Поллитра и рыба с ногами

январь 2024
1
Георгий Платонович Поллитра когда-то делал добротную мебель из красного дерева. Он гордился своим званием превосходного столяра и краснодеревщика. Почти в каждом зажиточном доме микрорайона Въезд в Гатчине был его шифоньер, платяной шкаф или комод. А в семьях победнее — хотя бы табуретка или скамейка. Но вот беда, Поллитра всегда был падок на горячительные напитки. И в каждом доме по соседству ему наливали кто рюмочку, кто целый граненый стакан. Спиртное брало Георгия плохо, он был уверен, что держится молодцом. Он и правда одно время мог выпить целый графин водочки или сладкой настойки на клюкве. Но с годами силы организма слабели, а сам Поллитра становился все более мнительным: видел чертей, вурдалаков и бесов и держал в изголовье кровати деревянный крест и церковное кадило.

В памятную ночь накануне Рождества мужчина сидел в центре комнаты и стыдливо поглядывал на холодильник. Там (он точно знал!) стояла непочатая бутылка «Столичной». Но Георгий Платонович зарекся сегодня пить — на днях ему приснилась мать, которая грозила пальцем и требовала бросить. Потому что не дело это в 50 лет жить без семьи и своего угла. Сон Поллитра впечатлил до того, что он решил завязать. В завязке он был уже неделю и так активно горевал без привычного Зеленого Змия, что начал разговаривать с котом.

— Бабайка, а Бабайка? — обратился он рыжему, в белую полоску, котяре с наглой пиратской мордой.
— Ну что тебе? — лениво ответил кот и почесал лапой за левым ухом. Кота уже давно донимали блохи.
— Видишь ли, я уже неделю не пью, выполняю волю матушки. А черти, черти-то вконец задолбали. Лезут в дом из вентиляции хуже тараканов. Я от этих гадов уже и все трубы вокруг обмазал, и по вентиляционным решеткам прошелся. А они как лезли, так и лезут — тысячами!
— Черти — то ничего. А тебя не смущает, что с тобой я, кот, разговариваю? — Бабайка протел розовый шершавый нос передней лапой и уставился на хозяина ведьминскими зелеными глазами.
— Да ты что. Ты свой! — мужчина пригладил косматую бороду, одернул махровый старый халат в катышках, с подпалинами от сигарет, нашарил ногами под столом валенки с кожаными вставками на пятках. Потом побрел на кухню в хрущевке, где на трех квадратных метрах помещались только газовая плита с монстроподобной стальной вытяжкой и монументальный красного дерева сервант с чайным сервизом и прочей стеклянной утварью — исключительно, по заветам матери, для праздника. В одном из ящиков серванта он нашел упаковку мелков «Машенька» от тараканов и с ним победоносно вернулся в гостиную.

Здесь он сел на корточки и под пристальным взглядом кота Бабайки начал рисовать круги по периметру ножек табуреток. Чтобы черти не добрались до него и рыжего кота. А для пущей убедительности — очертил все табуретки разом, чтобы туда уж точно вражеские черти не пролезли. После этого Поллитра затащил кота Бабайку в круг и сел в центре с ним в обнимку.

2.
Дверь квартиры Поллитра была открыта, так что продавщица Анфиса, которая жила на той же лестничной клетке, заглянула и решила уточнить, как у соседа дела. Женщина она была ладная и статная, с пышным бюстом и крепким задом. Волосы завивала плойкой, глаза густо подводила тенями и уважала красную помаду. Поллитра Анфису без этой боевой раскраски почти никогда не видел. А если и видел, то не узнавал. Очень уж женщина без своих теней и помады походила на бледное привидение. Только рыжие бесовские волосы напоминали о парадной версии Анфисы. За эти кудри, огненными всполохами разжигающие коридор, уже много лет Георгий Платонович за глаза называл продавщицу ведьмой. О своем прозвище женщина знала и втайне им гордилась.

Сейчас Анфиса была при полном параде. Пышный бюст упакован в трикотажное платье с хаотичными рюшами, в руках дамская сумочка размером с небольшой дорожный саквояж. Из сумочки кокетливо выглядывал длинный багет и связка лука — продавщица возвращалась с работы и захватила с собой продукты. Иногда она и Поллитра гостинцы приносила. Наотрез отказывалась покупать только водку — не одобряла его любовь к крепким напиткам.

