Пианист с завязанными глазами

Король Жабаран мрачно ходил по тронному залу, а придворные буквально боялись дышать в его присутствии. Правитель всегда славился дурным нравом. Например, он легко мог бросить человека в темницу, только за то, что ему не вовремя подали обед или сообщили не слишком приятную новость. А уж сегодня у Жабарана был повод печалиться. Его сын, первенец которого они с королевой Лореттой так долго ждали, родился слепым. Ну, разве может будущий монарх быть незрячим? Да и какого будет ему самому имея власть и богатство быть лишенным простых и оказывается таких прекрасных вещей, как рассвет, море или букет фиалок. Как же он будет страдать!
- Почему конюх или поваренок на кухне должны наслаждаться всем великолепием мира, а любимый сын, наследник престола будет жить в кромешной темноте и не знать даже как выглядит его родной отец и мать? Не понимать что такое зеленый цвет, и всю жизнь жить на ощупь. Разве он заслуживает этого?
- Не заслуживает, Ваше Величество, - подтвердил советник Барсий. Он единственный решался приближаться к правителю в любом расположении духа и даже что –нибудь советовать. Иногда Жабаран к нему даже прислушивался. – Это ужасно несправедливо!
- Несправедливо! – подхватил Жабаран в гневе. – А раз так, то никто в стране, не будет иметь преимущество над моим сыном. Велю… велю всем выколоть глаза! Сию же минуту!
По залу прокатилась стон ужаса, а Барсий схватил короля за руку, хотя таких вольностей себе еще не позволял.
- Ваше Величество, не делайте этого.
- Я - король и сам решаю, как поступать, - Жабаран недовольно освободил руку. – Где мой распорядитель приказов? А вон он дрожит в углу. Значит слушай: «Я король Жабаран, повелеваю всем жителям…
- Но, Ваше Сиятельство, что же станет с королевством, если вдруг все жители в стране станут слепы? – пытаясь призвать к голосу разума короля, спросил советник.
Жабаран на секунду задумался.
- Да, ты прав, Барсий. Оставим зрячими стражу. Тогда все будет в порядке.
Советник сильно сомневался, что все будет в порядке, но вслух вкрадчиво произнес.
- Но оценит ли такую жертву от своих подданных ваш сын, когда подрастет?
Король беззаботно махнул рукой.
- Флориан не будет знать, что он слеп. И не будет страдать без солнца, света, и красок нашего мира. Мальчик просто не поймет, чего лишен. И будет счастлив. А если кто – то посмеет сказать ему правду, будет немедленно казнен!
- Как мудро придумано! – подхватил энтузиазм короля советник. – Но думаю воплощать замысел нужно с повязок на глазах. Повелите их носить подданным с сегодняшнего дня.
- Какие еще повязки? – проворчал Жабаран. - Я же сказал выколоть глаза.
- Ваше Величество, это займет слишком много времени. А найти небольшую тряпочку и обмотать ее вокруг головы никому не составит труда. Так намного проще. Уверяю, Ваше Величество, люди будут слепы как кроты. Еще можно сказать, что солнечный свет крайне губителен для здоровья, и люди сами их наденут. А уж если ослушаются, тогда их немедленно бросят в темницу, где уже с повязкой или без, все равно ничего не будут видеть. Но и, конечно, вполне разумно будет оставить пару сановников зрячими, - уже полушепотом добавил он.
- Например, тебя, Барсий? – рассмеялся король. - Нет, хитрец, ты наденешь повязку первым, раз сам это придумал.
С этими словами Жабаран вытянул из волос синюю ленту и завязал советнику глаза.
- И как тебе, Барсий, в темноте? – с кривым смешком полюбопытствовал король.
Советник почтительно склонил голову.
- Я счастлив, Ваше Сиятельство! Мне оказана огромная честь – король одел на меня его собственную ленту. Что я могу испытывать кроме благодарности?
Подданные не были так же благодарны королю, как Барсий, но ослушаться не посмели, и уже на следующее утро королевство погрузилось в полный мрак. Люди стали беспомощны, как младенцы и не могли ничего делать. Машины перестали ездить, потому что водители не видели дороги. Строители перестали работать на стройке, потому что не понимали, куда класть кирпичи. А повара перестали готовить еду, потому что до вечера не могли отыскать кастрюли и продукты на кухне.
- Ничего не вышло! В темноте невозможно жить! - бормотал король, в расстройстве ходя по залу. Себе он завязывать глаза не стал, оправдываясь государственной надобностью.
