Пыльный ответ

Розамуннд Лехман(3 February 1901–12 March 1990) was an English novelis)
Пыльный ответ
*«Ах, какой пыльный ответ получает душа
Когда жаждешь уверенности в этой нашей жизни!»
_Джордж Мередит._ НЬЮ-ЙОРК
Генри Холт и компания 1927 год
***
1

Когда Джудит исполнилось восемнадцать, она увидела, что дом по соседству, пустовавший
годы, снова готовится к строительству. Садовники все косили и косили, и скатывали
и раскатали теннисный корт; и посадили тюльпаны и незабудки в
каменных вазонах, окаймлявших лужайку у кромки реки. У плюща
длинные пальцы были оторваны от окон, и массивный серый камень
фасад стал чопорным и аккуратным. Когда поднялись жалюзи и из окон спальни снова выглянул знакомый овал
зеркальные спинки, показалось, что долгого времени пустоты никогда не было, и что соседний дом дети, должно быть, все еще там со своей бабушкой, - загадочные и волнующие дети, которые приходили и уходили, и все были двоюродными братьями, кроме двоих которые были братьями, и все мальчики, кроме одного, который был девочкой; и который спустился через ограду из персиковых деревьев в сад Джудит с приглашениями на чай и в прятки.

Но на самом деле теперь все было по-другому. Вскоре после этого умерла бабушка
она слышала, что Чарли был убит. Он был ее любимцем, ее любимицей
единственным. Поразительно, но он женился на девушке Мариэлле, когда им обоим было девятнадцать, и он только собирался на фронт. Его убили на месте,
а несколько месяцев спустя Мариэлла родила ребенка. Мариэлле было двадцать два года, она была вдовой Чарли с ребенком Чарли зачал. Это казалось фантастическим, когда оглядываешься назад и вспоминаешь их обоих. Бабушка оставила дом Мариэлле,и она возвращалась, чтобы жить там и весело проводить время теперь, когда война давно закончилась, а Чарли (так вы полагали) забыт.
Помнит ли Мариэлла Джудит, живущую по соседству, и как у них была общая
гувернантка и они давали одни и те же уроки, несмотря на то, что Мариэлла училась четыре года за выслугу лет? Мисс Пим писала: "Джудит исключительно умный ребенок,особенно в сочинениях и ботанике. Она впитывает знания, как котёнок лакает молоко’. Письмо было оставлено на столе у мамы: незабываемый,
постыдный, триумфальный день. Мариэлла, с другой стороны, - как она обычно сидела со своим ясным светом пустые глаза и ее вежливый холодный тоненький дискант, говорящий: "Да, мисс Пим", ‘Нет, мисс Пим’, - и никогда не интересоваться и никогда не понимать! Она писала
как шестилетний ребенок. У нее ничего не получалось. И все же, как сказала мисс Пим,Мариэллу ни в коем случае нельзя было назвать глупой девочкой.... Ни в коем случае не глупая девчонка: волнующе для Джудит. Помимо трепета, который вызывала ее собственная странность, на ней было отражение славы четырех
мальчиков-кузенов, приехавших на каникулы, - Джулиана, Чарли, Мартина и
Родди.Теперь они все выросли. Вернутся ли они, когда появится Мариэлла? И
вспомнят ли они вообще Джудит и будут ли рады увидеть ее снова? Она
знала, что в любом случае они не будут вспоминать так тщательно, с такой болью
как она сама: люди никогда не запоминали ее так сильно, как она запомнила
их, особенно их лица. В раннем детстве было ясно, что
никто другой не понимал чуда, зловещей тайны лиц . Некоторые
узоры были такими чистыми, четкими и прекрасными, что на них можно было смотреть вечно. У Чарли и Мариэтты были такие. Было странно, что
одни и те же части лица, сформированные и расположенные немного по-другому, придавали такое плачевные результаты. Джулиан был уродом. А иногда и самым уродливым лица совершали поступки, которые внезапно становились прекрасными. Лица Джулиана. Ты не осмеливался отвести взгляд от лица незнакомца, боясь пропустить перемену в нем.-‘Моя дорогая! Как твоя забавная маленькая девочка смотрит на тебя. Мне с ней очень неловко.-‘ Не волнуйся, моя дорогая. Она тебя даже не видит. Всегда витает в облаках.
Глупцы продолжали глупо болтать. Они мало что знали о лицах.
Они и не подозревали, какой ужас может случиться со знакомым
Лицо - например, мисс Пим - застигнуто врасплох и сломлено
полностью превратившись в грубость, превратившись в ненависть или коварство; или что за загадка - изо дня в день видеть лицо и находить его всегда странным
и удивительным. "Родди" был из таких, хотя поначалу показался
довольно унылым и плоским. В нем был какой-то секрет.

Ночью в постели она придумывала лица, складывая кусочки воедино, пока
внезапно они не появились!-- совершенно ясно. У них были имена и неопределенные виды
тел, и они жили независимой жизнью в ее голове. Часто они оказывались
похожими на Родди. "Правда в том", - подумала теперь Джудит,
Лицо Родди было скорее мечтой, чем реальным лицом. Она чувствовала, что никогда не видела
это было на самом деле, но всегда с той подчеркнутой значимостью,
то навязчивое качество любопытства, которое несет лицо во сне.
Чудаку Родди сейчас, должно быть, двадцать один; и Мартину двадцать; и Джулиану по меньшей мере, двадцать четыре; и красавец Чарли был бы возраста Мариэллы, если бы с ним не случилось такого невероятного события. Они бы не
захотели иметь с ней ничего общего. Они были бы взрослыми и умными, с
друзьями из Лондона; и у нее все еще были бы распущенные волосы и она носила черное хлопчатобумажные чулки, и краснели дико, безнадежно, вечно, когда
к ним обращались публично. Было бы ужасно встретиться с ними снова,
вспоминая так много, что они наверняка забыли. Она была бы
косноязычной.

В долгие промежутки одиночества, которые они нарушали лишь все реже и реже
с перерывами, она переворачивала их, перебирала пальцами с такой любовью,
исследовал их с таким любопытством, что, растворившись в темно-сияющем
зачарованном теневом материале из воспоминаний детства, они превратились в
почти фантастических существ. По - видимому , они давно это поняли
что Чарли мертв. Когда они вернутся снова, без него, ей
тоже придется в это поверить. Увидеть их снова было бы очень мучительно
больно. Если бы только можно было предположить, что это причинит им боль!... Но
Чарли, конечно, был мертв много лет; и, конечно, они не
знали, что это такое - хотеть знать, понимать и поглощать людей до
такой степени, что это была лихорадка. А если и обращали, то не на нее,
ничтожное создание женского пола, на которое они обращали свои усилия. Даже
Мартин, глупый и вечно преданный, наверняка не испытывал к ней никакого
таинственного волнения.

Когда она оглянулась назад и подумала о каждом из них по отдельности,
осталось вспомнить лишь несколько странных, острых мелочей из реальных фактов
.

Волосы Мариэллы были коротко подстрижены, как у мальчика. Они спускались ей на лоб
челкой, а под ней ее ясные русалочьи глаза смотрели слепым
прозрачным взглядом, как будто она была ослеплена. Кожа у нее была молочно-белой,
губы в виде маленького розового бантика, очень длинная шея на покатых плечах, тело
высокое и грациозное, с тонкими, как у змеи, длинными конечностями. Ее лицо было лишено
выражения, спокойное и невозмутимое. Единственное изменение, которое оно когда-либо претерпевало
губы были идеально приподняты вверх, когда они улыбались своей ограниченной
улыбкой. Ее голос был похож на тонкую высокую флейту с редкими интонациями,
монотонный, но мягкий и располагающий к себе. Говорила она мало. Она была отстраненной
и невозмутимой, холодно дружелюбной. Она никогда тебе ничего не рассказывала.

У нее был немецкий дог, и она гуляла с ним наедине по собственному выбору, обняв
его за шею. Однажды он заболел и начал стонать, и у него
раздулся живот, и он зашел в самую гущу лавровых кустов
и умер от яда через полчаса. Мариэлла вернулась с урока французского
вовремя, чтобы удостоиться его предсмертного взгляда. Она подумала, что он упрекнул ее, и
ее голова, изнемогая от боли, склонилась к нему, и она сказала ему: "Это
не моя вина’. Она лежала рядом с ним и не шевелилась. Садовник
похоронил его вечером, и она лежала на могиле, бледная, угасшая
и молчаливая. Когда Джудит вернулась домой ужинать, она все еще лежала там.
Никто не видел, как она плакала, и никто никогда больше не слышал, чтобы она говорила о нем.