— Как тут у тебя дела, хозяин? Окна не забываешь закрывать после проветривания? — заботливо уточнила Анфиса, когда зашла в квартиру. А сама посмотрела по сторонам. — Пора бы тебе тут уборку генеральную сделать, совсем дом пылью и паутиной зарос.

Поллитра и правда не слишком много времени уделял уборке. На коврике в прихожей лежали щепки и солидный слой песка, нанесенного с улицы. Рядом с дверью стояло мусорное ведро, из которого отчаянно смердело перегнившими отходами — собирался выбросить и забыл. Дверца шкафа покосилась и висела на одной петле, даром что хозяин был плотник. Диван в комнате был разложен, а сверху нагромождены несколько подушек, одеяло без пододеяльника, шерстяные носки и шапка. Куртка часто лежала здесь же, но сегодня Поллитра вернул ее на место, на вешалку в коридоре. Телевизор на тумбочке глухо бормотал, показывая то помехи, то цветную картинку из новостей. На большом столярном столе лежали рубанок, дрель со сломанным сверлом и начатая табуретка. К работе не подходили так долго, что все инструменты и заготовка были покрыты слоем пыли. На крестовине табуретки уже соорудил паутину предприимчивый паук.

Анфиса недовольно покачала головой и, стряхнув со стула стопку газет, уселась рядом с Поллитра. Тот покосился на женщину, испуганно отдернул руку. Перекрестился сначала сам, потом перекрестил гостью, которая теперь со своими красными губами и кучерявой рыжей головой показалась ему настоящей ведьмой. Да и появилась-то как! Не пришла — влетела в окно. Вон рядом с рамой и метла стоит ее, ведьмина. Метла у окна и правда стояла, но принадлежала она самому Поллитра и ни на одном шабаше не бывала.

— А у тебя-то как дела? Как еще в твою сторону, ведьмы поганой, святая инквизиция лапы не протянула? Ты же, бестия рыжая, на метле летаешь, младенцев пожираешь и соседей иголками тычешь.
— Иголками тычут не ведьмы, а колдуны вуду. Да и неудобно мне на метле летать — соседи засмеют. Как я со своими обширными габаритами на такую хрупкую конструкцию влезу? Вот наша Баба Яга толк в комфорте знала — в ступе и пространства больше, и сидеть сподручнее.
— Ишь какая! Комфорт ей подавай. Еще бы подушечку в ступу запросила, — от возмущения Поллитра даже высунулся из мелового круга против чертей. — А младенцев перед тем как есть, маслом мажешь или кетчупом поливаешь?
— С майонезом предпочитаю и солеными огурчиками, — Анфиса хохотнула и пошла в сторону двери. — А тебе, Поллитра, полечиться бы!

3.
Следующим утром Анфиса вышла засветло. Она решила, что откроет магазин чуть позже, но зато поможет Георгию Платоновичу. Хозяйка продуктовой лавки «По-соседски» Маргарита Марковна на выходные уехала на дачу, так что опоздания на полчаса не заметит, а покупателей в утренние часы на углу Урицкой всегда немного. Только старушки, которых замучила бессонница, заглядывают за половиной буханки хлеба и гречкой. Анфиса шла дорогой, которую проходила каждый день: по улице Володарского в центр Гатчины. Но сегодня она свернула раньше, на Радищева и зашла к знакомому фармацевту, чтобы посоветоваться о недуге Поллитра. Женщина она была жалостливая и когда-то неровно дышала к рукастому краснодеревщику. Она бы и сейчас его пригрела и выходила. Лучше какой-никакой муж, чем одной женскую долю коротать.

Освальд Кудрявчик служил аптекарем и вел частную практику в колоритном двухэтажном здании на углу улицы Радищева. Из окна аптеки была видна полуразрушенная, но до сих пор действующая церковь Божией Матери Кармельской. Диплома врача у него у него не было, но местных жителей это не смущало. Казалось, они готовы были принимать советы, как ставить клизмы с ромашкой и выгонять из печени токсины лимонным соком, от кого угодно. На этом фармацевт и наживался. Оголтелые мамаши несли к нему за отсутствием в Гатчине педиатров детей, которые мучались кишечными коликами. Жены силком тащили кодироваться мужей-алкоголиков. Женщины в климаксе искали спасения от приливов и потливости. Избегали его только люди с травмами. Пару пациентов со сломанными ключицами сунулись, увидели, что помочь им могут разве что растирками и мазями, и ушли молча. О своем неудачном опыте эти посетители на удивление не распространялись. Подумали, что специализация у всех разная. Ну не лечит Кудрявчик переломанные конечности и не вправляет вывихи, зато больные животом все как один минимум через пять дней после отравления выздоравливают. И от сглаза мазь у него рабочая, сразу все несчастья как рукой снимает.

