Забавы Нежинского - Забава шестая

/по картине Самойлова В.В. «Именины начальника»/

ЗАБАВА ШЕСТАЯ
****************               
КАРЬЕРА
   
(1792, 1/14 октября)   
            
               Поп поёт,
               Кузнец куёт,
               А чванливые чинуши,
               Околачивают груши!
                (Ну и народец!)

- 1 -
Дрейфуют тучи в синей выси,
Как комья пуха по реке,
И ветер бьёт, как лапа рыси,
Чертополохом по щеке,

В глаза швыряет сор колючий
И, беспардонный, как бретёр,  /1/   
Всё непрестанно ищет ссор,   
Довольный случаем помучить.

Где тот тенётный потолок,
Где затхлый запах ветхой жизни?
Опять беспамятства силок,
А в нём – намёк о чьей-то тризне...

Лежит Нежинский – жив ли?.. Жив!
Направо взгляд – села граница,   
Налево – лошадь у межи...–   
Ужель сподобило разбиться?

Позорно выпасть из седла!
В висках стучит, мутит до рвоты.
«…Быть может, лошадь понесла?
А что же прежде? Волк… охота…
Старуха…– словно бы во мгле».
Разверзлись памяти пределы,
И вспомнил странный амулет,   
Хотел вскочить – неслу́шно тело!

Кругом бегут к нему толпой,
Спешат верха́ми, топот тяжкий...
Склонился дядя сам не свой,
Да две сестрицы той бедняжки.

Его пытаются поднять.
Герой в аффекте:
                – Где старуха?
Суккуба дочь! Схватить! Вязать!
Она – орудье злого духа!

Обращена́!.. Обнажена́!..      
Теперь старуха, как девица...
Верней, девица – как она...
У всех напуганные лица.

В глазах сестёр немой вопрос
Дрожит, как пойманная птица:
Почто ж судьба, как кровосос,   
Всё метит к ране приложиться!

Кто тот везучий идиот,
Изрекший с верностью догмата,
Что, мол, в одну и ту же хату
Второй снаряд не попадёт?

А Вам, признайтесь, ради бога,
Ужель не ведома та боль,
Когда все метко ставят ногу
На Ваш истерзанный мозоль?!

- 2 -
А дядя о́бнял,  сам дрожа:
– Мой друг! Оставь свои терзанья!
Герой, сбиваясь и спеша,
Упорно требует вниманья.

Тогда без лишних промедлений
Макар был послан до села.
...Назад примчался, бух – в колени:
– В избе знахарка померла!

Нежинский выкатил глаза:
– Вы что, глупы вне всякой меры! –
Я ж так подробно рассказал:
Там… умирает… наша… Вера!

Он нервно дёргает ногой,
Привстать не может, руки-плети:
– Макар!.. А не было ль другой?
– Не осерчайте, не приметил.

– Так должен быть её наряд!
Дымил горшок на табурете...
Ещё – козленок... и ушат!
Мака-ар?!
   – ...Виновен, не приметил.

– Ведь вся изба была в крови -
Никак, дурак, ослеп с испуга?!
Рассказывай, душу не трави...   
Тут дядя крепче о́бнял друга:

 – Гони, мой милый, гнев с лица!
Как не желал сажать тебя я
На полудикого донца!
Ан нет! Берейтор – мать родная,

Твердил, что ты в седле – как скиф!
Я уступил – будь он не ладен!
Вот конь и сбросил, благо – жив!
И по челу Героя гладит.

– Ну что у них опять случилось?!
 Бегут, кричат, как в судный час!
Вот скачет Савва:
                – Ваша Милость!
Утопли барышня у нас!

– Ты что несёшь! Да что там было?
– Там, под обрывом у пруда,   
Разбилась рыжая кобыла –   
Сломала ноги... Вот беда!

Как видно, люто напугали...
Кобыла в страхе понесла,
Бедняжка с ней не совладали...
С обрыва – в омут... Вот дела!

– Ах вы, злосчастные изгои!
Ни уследить, ни уберечь!
Из-под воды достать живою!
Велю всех до́ смерти засечь!

До ночи шарили шестами,
Ныряли в пруд, покуда свет:
Лишь кивер с тиною достали   
Да золочё́ный эполет.

- 3 -
 (1792, октябрь)
Герой поправился в седмицу –
В его-то годы хворь не сбить!
А может милые сестрицы
Его сумели укрепить?

А может вовсе не напрасно
Героя мы в героях чтим?
А может статься, мы пристрастно
Его потери не хотим?

Но сёстры – Люба да Лейла́ –
Над ним, как ангелы порхали,
Полны заботы и тепла,
Читали, звонко щебетали,

С самим собой наедине
Старались долго не оставить,
Его достоинства восславить,         
Чтоб он забылся, как во сне!

Как терпеливейшие няньки
Пасли капризное дитя,
И пререкаясь, и шутя,
Таскали бублики и шаньги.

Порой поплачут незаметно   
О потерявшейся сестре...   
И вновь с любовью безответной   
Пред ним, как «гурии в шатре»!

Он не дарил в ответ признанья
И велеречьем не сиял,
И, не смотря на все старанья,
Их чувства вряд ли разделял.

Бывало редко, улыбнётся   
Прелестным барышням герой, –
У них сердечко и забьётся...
Привык звать каждую сестрой.

Лейла́ – само очарованье, –
Кто ж от такой воротит нос!
На водосвятие, в мороз,   
Она крестилась в иордани,  /2/
(Да мало ль девушек бесстрашных!)
В крещении Ольгой нареклась,
Но, как и прежде, у домашних
Привычно Лялечкой звалась.

- 4 -
Прошла зима. И всё бы ладно,
Так нет, случись такой конфуз! –
Призналась робко и нескладно
Лейла в избытке нежных чувств.

А сутки прочь, на галерее,
Остался с Любой визави, –
И та, с бесстрашием краснея,
Вдруг исповедалась в любви,

Когда герой признал устало,
Что тоже любит… как сестру,
Она, расплакавшись, сбежала:
– Уйду в черницы... иль помру! /3/

Допёк и дядюшка нежданно,
Прилип с утра, что банный лист:
– Ну что, немерено желанный, –
Пропал, лихой кавалерист?!

Остепенился бы, женился.
Не век же в сёдлах гарцевать!
Солидным барином рядился,
Детей настряпал, эдак... с пять!

Да не кручинься, брат, о Вере.
Ведь смерть, как, впрочем, и жена –
Нам свыше, Богом суждена.
В чём – обретенье, где – потери?

Расти семьёю в полной мере,
И в детях будешь воплощён.
А кто собой лишь поглощён –
Тому завидней участь зверя!

– Тому ли, дядя, рассуждать,
Кто сам в жене не видит ну́жды?
– Мои жена, сестра да мать –
Суть государевая служба.

Когда бы был я при жене,
Ты с детства жил бы на войне!
Взгляни-ка пристальней мне в рожу...
Ну, как... на зверскую похожа?

Кому-то, братец, служба мать,
Кому-то мачеха – до гроба!
Коль мужу в службе бедовать,
Жене быть в ну́жде – ра́вны оба.

– О, Боже! Дядюшка, за что же
Не успеваешь удивлять?
То под любовью числил ложе,
То на́чал в чувствах прославлять!

Не отпарировав насмешек,
Упорно дядя "гнул дугу":
– Женись, пока не на́жил плеши,
А я по-свойски помогу.

…Из уваженья к генералу,
А коль не к чину, так к годам!
Дворов под триста... – поначалу,
Да дом в Поленово отдам.   

Определю тебя в столице:
Среди коллегий прочих дел,
На ниве связей с заграницей
Тебе местечко приглядел.

Пойдёшь под руку Лопухо́ва:
Коль сам ты будешь молодец,
Он порадеет, как отец...
Не учини чего плохого!
 
Так что поту́пился опять,
Как иерей пред аналоем?  /4/
Бездетный ляжет помирать –
По нём собака не завоет!

Ужель дерзнёшь перечить мне?
Эх, женский пол – такое чудо!
Что у мужчины на уме –
То у красавицы повсюду…

Любаша – ладная девица!
А что, товар не по купцам?
Будь помоложе – взял бы сам!
И не помысли открутиться!