Это она всегда подбирала голых птенцов, и червяков, и
лягушек и гусениц. У нее была жаба, которую она любила, и она хотела
чтобы завести домашнюю змею. Однажды она принесла одну домой с луга с высокой травой
но мисс Пим стало дурно, и бабушка велела
Джулиану нужно было убить его на заднем дворе.

Чарли предложил ей трижды пробежаться по полю с
быком, и она это сделала. Чарли не стал. Она могла ходить без
дрожи на куске крыши, от которой у всех остальных кружилась голова
внутри; и она обожала грозы. Ее волосы потрескивали от
электричества, и если она касалась тебя пальцами, ты чувствовал легкое покалывание
от шока. Она была в приподнятом настроении и наводила ужас, стоя у окна и
улыбалась среди всех вспышек и раскатов грома.

Джулиан, казалось, нравился ей больше всего; но никогда не знаешь наверняка. Она
общалась со всеми с отстраненным, нетребовательным добродушием. Иногда
Джудит казалось, что Мариэлла презирает ее.

Но она тоже была доброй: она отпускала забавные шутки, чтобы подбодрить вас после слез.
Однажды Джудит услышала, как они прошептали: "Давайте все убежим от Джуди", - и они
все убежали. Они забрались на тополь в глубине сада и
издавали оттуда звуки, когда она проходила мимо, притворяясь, что их нет
ищут их.

Она ушла и плакала под диваном в детской, надеясь там умереть
до обнаружения. В темноте стоял густой пыльный едкий запах, и
дышать было трудно. Спустя несколько часов в комнате послышались шаги; и
затем Мариэлла приподняла оборку дивана и заглянула внутрь.

‘Джуди, выходи. К чаю есть шоколадное печенье.

С новым приступом слез подошла Джудит.

‘ Оо! Ты действительно выглядишь заплаканной. Она была встревожена. - Может, мне попытаться рассмешить тебя
?

Мариэлла расстегнула платье, сняла его и нелепо затанцевала
в своих голландских трусиках. Джудит начала хихикать и всхлипывать одновременно
.

‘ Я толстяк, ’ сказала Мариэлла.

Она надула щеки, засунула подушку в трусики и расхаживала с важным видом
грубо. Перед этим было неотразимо. Ты должен был визжать от смеха. После
этого остальные вошли довольно тихо и были очень вежливы, не глядя
пока ее лицо не перестало покрываться пятнами и икота не прекратилась
веселая беседа. А после чая они попросили ее выбрать игру.
Итак, все было в порядке.

Наступила осень, и вскоре лужайку окутал холодный дымчато-голубой туман. Все
размытый тяжелый сад был неподвижен, как стекло, согнутый, свернутый
замкнувшийся в себе, глухой, немой и слепой от тайн. Под туманом
шелковистая река лежала ровной и безупречной, слабо блестя. Все цвета неба
и земли были тонкими призраками самих себя: и в воздухе витал
тревожный горьковато-сладкий запах разложения.

Когда дети вышли из укрытия в кустах, они выглядели мокрыми
и нежными, с нежным румянцем на лицах, мокрыми ресницами и
капельками влаги на волосах. От их дыхания перед ними поднимался туман.
Они были прекрасны и таинственны, как вечер.

Счастье ощущалось как нарастающее давление в голове и груди, слишком сильное
невыносимо волнующее. Возвращаюсь домой под ивами в маленьком связующем
на дорожке между двумя садами Джудит вдруг сочинила какие-то стихи.

* * * * *

У глупого, смешного, серьезного Мартина были красные щеки, карие глаза и грязные
колени. Его ноги были очень волосатыми для его возраста. У него была чрезвычайно добрая
натура. Он был тем, кого они всегда дразнили и обыгрывали. Чарли обычно
говорил: ‘Давайте подумаем о продаже Мартина’, и когда он был продан,
как и всегда, они танцевали перед ним, крича: "Снова продано!
Снова продано!’ Он никогда не возражал. Иногда именно Джудит вспоминала о
бестселлерах, которыми она гордилась. Она была очень жестока к нему, но он
оставался верным и любящим и время от времени присылал ей беспорядочные листки из школы,
испачканные чернилами, подписывая их: "Искренне ваш, М. Файф".

Он тоже любил Родди - терпеливо, по-матерински. Иногда они ходили вокруг да около
каждый обнимал другого за шею; и они всегда выбирали друг друга
выбирая сторону, первым становился другой. Джудит всегда молилась, чтобы Чарли выбрал
ее первой, и иногда он делал это, но не всегда.

В одном кармане у Мартина были свернувшиеся ириски, а в другом - мохнатые капли кислоты
. Он всегда что-нибудь ел. Когда больше ничего не было, он
ел сырой лук и вонял до небес.

Он был лучшим из них в беге и бросках, и его мускулы были
его самой большой заботой и гордостью. Больше всего ему нравилось брать с собой Родди или
Джудит в каноэ, а птичка устраивает гнездо выше по ручью. Родди не
подтрунивал над ним из-за Джудит - Родди никогда не заботился о том, что делают другие люди, настолько, что
подтрунивал над ними по этому поводу, - но другие были склонны к этому, так что он был скорее
стыдился, говорил грубо и толкал ее на людях; и показывал, что он
любит ее только тогда, когда они были наедине.

Однажды играли в прятки, и Чарли был им. Мартин попросил Джудит
спрячься с ним. Они лежали в саду, под стогом сена, прижавшись
щеками к теплой, сладко пахнущей траве. Джудит наблюдала за
насекомыми, ползающими по травинкам; а Мартин наблюдал за ней.

- Чарли долго не появится, - сказала Джудит.

‘ Я так не думаю. Лежи спокойно.

Джудит откинулась назад, перекатилась и посмотрела на него краем глаза
. Его лицо, увиденное так близко, казалось забавным, грубым и огромным; и
она рассмеялась. Он сказал:

‘Трава мокрая. Сядь мне на грудь".

Она села на его твердую грудь и двигалась вверх-вниз, пока он дышал. Он сказал:

‘ Послушай, кто из нас тебе нравится больше всего?

‘ О, Чарли.... Но ты мне тоже нравишься.

- Но не так сильно, как Чарли?

- О нет, не так сильно, как Чарли.

"Разве я не мог бы нравиться тебе так же сильно?"

‘Я так не думаю. Он нравится мне больше, чем кто-либо другой".

Он вздохнул. Ей стало немного жаль его, и она сказала:

"Но ты мне нравишься больше всех", добавив про себя: "Я не думаю" - подачка
Боже, который всегда слушал. Потому что это была неправда. Следующим был Родди,
затем Джулиан, а затем Мартин. Он был таким скучным и верным, всегда
ходил за ней по пятам, от него слегка пахло потом и грязью, и
он был настолько у нее под каблуком, что почти не принимал участия в таинственной
волнение детей по соседству. Она должна была думать о нем в его
отстраненных аспектах, о том, как он бегал быстрее всех или нырял за вещами
на дне реки, прежде чем он стал частью этого: иначе она должна была
вспоминать его с рукой Родди, закинутой ему на плечо. Это придавало ему
очарования. Было захватывающе думать о дружбе с
человеком - особенно с Родди - до такой степени. Бесполезно было молиться
чтобы Чарли захотел вот так гулять с ней. Он бы так и сделал
никогда и не мечтал об этом.

Чарли был прекрасен, как принц. Он был светловолос и высок , с длинными светлыми
золотистые волосы, которые он откинул со лба, и бледная чистая
кожа. У него был прекрасный прямой белый нос и полный рот девушки
губы слегка приоткрыты, а подбородок с ямочкой выдавался вперед. Воротник рубашки он держал
расстегнутым, и основание его шеи было белым, как подснежник. Его
Колени тоже были очень белыми. Джудит думала о нем день и ночь. По ночам
она притворялась, что он лежит рядом с ней в постели; она рассказывала ему сказки и пела
пока он спал: и он сказал, что она нравится ему больше всех на свете и что он
женится на ней, когда они вырастут. Он заснул, и лунный луч падал на его лицо .
броу и она присматривала за ним до утра. Он подвергался ужасным опасностям
и она спасла его; с ним происходили несчастные случаи, и она несла его на руках за многие мили
успокаивая его стоны. Он был болен, и она ухаживала за ним, держа его за руку
в самый тяжелый момент бреда.