Жабаран ничего не ел с сегодняшнего утра. А камердинер вместо того чтобы одевать короля сам нуждался в помощи. Поэтому на камзоле было пропущено несколько пуговиц, и тот ужасно топорщился на животе. Банты на рукавах были криво завязаны, а чулки на ногах были все в морщинах, и было совершенно не понятно, что с этим делать. Хорошо хоть у всех были повязки на глазах, и никто кроме правителя не видел этого безобразия.
- Ваше Величество, - сказал советник, - все очень просто. Нужно к людям приставить настоящих  слепцов, чтобы они могли научить их обходиться без зрения.
- Блестящая идея, Барсий! - восхитился король. - Так и сделаем.
- А еще нужно наделить важных сановников правом на зрение, - вкрадчиво предложил Барсий, надеясь, что и эта идея королю покажется такой же хорошей.
- Ты опять о себе?
- Но, Ваше Величество, ведь кто - то же должен следить за тем как выполняются ваши мудрые приказы, - мягко напомнил советник.
- Ну… пожалуй, – нехотя согласился король. - Сам я и вправду за всем не услежу. Можешь снять повязку, Барсий.
- Благодарю, Ваше Величество, - ответил советник, с облегчением стягивая с глаз ленту. Он проходил в ней всего один день, но ему казалось, что прошел целый год, и он совершенно не понимал как провести в ней всю жизнь. Хотя по сравнению с первоначальной задумкой короля, повязки для королевства были настоящим спасением.

Прошло долгих пятнадцать лет. Люди научились жить в темноте. И даже стали находить в ней некоторые положительные стороны. Например, можно было перестать причесываться, и бриться. Хотя, парикмахеров потерявших работу, это привело в отчаяние и заставило искать более нужное в темноте призвание, например, мастерить длинные трости удобные при ходьбе.
Еще можно было не убирать в доме. Даже если пыль и паутина разрастались до потолка, никто ничего не замечал. Как не замечали этого на замусоренных улицах по которым больше не ездили автомобили. Водители не видели ни дороги, ни светофоров и жители были вынуждены пересесть на повозки и кареты с лошадьми, которые, кажется, поняв свою ответственность проводников, осторожно и важно ступали по мостовым везя слепых пассажиров. А горожане по вынужденной моде щеголяли в пестрой одежде, которую портнихи шили из тканей самых невероятных цветов.
Но совсем забыть солнечный свет, и красоту мира было невозможно, тем более что стоило только чуть стянуть повязку с глаз, чтобы насладится прекрасным пейзажем, или голубым небом или с легкостью сделать ту работу, которая в темноте занимала в три, а то и в четыре раза больше времени. Но повсюду сновала бдительная стража, которая мгновенно хватала нарушителя и тащила в темницу, оказаться в которой никто не хотел.
Конечно, родители, пытались приучать детей к жизни в полной темноте, но не могли предупредить все случайности. И в какой – нибудь момент повязка сползала с глаз дитя, или тот из любопытства или озорства сам ее приподнимал и попадал в совершенно незнакомый ему поток света и красок. И объяснить, почему нельзя любоваться прекрасным миром, и нужно жить во тьме никто толком не мог.
Еще при выходе указа о ношении повязок дневной свет был объявлен чрезвычайно опасным для здоровья, а тканевые полоски на глазах единственной от него защитой. Кто - то в это, даже верил, и добровольно лишал себя света, но большинство видели в этом, вернее не видели никакого смысла, кроме странной попытки короля уберечь единственного сына от болезненной правды, причиняя при этом боль и страдания всем остальным.
Единственным кто совсем не печалился об этом был слепой принц. Он любил темноту, ведь даже не подозревал, что в мире может быть что – то кроме нее. Флориан наслаждался роскошной жизнью во дворце, вкусной едой, приятной на ощупь одеждой, ароматными духами и восхитительной музыкой, которая никогда не стихала во дворце.
- Как же я люблю музыку! - с мечтательной улыбкой на лице воскликнул Флориан, слушая Октава, лучшего в королевстве пианиста, специально приглашенного на прошлой неделе во дворец развлекать принца. - Это самое восхитительное, что есть в мире.
- О, в мире есть вещи, намного лучше музыки, Ваше Высочество, - с грустью сказал Октав.
- Да? И что же это за вещи?
- Песни, стихи… рассвет.
Флориан кивнул.
- Песни и стихи прекрасны, а вот в рассвете нет ничего чудесного. Это просто переход дневного времени суток на ночное. Никакой разницы.
- Поверьте, принц Флориан, разница огромная.