Она и родом не проста, –
Я как-нибудь тебе открою...
– Ах, как же, дядя, я устал
С твоей святою прямотою!

К неволе хочешь подтолкнуть?..
Ну что ж, женюсь, презревши волю…
Но не на Любушке, отнюдь…
А на Лейле! Так, что... доволен?

- 5 -
И снова – чинный стольный град!
Куда стремимся за чинами,
С ним порываем временами,
Но сердцем тянемся назад.

Здесь праздность буйно расцвела!
Мы все грешки ему прощаем   
И только в нём мы ощущаем,
Что жизнь с пользой убыла'.

Почти два года – как два дня.
Герой здесь – свой,
              Средь равных равный!
Живёт, фортуны не браня:
И видный дом, и выезд справный.

Уже – коллежский, как-никак! /5/
И не в обузу даже служба,   
И сам директор, что свояк,
Ему навязывает дружбу.

Не стану Лялю воспевать
С её пьянящей красотою,
Но Лопухов, как на постое,
Подолгу стал у них дневать.

Всё пуще Лялечка цветёт,
Восточной жгучею красою,   
Пока с кормилицею двое
Прелестных мальчиков растёт.

Растут двойняшки, кареглазы –
Не различить, а угадать!
И даже папенька, видать,
Определяет их не сразу.

Порой объявится сестра,
Чтоб скрасить будни паре нашей,
Сидит с Володенькой и Сашей,
Болтают с Лялечкой с утра,

Визитом жалуют портного,
Вернутся с множеством обновок,
А что ни вечер – наши дамы
Поедут в Каменный иль Драму. /6/

Но только Любушка – с порога,
Укатит к дядюшке в село,
Едва опомнятся немного… –
Ан, Лопухова принесло!

Но всё терпимо!.. Вдоволь фальши,
Когда начальство – лучший друг,
И лицемерье – не недуг.
И кто бы знал, что будет дальше(?):
Ему – «Владимир» на сюртук?.. /7/
Супруге – лавры генеральши?..
Карьера славная?..   
                Но вдруг!..

- 6 -
На заговенье в пост Петровский   /8/
Привозит на́рочный пакет,
Где от графини Разумовской
Два приглашенья на обед.
 
Герой растерян, – он графини
И не имел блаженства знать,
Да и фельдмаршалу доныне   
Его не брались представлять.

И только Лялечка в ударе!
Лучится счастьем каждый взгляд,
Поспешно меряет наряд:
– ...Меня лиловый сильно старит?

И ждёт признанья и побед! –
Когда ещё во цвете лет
Судьба так щедро ей подарит   
Возможность выйти в Высший свет!
...
Граф Разумовский стар, но бодр,  /9/
Хоть сам – легенда во плоти!
(К чему спешить на скорбный одр
С такого славного пути!)

Когда-то – бравый молодец,
В далеком прошлом – Украине
Последний гетман и отец,
И генерал-фельдмаршал ныне,

Всегда престолу верный друг,   
Искусствам добрая опека,
И в Академии наук
Уж президентствует с полвека.

Супругов встретил он как равных,
Провёл их в свой appartemént,
Его хвалил в деяньях славных,
Дарил ей бурный compliment.

И был оратором блестящим:
– Наслышан!.. Словно век знаком!
Таких красавиц под замком   
Держать – так славы не обрящим!

Досталось дядюшке сторицей
Хвалебных гимнов и стихов,
...И что довольный Лопухов
Не мог героем нахвалиться!

– ...И ко всему ещё жена
О Вас все уши прожужжала!   
...Теперь Лейла удивлена,
Да и ему тревожно стало.

– Жена – вот-вот и подойдёт...
Ох, эти женские интрижки!
А мы послушны, как мальчишки,
Всё им заглядываем в рот!

Для них забава – нас подначить...
Извольте, сударь, в кабинет.   
Жена желала tеte-а-tеte   
О чём-то с Вами посудачить, –

Предмет для ревностей и сцен!
Я ж Вашу прелесть забираю.
Учтите, сударь, сам играю,
Да не прощу к себе измен!

Старик смеётся ловкой шутке:
– Я слишком сед для пылких чувств,   
И интерес имею чуткий   
Лишь к музам всяческих искусств.

Надеюсь, Вы не обскурант? /10/
Позвольте, сударь, угадаю...
Нет, чую в Вас иной талант
И дольше не надоедаю…

А Вам, сударыня, – рука!
Пойдём смотреть, чем обладаю.
Триумфом цвета и мазка
Ваш нежный взор поуслаждаю.

Да Вы, голубка, не ревнуйте –
Муж окривеет – хуже нет!
Меня вниманьем побалу́йте,
Пока он с дамой tеte-а-tеte...

- 7 -
Нежинский в центре кабинета,
По стенам взор его скользит...
Шаги чуть слышны по паркету,
Заходит кошка – важный вид!

А вслед за ней – хозяйка дома,
Вальяжно юбками шурша...
И как-то всё ему знакомо:
Точёный стан, бесшумный шаг...

И голос – сладостно тревожный…
Чей голос?.. Господи! Вдова!
Подался вспять неосторожно,
И закружилась голова.
 
Ещё краси́вее, чем в прошлом!
Была пугающе мила...
– Добро пожаловать, мой пригожий!
Ах, как же долго я ждала!

Коснулась пальцем подбородка:
– Не станем раны бередить...
Надеюсь, глупая молодка
Нам не сумеет повредить?

Что ж, не пристало мне сердиться...
Не бойтесь! Я отнюдь не зла.
Ведь я у дядюшки в должницах...
Я годы с пользой провела.

И это он меня пристроил –
Ведь я была к Вам так добра!
И вот – знатна́, видна собою…
И больше – фрейлина двора! /11/

Не правда ль, нравлюсь, как когда-то?
…Очнитесь, бедный, ото сна!
А Ваша душка – простовата.
Хотя… не скажешь, что дурна.

Она с величием присела
На канапе, откинув стан,
И нет достоинству предела, –
Как рождена среди дворян!

В душе Героя заворошка…
Ей льстит смятение слегка,
И гладит млеющую кошку,
С изящной грацией рука.

– Не стойте ж, милый мой, верстою!
Да расскажите о себе:
Что жизнь с женою молодою –
Завидный дар мужской судьбе;

Что Вы – счастливы́ и любимы,
Иной не грезите мечтой,
И каждодневно не томимы
Тоской по младости златой!

А как же, глупый, Ваш недуг?
Как Вы на брак решились скорый?
Жена себе лишь первый друг,
И тщетно в ней искать опоры.

Жена – искусная воровка!
В обмен за жизнь сулит Вам рай.
Всё добровольно ей отдай!
...Тем паче, если – полукровка.

Присядьте... Знаю весь Ваш путь –
Не удивить меня признаньем.
Но может губ своих касаньем
Я грусть развею как-нибудь?

В касанье губ вплелось дыханье,
Он видит лишь её уста:
– Теперь уж без напоминанья
К нам наезжайте... кой-когда.

Да не посмейте уклониться, –
Меня так просто рассердить!
Что, граф?.. Для всех здесь я царица!
Что положу – тому и быть!

Так жду… с женой. Надеюсь, скоро!
Пускай дитя резвится всласть.
Жена должна быть под призором!
...И графу по́ сердцу пришлась.

Вернулись граф с румяной Лялей.
И дальше – карты, постный стол...
В беседах время коротали,
И скоро день, как час, прошёл.

Прощались, словно век знакомы,
И провожали на крыльцо,
И всю дорогу их до дома
Лучилось Лялино лицо.

– Ах, что за лапочка графиня!
Ах, как привольно на душе!
Какое счастье! Ты отныне
У Разумовских в protеgе́!

- 8 -
О, Архангел Святой Михаил!
Отврати от греховных затей,
Огради меня сению крыл
Невещественной славы своей...
…
Герой с женой изрядно часто
Стал к Разумовским наезжать.
Сам Лопухов к нему был ласков,
Как стосковавшаяся мать.

Он креп в баталиях бумажных,
И вот, в неполных тридцать лет,
Уже он – Статский!  /12/
                Чин-то важный!
Подать законный пиетет!