Он позвал: ‘Джудит! Джудит! Почему бы тебе не пойти?" и она ответила:
"Я здесь, дорогая", и он открыл глаза, узнал ее и
прошептал: "Останься со мной", - и погрузился в мирный освежающий сон.
И доктор сказал: "Мы все отказались от него, но твоя любовь помогла
он выкарабкался’.

Потом она сама заболела, измученная наблюдениями и тревогой. Чарли
пришел к ней и со слезами умолял ее жить, чтобы он мог выразить свою
благодарность. Иногда ей это удавалось; но иногда она умирала; и Чарли
посвятил ей свою разрушенную жизнь, ухаживая за ее могилой и ежедневно оплакивая ее.
Со дна могилы она подняла глаза и увидела его бледным и
убитый горем, он сажал фиалки.

На самом деле ничего даже в малейшей степени подобного никогда не случалось, несмотря на молитвы.
Он был совершенно равнодушен.

Однажды она провела ночь в соседней комнате, потому что мама и папа были в отъезде, и
Мать няни наконец-то уезжала. Это казалось слишком захватывающим, чтобы быть правдой, но
это случилось. Бабушка сказала, что она маленькая гостья Мариэллы, поэтому
Мариэлла показала ей туалет для посетителей. Чарли встретил ее на выходе
и вежливо прошел мимо, притворившись, что не заметил. Это было очень
жаль. Она надеялась казаться ему благородной во всех своих поступках. Теперь не было
никаких шансов. Из-за этого визит едва не провалился.

В полночь они устроили пир из карамели и бананового пюре, готовить которое Джулиан умел
, потому что учился в Итоне; а на следующее утро Чарли не
пришли к завтраку, и Джулиан сказал, что ему ночью стало плохо, и он ушел
к бабушке. Это его всегда после всего начинало тошнить. Они поднялись наверх
навестить его, а он лежал в постели, рядом с тазом, раскрасневшийся и очень злой
. Он повернулся к стене и велел им убираться. Он разговаривал с
бабушкой хнычущим детским голоском и не отпускал ее от себя.
Джулиан пробормотал, что он был испорчен сахаром-ребенок и они все ушли
снова. Так что этот визит был совсем неудачным. Джудит пошла домой, размышляя.

Но в следующий раз, когда она увидела его, он был так красив и величествен, что ей пришлось уйти
о поклонении. Втайне она признавала его недостатки, но это было бесполезно:
она должна была поклоняться ему.

Однажды они выключили весь свет и играли в прятки.
Темнота в зале была похожа на притаившихся огромных животных из черного бархата.
Внезапно Чарли прошептал: "Пойдем, посмотрим вместе", - и его влажная
рука нашла ее руку и сжала, и она поняла, что он боится
темноты. Он притворялся храбрым, а она испуганной, но он
дрожал и не отпускал ее руку. Это было чудесно, трогательно и
защищало его в темноте: это заставляло черноту терять свой ужас. Когда
снова зажегся свет, он был склонен к развязности. Но Джулиан посмотрел
на него своим острым насмешливым взглядом. Он знал.

Джулиан и Чарли ужасно ссорились. Джулиан всегда был очень тихим:
только его глаза и язык щелкали и прищуривались. Он был ужасно саркастичен.
Тихие слова, которые он говорил, доводили Чарли до крика и истязали его
до исступления; и время от времени он сухо посмеивался,
наблюдая, как закипает его брат. Однажды они подрались в крокет
молотками на лужайке, и даже Мариэлла встревожилась. И однажды Чарли
подобрал раскрытый перочинный нож и метнул его. Джулиан поднял руку.
нож застрял в ладони. Он тяжело посмотрел на это, и выражение изможденной тошноты
ужас отразился на его лице, и он с грохотом рухнул на пол в обморок.
Все думали, что он мертв. Но бабушка сказала "Ерунда", когда
Мартин пришел к ней и сообщил о смертельном исходе; и она была права. После того, как
она привела его в чувство и перевязала, бедного дрожащего Чарли послали к
извиниться. Позже вошли все остальные, полные благоговения, и
все были несколько смущены. Чарли был немного истеричен и
кувыркался и метался, издавая горловые звуки.
Все громко захихикали от облегчения, а Джулиан был очень нежен и
скромничал на диване. После этого Джулиан и Чарли стали лучшими друзьями
и иногда называли друг друга "Старина".

Однажды в детской гимнастике, которая у кого-то была, Чарли упал; и
когда он увидел струйку крови у себя на колене, он побледнел и начал
хныкать. Он никогда не выносил крови. Некоторые из детей джимкханы смотрели на него
насмешливо и перешептывались, а Джулиан подошел и велел им заткнуться,
очень яростно. Затем он похлопал Чарли по спине и сказал: "Приободрись,
старина", обнял его и повел в дом, чтобы его
перевязали. Джудит смотрела, как они уходят, тесно прижавшись друг к другу,
их затылки и тонкие детские плечи выглядели
одинокими и жалкими. Внезапно она подумала: "У них нет матери и
Отца", - и у нее заболело горло.

Чарли иногда рассказывал тебе разные вещи. Однажды, после одной из ссор,
бросая камешки в реку, он сказал:

"Это ужасно, что мы с Джулианом постоянно ссоримся".

‘Но это его вина, Чарли’.

"О, осмелюсь сказать, что это в такой же степени и мое".

Великодушный Чарли.

‘О нет, он так по-свински обращается с тобой. Я думаю, он ужасный мальчишка.

‘Чушь! Что ты об этом знаешь?’ - сказал он возмущенно. "Он дерзкий
и к тому же чертовски умный. Намного умнее меня. Он думает, что я ужасный
осел."

- О, это не так.

‘ Ну, он так думает, ’ мрачно сказал он. - Полагаю, что так.

Было ужасно видеть его таким подавленным.

‘ Я так не думаю, Чарли. Затем со страхом добавила: - Я бы хотела, чтобы ты был таким
_my_ брат.’

Он швырнул камешек, посмотрел, как он упал в воду, встал, чтобы уйти, и сказал
очаровательно:

‘ Ну, я бы хотел, чтобы ты была моей сестрой.

И сразу стало ясно, что он на самом деле так не думал. Ему было все равно. Он
привык, что люди обожают его, хотят от него того, чего он никогда не давал, но
всегда очаровательно притворялся, что дает. Это была глубокая боль в сердце.
Она мысленно воскликнула: ‘Ах, ты же не всерьез!..’ Но в то же время
в нем чувствовался тающий румянец, потому что он все-таки это сказал.

В другой раз он вытащил булавку из своего пальто и сказал:

"Ты видишь, что это?"

"Булавка".

- Угадай, где я это нашел.

- На сиденье твоего стула.

Легкомыслие было неуместным. Он проигнорировал это и сказал внушительно:

- В моем школьном пудинге.

‘ О!

"Я чуть не проглотил это".

"_О!__"

"Если бы я это сделал, я бы умер".

Он уставился на нее.

- О, Шарли!...

- Можешь оставить это себе, если хочешь.

Он был так красив, так любезен, так щедр, что слов не хватало....

Она вложила булавку в запечатанный конверт и написала на нем: “Булавка, которая
чуть не убила К.Ф.” с датой; и убрала ее в умывальник
ящик стола вместе с ее завещанием и кусочком неограненной бирюзы, и несколькими ракушками, и
кусок коры с тополя, который упал в саду. После
этого у нее появилась надежда, что он может жениться на ней.

Иногда Чарли и Мариэлла были похожи - ясные, бескровно хладнокровные;
и они оба обожали собак и говорили с ними на особом языке. Но
Чарли был нервным, ранимым, его легко было потревожить; а Мариэлла казалась
совершенно непроницаемой. Они недолюбливали друг друга. Он думал, что она презирает его,
и это заставляло его придираться и пытаться избавиться от нее. И все же у них было это неуловимое
сходство.