Мальчик, прислуживающий принцу, бледнел все сильнее и сильнее. Нельзя было делать ни малейшего намека на, то каким мир был на самом деле, иначе нарушителя ждало страшное наказание. А этот пианист точно нарочно говорил о запрещенных вещах.
- Мороженое… мороженое – самое лучшее, что придумано в мире! - быстро нашелся слуга, стараясь исправить ситуацию. Ведь он вовсе не желал расставаться со своим высоким положением в королевстве. Не то что бы быть камердинером принца было так почетно, но он был зрячим. И это было явное преимущество перед всеми. Ведь немногие удостаивались этой привилегии. Лишь стража и несколько личных слуг королевской семьи. Это было сделано, ради безопасности королевских особ. Даже самые богатые и влиятельные сановники не могли добиться этой награды от короля. Разве что советник Барсий, но он мог добиться чего угодно и от кого угодно. А в последние годы, когда здоровье короля сильно пошатнулось, советник и вовсе взял управление страной в свои руки. И, наверное, это единственное, что уберегло ее от погружения в полный мрак и в буквальном и в переносном смысле.
- Ник, прав, - согласился принц. - Особенно клубничное, посыпанное шоколадной стружкой.
- Я больше люблю крем – брюле, - отозвался музыкант, не переставая играть.
- Ник, вели принести нам мороженое: клубничное и крем - брюле, и сам поешь на кухне какого хочешь, - быстро сказал Флориан. Никто прежде из его подданных не заговаривал с ним, так просто, как Октав. Кто – то не осмеливался, другие просто не хотели. Вначале принц еще пытался завязать с кем – нибудь дружбу, но потом понял, что эти попытки бессмысленны. И уже давно смирился с одиночеством.
- Но, Ваше Высочество, мне кажется, сегодня во сне вы кашляли и мороженое вам лучше не есть, - сказал камердинер, боясь оставлять принца наедине с опасным музыкантом.
- Ник, я совершенно здоров. Неси угощение.
- Да, Ваше Высочество, - растеряно ответил слуга и, не кланяясь, вышел выполнять распоряжение. Ведь принц все равно не видел поклона. Хотя первое время Ник не мог отучить себя от этой дурацкой и уже ненужной привычки. Не то, что раньше. Ведь ему приходилось отвешивать поклоны направо и налево каждому проходящему аристократу. Поэтому к вечеру ему казалось, что голова уже сама безвольно болтается на плечах. А сейчас эта обязанность выполнялась разве что перед королем. Барсий давно не обращал внимания на этикет. «Может сообщить советнику о слишком вольном пианисте», - мелькнула в голове у мальчика. Но немного подумав, он решил, что лучше в это дело не вмешиваться, а не то подумают, что он с музыкантом заодно.
- Разве может пианист есть мороженое вместе с принцем? – спросил Октав, когда Ник вышел.
- Почему нет? Что в этом особенного?
- Ничего, кроме того, что музыкант не самая подходящая компания для принца.
Флориан вздохнул.
- Моя единственная компания это мой неразговорчивый слуга Ник и советник Барсий опекающий меня с рождения. Октав, у меня нет друзей. Никто не желает со мной дружить, как бы я не добивался этого. Ни кузены с кузинами, ни даже мои сестры не хотят сказать мне доброго слова. А моя мать плачет едва я к ней подхожу. А я не могу слышать ее слез, поэтому давно перестал волновать своими визитами. А отец всегда слишком занят, чтобы поговорить со мной. А теперь из – за болезни вынужден все время проводить в постели, а я не хочу утомлять его беседами и просто сижу рядом пока он спит. Знаешь, иногда я чувствую такое напряжение вокруг, что, кажется, воздух звенит в ушах и мне делается очень тягостно, ведь все с кем - то общаются, веселятся, а я просто стою в стороне и прислушиваюсь. Как -  будто я за что - то наказан только никак не пойму за что.
Флориан говорил совершенно искренне, даже не подозревая, что является причиной несчастья целого королевства. И все его подданные, в том числе музыкант ненавидели его. На секунду Октаву стало жаль принца. В конце – концов, тот был ни в чем не виноват и даже сам в какой - то мере страдал от королевского заговора.
Пианист перестал играть и снял повязку с глаз, чтобы взглянуть на принца. Он поступал так когда был абсолютно уверен, что никто не уличит его в этом преступлении, но сейчас просто не смог удержаться.
Красивое лицо принца было печальным, а по щекам текли слезы.
- Вы поэтому плачете, Ваше Высочество?