Вице-директор, зам. по связям,
Он в департаменте своём
Сполна́ учтив бывает с князем,
Но смотрит князем с простачьём!
 
Усвоил новые скрижали: /13/
Что просьба барская – приказ,
Что нужно бить, чтоб уважали,
Беспечно лгать, не щуря глаз,

Любой приказ давать невнятно,
За непонятливость журить,
А снизойдя до слов приятных, –
Как будто манной одарить;

Быть добрым сыном всем, кто важен,
Успеть желанья угадать,
Что всяк бессребреник продажен –
Не поскупись ему подать!

Не пропуская воскресений,
Стал к Разумовским наезжать.
Порой у Лялечки мигрени…
Иль графу велено лежать...
 
И на обрыдшие отчасти
Сиденье, карты, шоколад
Тотча́с повеет ветром страсти
И иссушающих услад!

- 9 -
На день святого Иоанна  /14/
Случилась с Лялечкой беда –
Пришла, как водится, нежданно
И торопливо, как всегда:

Чуть литургию отстояли,
Ей поплошело, носом кровь,
На паперть вывели, уняли…   
Но через миг – всё то же, вновь!

Скорей, домой в объятьях мужа!
За докторами! Всех созвать!
День ото дня бедняжке хуже...
В постель... Не велено вставать…
 
Лейла́ – слаба, пыталась вяло
Недомогание скрывать:
– Чуть перегрелась, подустала...
К чему уж так переживать!

Был послан на́рочный до дяди -
Примчалась Любушка чуть свет:
То к изголовию подсядет,
То докторам даёт совет.
 
Голубит мальчиков, жалеет,
Стремясь поспеть во все дела,
И так за Лялечку болеет –
Своё здоровье б отдала!

Затем, ни много и ни мало,
Сам граф с женою прикатил!
Графиня нежно ворковала,
Желала той набраться сил...

Гостей уж с час, как унесло,
А аромат духов не стынет...
Вздыхала Люба тяжело:
Ох, ей не по́ сердцу графиня...

– ...Я чую в ней биенье зла!
К тому ж – прекрасна, как богиня.
Что это – ревность и гордыня?
А может, зависть сеть сплела?

Лейла графиню защищала,
Чем довела себя до слёз.
Они рассорились немало –
Впервые вздорили всерьёз!

Меж тем, врачи увещевали
В деревню Лялечку свезти,
Мол, климат питерский едва ли
Позволит силы обрести.

Её заботливо собрали,
В рессорный клали экипаж.
И стайкой девушки рыдали,
Пока вязали ей багаж.

Играя, мальчики визжали,
Не разумея сути дел,
И следом с няней уезжали...
Вот дом обширный опустел.

- 10 -
Зима. Последний месяц года.
Здесь снег и слякоть – кумовья.
Ох, Петербург! Твоя погода –
Судьба капризная твоя.

Снежи́т. Нева ещё не стала.
То ле́пень хлопьями вали́т,   
То мгла надолго зависала...
Герой тоскует и хандрит.

А дабы наш советник статский,
Томимый горем, не скучал,
Граф с сердобольностью хохлацкой
Ему всё время докучал.

Возил кататься на пленэры,
И преферансами терзал,
Тащил без спроса на премьеры,
Своё собранье показал:

Двусветный зал венчают фрески,
Расписан музами плафон,
По фризам вьются арабески,
По центру – в тоге Цицерон.
Вдоль антресольной балюстрады,
Являя мудрости канон,
Застыли стоики Эллады – /15/
Хрисипп, Панеций и Зенон…

Среди картин не ви́дны стены,
На дальнем плане – гобелены,
Где Олимпийцы пьют нектар
Под звуки сладостных китар.

Играют ре́йтары клинками,
Плывут дымы батальных сцен,
Ряды овеянных веками
Надменных лиц глядят со стен.

Как горд был граф своим собраньем –
Не передать любви устам!
Как исполнялся обожанья
И к изваяньям, и к холстам!

Он вёл Нежинского под руку
И, как родню, их представлял!
...Но вдруг, безмысленно, по звуку,
Герой наш голову поднял:
За антресольной балюстрадой
Метнулась кошка, тихий скрип…
Пудовый мраморный «Хрисипп»
Сорвался вниз, круша преграду!

И так бы граф почил навеки –
Не удержи его рука.
Ох, эти каменные греки –
Не спится им спустя века!

Сказалась резвость боевая –
Герой увлёк его назад...
«Хрисипп», балясины сбивая,
Низвергся ниц – осколков град!

Один лишь шаг ещё отмерьте...–
Взорвался мрамор, как фугас!
Так Разумовского от смерти
Герой-счастливчик чудом спас!

- 11 -
Вот было б Лялечке веселье,
Триумф для девичьих сердец! –
Ведь не прошло ещё недели,
А он уж вызван во дворец!

Представлен Матушке царице! /16/
А обок – граф да Лопухов –
Последний рад бы отличиться...
Припомнил табель всех грехов,

Решил на случай прослезиться.
Аудиенция врасплох!? –
Не дай бог с Вами приключиться,
Когда давно "не ловишь блох"!

Он стал похваливать Героя,
Хотя никак не бра́лось в толк –
За что тот чести удостоен?..
Но тут был прерван и примолк.

Она стара, давно хворает,
И видно, близок скорбный час,
Но величава:
              – ...Знаю-знаю,
Уже наслышана о Вас.

Так это Вы ему опека?
Вы – ангел, посланный с высот,
Спасать фельдмаршалу живот
От вездесущих древних греков?

Вы очень молоды... пока,
Но это, сударь, поправимо.
Служите благу, и века́
Отчизной будете ценимы!

Я Вас не стану награждать,
Пусть тот решает, кто обязан.
Но я, как ласковая мать,   
Прощаю прошлые проказы.

И, как послушное дитя,
Награды большей не взыщите.
Не веселитесь находя,
А, потерявши, не ропщите!

Ну что же, граф! Твой protеgе́
Внушает добрые надежды.
Жаль, ангажировать, как прежде,
Я не смогла б его уже.

И впредь заглядывай. Да прости,
Уж на сегодня притомилась.
…Устало в кресло опустилась,
К руке позволив подойти.

Аудиенция закрыта.
Спустились с главного крыльца:
На Лопухове "нет лица",
Герой и вовсе "как побитый".

Один лишь граф "сиял, как яхонт!"
Недоуменный ловит взгляд,
Обнял:
– Ну, брат! Терзаться страхом,
Когда Вам так благоволят!

Теперь Фортуна в Вашей власти!
Вам несказа́нно повезло!
...Эх, сударь! Не было бы счастья,   
Да вот несчастье помогло.

И Лопухов стал суетиться:
– Да как тут можно не понять,
Когда Сама императрица(!) –
И с Вами ласкова, что мать!
               
А граф, смеясь:
                – Не в том причина.
Царица каждому как мать!
А в том, что, сударь, как мужчина
Её сумели обаять!
Теперь от Вас ей нет спасенья!
Вторгаться будете во сны...
– Ах, граф! Какое тут везенье?
Её Величество... больны!

– Вот помяните моё слово,
Вас скоро вызовут опять:
Уж постарайтесь для благого…
Что б ей не ладилось хворать!

Развейте Матушкину скуку:
Дарите полный неги взгляд,
Держите царственную руку,
Потешьте чтением баллад...

– А может, в большем исхитриться?
– Что ж, может быть...
                – В её года!?
А граф – лукав:
                – Императрица
Не постареет никогда!

- 12 -
Он был задумчив всю дорогу,
Улыбкой рот кривил слегка.
Но вот портал особняка,
И кони стали у порога.

Стянув перчатки, входит в дом он,
Стряхнул дворецкому шинель,
На бельэта́же слышит гомон,
И голосов игривых трель.
 
И только дверь за ним прикрылась,
Дворецкий тут же (старый плут!)
Склонился к уху:
                – Ваша Милость,
Графиня прибыли-с и ждут.

Взбежал по лестнице поспешно…
В салоне нежный аромат,
Три гостьи стайкой безмятежной
О чем-то весело журчат.
 
Непостижимые, как феи:
Небесность ликов, блеск очей,
И в жемчугах сияют шеи,
И плечи нежатся в парче,

И не найти такого слога,
Чтоб описать изящность рук,
И не волнует их тревога,   
Всех обуявшая вокруг.