Иногда Чарли часами играл на пианино. Они с Джулианом запоминали
мелодии в своих головах и могли воспроизвести их правильно, даже если они только
слышали, как их насвистывали один раз. Если один не мог вспомнить бар, другой
could: они дополняли друг друга. Было захватывающе их слушать. Они
были окутаны сияющим туманом славы. Когда Чарли пел рождественские гимны,
его голос был душераздирающе сладким, и он был похож на
маленького мальчика из хора, слишком святого, слишком голубоглазого, чтобы жить, - что заставляло Джудит
беспокоиться. Бабушка обычно вытирала глаза, когда он пел, и говорила ему
Джудит, как если бы она была взрослой, поняла, что он был копией своего
дорогого отца.

Бабушка не любила Джулиана так же, хотя иногда по
вечерам она гладила его грубую, похожую на бурю голову, когда он лежал на
опустись на пол и скажи очень жалостливо: ‘Бедный старина’. Он обычно закрывал
глаза, когда она говорила это, и позволял себя гладить в течение минуты,
затем отдергивался. Он всегда делал что-то в два раза более яростно, чем другие
люди. Он никогда не закрывал глаза, не испортив их. Сначала ты
подумала, что он просто отвратительный, но позже обнаружила, что он еще и жалкий
и поняла, почему она сказала: "Бедный старина" с такой особой интонацией.
Еще позже ты сменил ненависть к нему на почти любовь.

Джудит была единственной, над кем он никогда не насмехался. Она была совершенно невосприимчива. Он так и сделал
конечно, он не всегда обращал на нее внимание, учась в Итоне, и она была намного
моложе; но когда обращал, то всегда был добр - даже заинтересован; так что
казалось несправедливым так сильно не любить его, разве что ради Чарли.

Он был неуютным человеком. Если вы оставались с ним наедине, это было
облегчение вернуться к остальным. Его чувства были слишком острыми, его ум
слишком угловатым. Он ничего не оставлял в покое. Он всегда был любопытен и
беспокойно тыкал, проверяя и исследуя, и заставлял вас делать то же самое,
настойчиво удерживал ваше внимание столько, сколько ему этого хотелось, чтобы его
компания была довольно утомительной. Он всегда надеялся найти людей более
умных, более интересных, чем они были на самом деле, и он не оставлял их
в покое, пока не обнаруживал их неадекватность и не выбрасывал их прочь.

Но чем больше он копался в сознании человека, тем больше тот отдалялся.
У него был такой дар. Он тратил свое время, не принося себе никакой пользы, отталкивая
там, где надеялся привлечь. У него был дидактический склад ума. Он любил
давать указания; и он так много знал о своих предметах и так стремился
делиться всем, что знал, что мог продолжать, и продолжать, и продолжать. Это было очень
утомительно. Джудит была слишком вежлива, чтобы показать свою скуку, поэтому получила много
инструкций. Иногда, когда они оставались наедине, он пытался заставить
ее высказать ему свои мысли, что было бы ужасно неловко
но вскоре он терял к ним интерес и возвращался к своим собственным. У него самого
было очень много мыслей, которые он бросал ей в лицо. У него были
презрительные представления о религии. Он только что стал неверующим, и
он сказал "Бог" совершенно обычным, беззастенчивым голосом.
Иногда она понимала его мысли или делала вид, что понимает, чтобы спасти ситуацию.
объяснение, и иногда она позволяла ему объяснять, потому что это делало его таким
довольным и полным энтузиазма. Он корчился от боли
в поисках правильных, идеальных слов, чтобы выразить себя,
и если в конце он был удовлетворен, он напевал небольшую мелодию. Он страстно любил
слова: он придумывал очень хорошие. Кроме того, он больше всего корчил
вопиюще смешные чудовищные рожи, чтобы позабавить их всех, если чувствовал себя
веселым. Обычно, однако, он был угрюм, когда они собирались все вместе,
и уходил один с таким видом, словно презирал их и не доверял им.
Джудит обнаружила, что на самом деле он не предпочитал оставаться один: ему нравилась одна
другой человек, слушатель. Это заставляло его пылко загораться и говорить, и
говорить. Другие считали его тщеславным, и так оно и было; и все же все это время он
был не столько тщеславен, сколько самоуничижителен и чувствителен, не столько властен,
, сколько неуверен в себе. Он не мог смеяться над собой, только над другими; и он
никогда не прощал человека, который смеялся над ним.

Он говорил неправду в приводящей в замешательство степени. Джудит рассказала очень многое
сама, поэтому она очень быстро распознала его и всегда была чрезвычайно
шокирована. Однажды бабушка сказала:

‘ Кто сломал шест для плоскодонки?

И все они ответили:

"Я этого не делала".

Затем она терпеливо спросила:

‘Ну, кто вчера катался на плоскодонке?’ И Мартин, красный и встревоженный своим
желанием ничего не скрывать, радостно воскликнул: "Я это сделал". - Добавив почти с
разочарованием: ‘Но я не ломал шест’. Его правдивость была
совершенно очевидна. Шест никто не ломал.

После этого Джулиан немного небрежно посвистывал, чтобы Джудит знала.

Иногда он придумывал сны, притворяясь, что они ему действительно приснились.
Джудит всегда догадывалась, когда сны были неправдой, хотя часто они
были очень умными и абсурдными, совсем как настоящие сны. Она придумывала сны
и поэтому он не мог обмануть ее. Она знала рецепт игры; и
в нее, как бы ты ни старался, обязательно вкралась бы какая-нибудь предательская нотка.

Точно так же он не мог обмануть ее насчет своих приключений
, странных людей, которых он встретил, какими бы правдоподобными они ни были. Выдуманные люди
были достаточно реальны, но только в своих собственных мирах, каждый из которых так же
отличался от мира, в котором жило ваше тело, как люди, которые их создали
отличались друг от друга. Остальные всегда верили ему, когда они
удосуживались слушать; у них не хватало воображения, чтобы раскусить его. Джудит
как коллега-художник, был вынужден судить о его лжи интеллектуально, несмотря на
моральное возмущение.

Он довольно скупо относился к сладостям. Часто он покупал полный пакет кислотных капель,
и, однажды раздав их по кругу, уходил и допивал их сам
. Иногда, когда Джудит была с ним, он отсасывал и никогда
ни разу не сказал: ‘Возьми одну’. Но в другой раз он купил ей на восемь пенсов
все для нее самой и повел на прогулку с жуками. Он обожал жуков. Он
знал их названия на латыни и точное количество тысяч яиц в минуту
они откладывают, и что они едят, и где, и как долго они живут. Приближается
в ответ он обнял ее, и она почувствовала гордость, хотя и хотела бы, чтобы он
был Чарли.

Он много читал и иногда скрывал это. Он оставался в
ванной комнате целыми днями, читая словари или "Тысячу и одну ночь".

Говорили, что он был единственным, кто точно знал, как рождаются дети
. Когда остальные высказали свои теории, он высокомерно рассмеялся.
И вот однажды, после того как они все его уговорили, он сказал угрюмо и
кратко: ‘Ну, разве вы не замечали животных, идиоты?’ И после того, как они
немного посовещались между собой, все решили, что поняли,
кроме Мартина, и Мариэтте пришлось объяснять ему.

Джулиан играл на пианино лучше Чарли; он играл так, что это было
невозможно не слушать. Но он не был, в отличие от Чарли, чистым сосудом
для того, чтобы воспринимать музыку и изливать ее снова. Джудит считала, что Чарли
несомненно, впитывал музыку, как котенок молоко.

Джулиан сказал в частном порядке, что намеревался написать оперу. Это было слишком
волнующе для слов. Он уже сочинил прелестную вещь под названием
‘Весна’ с трелями и повторяющейся в ней имитацией кукушки. Это
было чудесно, в точности как настоящая кукушка. Другая композиция была
называется ‘Танец жуков-оленей’. Это было очень забавно. Вы просто
увидели жуков-оленей, торжественно кружащих вокруг. Это заставило всех
рассмеяться - даже бабушку. Затем Родди придумал для этого танец, который
был таким же забавным, как и музыка; и это стало обычным занятием в
дождливые дни. Сам Джулиан предпочитал ‘Весну’. Он сказал, что это нечто большее
в целом.