- Да, поэтому, Октав. Мне одиноко. Я чувствую от всех ужасную враждебность. Думаю, если бы я не был принцем, ее бы обязательно как – нибудь проявили, а так только шипят по углам как змеи. Я же не глухой, чтобы не слышать этого.
- И не… слепой, - добавил пианист.
- Какой? – шмыгнул носом Флориан. - Не знаю этого слово.
- Старое словечко… его больше не употребляют. Значит… не доверчивый, – сказал Октав с насмешкой.
Это слово, впрочем, как и многие другие связанные с глазами действительно не употребляли уже пятнадцать лет. Поэтому разговаривая с принцем придворные особенно тщательно подбирали слова, а многие из страха проговориться старались молчать, не желая навлечь на себя тяжелое наказание.
Когда вышел указ о ношении повязок, Октаву было столько же сколько сейчас принцу.
Но если пианист мог играть с завязанными глазами, то например художник был не способен создать картину в темноте, даже если очень этого хотел. Теперь живописцы вынуждены были плести корзины или искать случайные заработки на городском рынке.
«Мне еще повезло, - говорил себе Октав, а его пальцы как бабочки пролетали над клавишами. Но стоило музыке стихнуть, как волшебство заканчивалось. Тьма не рассеивалась, и Октав был вынужден жить на ощупь, как и все жители королевства. Теряться на знакомой улице, в чай сыпать соль вместо сахара, и забыть что такое осенняя сказка, когда клены роняют золотые и багряные листья на блестящие от дождя мостовые маленького городка.
А весь сумбур и беспорядок происходит из – за этого комнатного цветка Флориана который лелеют всем дворцом столько лет. Как же это несправедливо!
- А может быть есть какая – то причина, что к вам плохо относятся? – продолжил музыкант, внимательно глядя на Флориана. Было забавно наблюдать за принцем, не понимавшего в чем дело и Октав не желал пропустить ни единой эмоции на его наивном лице.
- Какая причина? – спросил Флориан, но пианист не ответил и быстро натянул на глаза повязку, потому что за дверью послышались шаги. Дверь в зал открылась и вошла служанка с подносом в одной руке, на котором стояло две хрустальные вазочки с мороженым. В другой была трость, которой она простукивала себе дорогу.
Когда служанка ушла, пианист снова стащил повязку. Принц, кажется, расхотел мороженого и только рассеяно ковырял его серебряной ложечкой.
- Угощайся, Октав, - тихо сказал он, - и объясни, что ты имел в виду говоря о причине? Может от меня дурно пахнет? Хотя я моюсь по пять раз в день, потому, что боюсь, что именно это отталкивает от меня людей. Ведь никто же об этом не скажет прямо.
- Нет, Ваше Высочество. От вас всегда приятно пахнет.
- Тогда может быть у меня противный голос, как у нашего дворецкого? – спросил Флориан.
- Напротив он очень мелодичный. Я бы с удовольствием послушал, как вы поете.
- Не хочу я петь, Октав! Ответь, что со мной не так?
- Что не так? Вы не видите, а остальные видят!- чувствуя, что не может больше сдерживаться выпалил пианист.
- Ты любишь старинные слова? – улыбнулся принц. Вероятно, музыкант очень много читал, потому и говорил так красиво. Флориан и слово «видеть» впервые услышал от Барсия, а советник был очень мудр и должно быть прочел все книги в королевской библиотеке. - Это означает что – то вроде «не понимаешь»?
- Да, что – то вроде того, - мрачно подтвердил музыкант.
- Так что же они все видят? Что им не нравится во мне? Разве я кого – нибудь обидел или оскорбил? Октав, а может я сделал это ненамеренно?
- Да… пожалуй, что так, - хмыкнул пианист, разглядывая изящный орнамент на камзоле принца и о котором тот вряд ли знает. А может и знает, если прикасается к своей одежде. Только это ни одно и тоже.
- Тогда как мне это исправить, Октав? - в волнении принц схватил его за руку, невольно ощущая какие у музыканта длинные и тонкие пальцы, совсем не такие как у обычных людей. – И что именно исправлять? Я так устал от такой жизни, что готов сбежать из дворца…
- Куда глаза глядят, верно?
- Да… наверное – не желая признаваться, что не понял значения еще одной старинной фразы пробормотал принц.
- Думаю, я смогу вам помочь, Ваше Высочество, а пока давайте поедим мороженое, оно уже почти растаяло, - сказал Октав, размышляя, что ему делать. Этот случайный разговор зашел слишком далеко, и теперь нужно было решить: остановиться на этом или все же открыть принцу глаза на то, что происходит вокруг. И что будет, если он так поступит? Измениться ли после этого жизнь королевства, или Флориан не поверит в эту чудовищную правду и передаст его слова Барсию, а уж тот решит его судьбу. И вряд ли это решение Октаву понравится.