Мелькают платья и ливреи,
Недельной пылью пороша́,
И с ног сбиваются лакеи,
В гостиной стол накрыть спеша.

Весь дом, томившийся в бездельи,
Вдруг охватил такой аврал,
Как будто к тихой цитадели   
Мамай ужасный подступал!

Графиня встала, словно солнце,
В сиянии газа и парчи:
Заря, горящая в оконце,
И та пред ней – свеча в ночи!

Она представила степенно
Двух фрейлин царского двора
Княжну Апраксину Елену
И баронессу Сен-Лоран.

В пылу игривых комплиментов,
Во флирте глаз и цепких фраз,
В лобзаньях рук попеременных
В нём просыпался ловелас.

– ...Ну, как, мой друг, императрица? –
Графиня выбрала момент:
– Я благодарная должница!
...Хорош её ангажемент?

Коснулась нежно подбородка:
– Твой день рождения на носу.
Жди невзыскательно и кротко, –
Я дивный дар преподнесу!

А вот, пока ты без призора, –
Жена в селе, заброшен дом, –
Я рассудила: праздник скоро,
Не навести ль порядка в нём?

...А эти дерзкие девицы?
Ах, ты – предмет наивных грёз:
Меня замучили до слёз.
Ты на устах у всей столицы!

И благо, что тебя узнают,
Награда не замедлит ждать:
Души в них Матушка не чает –
Во всём готова потакать!
 
- 13 -
Рыдать… терзаться… веселиться…
Тонуть в беспамятстве хмельном?..
С утра курьер от графа мчится.
...А что в пакете наградном?

В нём щедрый дар ко дню рождения:
Блистает выспренностью фраз
Письмо о скором награждении
И долгий Матушкин указ.

Слова свиваются в меандры,
А суть: «за многiя труды…»
Он удостоился звезды
Святого князя Александра
И злато-красного креста!
Сбывалась Лялина мечта!
(Воскресла в памяти вдова –
Права, "пророчица, Кассандра"!) /17/

Ужель смягчилась, наконец,
Его капризная планида?!
...Но вслед спешит иной гонец,
Как мрачный вестник из Аида. /18/

Письмо от Любы передал,
В нём – фраз трагические клочья...
С трудом прочёл, что поздней ночью
Погиб ужасно генерал!

«...Перебудил всех выстрел громкий!
Стекла разбившегося звон
Сменился визгом экономки,
А следом – вой и тяжкий стон.

Вбежали в спальню со свечами:
Постель от кро́ви вся черна,
С остекленевшими очами   
Лежит австрийка у окна;

Разбита рама, снег клубами
В портьерах – ветер, ночь слепа...
Хрустит, впиваясь, под ногами
Осколков злобная крупа.

Нашли и дядю у комода:
Рука сжимает пистолет,      
Истерзан так, как будто кто-то   
На нём опробовал стилет!

И так расправиться безбожно
С тем, кто был добр безнадёжно!

...А след, кровавою дорожкой
Ведущий к чёрному окну,
Размером с женскую ладошку,
Оставлен был, казалось, кошкой –
Огромной раненою кошкой,
Скользнувшей в ночи глубину...»

- 14 -
Хотя... лукавить вряд ли стоит,
И я не стану уверять,
Что он бывал любим героем,
Как всепрощающая мать.

Пусть долгой грусти не достоин,
Но всё ж Нежинский наш расстроен,
Не так уж дядюшка был плох:
От воздержаний не иссох –
Но и по старости был строен,
Порой – как дерзкий скоморох,
Порой – подчёркнуто пристоен.

Ну, был по молодости воин,
Ну, слыл своим средь выпивох! –
За что не ставят на горох.    /19/   
Так и не всем ходить в героях
Своих испорченных эпох!

Нежинский кваситься не стал,
Был собран в путь без промедлений,
Десятки скорбных извещений
По всей столице разослал.

Уже был к вечеру в поместьи,
Попал под пресс бессчётных дел   
И даже с Лялечкою вместе
Уединиться не успел.

Послал охотников ватагой –
Любой ценой доставить рысь!
Приехал пристав, тряс бумагой... /20/
Но все в неве́деньи кляли́сь.

Всех опросил зело́ пристрастно,
И только Яка-дурачок
Твердил, что всё кристально ясно,
Прося за тайну пятачок.

С утра съезжались экипажи:
Одеты в траур стайки вдов –
Они, как преданные стражи,
Расселись чинно у гробов,
Треща о скором перекусе…
Завязли в споре три врача…
Соседи – семьями, как гуси,
О чём-то тихо гогоча,      
Упорно залами блуждали…
Их жёны всё на свете знали(!)
И не слонялись не у дел,
А, верно, бойко обсуждали,
Как вдруг герой разбогател.

С пяток сановников суровых
В мундирах чёрных, как грачи…
Откозыряв, курьер дворцовый
Письмом от Матушки вручил…

С полроты старых генералов –
Орденоносных петухов…
И коллапсически усталый,
Трагикомичный Лопухов.

И бабку ветхую героя
Привёз разболтанный рыдван –
В мехах и шалях, как кочан, –
Спускали наземь сразу трое!

И, отойдя от суеты,
Лейла и Люба зарыдали,
К ней прилепились как хвосты,
И беспрестанно целовали
Ей щёки цвета бересты,
И грудь слезами омывали,
И под дрожащие персты
Головки разом подставляли.

- 15 -
Сам граф с женою подоспел, –
Она с Лейлой поворковала,
И, вспомнив прежний свой удел,  /21/
Уже хозяйкой "колдовала"!

А на косые взгляды Любы
Ответит с нежностью такой,
Что та сожмёт со скорбью губы
Да удалится в свой покой.

Графиня, внутренне ликуя,
Коснётся походя рукой:
– Почто мой мальчик так тоскует? –
Пусть бабы слёзы льют рекой!

Смотри, кручина с ног собьёт,
Тогда нужда и заклюёт.
Ужели втайне ты не рад? –
Теперь и знатен, и богат!

Ох, сколько люду набежало –
Как пчёлы в ройнике жужжат!
А ведь они не к генералу, –
Тебе запомниться спешат!

Он удивления не прячет:
– Лицо у Вас озарено.
Вы даже рады – не иначе!
– Ах, перестаньте! Всё равно
Ещё никто не встал от плача!

Долой притворство, мой герой!
Когда сжигают сухостой –
Простор для поросли младой,
Сквозь старый лес ей не пробиться.
Иль любоваться старым пнём
И век не грезить новым днём?
Ну, что – «гори здесь всё огнём», -
Рукой махнём, пойдём топиться?

А ведь удачливый расклад:
Чтоб стал сиротка так богат(!),
И старый плут... обрёл покой…
Чего не скажешь о сестрице.

- 16 -
При многотысячной толпе -
Черно́, как в скопище вороньем, –
Был добрый дядюшка отпет
И в старом склепе захоронен.

Епископ – божiя десница,
Прибы́вший с ночи из столицы
Чин погребенья совершать,
В дороге так успел... устать
(И всё искал опохмелиться),
Что, только стали отпевать,
Вдруг умудрился оступиться
И панагию оборвать.  /22/
 
А зычный дьякон всё сбивался –
Забыл псалом, что пел лет пять...
А на киот  вдруг кот забрался,  /23/
И Яка начал хохотать.

Графиня – призрачная дама,
Вдруг, незамеченной для всех,
Успела выскользнуть из храма,
С трудом удерживая смех.

Австрийку загодя отпели,
Без лишних… Местный иерей  /24/
Свершил обряд в пустом приделе,  /25/
Да на погост снесли скорей;

А в довершенье всех несчастий,
Как стали спешно хоронить,
Так гроб сподобились сронить,
И раскололся он на части!

В семейном склепе, над водой,
Столичный зодчий – сноб известный –
Поставил памятник прелестный,
Увитый лентой золотой.

И снова граф почтил приездом,
И пред надгробною плитой,
Трагично кутаясь в манто,
Графиня высказалась лестно:
– Как эпитафия чудесна! –
С такой бы жить да жить лет сто!
 