* * * * *

Родди был самым странным маленьким мальчиком. Он был самым нереальным и волнующим
из всех, потому что он был там так редко. Его родители не умерли, как
У Джулиана и Чарли, или за границей, как у Мартина, или разведенный и
опозоренный, как у Мариэллы. (Мать Мариэллы сбежала с
Русским поляком, кем бы он ни был, когда Мариэлла была маленькой; и после
это был ее отец ... там Медсестра выразительно замолчала и наклонила
воображаемую бутылочку к своим губам, когда она шепталась об этом с
горничной.)

Родители Родди жили в Лондоне и разрешали ему приезжать на неделю
в гости раз в каникулы. Родди почти не разговаривал. У него было бледное, плоское
загадочное лицо и желто-карие глаза с мерцающим огоньком в глубине.
сзади. У него была взъерошенная темная блестящая голова и странная улыбка, на которую
смотрели, потому что она не была похожа ни на чью другую. Его губа приподнялась
внезапно обнажая белые зубы, а затем загнулась уголками вниз
горько-сладкий вкус. Когда вы увидели это, вы сказали "Ах!" себе под нос с
легкой болью и уставились - это было так странно. У него был трюк разводить
руки в стороны и смотреть на них, - загорелые широкие ладони с длинными искривленными пальцами,
пальцы, которые были волшебными, когда держали карандаш и могли рисовать
что угодно. У него был еще один трюк - тереть глаза кулаком, как
детка, и это заставило тебя тоже сказать "Ах!" с тающим, быстрым
острым желанием прикоснуться к нему. Его глаза трепетали при ярком освещении: они
были слабыми и посажены так далеко друг от друга, что при взгляде вверх они
, казалось, заходили за уголки и, если смотреть в профиль, были устремлены прямо в его
голова как у забавной птички. Он напомнил вам о чем-то сказочном - о
Китайская сказка. Он был худым, странным и грациозным; и в нем было что-то
напоминающее о тайных животных, которые бродят по ночам.

Однажды Джудит увидела зимой живую изгородь из боярышника, тускло поблескивающую свежими
дождь. Глубоко в сердце его мощного лабиринта ветвей шевелилась тень
птица клевала, бесшумно порхая в своем маленьком таинственном замкнутом пространстве
в одиночестве охотилась за одной-двумя светящимися ягодами. Внезапно Джудит подумала о
Родди. Конечно, это было нелепо, но так оно и было: предложение
пришло само собой с тем же странным чувством удивления и нежности.
бесшумное, целеустремленное существо, одиноко движущееся среди маленьких блестящих предметов в
глубоком лабиринте: там был ... о, что там было такого, в чем был весь Родди
в этом?

Он был так эластичен, так подвижен в своих движениях, когда хотел, что
это не казалось правдой. У него была манера свисать с самой верхней ветки
дерева, легко опускаясь, рука за рукой, как будто он плыл
вниз, а затем, задолго до того, как он достиг обычного места для прыжка, легко поддался
сам легко взмыл в воздух и приземлился в мягкой расслабленной кошачьей позе.

Однажды они решили взобраться на огромную старую ель на краю
сада. Задача заключалась в том, чтобы забраться на вершину раньше, чем кто-нибудь внизу досчитает
пятьдесят. Джулиан, Мариэлла, Мартин пытались и потерпели неудачу. Затем Родди. Он раскачался
сам поднялся и вскоре после этого спрыгнул с ветки и снова спустился,
произносить это слишком неудобно и грязно, чтобы беспокоиться об этом. Джудит
посмотрела вверх и увидела дикий водоворот веток, таких густых по всей высоте, что
сквозь них не было видно неба. Она сказала себе: "Я сделаю это! Я сделаю!" и
Дух вошел в нее, и она взобралась на вершину и выбросила из нее
носовой платок как раз в тот момент, когда Мартин сказал "пятьдесят семь". После этого она
спустилась снова и приняла поздравления. Мартин отдал ей свой счастливый
трехпенсовик в качестве приза, и она распухла от гордости, потому что она,
самая младшая, победила их всех; и в своем восторге она подумала: ‘Я могу
делай все, что угодно, если я скажу, что могу", - и в тот вечер снова попытался пролететь через
силу веры, но потерпел неудачу.

Позже, когда она втайне наслаждалась сладкими аплодисментами, которыми они наградили ее
, она вспомнила, что Родди ничего не сказал, просто посмотрел
на нее с мерцающими глазами и немного снисходительной улыбкой; и она
подумала, что он, вероятно, смеялся над ней из-за ее энтузиазма и ее
гордости. Она почувствовала разочарование и вдруг вспомнила свои синяки
и испорченные шаровары.

У Родди не было амбиций. Он нисколько не чувствовал себя униженным , если ему это не удавалось
примите вызов. Если он не хотел пробовать, он не пробовал: не потому, что
он боялся потерпеть неудачу, потому что он знал свою силу, как и все
остальные; и не потому, что он был физически осторожен, потому что страх был ему незнаком
для него: это было из-за присущей ему фундаментальной апатии. Он жил в
всплесках энергии, за которыми следовало самое летаргическое безразличие.

Когда он выбирал лидерство, все следовали за ним; но ему было все равно. Ему было все равно,
нравится он кому-то или нет. Он никогда не искал Мартина, хотя и
любезно принял его преданность и не участвовал в распродажах, организованных для
его. Но тогда он никогда ни во что не вмешивался: его не интересовали
личные отношения.

Все они немного побаивались его, и никто из них - за исключением Мартина, которому
он приходился сыном, - не очень-то его любил.

То, что он рисовал, было чрезвычайно странным: длинные, похожие на сон фигуры с тонкими
волочащимися за ними ногами, гиганты, пигмеи и люди с
отрубленными головами, призраки и скелеты, поднимающиеся из могил и машущие руками
за детьми; и людьми, исполняющими дикие танцы, их конечности летают повсюду;
и забавные монстры, и отвратительные, наводящие ужас старухи. Его карикатуры
они были лучшими. Бабушка сказала, что они были очень многообещающими. Джулиан был
всегда самым успешным испытуемым, и он ужасно возражал.

Иногда Джудит садилась рядом с ним и смотрела, как он быстро рисует карандашом. Это было
как по волшебству. Но всегда он вскоре сдавался. Он почти не интересовался
своими рисунками, когда они были закончены. Она собрала их в пачки и
отнесла домой, чтобы полюбоваться ими. Что он мог исполнять такие вещи и что
ей выпала честь наблюдать за ним и собирать после него!... Его
рисунки были более захватывающими, чем даже музыка Джулиана и Чарли.
Она сама неплохо играла на пианино, но что касается
рисования, - это был еще один наглядный пример ненадежности
Библии. Сколько бы вы ни кричали: "Я могу, я могу!" - и ни бросались, полные
веры, к карандашу и бумаге, ничего не происходило.

Однажды она вдруг осмелела и произнесла вслух слова, которые отрепетировала
про себя в течение многих недель,

"А теперь нарисуй что-нибудь для меня, Родди".

О, что-то, созданное по замыслу специально для вас, - что-то
что можно было бы обозначить (самостоятельно, поскольку Родди, несомненно,
отказаться) ‘От художника Джудит Эрл’ с датой: знак внимания,
вечный памятник его дружбе!...

‘ О нет, ’ сказал Родди, ‘ я не могу. Он бросил карандаш, мгновенно
предложение наскучило ему, он улыбнулся и вскоре побрел прочь.

Улыбка смягчила боль, но осталось старое чувство,
подавленность, когда она смотрела, как он уходит. Бесполезно было пытаться вернуть
Родди вырвался из своего запутанного уединения с помощью личных достижений и
претензий на фаворитизм. Родди обладал способностью ранить гораздо сильнее своих лет
иногда он казался взрослым в своей сокрушительности.

Время от времени он был очень забавным и придумывал танцы на лужайке, чтобы заставить
они смеются. Его имитация русского артиста балета была замечательной. Также
он мог ходить на руках или делать сальто назад в воду.
Это было очень волнующе и вызвало у него большое уважение.