- Вы испачкались, Ваше Высочество, - сказал Октав.
- Да? Где?
Пианист взял салфетку и сам промокнул ему уголок губ.
- Здесь, Ваше Высочество. Уже все в порядке.
Принц кивнул и вдруг замер. Как Октав узнал об этом? И о его слезах, еще в начале разговора? Флориану захотелось об этом спросить, но он промолчал словно какое - то предчувствие заставило его это сделать. Ведь точно так же делал Ник, когда подавал ему обед. Флориану казалось это чем – то обыденным. Ник был слугой и предугадывать каждый шаг принца было возложенной на него обязанностью. А как это сделал Октав, служивший только своему пианино? Или они оба обладали недоступным для его понимания знанием?
- Хотите, сыграю вам что – нибудь еще? – спросил пианист, скорее желая потянуть время, чем развлечь принца.
- Симфонию «Чайных Роз». Я очень ее люблю.
- Да она великолепна, - согласился Октав, садясь за инструмент. - Кажется, я еще ни разу не играл ее для вас.
- Да, ни разу. Эмилин, придворный музыкант, часто ее исполняет. Только не пойму… причем здесь чай. Розы к чаю? Мелодия такая романтичная, что скорее повествует о грустной любви, чем о чаепитие. Ты… ты смеешься, Октав?
- Нет… нет Ваше Высочество, - пытаясь сдержать смех, проговорил пианист. - Вам показалось. Я лучше поиграю.
Он начал играть, но принц накрыл его руки своими, прерывая музыку.
- Нет, постой, объясни. Ты смеялся, я хорошо слышал. Но разве я сказал что – то смешное? Или сказал? Я совсем не разбираюсь в музыке, хотя очень люблю. Наверное, я сморозил какую – то глупость?
- Нет, что вы принц. Но вы правы чай здесь совершенно не причем. Это симфония о любви Азира и Синобии. Он подарил ей желтые розы, а это знак того, что они скоро расстанутся. Так и случилось.
- «Желтые» это тоже старинное слово? Оно, наверное, значит повядшие? Конечно, когда дарят повядшие цветы, это любого обидит.
- Желтые - это значит желтые, - едва скрывая раздражения, сказал пианист. - Такие же как солнце, цыпленок, кусок сыра или лимон.
- Я не понимаю, Октав. Солнце жаркое, цыплята пушистые, сыр вкусный, но не слишком приятно пахнущий. А лимоны просто кислые. Слово желтый как - то их объединяет?
- Да, Ваше Высочество.
- Подожди, я понял! - улыбнулся Флориан. - Это же из грамматики: все эти слова являются именем существительным. Верно, Октав?
- Нет, не верно, принц Флориан, - с каким – то жестоким торжеством сказал Октав. -  Вы ошиблись.
- Ошибся? Тогда объясни, Октав! – в нетерпении потребовал Флориан.
Октав поднялся и прошелся по комнате пытаясь уговорить себя смолчать или как – нибудь выкрутится из этого разговора. Но наивное и вместе с тем любопытное выражение на лице принца, ужасно злило. Он остановился у окна и несколько секунд с грустью смотрел в пышный сад неизвестно для кого выращенный. Разве что для короля и его приспешника Барсия. Остальные должны были довольствоваться лишь его ароматами.
- Октав, ты открыл окно? – спросил Флориан, услышав скрип рамы и ощутив дуновение ветерка смешанного с нежным запахом роз.
- Стало душно. Закрыть? – с раздражением отозвался пианист, но не дал принцу ответить, и резко повернулся к нему. - Вас интересует, что общего между цыпленком и лимоном? Цвет! У всего, что нас окружает, есть цвет. Трава зеленая, небо голубое, губы красные, а шелковая лента в ваших волосах фиолетовая. И кстати, чайные розы, действительно от слова чай, потому, что имеют один и тот же цвет – чайный.
- Не понимаю, что все это значит, Октав! - растерянно сказал Флориан, - Как ты узнал, что лента шелковая? Тебе сказал Ник? Ведь он ее сегодня завязывал. И то вплел ее в последнюю минуту, я не так часто их ношу.
- Никто мне ничего не говорил. Принц, вы так многого не знаете… Мне даже жаль вас. Живете, в каком – то своем мире, и не видите правды, хотя вы, правда, не видите, уж простите за каламбур.
- Скорее это какой – то сумбур. Скажи, о чем я не знаю? Какие тайны от меня скрывают? Не молчи, Октав!