- 17 -
Продажен ла́вровый венец,
Да неподкупна Немесида!  /26/
Хоть старый лис и ловкий лжец,
Бывалый плут, видавший виды,
Хоть неразборчивый юнец,
Хитрец, рядящийся в хламиды,
Пройдоха, вхожий во дворец,
Тиран жестокий и гордец… –
За притесненья и обиды,
За боль обманутых сердец –
За всё воздастся, наконец,
И впредь не сыщется защиты!

- 18 –
(1796г.)
Царица властвовать устала...
Её вела благая цель!
Её эпоха отблистала –
Век перекраиванья земель,
Победных войн и смут немалых…

Век неподсудный! Век дворцов,
В парчу рядящийся и злато!         
Век самозванцев, ренегатов,
Холопов, алчущих венцов,

Век доморощенных князей
И даровитых аферистов,
Самцов, на чувственной стезе
Себе снискавших лавров быстрых,

Цареубийц, известных всем,
Безродных маршалов-капралов,
И тех, кто ловко обряжал их
В сапфиры славы, в шёлк поэм.
 
Её эпоха отблистала –
Есть что в анналы уложить!
Царица сластвовать устала...
И приказала долго жить.

И на престол, ссутуля плечи,
Взошёл её презренный сын –
Величьем царским не отмечен,
Уже доживший до седин,
Бесславный карла, жалкий сам
В тени деяний достославных,
Свеча, невидная очам,         
В её сияниях державных;

Готов сторицей отплатить:
Он жил лишь ненавистью скрытной, –
Отца убийство, блуд бесстыдный
Не мыслил матушке простить.

Её ещё соборовать,
А Павел, ненавистью зрея,
Обиды тяжкие на мать
Стал одержимо вымещать
На всём, что учреждалось ею,
На всех, кто смел ему пенять. /27/

- 19 –
(1797, июнь)
С той скорбной даты больше года.
Уже Герою тридцать лет, –
Землёй богаче и народом
Во всём узде, верно, нет!

Он сам, по-прежнему, – в столице,
Жена, по-прежнему, – хандрит,
А врач в беспечности корит
И шлёт в Тавриду подлечиться:
Мол, солнце Родины взбодрит.

В именьи Люба заправляет –
Ведёт рачительно дела:
То лес под ссуду прибирает,
То прикупает два села;

Под лён залоги распахала, /28/
Собрав ткачих по деревням,
Мануфактуру основала,
Да заложила новый храм...

Но ужас той злосчастной ночи
Её преследовал во снах:
Едва сомкнёт за по́лночь очи –
И по́лнит тьму кромешный страх.

Решаясь мстить за генерала,
Что ею был боготворим,
За страх, что был необорим,
За тот покой, что потеряла, –

Лесничим строго наказала
Искоренить весь рысий род,
За всё воздать: за деток малых,
В лесу пропавших, и за скот!

Созвав отчаянный народ,
Сулит, что щедро всех ода́рит, –
За шкуру той кошмарной твари
Счастливцу вольную даёт!

И люди сил не пожалели –
Весь год прочёсывали лес.
Как всех влекло к заветной цели!
Но зверь бессовестно исчез... –

Возможно, был он дядей ранен.
С десяток рысей извели,               
Но, несмотря на все старанья,            
Той самой, с раной, – не нашли.

Но под компанию попало
Вполне невинное зверьё:
Кого прицельно постреляло
Под шум шальное мужичьё,

То рысь попутают с сохатым(?),
То шубы огненный окрас
Подвёл лису… Неровен час –
Подстрелят рыжего Игната!

Ну, в общем, дошлые ребята
Стараться рады без награды,
Опустошили лес изрядно –
С лихвой исполнили наказ!
А под шумиху, супостаты,
Тихонько дичь таскали в хаты...
А что для немца непорядок –
В порядке дел всегда у нас.

- 20 -
А при дворе сгущались тучи.
И, предвещая скорый шторм,
Грозил студящий бриз реформ
Перерасти в тайфун могучий.

И первый шквал, Петру под стать,
Отмщая страхи и обиды
И тщась пороки покарать,
Обрушил царь, как Немесида,
На флот из прежних фаворитов,
Привыкших мирно дрейфовать.

Режим как слон в посудной лавке:
Кругом – дознание грехов,
По всем коллегиям – отставки,
В деревню выслан Лопухов,

Грядёт опала генералам,
А кто помельче – тех в расход,
И дело стало лишь за малым –
Лишить дворянства всех господ.

Во всех дворцах, где жил порок,
Теперь, рыдая, моют шеи;
И ужас сводит пальцы ног
И перехватывает трахеи.

А как же милая графиня
По сей трагической поре? –
Она успешна и поныне,
И процветает при дворе!

Я даже более наслышан
(Надеюсь, графа не унижу):
Случился чудный оборот, –
Она к престолу стала ближе
И с императором... Вот, вот!

На общем фоне трагифарса –
Такой лирический пассаж:
Как ни рядился кесарь наш
В наряд воинствующего Марса,
А малых слабостей и он
Подобно нам был не лишён.

И Павел ею увлечён,
И все капризы выполняет,
И даже дамы сообщают:
При ней упрямый солдафон,
Свой нрав безудержный смягчает,
С её речей затем вещает,
И справедлив, как Соломон,
И добросердием смущает.

Судить за слабости людей? –
Я сам, задумавшись, немею...
Ведь всяк – слуга своих страстей, –
И венценосцы, и плебеи!

- 21 -
А как же наш герой курчавый?
Не миновала ли его
Крутая царская расправа,
Что захватила большинство?

Отнюдь! Каким-то провиденьем
К нему монарх благоволит!
И Питер, щедрый на склоненья,
Насчёт Нежинского бурлит:

 «...Никто не знал за ним плохого,
Но и талантов вроде нет!
А занял должность Лопухова –
И это в малых тридцать лет!»

 «...Камер-коллегии инспектор,
Орденоносец, камергер,
И "Александра" кавалер,
И департамента директор!»

«... Действительный советник статский –
Чин генеральский, как ни как!
Вчера – герой скандальных драк,
Корнет, не смывший дух солдатский!
...И чем польстил царю... сопляк?

За что такая благодать?
…Ещё и графство бы в придачу!
Ему б в деревню – кур считать!
...Ещё полслова – и заплачу!»

Народ-то щедр на оценки:
Словцо не рубль – его не жаль!
Чуть-чуть затронете мораль –
Не дрогнув выстроят у стенки.

А Вас порой не жжёт вопрос,
Почто другим такая милость:
Иной, глядишь, молокосос... –   
А Вам достатка и не снилось!

Какой-то рок над Вами есть, –
Хоть надорвись, не пожалеет!
Таких, как Вы, – по пальцам счесть,
Ан нет, других судьба лелеет!

А по заслугам Вам воздать –
Для всех остались бы лишь крохи!
Что ж тут сказать…– припомним "мать"
И перейдём на ахи-вздохи.

– 22 –
(1797, 1/2 июля)
И что б не праздновать герою,         
Не восхвалять своей судьбы?
А может, так Господь устроил:
Нам, что ни дай – опять мольбы,
И возжелаем больше втрое?

И он ни в чём не видит счастья;
Рассеян, бледен, как фантом,
У меланхолии во власти
Сидит у графа за вистом.

И здесь, за карточным столом,
Не проявляя должной страсти,
Он путал козыри и масти
И проигрался поделом.

Когда откланялись все гости,
А старый граф, устав зевать
И отпросившись почивать,
Ушёл, постукивая тростью,
Герой за позднею порой
Задержан был графиней лично
И коротал с ней ночь привычно –
За шоколадом и игрой.

А в промежутках разговором
Нежинский пассию терзал,
То веселил ужасным вздором,
То вдруг смолкал, прикрыв глаза.

– …Возможно, всё лишь сон рассудка,
Возможно, буду я смешон,
Возможно, дьявольская шутка,
Непреходящий вечный сон.

Ну, что ж, посмейтесь, ради бога,
Твердя, что глупость не порок,   
Но, всё ж, послушайте чуток,
А уж потом судите строго.

Мне, непрестанно, делом грешным,
Такое чувство докучало,
Что всё кругом – как сон безбрежный,
Сон без конца и без начала.

