от работы главврачом, потому что это не врач, а администратор, и не аллерголог, а неврастеник, и ещё больше от того, что муж её не смешной, растерянный и симпатичный, а занятый учёный, погружённый в страдания своих умирающих пациентов. И ещё она поняла неуловимое главное, что его красная мечта, не мечта поэзии, а перламутровое полнолуние, совсем не похоже на переливчатое…

И получается, её мечтательная душа чужда его изобретательной душе…, как физики и лирики...

В один из грустных вечеров, флюиды их соприкоснулись. Она сидела в ложе сбоку, а он стоял на авансцене рядом и их невидимые руки потянулись, как блуждающие в небе звёзды, и соединились в одном дыхании.

Никто никого ни о чем не спрашивал, каждый понимал безысходность ситуации, только снисходительный Лев Николаевич, испытывая страстную любовь говорил:

- Катюша, душа моя, давай признаемся, неловко как-то, непорядочно...

- Эта тема закрытая, как кадка с мёдом. Не поднимай её, не открывай крышку, а то капля дёгтя упадёт, – тихо говорила Катя, уходя в туманное, предрассветное утро…

Но была у них общая мечта, ради которой хотелось просыпаться, когда его золотое Солнце соединялось с её перламутровой Луной, обнимая её неповторимым сказочным теплом. Это чувство называют суперлунием, когда небесное покрывало накрывает обоих неземным счастьем.



                IV


Лиза познакомилась с Петром Алексеевичем в Эстонии, много лет тому назад, когда будущий врач приезжал летом на практику в ту клинику, в которой ей приходилось не раз лежать и в которой ей поставили страшный диагноз. С тех пор она 2-3 раза в году ложилась в разные клиники, и врачи боролись за её жизнь. Лиза, как и предполагалось с рождения, поступила в педагогический институт, и проучившись четыре года теперь и сама учила малышей нести в этот мир добро.

Выросла она действительно красавицей, с шёлковыми пшеничными волосами, собранные ленточкой, послушно лежащими вдоль спины до самого пояса. И глаза необыкновенно красивые, до краёв наполненные грустью, и фигурка ладная, и сердце доброе. Казалось бы, все подарки прижились, и Лизонька была благодарна тётушкам, вот только ту, про которую забыли, она частенько вспоминала лёжа в больницах. Может быть, та принесла бы ей отвар лечебный с горных вершин и обтёрла бы тогда её новорожденное личико, и подарила бы ей мечту здоровья, может и не заболела бы…

Всего десять-двадцать лет назад некоторые формы острого лейкоза были стопроцентно смертельными, а сегодня более трети страдающих ими людей выздоравливает. Лиза была на краю страдающих и поехала бы куда угодно, поэтому, как только Пётр Алексеевич предложил приехать в его центр, вопрос, где учить первоклашек доброте, сам по себе отпал.

Комнату сняла поблизости к школе, в небольшом старом особняке, с печкой и с хозяйкой, ну куда же ей одной без присмотра. Дети и без неё оказались добрыми, по воскресеньям устраивали ей экскурсии, знакомили с историей города, а субботними вечерами она приходила в театр, как говорили на Руси, что театр — это храм искусств. И ведь они правы. В театре вы можете отстраниться от будничных забот и на несколько часов окунуться в великое древнее искусство, которое сопровождает нашу жизнь, потому что театр – это живое действие, это жизнь в образе.

Так Лиза, пересмотрев с участием Льва Николаевича несколько спектаклей, почувствовав в нём родственную душу и влюбилась наотмашь. И не имея ни малейшего представления о его жизни, осталась ждать его после спектакля, чтобы признаться во всём, во всей прозрачности своей хрупкой жизни и уткнувшись в его мокрое плечо, от своих слёз замереть.

Скорей всего и правда в Лизиной семье была ещё одна забытая родственница, которая могла бы принести в подарок племяннице отвар лечебный горных трав, позволяющей потом Лизоньке и мечтать, и любить, но не каждую мечту успевает коснуться плечо Ангела и не каждой мечте суждено сбыться...


Как верить хочется в любовь,
В мечту, подаренную феей
И с откровенной болью вновь,
Пройти театральную аллею,

Не с успокоенной мечтой,
Не с яблоками девственного рая,
Минуту постоять с тобой,
Плеча коснуться умирая.




Наташа Петербужская.  @2024. Все права защищены.
Опубликовано в 2024 году в Сан Диего, Калифорния, США