Однажды они с Джудит были двумя зайцами в бумажной погоне. Родди заметил
старый зонтик в живой изгороди и подобрал его. Он был потрепанный и изможденный
и огромный; и в нем было что-то дружелюбное, вызывающее неприязнь
безрассудное веселье. Он долго носил его, размахивая им снова и снова
, а иногда балансируя им на подбородке или протыкая что-нибудь острием
IT. На вершине холма они подошли к пруду, покрытому зеленью
и белой звездчатой пеной цветов. Повсюду росли флаги и
незабудки и сотни других редких очаровательных мелочей
водных мест.

‘ Ну, мне не нужен этот старый зонт, ’ сказал Родди. Он посмотрел на
воду. - А тебе?

‘ Нет. Выброси это.

Он швырнул его. Оно упало посреди пруда. Оно застряло - о,
ужас!-- стоящий, зацепившийся за что-то и отказывающийся тонуть.

"О, Родди!"

Он смотрел на них через водную гладь, суровый, несчастный,
с упреком. В нем говорилось: "Почему ты подобрал меня, ободрил и подружился со мной
когда именно это ты и собирался сделать?"

- Ну, пошли, - сказал Родди.

Они бежали от него.

Они бежали от него, но ах! - он преследовал их. Издалека, за много миль, он вопил
обращаясь к Джудит высоким тонким писком: ‘Спаси меня! Спаси меня!’ Они извинялись
друг перед другом за то, что испортили бумажную погоню, и возвращались тем же путем.
Их ноги были вынуждены, ведомы.

Пруд казался чистым и безупречным в вечернем свете. Зонтик был
утонувший.

Родди стоял на краю и закусил губу. Он сказал:

‘ Что ж, я почти жалею, что выбросил беднягу.

Она кивнула. Она не могла говорить.

Это место всегда было населено призраками.

Но что еще глубже запечатлелось в ее памяти, так это связь с Родди,
взаимные эмоции, тайная симпатия. Она жадно ухватилась за это,
и вместе с этим подпитывала свои неумеренные амбиции. Однажды они все
полюбят ее больше, чем кого-либо другого: даже Родди расскажет ей все.
Их жизни, вместо того чтобы всегда быть далекими и таинственными, будут вращаться
тесно вокруг нее. Она будет знать о них все, абсолютно все.

* * * * *

С того далекого, несущественного времени лицо Родди было последним,
самый чистый, самый странный для всплывания.

Там было поле с меловыми ямками, созревающей ежевикой и
пустоши утесника и папоротника. Поднялся странный запах папоротника
слабый, но проникающий, землистый и все же нереальный, тревожащий.

вытянулся на боку, тихо вытянув крошечные лапки с тонкой костью, и
нежный белый мех под ними наполовину обнажился. Один из
них - который?--она никогда не могла вспомнить ... сказала:

"Ну, я никогда не думала, что прикоснусь к этому".

Это было похоже на то, как будто я слышу голос человека в дурном сне.

‘ Как ты это сделал? ’ раздался голос Родди.

- Ну, он сидел, и я подкрался и бросил камень, чтобы напугать его
не хотел причинить ему вреда. Но я, должно быть, попал прямо за
ухом, - я все равно убил его сразу. Это была абсолютная случайность. Я не смог бы
сделать это снова, даже если бы всю жизнь пытался.

‘ Хм, ’ сказал Родди. - Забавная штука.

Он стоял, засунув руки в карманы, глядя на труп сверху вниз,
превратив свое лицо в маску. Солнце заколебалось и потемнело. Поверхность
папоротник сиял металлическим светом, трава была зловещей, деревья
шипели. Джудит боролась в кошмаре.

‘Ну и что мне с этим делать?" - спросил кто-то.

- Я позабочусь об этом, - сказал Родди.

Потом они остались одни. Она наклонилась и потрогала мех. Он был
мертвый, он был мертвый. Она упала рядом с ним на колени и заплакала.

‘ Послушай, не надо, - сказал Родди немного погодя. Он не выносил слез.

Она заплакала еще сильнее, ужасные рыдания вырывались из глубины живота.

‘ Он не это имел в виду, ничего не поделаешь, ’ сказал Родди. Затем, после еще одной
паузы:

‘ Ты знаешь, он этого не почувствовал. Он умер сразу.

Он умер сразу. О, как жалко, как невыносимо.... Потом снова, спустя
долгое время:

‘Послушай, мы заберем это домой и устроим похороны’.

Он собрал огромные листья папоротника и осторожно завернул в них кролика. Она
взяла его: она понесет его, хотя чуть не упала в обморок от боли
от ощущения его нежного тонкого тела. Она подумала: "Я держу в руках
что-то мертвое. Несколько минут назад оно было живым, а теперь это... что
это?’ - и она почувствовала, что задыхается, тонет.

Они тронулись в путь. Плача, плача, она понесла кролика вниз по склону в
сад; и Родди молча шел рядом с ней. Он ушел и выкопал
яму под лавровым кустом в самой густой части кустарника. Но когда
дело дошло до финального акта, похорон, она вообще не могла этого вынести. Она
потеряла всякую связность, превратилась в хаос рыданий.

- Я говорю, не надо, - снова сказал Родди дрожащим голосом.

Она внезапно замолчала от потрясения, потому что он, казалось, был на грани
срыва. Он не мог вынести ее горя. Краем
затуманенного глаза она увидела, как его лицо начало расплываться. Она быстро отдала ему
тело, и он унес его.

Его долго не было. Когда он вернулся, то взял ее за руку и сказал:

"Подойди и посмотри".

Под лавровым кустом, на вершине небольшого холмика, он установил
красивая таблетка. Это была верхушка формы для торта, гладкая, чистая и
блестящая; и на ней он выбил гвоздем слова: "В память о
Кролике".

Покой и утешение нахлынули на нее....

Кролик был среди всего этого тихого и зеленого сумрака, под холодом
жесткая полированная лепнина из огромных лавровых листьев, уже не страшная
и жалкая, но достойная своей мемориальной доски, украшенной добрыми
защищая землю, недоступную мухам, мальчишкам и насмешливому взгляду
солнца. Все было в порядке. Не было никакой печали.

‘ О, Родди!

Он сделал это, чтобы доставить ей удовольствие. Чарли не сделал бы этого, Мартин
не смог бы. Это был чисто роддиевский жест, так непохожий на него, как вы могли бы
предположить, и все же, когда это было сделано, так узнаваем его жест
и только его. Неисчислимый Родди! Она вспомнила, как, когда Мартин
вывихнул лодыжку и застонал, он в отчаянии вертелся вокруг него
с перекошенным лицом. Он не мог выносить несчастья и боли
людей.

Она хотела поцеловать его, но не осмеливалась. Она посмотрела на него, вся
устремившись к нему в теплом порыве благодарности, и
быстро коснулась его руки; и он оглянулся, отстраняясь,
опасаясь благодарности, улыбаясь своей неясной улыбкой сверху вниз. Она подумала: "Должен
Я никогда, никогда не пойму его?"

Она увидела, как небо начинает расцветать с наступлением вечера. Выглянуло солнце
из-за набежавших облаков, и все верхушки деревьев были освещены, мрачно паря
и покачиваясь в темно-золотом потоке света. За рекой простирались поля
богатые и задумчивые, залитые солнцем, прорезанные длинными фиолетовыми тенями
. Река текла немного бурно, рассыпаясь яростными,
огненно-опаловыми хлопьями. Но все смягчалось, льстило. Облака были
удаляясь, ветер теперь затих; будет вечер, такой же
тихий, словно высеченный из камня, как смерть.

Она видела все это с дрожащим, чересчур ясным чувством истощения. Это было
слишком. Бледное лицо Родди сразу стало значительным, и все
остальные, даже Чарли, улетучились, пока она смотрела на него и любила
его. И когда она посмотрела, то увидела, что на него падает глубокий свет, и он
казалось, слился со всей таинственной золотистостью вечера, чтобы
быть частью этого; и она почувствовала, что потерялась с ним во внезапной темноте
острая близость и слияние - всепоглощающий поток, все приходит и уходит в
неподвластный времени момент.