И то в нём сгустки тьмы кромешной,
А то – просвечивают бреши,
Но чьей-то прихотью поспешной
И их туманом застилало.

Так, будто память в недрах мглистых
Подрастеряла половину...
Так, словно в сумерках камина
Стыдливо вспыхивают искры.

Я, как опо́ен, средь видений,
Живу под чью-то ворожбу,
Чреда бессмысленных явлений
Свила́сь причудливо в судьбу...
 
И он несвязно ей поведал
О снах прерывистых, с ознобом,
О наважденьях, о знахарке –
Видать, во всём её вина,
О смерти Веры и о бедах,
Что навалились дружным скопом,
И что, "как мёртвому припарки" –
Ему чины и ордена.

– 23 –
Она же вместо сожалений
Сполна веселью предалась:
– Ах, отпрыск глупости да лени!
Ужели Власть тебе не всласть?

Да кто ж могущества не ценит(!):
Кто не познал, что значит страсть,
Кто евнух чувства от рожденья,
Изгой, горбун, лишённый зренья,
Иль кто сумел так низко пасть,
Что не достоин даже тени?

Тот лицедей, в угоду сцене
В ней обличающий напасть,   
Что тут же чует дрожь в коленях,
Едва заслышит слово "власть"?

Все вздохи, страхи и сомненья –
Удел чувствительных толстух,
Безмерно сковывают дух,
И заражают тело ленью;

Теряет в крепости рука,
И ум не знает прежней силы...               
А ты в моей персоне, милый,
Никак, нашёл духовника?!   
            
– Что ж, мне и впрямь бежать во храм?
Кто прояснит моё сознанье,
Раз не подвластны докторам
Виденья, страхи и страданья!

– Мой бедный друг! Не иереям
Спасать тебя от грустных дум, –
Они отнюдь не пожалеют,
Лишь замутят незрелый ум.

Вот так в угоду простакам
Всё в мире ими объяснимо:
Торит, мол, Господа нога
Пути, что неисповедимы!

С какой же скудностью ума
Толкует поп любое чудо! –
Бессвязных слов ложатся груды,
А сам коси́т на твой карман.
 
Как всё безрадостно у них!
Понаразвесят в храмах ликов, –
И стой, безропотен и тих,
Потерян в скопище великом,

Среди безжизненных святых,
Распятий, старцев, жертв кровавых...
Молись погубленным в расправах,
И чадам в рамах золотых!

– …Но ведь Господь, чей светлый лик
На нас, коленопреклоненных,
Взирает свыше благосклонно, –
Сознайтесь, он ли не велик?

Он – наш ваятель плодотворный,
Создал весь мир с его нутром!
Он не позволил силам чёрным
Справлять победу над добром!

– Ах, дурачок! – "Создатель наш…" –
Яким такого не намелет!
Ты сам-то веришь в эту блажь:
Создать всё сущее в неделю?!

Без счёта звёзд, миров, светил... –
Всю беспредельность мирозданья!
Он сам лишь кроха в сонме сил,
Крупица общего деянья!

…Как пара-тройка тысяч лет? –
Век Исраэлевых страданий!
Сменились сонмища планет,
Мириады канули созданий!

Он Сам страданьями объят.
Он не стратег! Не Высший Гений! –
Один из множества солдат
В батальях сил боговращений!   

...А этот путаный трактат, – /29/
Увы, искусный плагиат,
Попам – орудье, вам – догмат, –
Не гарантирует прощенья!

- 24 -
– Вы что же – библию в костёр?
Ни идеалов, ни сомненья!
Возможно, ум Ваш и остёр,
Но нет во взоре... просветленья.
 
Вы не жалеете камней,
Не дрогнув, рвёте в клочья веру!..
– Дитя! Невежество страшней
И злой жены, и Люцифера!

Ну что для вас чужой народ –
Изгой, скитавшийся по миру,
Их бог, обидчивый и сирый, –
Страданий вымученный плод?!

Что значит «Рай» их... или «Ад»?
Всё – бесконечно! Суть движенья –
В борьбе, в сметении преград,
Где за победой – пораженье.

Где Он – Создатель?! Что Ему
Все ваши жизни или смерти? –
Он Сам у вечности в плену
И Сам в извечной круговерти
С Самим Собой ведёт войну!

Жесток, изменчив, многолик Он,
И непрестанно разрушает
Всё, что хоть малую толику
Его развитию мешает.

Он Сам – лишь часть бессчётной рати,
И Сам же – сил немалых рать:
Язык – так скуден, описать их,
А разум – немощен познать...

Добро и зло?.. Твоё добро
Другому – зла похлеще будет!
Что?.. Добродетель? – как старо!
Не бойся, зла Он не осудит!
А что из нравственных начал
В себе ваш Сущий воплощает,
На ком Он гнев свой вымещал? –
На тех, кто жалок и страдает!

Так почему молчит ваш Бог,
Когда над вами зло творится?
...Что? Так слаба Его десница?               
А может, Он – нещадный рок?

То добрый пастырь сумасброду,
То на невинных шлёт чуму,
А то «любимому» народу
Приносит бед, как никому!

То научает Моисея,
Как добросердых обобрать
И как заблудших, не жалея,
Рукой недрогнувшей карать!

- 25 -
–Страшны́ и странны Ваши  речи...
И взгляды голову кружа́т...
Зачем от встречи и до встречи
Моим Вы мыслям госпожа?

Мадам, извольте объясниться,
Меня запутали вконец:
Кто мы, Кто Ваш «златой телец»?
Чья Вы таинственная жрица?

Откиньте полог Вашей тайны,
На мрак души пролейте свет:
Мои несчастья не случайны?
...А, впрочем, – нет!
                Молчите!.. Нет!

– Ну отчего же, бедный мой!
Скажу, к чему заламывать руки:
Мы – просто... маленькие... слуги.
Мы – словно чайки за кормой,

Мы – только искорки в алмазе
Его сиянья, мы – вертеп     /30/
Его, Вершителя суде́б
В одной из многих ипостасей!
      
– Так что же, Бог у вас иной?..
А может, Он – крылатый демон?
А может, Он всему виной,
И, верно, Он в садах Эдема
Слащаво Еву совращал,
Всем бедам учредив начало?
– ...А может, милый зубоскал,
Прильнуть желаешь к пьедесталу,

Узреть Великое лицо,
Отведать мощь Его десницы?..
Изволь, пройдёмся на крыльцо, –
Пришёл черёд повеселиться!

Беспрекословно, словно мать,
Она на двор влечёт героя:               
– Не передумал? Жаждешь знать?
Слегка завесу приоткрою...

Он – бесконечен! Он – везде!
Над всем простёр Он длани властно!
Не то, что Ваш, кто безучастно
Всегда безмолвствует в беде.
 
Он видит нас… и всё Он слышит,
Ему чужды́ алтарь и храм! –
Графиня словно стала выше,
Воздела руки к небесам:

На тверди их непостижимой,
Границ не знающей и дна,
Над ним на ниточке незримой
Висела юная луна…

– Ну что ж, начнём с луны невинной…–
Стал голос резок и высок,
Словес затейливых поток
Оплёл сознанье паутиной.

Она к луне простёрла руки,
Вонзила в бездну острый взор,
Пропали все иные звуки,
Затих в саду сверчковый хор...

Графиня словно гимн пропела,
Сплела персты, и сей же час
Янтарный серп вдруг вспыхнул белым,
Стал быстро меркнуть… и угас.

Атласно ясен был прекрасный
Ночной июльский небосвод…
Но не смолкает голос властный:
– ...Сгущайся ночь, пусть тьма падёт!

Давно ль небес не созерцали
В алмазном трепетном дыму?
…Вдруг звёзды в небе замерцали,
И погрузился мир во тьму!

- 26 -
Над потрясением героя
Она смеётся:
                – Бедный мой!
На месте всё, Господь с тобою!
Глаза наивные раскрой!

Я не посланница Эллила,
Мне не подвластны небеса,
Но вот с твоим рассудком, милый,
Творить могу я чудеса!

Толкнула в лоб его перстами:
– А ты никак представить смог
Что я, прелестное созданье, –
Зловредный демон, злобный рок?