Кудрявчик был низеньким старичком в костюме-тройке. На его длинном носу сидели очки в круглой оправе. Он был суетливым и смешливым, ровно до тех пор пока к нему не обращались за консультацией. В этот момент он резко сосредотачивался, смотрел через стекла пристально и даже советы давал сугубо профессиональные и по делу. Особенно любили его старушки, которых из-за регулярных визитов в гатчинской поликлинике уже не воспринимали всерьез.

— Доброе утро, Освальд Геннадьевич! — Анфиса вошла в аптеку как своя и решительно поставила объемистый саквояж из искусственной кожи на прилавок.
— Доброе утро, Анфиса Игоревна! Какими судьбами в мое скромное заведение? — Освальд снял круглые очки и протер их замшевой тряпочкой, а потом снова водрузил на нос.
— На днях заходила я к своему соседу. Наверное, помните Георгия Платоновича Поллитра, краснодеревщика…На Волкова живет, в доме 4А.
— Помню, как не помнить. Он мне в аптеке стеллажи под лекарства мастерил. Ладные вышли стеллажи, крепкие. До сих пор ни одна полочка не покосилась. А фасады-то все резные. И домой у него стол заказывал и четверку стульев. Обивка прекрасная! Стульям уже лет десять, а она даже не выцвела. А как теперь наш мастер поживает? Давно от него ничего не слышно.
— Плохо, Освальд Геннадьевич, плохо. Вчера вот зашла к нему после работы, а там неладное творится. Дверь притворена, но на замок не закрыта. На полу щепки и песок, а сам мой сосед сидит в центре комнаты на стуле и с котом разговаривает.
— Дверь, положим, можно и забыть закрыть, дело житейское. И с котами от одиночества многие разговаривают. Я и сам бы говорил, только у меня кота нет.
— Да дело в том, Освальд Геннадьевич, что вокруг стула мелом круг нарисован! А сам Поллитра из него наотрез выходить отказывается. Уперся и говорит, что вокруг черти, лезут изо всех щелей, только в круге этом его и не трогают. И мне давай доказывать, что я ведьма и на метле прилетела. Я-то и ведьма?! Вот умора!

Освальду Кудрявчику рыжеволосая Анфиса тоже напоминала ведьму. Глаза у той были плутоватые, покупателей обвешивала частенько и все главные новости в городе знала. Да и возраст ее было угадать решительно невозможно. То казалось, что она молодая совсем, не больше 35 лет. То виделась ему пожившей женщиной, почти старухой. Одежду она носила какую-то вне времени, а волосы то взбивала пышно, то повязывала платком. Неизменна была только красная помада.

Фармацевт покивал головой и сказал, что сегодня после работы зайдет в гости к Поллитра и посмотрит, как тот себя чувствует и что делает. Лишь бы до этого не учудил чего. Анфиса заговорщицки подмигнула аптекарю и обещала вечером в благодарность занести палку колбасы. Женщина подхватила саквояж и побежала открывать магазин. У двери ее уже ждала первая посетительница. У бабы Нюры кончилось молоко.

Баба Нюра после смерти мужа, главного инженера Сталелитейного завода, уже полвека жила одна в деревянном доме дореволюционной постройки в центре Гатчины. Когда-то давно она собрала обширную библиотеку и до сих пор выписывала книги и журналы. Нюрочка в молодости водила знакомства с партийной верхушкой и интеллигенцией, а сейчас продолжала общаться с военными вдовами, библиотекаршами и популярными поэтессами. По пятничным вечерам она собирала у себя на Соборной в доме 28 кружок таких же умных старушек, они вместе обсуждали прочитанные книги, декламировали стихи и даже ставили спектакли по Чехову и Горькому.