* * * * *

Но впоследствии это показалось неправдой. Она помнила только, что в следующий раз, когда
она увидела его, он был совершенно обычным и равнодушным, а она сама,
все еще ожидая знаков и чудес, похолодела от разочарования. Родди
в детстве после этого потускнел; и могила кролика, которая у нее была
предназначалась для ухода и убранства цветами в течение смены времен года,
тоже потускнела. Через некоторое время она даже не могла точно вспомнить, где он был
во всех этих кустах. Кролик лежал забытый.

Остальные тоже исчезли. Она больше ничего не могла вспомнить из них. Они
были отрезаны от последней группы на склоне холма, как будто ужас охватил их
в это мгновение наступила ночь и навсегда стерла их с лица земли.

Потом бабушка сдала дом и ушла искать менее влажный воздух
у нее ревматизм. Одиночество снова стало естественной частью жизни,
а дети по соседству исчезли, как будто их никогда и не было
.


2

Затем они пришли снова - так внезапно, странно, ненадолго пересекли
вечные путаницы юности, что оставили после себя
еще более тревожное ощущение их нереальности, - отчуждение
более глубокое, чем раньше.

Была зима - время долгих морозов и десятидневного
катания на коньках, - время, когда переправляться через реку, чтобы попасть в бассейн для катания на коньках
было опасно из-за огромных глыб льда, падающих вместе с
ручей. Эти десять дней промелькнули навсегда в жизни - искрящаяся чистота
захватывающее дух опьянение движением, светом и воздухом, которые казались каждый
вечер слишком восхитительным, чтобы позволить ему длиться; и все же каждый последующий
утро - она сначала прислушивается к происходящему дню, а затем со страхом подглядывает за
это... чудесным образом продлилось. Она молилась: _ О Боже, пусть катание
продлится. Позволь мне кататься. Не отнимай у меня моего счастья, и я буду любить Тебя
как я должен._ И десять дней Он слушал ее.

Каждый день она бросала уроки и, переходя реку, бежала по
хрустящему, скованному морозом болоту к краю пруда. Снова и снова над ним
люди соскальзывали, скользили, кружились с криками смеха на солнце.
Их губы были приоткрыты, глаза сияли, они были прекрасны.

На ней был белый свитер и малиновый шарф. Сначала люди смотрели
на нее, а затем они начали улыбаться ей; и вскоре она приветствовала всех
тех, кто приходил регулярно и улыбался новым незнакомцам каждый день.

Была девушка, которая каждое утро сходила с лондонского поезда. Она была
стройная и белокурая, и она каталась на коньках с летящей грацией мечты. Ее
плиссированная юбка развевалась при движении, ступни в изящных сапожках были
узкими и маленькими, а когда она поворачивалась, ее длинные стройные ноги обнажались до
колена. Она казалась богиней посреди веселой общительной толпы
некомпетентное стадо. Джудит каждый день каталась перед ней взад-вперед,
тщетно надеясь на то, что кто-нибудь посмотрит; ибо она была горда, поглощена собой и пылка,
держась отчужденно и никого не замечая, катаясь на коньках, пока не стемнело
. Однажды она привела с собой красивого молодого человека, и к нему
вовсе не была горда и равнодушна.

Они вальсировали, они кружились, они вырезали фигуры, они бежали рука об руку, они
смеялись друг над другом; а когда они отдыхали, то сидели бок о бок
разговаривали и курили сигареты. В отличие от своей спутницы, молодой человек
посмотрел на Джудит не один, а много раз: а потом улыбнулся ей;
затем он что-то прошептал богине, и сердце Джудит забилось сильнее
дико. Но холодное презрительное создание лишь бросило один скучающий взгляд
кивнуло и продолжило кататься. Когда наступил вечер, и они
собирались уходить, он оторвался от снятия ботинок, когда Джудит проходила мимо,
и, лучезарно улыбнувшись белыми зубами и голубыми глазами, сказал: "Спокойной ночи".
К ее сожалению, это был единственный раз, когда она видела этого красивого и
дружелюбного молодого человека, женой которого она была бы рада стать.

Там был пожилой джентльмен в очках и с седыми усами, который катался на коньках
очень степенно и который приложил немало усилий, чтобы научить ее
внешний край. Он называл ее "моя дорогая", и его глаза смотрели на нее из-под
очков с голодной водянистой тоской. Он почти не разговаривал,
но он откашливался и открывал рот, когда
смотрел на нее так, словно всегда был на грани какого-то невероятного доверия.
Был также обычный, но вежливый прыщавый мальчик, который умел очень быстро кататься на коньках
и который несколько дней подряд, задыхаясь, бегал взад и вперед по
айс, в то время как она вцепилась в пояс его норфолкской куртки и пронзительно закричала.

Десятое утро было субботним. Лондонский поезд привез несколько
вечеринки. С богиней была маленькая девочка. Там было много вульгарных
кричащих групп некомпетентных людей и одна или две тихие и в меру
опытные. Джудит заметила любопытную троицу высоких, стройных, утонченных
людей - двух мальчиков и девочку. Они сидели на берегу и медленно ели
бутерброды. Закончив, они встали и стояли сгруппировавшись
вместе, не делая никаких движений, чтобы поправить коньки, которые были у них в руках. Как только
они встали, Джудит узнала их: Мариэлла, Джулиан и Чарли.

Это случилось.

Они не сильно изменились, но выросли самым тревожным образом. Mariella
должно быть, около шести футов. Ее тело было просто вытянуто
без особых изменений длинных, расплывчатых изгибов детства. Она
едва осмеливалась взглянуть на мальчиков: они были огромными.

Это был Чарли, настоящий Чарли, тот желтоволосый, немного
вид у него был дикий, красивее, чем когда-либо.... Она почувствовала, что задыхается.

В этот момент взгляд Мариэллы упал на нее. Страшный румянец и
Сердцебиение пробежали по всему ее телу, и она поспешно отвернулась. Но она
чувствовала, что они наблюдают, спрашивают, совещаются о ней. Она
описала идеальный полукруг по внешнему краю и почувствовала, что теперь,
если они узнают ее, она сможет это вынести.

Кто-то звал с края.

‘Эй! Эй! Привет!"

Она осторожно огляделась. В этом не было никаких сомнений. Чарли
звал ее, и все они кивали и подзывали к себе. Казалось, они могли
без труда узнать ее, и вид того, как она катится к ним на коньках
, не вызвал у них явной слабости или страдания.

Чарли сказал довольно раздраженно:

‘ Слушай, как ты это делаешь? Эта штука с поворотом. Кто тебя научил?

Джудит была дурой.

‘ Она нас не узнает, ’ сказала Мариэлла, слегка хихикая. - Ты
_ _ты Джудит Эрл, не так ли?

‘ О да. О, я люблю. Только вы так выросли. - Она попыталась взглянуть на них
и, к своему ужасу, почувствовала, как слезы застилают веки. - Я не
ожидала... - Ее губы дрожали, и она в отчаянии замолчала,
опустив голову.

Это был такой шок, такая глубокая боль радости и страдания.... Они бы
не поняли.... После всех этих лет, когда она думала о них, видела
их с такой страстью, лелея в своем воображении их нереальное и
сказочное существование, что они все вдруг совершенно случайно оказались
там! Это было почти так, как если бы мертвые люди возвращались к жизни. Она молилась
быть поглощенным льдами.

- Ну, ты же не пигмей, - сказал Джулиан.

И все они рассмеялись. Потом все было в порядке. Они перестали набухать и
колыхались у нее перед глазами, успокоились, начали становиться реальными.

- Ну, я не знаю, как это делается, - сказал Чарли все еще довольно сердито
глядя на лед. - Мариэлла, ради всего святого, зачем ты притащила нас сюда?
Ты знаешь не больше моего, как это делается. Какая глупая трата
дня! Напряжение от его раздражительности заставляло его голос, который ломался,
время от времени внезапно пискать самым забавным образом, так что никто не мог
принять его всерьез.

- Ну, тебе не нужно было приходить. - Голос Мариэллы был все таким же холодным и
детским. Слегка улыбнувшись, она отвернулась от него, чтобы понаблюдать за
фигуристами.

‘ А у меня так замерзли ноги, что я их не чувствую, ’ продолжал Чарли. - Трое
большие зеваки, вот кто мы такие, три великих зеваки. Он посмотрел на
Спину Мариэллы. - А Мариэлла, к счастью, самая глазастая.