- Я скажу позже, - Октав быстро надвинул повязку на глаза, потому что за дверью послышались шаги. - Будьте в полночь в саду, и я все объясню. Но никому, ни слова о нашем разговоре, или погубите меня.

Флориан читал книгу, когда понял, что в библиотеке находится не один. Судя по тому, что он не услышал ни единого шороха, это был Барсий. Советник всегда передвигался бесшумно, не носил звенящих побрякушек и никогда не душился, наверное, единственный во всем дворце. Флориан всегда мог сказать, от кого из служанок пахло малиной или ежевикой. От Ника исходили нотки дикого апельсина. А вот с кузенами, кузинами и сестрами было сложнее. Они выбирали духи с цветочными ароматами и все время менялись ими, так что запомнить, кто, чем пользуется было совершенно невозможно. Флориану невольно вспомнились пряные нотки, которые доносились от Октава, и сегодня на ужин он даже попросил яблочный штрудель с корицей, хотя обычно не ел выпечку. И с нетерпением ждал сегодняшней ночи в саду когда пианист приоткроет ему завесу какой – то неведомой тайны.
- Привет, Барсий! - весело сказал принц, продолжая водить пальцем по странице со специальными выпуклыми значками, заменявшими буквы.
- Как догадался что это я?
- Обычно ко мне никто не подкрадывается, а если и пытается я слышу это на полдороги.
- У тебя хороший слух, Флориан. И настроение тоже, - ухмыльнулся советник и мельком взглянул на книгу которую читал принц. - Заинтересовался историей королевства? Похвально. Будущий король должен хорошо ее знать.
- Не уверен, что она пригодится. Ведь страной по - прежнему будешь управлять ты. Хотя может быть это правильно, ведь ты разбираешься во всем на свете. Знаешь даже, что я читаю. Иногда мне кажется, что ты демон, Барсий.
И принц вспомнил, как часто советник догадывался о казалось бы, совершенно неподвластных ему вещах. Барсию было известно, когда Флориан улыбался или наоборот хмурился. Что он ел, пил, а теперь и читал. Хотя, конечно все это можно было списывать на запах еды или шелест страниц, но название? Ведь он даже не прикоснулся к обложке пальцем, чтобы его прочесть. А досаду и улыбку и вовсе нельзя было почувствовать.
- Ты преувеличиваешь, Флориан. Твой отец болен и не может заниматься делами. Ты еще мальчик. Так кому как не мне взвалить на себя заботу о королевстве? А что до книжки… В исторических трудах всегда особый запах – пота ее сочинителей.
- Что ты выдумываешь… - начал Флориан, но осекся. - Что – то случилось, Барсий? Обычно ты не заходишь просто поболтать. Отцу хуже?
- Нет, нет, все хорошо. Вернее все по – прежнему, - сказал Барсий, вспоминая недавний визит к королю.
Болезнь не отступала, и Жабаран едва мог прохаживаться по комнате с помощью слуги, но сразу уставал и без сил падал в постель.
- Неужели эта немощь мне в наказание за Слепое королевство? А если отменить указ, Барсий? Мне станет лучше? – неуверенно спросил он советника.
- Не думаю, Ваше Величество. К тому же слишком поздно. Флориан не должен ни о чем догадаться. Мальчик очень раним. Что с ним будет, если он узнает, о подданных пятнадцать лет живших во тьме из – за него? Однажды я видел, как он убивался из – за крысы, попавшей в мышеловку. И лечил ее целую неделю, пока она не сбежала от него, перед этим укусив за палец.
История была чистой выдумкой, Флориан в жизни не прикасался к крысам, один их писк приводил его в ужас, и он старался не подходить к ним близко. Но на короля она подействовала.
- Да, друг, ты прав. Флориан слишком добрый. Он этого не переживет. Говорить ничего нельзя, - простонал король, изнеможенно откинулся на подушки и забылся тяжелым сном.
Последние годы Жабарана начала мучить совесть и он уже неоднократно заговаривал с Барсием о своем страшном указе, но тот всегда его отговаривал. Ведь если вначале Слепое королевство внушало советнику ужас, то сейчас оно был опорой его власти. А власть Барсий любил больше всего на свете.
- Флориан, - строго сказал советник, - я узнал, что ты завел дружбу с новым пианистом.
- Уже донесли… - взохнул принц. - Но мы просто поели мороженого и немного поболтали.
- О чем?
- О музыке... О чем еще можно говорить с музыкантом?
Барсий поморщился.
- Флориан, ты не должен больше этого делать.