— Как у вас дела, Нюрочка? — встретила улыбкой первую посетительницу Анфиса.
— Да как обычно. Кот Батон ворует колбасу и рыбу. За окном по утрам курлычут голуби, спать не дают, а Марфа Игнатьевна задолжала и соль, и гречку с прошлой встречи внучка. Он, оболтус такой, раз в месяц приходит и требует денег, будто родители мало дают. Растет этакий хлыщ, который цены жизни не знает. Думает, мясо поспевает на деревьях, а эклеры сами возникают в холодильнике. Был бы у меня внук, я бы ему ни копейки не давала. Пусть бы жизнь узнал.

Анфиса пропустила все слова бабы Нюры мимо ушей, открыла магазин и с дежурной улыбкой спросила, что взвесить и какое молоко подать.

4.
На следующий день Освальд Кудрявчик отправился с самого утра к соседу Анфисы. Дверь теперь была заперта, и это уже было хорошим знаком. Аптекарь зажал кнопку звонка, прислушался к переливчатой трели и дождался, пока ему откроют. Поллитра не снял дверь с цепочки и пристально вглядывался в щель, рассматривая гостя. Аптекарь тоже изучал хозяина. Тот стоял в полосатой тельняшке и полинялых рейтузах. На щеках была трехдневная щетина — бороду Георгий Платонович сбрил, но к гладкому подбородку пока не привык. Пальцы босых ног поджаты — от окна по полу тянуло сквозняком. В руках Поллитра держал сковородку.

— Что нужно? — подозрительно уточнил он у Кудрявчика.
— Навестить пришел, дорогой друг. О тебе соседушка твоя беспокоится, Анфиса. Говорит, одичал ты без женского внимания. Да ты дверь бы открыл, неудобно так, сквозь щелку, общаться. Или не узнал меня?
— Не фармацевт ты, а шарлатан. Бабулек и мамаш обираешь. А Анфиска и вовсе ведьма. Вчера влетела в окно на метле. Метлу у рамы приставила, вон она, видишь, там до сих пор стоит. А обратно, когда ее уличил, в дверь ушла. Постеснялась при мне мазью своей ведьмовской обмазываться. Да если бы это оправдало ее хоть немного — другой разговор. Но ведьма от этого меньшей ведьмой не станет. Я ж ее давно раскусил.

Георгий хоть ворчал и ведьму вместе с фармацевтом всякими словами нехорошими обзывал, но дверь с цепочки снял и дождался, пока гость зайдет в комнату. А сам только замок повернул, опрометью бросился к своему столярному столу и забрался на него. Там сел, поджав ноги, и начал по сторонам коситься. Заглянет под стол и давай сковородкой в воздухе размахивать. И под нос бормочет что-то неразборчиво. Кудрявчик сразу понял, что дело нечисто. Да и сложно было не разглядеть, если хозяин дома на столе сидит и кухонной утварью от невидимых врагов отмахивается.

— Что же ты, Георгий Платонович, на стол-то забрался? И зачем тебе сковородка? — Освальд говорил вкрадчиво, тщательно подбирая слова.
— Да рыбу хотел поджарить. Достал заранее из морозилки, поставил оттаивать в тазике на подоконнике. А когда время обваливать ее в муке пришло и на сковородку класть, глянул в тазик — а окуня-то и нет. Думал, было, что это Бабайка, мой кот-бандит, рыбу стянул и ест где-то под кроватью. Но рыжий Бабайка тут же сидел и на меня своими зелеными глазами пялился. Однако я не успокоился. Продолжил искать. Потому что где это видано, чтобы окуни из тазиков пропадали.
— Так-так-так… Чрезвычайно интересно. И что же было дальше? — поцокал языком Кудрявчик.
— А дальше начал я по всему дому этого наглого окуня искать. И нашел! Нашел! Да в таком виде нашел, что лучше бы и не находил, — Поллитра разволновался до того, что начал отбивать простенький мотивчик, постукивая по колену сковородкой.
— И в каком таком виде ты обнаружил своего окуня? — фармацевт явно заинтересовался рассказом и подхватил инициативу, стал постукивать по столу пальцем с аккуратной лункой ногтя.
— А у этого окуня ноги выросли! Натурально — человеческие ноги. Четыре штуки, одна пара и вторая. И рыба эта, перебирая ногами, стала по полу бегать. То кругами бегала, то останавливалась и чинно ходить принималась. И до того долго она ходила, что у меня голова закружилась. Понял я, что остался без ужина и решил этого наглого окуня сковородой прибить и в форточку выбросить. Потому что есть рыбу, у которой человечьи ноги отросли, — колдунство богомерзкое. Похлеще, чем на метле летать.