Мой дивный стан – подарок свыше –
Одел змеиной чешуёй,
Дал пару крыл летучей мыши,
И власть вручил над всей землёй?

Ты просто пьян эфиром ночи!
Но, всё! Ещё один глоток…
Очнись, раскрой пустые очи,
Да придержись за локоток.

Они опять вернулись в залу.
Герой подавлен, чуть сердит,
Она насмешливо глядит,
Присела, кошку приласкала.

Минуты тянутся в молчаньи… –
Лишь отдалённый шум в окне,
Да кошки сладкое урчанье
В кисельной, вязкой тишине.

И вот, прервав тот миг невинный,
Встряхнув безмолвия уют,
Часы бездушные в гостиной
Двенадцать раз протяжно бьют.

Графиня сразу оживилась,
К нему придвинулась тепло,
Улыбкой нежной подарила,
Но что-то с ней произошло…

Или огонь тому виной,
Что догорал у них в камине,
А может, буря на картине,
Что оказалась за спиной(?):

Её порочной красоты
Черты – как будто заострились,
Ланиты были так чисты, –
Но вдруг румянцем осветились;

А взгляд очей смутил игрой –
То озаряются искрой,   
То вдруг пугают пустотой…
Она прижалась:
                – Мой герой!
К чему раздумья о фатальном,
Пока вдыхаешь полной грудью
Не отдавайся снам печальным!
Ведь сны – страницы в Книге судеб,

Кто в них пытается вчитаться –
Тому придётся расплатиться:
С беспечным духом распроститься,
С весельем взбалмошным расстаться,

Платить оброк душевной болью,
Смятеньем разума и воли,
И впредь не знать тому герою
Ни утешенья, ни покоя.

Ну, полно грёзам предаваться,
Копаться впредь во снах о чуде…
Хотя… попробуй!
                Может статься,
Иного случая не будет!

Она чуть слышно рассмеялась,
Его покрепче обняла,
К его плечу щекой прижалась
И пальцы в волосы вплела…

Поплыло всё и закружилось,
И он к устам её приник…
Но вдруг графиня отстранилась:
– Мой бедный мальчик, мой должник!
Пора единственному другу
Воздать услугой за услугу!

- 27 -
– Лишь я одна твой добрый друг,
Твой щедрый друг, достойный веры!
Друзей не сыщешь в толпах слуг,
Среди корыстных лицемеров.

Тебя люблю я с давних лет;
Дотоль мне чужды были чувства…
Но ты, наивный, безыскусный,
Ты излучал особый свет!

Я не могла ступить и шагу,
Не помышляя о тебе,
Желая искреннего блага
Сиротской брошенной судьбе.

Да, изначально был расчёт…
Но как ты, баловень удачи,
Всё обернуть сумел иначе?! –
…Глядь, дело к лучшему идёт!

Шепни, сознайся, не солги,
Что без меня и жизнь полынью!
Признай, что нет иной богини,
Достойной сердца и руки!

– Вы вновь пугаете меня!
О чём Вы, милая богиня?
От недоверия остынет
Очаг сердечного огня!

Вы – нежный свет моей печали,
Вы – мой кумир, Вы – пир для глаз!
Ужели сердцем не познали,   
Что я на всё готов для Вас?

Пока тверда моя рука,
Я – Ваш душой и грешным телом!
– Души – не надо!.. Мальчик смелый!
…Убейте графа-старика!

- 28 -
Он брёл по улицам безлюдным,
Скользя по стенам взором мутным,
А вслед за ним, как верный страж,
Катил уныло экипаж.

И кучер, много повидавший,
Стал помаленечку клевать,
Ливрейный, рядом восседавший,
Боялся голос подавать;

И в пустоте ночи́ сердито
И гулко щёлкали копыта.

Вот пристав честь ему отдал,
Узнав в герое чин немалый,
И долго взглядом провожал
Кортеж "чудно́го генерала".

Квартет подвыпивших корнетов,
До сей поры кутивших где-то,   
Не рассчитавших верно сил,
Беззлобной шуткой угостил.
               
Он вышел к берегу, усталый:   
Нева прохладой привлекала,
Она причудливо ломала,
Дробила в струях фонари...

 – О чём графиней говорилось? –
Что старый граф попал в немилость…–
А может, всё опять приснилось,
Неужто, граф – и в бунтари?

Забыл…– почто он мне не мил?
Когда б я графа застрелил –
Графиня стала бы вдовою,
А я расстался б с головою…

Ужели б царь меня простил?
За что стрелять – не помню снова…
Ах да, убью я «Казанову»
За то, что Лялю соблазнил!

А что ж на деле?.. Матерь наша!
Неужто впрямь склонял, подлец?
Уф! В мыслях – полбенная каша…
Всё, брат, запутались вконец!

Да, нет же! Это план графини!
А я должник, а долг всегда
Превыше чести и гордыни…
О Боже! Что за ерунда!

Могла б придумать что покраше:
Что граф, мол, ненависть питал,
На государя клеветал,
Склонял к бунтам дворянство наше!

И застил гнев мне белый свет,
Я с долгом чести не простился(!),
Рассудок в гневе помутился,
И я хватаю пистолет,

В сердцах не дрогнула рука…–
И то правдивее причина.
А всё же жалко старика –
Он опекал меня как сына.   

Ох, эти взбалмошные дамы, –
Клубок наветов и интриг! –
Любой предлог найдут для драмы,
Вплетут амуры в каждый миг!

…Графиня в трауре, скорбит.
А Государь охвачен страстью,
Исполнен чувств к её несчастью,
И… династический кульбит(!) –

Он расторгает с немкой брак  /31/
И под венец ведёт графиню…–
Иль план дурён, иль я дурак?
–…Она ж, подстать Екатерине,

Сумела б мужа устранить  /32/
И власть взяла в свои бы руки...
Потом – черёд его супруги,
И сыновьям не долго жить…/33/

Что ж до меня – и мне конец!
Но что-то там она сулила…
Нет-нет, конечно не венец!
Со лба катился пот остылый,

Он вспомнил, как она, смеясь,
Твердила: «Вслушайтесь, потомки:
Нежинский – князь, светлейший князь!
Звучит не хуже, чем Потёмкин?!»
 
– Ну что ж, вполне! Наверняка!
А застрелить совсем не сложно –
Одно нажатие курка…
Но что-то на́ сердце тревожно,
Как на войне... А граф – шутник,
Пожил неплохо и немало –
Не всех судьба так балова́ла,
А значит, грех не столь велик!

…Так может впрямь она права,
И граф замыслил злое дело?
О, Боже! Кру́гом голова!
…С реки задуло, посвежело.
 
Весь мир затих в объятьях сна…
Нева, ленива и черна,
Катила воды пядь за пядью.
Герой, поёжился, икнул,
Убрал со лба две мокрых пряди,
И вяло кучеру махнул.