- Почему? – удивился мальчик.
- Это просто пианист, тебе не о чем с ним вести беседы. А есть вместе мороженое это…
- Преступление?
- Неприлично, - с раздражением сказал советник. Сколько усилий он приложил, чтобы отгородить Флориана от общества и опасной болтовни, а этот пианист, так запросто с ним подружился. - Что обо всем этом подумают твои подданные?
Флориан обиженно сложил на груди руки.
- Все стараются держаться от меня подальше, как будто я чудовище. Только Октав был чуть добрее ко мне. А вы все от меня что – то скрываете и не делай вид, что это не так. Я не слепой как раньше!
- Что, Флориан? – побледнел Барсий.
- Значит не доверчивый. Поэтому, Барсий, если ты будешь мешать нашей дружбе я сбегу из дворца, куда глаза глядят!
- Не буду, Флориан, - ледяным тоном пообещал советник. – Скажи, а где ты услышал эту старую поговорку?
- Не помню… - смутился мальчик. – Кажется… кто – то из слуг обронил, но я не понял, что она значит и спросил Ника.
- И что он ответил?
- Что это значит «очень далеко», а почему так говорят он и сам уже не знает. Ведь глаза только моргают и иногда из них льются слезы, причем здесь расстояние совершенно не понятно.
- Да, совершенно не понятно, - задумчиво повторил советник.

В дверь тихо, но настойчиво постучали. Октав вздрогнул. Он никого не ждал в такой час. Если только это не принц Флориан, не пожелавший встречаться с ним в саду. Музыкант быстро надел повязку на глаза и открыл.
- Кто вы? – тихо спросил он. Октав хоть и не видел вошедшего, но был совершенно уверен, что это не принц Флориан от которого всегда приятно пахло цветочным медом, тогда как от гостя не доносилось ни одного даже самого слабого аромата. - Что вам нужно?
- Узнать кое – что.
Голос Октаву  был незнаком, но было в нем, что - то настораживающее, отчего сердце в груди гулко забилось.
- Что именно узнать?
-  Ответь, что ты наговорил Флориану утром?
- Ничего особенного, - неуверенно пробормотал Октав, пытаясь понять с кем говорит. Но судя по всему перед ним был советник короля Барсий. - Мы немного поболтали и все.
- Твоя болтовня может дорого тебе стоить, Октав. Учти. И научись держать язык за зубами, иначе придется его укоротить.
- Не сомневаюсь, - сказал Октав, неожиданно осмелев от злости, - но если со мной что – нибудь случится, принц Флориан убедится что вы действительно кое – что скрываете от него и будет прав. Тем более, что я сделал ему несколько интересных намеков.
- Что ты сделал?! – вскипел Барсий и сорвал повязку с глаз Октава. – Отвечай, негодяй, что ты ему сказал!
- Негодяй тот, кто целую страну, лишил зрения. А принцу я сказал, что от него скрывают одну важную тайну, - сказал Октав весь, пылая от гнева.
- И Флориан не захотел узнать какую?
- Захотел, разумеется. Но нас прервали.
- Хорошо, Октав, - вдруг смягчился советник. - Больше ничего ему не говори.
Пианист пожал плечами.
- Даже если я не скажу, принц не успокоится, пока обо всем не узнает. Я разбудил в нем любопытство.
- Значит, придумай что – нибудь, чтобы усыпить его снова. Или заснешь сам… навсегда.
Барсий хотел выйти, но в последнюю минуту повернулся и вырвал черную ленту из рук музыканта.
 - И да… это тебе больше не понадобиться. Если развеешь сомнения Флориана, то получишь привилегию не носить повязку на глазах. Так что подумай хорошенько, Октав, как тебе поступить.
В саду было тихо, только иногда стрекотали кузнечики или вспархивала какая – нибудь маленькая птичка, чтобы пересесть с одного куста роз на другой. После недавнего дождя, пахло мокрой травой и цветами. Их бесчисленные ароматы так перемешались между собой, что невозможно было узнать ноту фиалки, ириса или гвоздики. Все сплелось в природный флакон духов, который бы не смог повторить ни один парфюмер на свете.
- Ваше Высочество, - еле слышно позвал пианист, стягивая с лица повязку.
- Октав, я устал тебя ждать! - Флориан, острожно проверяя дорогу перламутровой тростью вышел из – за раскидистого дуба. -  Мы договорились встретиться в полночь, а уже почти два часа. Думал, что ты вообще не придешь.
- Я пришел, - сказал музыкант, рассеянно отрывая мокрые листики с куста розы.