Кудрявчик вскочил со стула, постучал себя по лбу, в волнении снял очки и протер стекла замшевым платочком, который всегда держал в нагрудном кармане. После этого он вернул очки на нос и посмотрел сквозь них на Поллитра.

— Гергий Платонович, миленький! Да я разгадал, кажется, твою загадку с чертями и рыбой с ногами.
— И что же ты выяснил такого, до чего ни я, ни Бабайка не дошел? Кажется, решение-то непростое… Не на поверхности лежит.
— Как раз на поверхности! На ней самой! Скажи-ка мне честно, Георгий Платонович, водочку-то ты, верно, уважаешь?
— Уважаю, как ее не уважать, — Поллитра сразу заволновался, засмущался и начал пристально смотреть в сковороду, как будто пытался увидеть в черном чугунном дне свое отражение или окуня с ногами собственной персоной.
— И сколько же ты этой водочки пьешь?
— До пол-литра, не больше. Печень уже не позволяет дозу увеличивать. Вот в прошлые годы и два раза по пол-литра мог уговорить. А теперь здоровье шалит. Приходится себя беречь.
— Так-так-так, — Кудрявчик снова постучал пальцем по столу. — Кажется, все сходится.
— Что сходится? — уточнил Георгий, оторвал взгляд от сковородки и покосился под стол: выискивал, не зашла ли в комнату страшная рыба.
— Гипотеза! — серьезно ответил Освальд и поднял палец вверх, указав им точно в пыльную люстру под потолком. — Нужно ответить сейчас только на один вопрос. Когда в последний раз ты водочку пил?
— Да с неделю назад. А сейчас не пью совсем. Самому идти боязно, кругом черти, ушлые, как тараканы. Я и кота Бабайку уже посылал, но он не идет. Верно, тоже чертей боится. Так что трезв как стеклышко. Даже решил табуретку доделать. Но теперь новая напасть — рыба эта.
— Все ясно, дорогой наш Георгий Платонович. Все предельно ясно. У вас, батенька, белая горячка.

Поллитра как сидел на столе в обнимку со сковородкой, так и сполз с него на пол. Крякнул громко и задумчиво посмотрел в серый потолок с осыпающейся побелкой.

5.
Утром Освальд Кудрявчик по дороге в свою аптеку зашел в продуктовую лавку к Анфисе. Рассчитывал за оперативность и дотошность получить вторую палку колбасы. Продавщица на благодарность никогда не скупилась. Анфиса сегодня принарядилась лучше прежнего. Платье на ней было желтое, как двухдневный цыпленок, волосы взбиты пышной шапкой, а губы — красные, будто пожарная машина.

— Здравствуй, соседушка. Я с новостями, — Кудрявчик разглядывал прилавок, выбирая, какую колбасу попросить у Анфисы: охотничью или, может, кровяную — поджарить на ужин с картошечкой и лучком, да селедочки в пряной заливке взять, стопочку водочки налить... Целое пиршество выйдет. Да, точно, нужно брать кровяную.
— И какие же новости? — Анфиса смотрела на гостя зачарованно, щеки разрумянились. — Все плохо?
— Да обычное дело. В гатчинских дворах и ведьмы водятся, и черти, и тараканы, не хуже, чем в Москве на Патриарших. Тараканы у нас даже лучше, чем в столице. Крупные, породистые. Таиландцы на нашем месте не теряются — жарят этих жучков-паучков и едят. А мы брезгуем. И зря — протеин чистый!
— Да что ты заладил про тараканов этих. Тему-то не переводи. Что мне с Георгием Платоновичем делать, как его из этой напасти выручить?

Кудрявчик радостно улыбнулся своим мыслям про ужин с картошечкой, оторвал взгляд от витрины и ответил:
— Пол-литра ему сегодня вечером купи. Выпьет с котом и угомонится. И перестанут у него по кухне черти с рыбами ходить. А что ведьмой тебя зовет — плюнь. Все бабы ведьмы. И взвесь-ка мне, хозяюшка, кровяной колбаски. Килограмчика полтора.

*
Через день ведьминские чары действительно рассеялись. Черти спрятались в угол за печку, у рыбы ноги отвалились. Жаль только, кот Бабайка совсем перестал разговаривать. Но это ничего — теперь Георгий Платонович с Анфисой говорить стал. Очень ему понравились ее рыжие кудри и красные губы.

Ирина РИПВАМ