-------------------------------------
1/  бретёр – человек готовый драться на дуэли по любому поводу, скандалист и забияка.
2/  «…На водосвятие, в мороз, она крестилась в иордани» – Водосвятие (6/19 по нов. января) – Крещение Господне, обряд приобщения к церкви погружением в воду или обливанием, отмечается церемонией освящения воды. Иордань – прорубь в водоёме, сделанная к празднику Крещения для совершения обряда водосвятия.
3/  черни́ца – монахиня.
4/ «…Как иерей пред аналоем?»; иерей – священник в православной церкви, аналой – высокий столик с покатым верхом, на который в церкви кладут книги и иконы.
5/  коллежский – здесь: коллежский советник, гражданский чин 6-го класса; лица, его имевшие, могли занимать средние руководящие должности;
6/  «…поедут в Каменный иль Драму»; Каменный – Каменный (Большой) театр, открыт в 1783 году (ныне: Ленинградский театр оперы и балета, с 1860 г.– Мариинский театр);
Драма – зд. старейший рус. драматический театр, открыт с 1756 г. (ныне: Ленинградский академический театр драмы, с 1932г. Александринский театр).
7/  "Владимир" – зд. орден Святого равноапостольного князя Владимира.
8/  «На заговенье в пост Петровский…» – 24 мая (6 июня по нов.)
Заговенье на Петров пост, последний день перед началом июньского поста.
9/  Разумовский Кирилл Григорьевич (1728-1803гг) -  последний гетман
Украины (1750-64гг), президент Петербургской Академии наук (1746-1798гг), генерал-фельдмаршал (с 1764г), генерал-адъютант (с 1762г).
Проживая в Санкт-Петербурге, Разумовский давал в своём доме на Мойке обеды и балы, отличавшиеся особой роскошью, которые нередко посещала императрица Елизавета Петровна. В 1759 году императрица подарила Разумовскому города Почеп и Батурин с уездами и две волости. Число принадлежащих ему крепостных доходило до 120 тыс. Разумовский пользовался благоволением имп. Петра III, что не помешало ему принять активное участие в подготовке дворцового переворота 1762г.
В день переворота он был пожалован имп. Екатериной II в сенаторы, а через пять дней в генерал-адъютанты.
10/  обскурант – враг просвещения и науки, реакционер.
11/  фрейлина двора – звание состоящей при императрице придворной дамы аристократического происхождения.
12/  Статский – статский советник, гражданский чин 5-го класса, лица, его имевшие, занимали должности вице - директора департамента или вице – губернатора.
13/  скрижали – зд. заповеди.   
14/  День святого Иоанна - 24 июня (7июля по нов.), Рождество св. Иоанна Крестителя.
15/  стоики, стоицизм – в древней Греции: рационалистическое философское учение.
16/  «…Матушке царице» – зд. Екатерине II.
17/  Пророчица Кассандра – дочь царя Трои Приама, получившая от Аполлона пророческий дар, предостерегала Париса от похищения Елены, что привело к Троянской войне и гибели Трои.
18/  Аид – в греческой мифологии бог подземного царства, а также – само царство мёртвых.
19/  "За что не ставят на горох…" – одна из форм наказания нерадивых учеников: ставить на колени на рассыпанный по полу горох.
20/   Пристав – начальник полиции административного района.
21/  «И, вспомнив прежний свой удел…» – зд. удел – хозяйство, имущество (которым графиня управляла в бытность свою экономкой).
22/  Панагия – икона, носимая архиереями (епископ, архиепископ, митрополит) на груди.
23/  Киот – остеклённая рама или шкафчик для икон.
24/  Иерей – в православной церкви: священник.
25/  Придел – в церкви: боковая пристройка, имеющая дополнительный алтарь.
26/  Немесида (Немезида) – в греческой мифологии богиня возмездия, карающая за нарушение общественных и моральных норм.
27/  «Отца убийство, блуд бесстыдный не мыслил матушке простить» –   здесь речь идёт о императоре Павле I, испытывавшем и прижизненно, и посмертно ненависть к матери (Екатерине I), считая её организатором убийства его отца (имп. Петра III) и осуждая за длинный перечень фаворитов-любовников. По воцарению он приказал перезахоронить прах отца и заставил идти за гробом главного предполагаемого исполнителя покушения – графа Орлова А.Г. И прах отца Павел захоронил рядом с матерью, отмщая ей тем самым и после смерти.
28/  «Под лён залоги распахала…» – подымать залог, пахать целину, залеглую пашню. Залог – поле, запущенное, брошенное на несколько лет, чтобы снова задернело.   
29/ «…путаный трактат» – зд. Ветхий завет.   
30/  вертеп – ящик с марионетками для кукольных представлений на библейские сюжеты.
31/  Павел I был женат дважды:
– первая супруга Павла I, в бытность его наследником престола, – Наталья Алексеевна (великая княгиня с 1773);
– вторая супруга Павла I (великого князя и российского императора) – Мария Фёдоровна (великая княгиня с 1776, императрица – с 1796).
      Первая супруга российского императора Павла I – Наталья Алексеевна (1755-1776), урождённая принцесса Августа-Вильгельмина-Луиза Гессен-Дармштадтская, дочь ландграфа Гессен-Дармштадтского Людвига IX и Каролины Цвейбрюкен-Биркенфельдской (– язык не поломается?).
Когда в 1772 году великому князю Павлу Петровичу исполнилось восемнадцать лет, его мать, императрица Екатерина, начала поиски невесты для наследника. После долгих поисков остановились на двух кандидатурах: Софии-Доротеи Вюртембергской и Вильгельмины Гессен-Дармштадтской. Но Софии только исполнилось тринадцать лет, а Екатерине срочно нужен был наследник, поэтому императрица была вынуждена остановить свой выбор на одной из трёх принцесс Гессен-Дармштадтских.
29 сентября 1773 г. состоялось торжественное бракосочетание великого князя Павла Петровича и великой княгини Натальи Алексеевны.
Английский посланник Д.Харрис отмечал, что она «управляла мужем деспотически, не давая себе даже труда выказать малейшей к нему привязанности». Императрица Екатерина II в письме своему посланнику Ассебургу также писала: «У неё (супруги Павла) опрометчивый ум, склонный к раздору».
Умерла Наталья Алексеевна всего-то в 20 лет, при родах,15(26) апреля 1776, ребёнок оказался мертворожденным.
        Наконец-то, как бы цинично это ни звучало, место великой княжны освободилось, и Екатерина смогла женить сына на принцессе из её родного Вюртембергского дома: ибо подросла принцесса София-Доротея Вюртембергская.
       Вторая супруга российского императора Павла I – Мария Фёдоровна/ Феодоровна (1759-1828); (до перехода в православие – София Мария Доротея Августа Луиза Вюртембергская) – принцесса Вюртембергского дома.
Как и Екатерина II, София-Доротея родилась в Штеттинском замке, но на 30 лет позже (14 октября 1759 года). Отец её, подобно отцу Екатерины, служил комендантом. Происходила она из монбельярской ветви Вюртембергского дома. Отец – принц Фридрих Евгений Вюртембергский – состоял в прусской службе и лишь под старость сделался владетельным герцогом Вюртембергским. Мария Фёдоровна – мать императоров Александра I и Николая I.
32/  Екатерина II (урожд. София Августа Фредерика, принцесса Анхальт-Цербстская) российская императрица (с 1762 по 1796), тщательно готовила заговор, нацеленный на свержение императора Петра III, своего мужа.
Опиралась она на поддержку братьев Орловых, Н.И.Панина, К.Г.Разумовского и др. В ночь на 28 июня 1762, когда император находился в Ораниенбауме, Екатерина тайно прибыла в Петербург и в казармах Измайловского полка была провозглашена самодержавной императрицей. К восставшим присоединились солдаты других полков.
Императрица во главе гвардейских полков выступила в Петербург и по дороге получила письменное отречение Петра от престола.
В результате переворота Екатерина была провозглашена императрицей. Петр в сопровождении караула гвардейцев во главе с А.Г.Орловым был отправлен в Ропшу в 30 верстах от Петербурга, где он и погиб при невыясненных обстоятельствах.
33/  Сыновья Павла I, великие князья Александр, Константин, Николай.
         Александр I (1777-1825) – первенец великого князя Павла Петровича (позднее император Павел I) и великой княгини Марии Федоровны. Сразу после рождения Александр был взят у родителей своей бабкой императрицей Екатериной II, которая намеревалась воспитать из него идеального государя, продолжателя своего дела.
Александр I, российский император с 1801 до 1825, участвовал в антифранцузских коалициях (1805-07), вел успешные войны с Турцией (1806-12) и Швецией (1808-09). При Александре I к России присоединены территории Вост. Грузии (1801), Финляндии (1809), Бессарабии (1812), Азербайджана (1813), бывшего герцогства Варшавского (1815). После Отечественной войны 1812 он возглавил в 1813-14 антифранцузскую коалицию европейских держав.
        Константин Павлович (1779-1831), великий князь, 2-й сын императора Павла I. Участник походов А. В. Суворова (1799-1800), Отечественной войны 1812. С 1814 фактический наместник Царства Польского. Тайный отказ Константина Павловича от прав на российский престол создал после смерти Александра I обстановку, использованную декабристами для восстания 14 декабря 1825
          Николай I (1796-1855), российский император с 1825, третий сын императора Павла I. Вступил на престол после внезапной смерти императора Александра I. Подавил восстание декабристов.
***********************
(продолжение https://stihi.ru/2020/10/18/5440)