- Мы здесь одни. Так что ты мне хотел рассказать? Что за тайну от меня скрывают? Говори скорее, не мучай меня!
Пианист молчал и только трепал несчастный куст, попавшийся ему под руку. В нем боролось желание сказать принцу правду и страх что из этого выйдет. Ведь советник предупредил, что если он так поступит, то пожалеет об этом. Но что будет делать принц Флориан если узнает правду? Скорее всего, не поверит, или заплачет и запрется в своей комнате, чтобы не встречаться с теми, кому причинил столько страданий, пусть и не по своей воли. Если же промолчать и поддержать «слепую игру» то можно получить особую королевскую привилегию ходить без повязки. Более ценную, чем, если бы в один миг все жители снова получили возможность видеть. Но это не честно по отношению к ним. Мир не создан для Флориана, а люди не должны расплачиваться за случайные ошибки природы.
- Октав, ну что же ты молчишь? – спросил Флориан, дрожа то ли от холода, то ли от волнения.
- Принц Флориан, я хотел сказать… - начал Октав, но луна вышла из – за тучи и засеребрила все вокруг чарующим светом. Капли дождя на траве и бутонах роз заискрились, как алмазы мгновенно превращая сад в шкатулку с драгоценностями. - Как здесь красиво! - невольно вырвалось у Октава. И этого всего его лишили на целых пятнадцать лет, превратив восхищение природой в настоящее преступление. И ради чего? Чтобы этот «королевский цветок» и дальше цвел в своем выдуманном мире? Какая нелепая несправедливость. Злость снова захлестнула пианиста, и он закусил губу, чтобы не сказать чего – нибудь лишнего.
- Красиво? – удивился принц перемене темы. - Да, приятно пахнет цветами. Я часто по ночам открываю окно в сад, чтобы подышать пряным воздухом. Но, Октав, пожалуйста, давай вернемся к тайне, которую ты хотел мне открыть. Я весь день не находил себе места от любопытства.
Октав оторвал розу. Шипы впились ему в пальцы, но он не обратил внимания, и начал один за другим отрывать лепестки.
- Тайна… это и не тайна вовсе, Ваше Высочество. Думаю, вы и так обо всем догадываетесь, просто не хотите себе в этом признаваться, - Октав понизил голос. - Вам завидуют. Кузены, кузины, придворные и слуги во дворце. Все-все.
- Завидуют? – повторил принц разочарованно.
- Принц Флориан, а вы думали, что я скажу что – то необыкновенное? – усмехнулся музыкант. - Но мы с вами живем не в сказке, а в обычной жизни. Поэтому и тайны в ней самые обычные. Вы наследник престола и купаетесь в роскоши. А людям не нравятся те, кто богаче и выше их в положении.
- Нет, Октав, мне кажется, тут дело не в этом.
- Поверьте принц, именно в этом. Вы не можете вообразить какие гадости о вас говорят во дворце. В лицо они, этого, конечно, не скажут, потому что боятся наказания. Вот и ненавидят вас молча.
- А ты? – робко спросил Флориан.
- Я - нет. Я живу только музыкой и все остальное меня мало волнует. Но я вижу, что люди к вам несправедливы.
- Ты сказал «вижу»? Я от тебя единственного слышу это слово. Это странно.
- Ничего странного, это очень старое слово, а несколько лет назад оно стало музыкальным термином. Оно объясняет восприятие музыки, - пояснил Октав.
- А цвета, о которых ты говорил? Ну, то, что солнце и лимоны желтые, это что означает?
- То же самое. Музыкальное описание предметов. Мы слышим музыку повсюду даже в тишине. Находим ее там, где ее нет. Может потому что мы сумасшедшие? - выждав некоторую паузу, добавил пианист.
- Нет, Октав… Скорее мечтатели. Я понял, что ты имеешь в виду. Хотел бы я также слышать и чувствовать музыку.
- Ваше Высочество, давайте вернемся во дворец, и я что – нибудь для вас сыграю, предложил Октав, бросая растерзанную розу на землю.
- И перебудишь весь дворец? – рассмеялся Флориан, представив как переполошатся придворные от ночной симфонии.
- Это ваш дворец, Ваше Высочество и вы вольны делать в нем все что захотите, а я ваш музыкант.
- Октав, ты мой друг. И я это очень ценю, - улыбнулся Флориан. - А если меня и так не любят во дворце, то можно не переживать за их мнения. Поэтому, да… поиграй мне «Чайные розы».
- Конечно, принц Флориан, - проговорил Октав, провожая жемчужную луну взглядом, - все что пожелаете.