Это, казалось, облегчило его ношу, потому что он внезапно избавился от своего дурного настроения
и рассмеялся.

‘ Надевайте коньки, ребята, ’ сказал он. "Мы сделаем все, что в наших силах".

Он начал насвистывать и сел, борясь со своими ботинками.

‘ Джудит покажет нам, как это делается. Она такая необыкновенно способная." Он
посмотрел на нее, впервые уделяя ей внимание, и
очаровательно улыбнулся. Его глаза были потрясающими, когда смотрели прямо на
тебя - блестящие, льдисто-голубые, немного слишком широко открытые. Его длинные красные девичьи
губы все еще были слегка приоткрыты в покое; и во всей голове была
захватывающая дух экстравагантность красоты.

‘Как ты, Джудит?’ - спросил он. "Ты помнишь старые добрые времена?"

"Да, помню".

Какое у него было самообладание! Ей было не до него. Он потерял к ней интерес
и продолжал стучать ботинками, яростно насвистывая.

- Ты действительно все еще живешь здесь, Джудит? - спросила Мариэлла.

‘ Да, правда. Где ты живешь?

‘ Ну, мы сейчас в Лондоне. Бабушка переехала туда, чтобы быть поближе к моей школе.
В какую школу ты ходишь?"

‘Я нет. Я сам провожу занятия с человеком, который тренирует мальчиков для
Оксфорда и Кембриджа. Он викарий. А потом у меня есть уроки музыки у
человека, который приезжает из Лондона, и папа учит меня греческому и латыни. Мои
Мама и папа не верят в школы для девочек.’ Это прозвучало грубо
и педантично. Она покраснела и добавила. ‘ Но я верю. Мне самой это ужасно скучно
.

- Почему бы тебе не попросить маму отправить тебя в мою школу? - спросила Мариэлла.
‘ Это чертовски весело. Ты мог бы приезжать в Лондон каждый день.

‘ Мариэлла _любит_ свою школу, ’ сказал Джулиан. ‘ Она _прекрасна_. Она ничему не
учится и _ весь_ день играет в хоккей. Родители Джудит хотят, чтобы она
получила образование, Мариэлла. Ты не понимаешь. Не так ли,
Джудит?"

Джудит снова покраснела и испугалась, что так оно и есть.

- Я верю в женское образование, - пробормотал Джулиан своим ботинкам.

Повзрослев, они превратились в чрезвычайно странных существ, подумала
Джудит. Особенно странными были мальчики, с их ростом и
бледность и их уловка с чрезмерной выразительностью речи. Джулиан был невероятно
высок и похож на мертвеца, с бурным, неопрятным, отвратительным лицом и красноречивыми
глазами, которые, казалось, постоянно меняли цвет в своих глубоких впадинах. У него
на щеках действительно появились морщины, а нос стал крючковатым, с
расширенными, загнутыми назад ноздрями.

- Что ж, я бы хотела, чтобы ты пришел, - невозмутимо сказала Мариэлла после паузы.
‘ Это потрясающе. Тебе бы понравилось.

Со стороны Мариэллы было мило быть такой дружелюбной и настойчивой. Возможно, так оно и было
ты всегда была ей очень дорога, она скучала по тебе.... На сердце у Джудит потеплело.

‘ Я бы хотел, чтобы ты вернулась и жила здесь, Мариэлла. Это было так чудесно, когда
ты вернулась.

‘ Я бы с удовольствием, ’ самодовольно сказала Мариэлла. ‘ Возможно, когда-нибудь мы это сделаем. Если
Бабушкин ревматизм только пройдет, мы могли бы приезжать сюда каждое лето.

‘Но лучше никогда не станет", - сказал Джулиан. - Не в ее возрасте.

Наконец-то все ботинки были надеты, коньки пристегнуты. Они встали и
На несколько дюймов опустились на лед. Раздался хор ‘Черт возьми!"
‘Вау!’ "Боже мой!"

Чарли с грохотом поскользнулся, Мариэлла последовала за ним.

‘ Это отвратительно, ’ яростно сказал он. ‘ Ты не можешь держать коньки неподвижно. Я
кажется, я сломал запястье. Я пойду домой. Остальные не обратили на это внимания.
Они, хихикая, отходили все дальше и дальше. Они были слишком высокими и
худыми, чтобы как следует удерживать равновесие, и лодыжки постоянно предавали их.

‘ Приди и помоги нам, Джудит, ’ закричал Джулиан. "Мы никогда раньше не катались на коньках
в нашей _lives_. Мы не можем _stop_. Мы слишком худые, чтобы позволить нам упасть
’.

Они беспомощно тащили друг друга.

‘ Иди сюда! - завопил Чарли. - Джудит, иди и помоги мне встать.
А мы не упадем? Ты уверена, что это безопасно? Мои ноги _заморожены_.’

Джудит хихикала, переходя от одного к другому, подбадривая,
предостерегая, поддерживая. Три нелепых глупышки! Они наслаждались
своей глупостью, им нравилось смешить ее, в конце концов, они ни капельки не были
пугающими. Никогда, никогда с тех пор, как она попрощалась с ними
годы назад не было такого теплого и бурлящего счастья. Все
Наконец-то действительно начиналось восхитительно.

По мере того как они начинали совершенствоваться, у них появлялись амбиции. Они заявили о своем
желании научиться фигурному катанию, и Чарли поклялся, что до конца дня он выкроит восьмерку
; и все это время они были просто никудышными
. Краем глаза Джудит заметила пожилого джентльмена
и мальчик в норфолкской куртке, задумчиво смотревший на нее, а она не обращала на них внимания
.

‘ А теперь пойдем, Мариэлла, ’ сказал Чарли. - Возьмитесь за руки вот так,
скрестив их, мы совершим скольжение. Они довольно неуверенно поплыли прочь.

Под синей шерстяной шапочкой Мариэллы темные короткие волосы мягко вились вверх
теперь они были длиннее, чем мальчишеская стрижка в былые времена. Ее лицо сохранило свою
чистую и невинную маску. Она смеялась не так, как смеются другие люди,
искренне наслаждаясь физическими удовольствиями, а скорее так, как будто
она делала уступку настроению Чарли и обнаружила, что
отказ от чуждого ей смеха. Все еще было любопытное
сходство между двумя чистыми бескровными лицами, хотя лицо Чарли было
вечно меняющимся от быстрых эмоций, а лицо Мариэллы было неподвижным, пустым
почти. "Они бы поняли друг друга", - подумала Джудит. Несмотря на
трения, которые раньше между ними существовали, они всегда были более
очевидно, более жесткими кровными родственниками, чем любые другие члены
круга. С годами эта связь стала еще более тонкой.

Джулиан остался в стороне. Он никогда не обращал внимания на Мариэллу, и все же он
всегда был тем, на ком останавливался ее светлый взгляд с едва заметным
отличием, как будто он хотел задержаться. В прежние времена иногда
казалось, что она была бы довольна - по-настоящему довольна, а не просто
равнодушно-покладистая, какой она обычно была, - если бы Джулиан предложил
отведи ее на прогулку с жуками. Она, казалось, испытывала к нему легкий уважительный
интерес и манеры, которые наводили на мысль, хотя и только для
безжалостного наблюдателя, что она ценила бы его хорошее мнение. Это
все еще казалось таким. Когда он дразнил ее по поводу школы, ее глаза,
неуверенный, но все же живущий, на мгновение овладел им; но теперь, как и
раньше, вы не могли обнаружить никакой привязанности между ними.

‘ Мы подумывали, не встретиться ли нам с вами, ’ застенчиво сказал Джулиан. - Я так рад, что мы
встретились.

Значит, они не совсем забыли. Она благословила его за
уверенность, которую мог дать только он.

"Я не могла поверить, что это был ты", - сказала она. "Я не думала, что когда-нибудь увижу
тебя снова. Я действительно скучала по тебе после того, как ты уехала. Я думала, что, возможно, Мартин мог бы
написать мне, но он не написал. Как Мартин?"

‘С ним все в порядке. Мы его теперь не так часто видим. Его родные вернулись из
Африка, и он проводит с ними большую часть каникул."Он улыбнулся и
добавил: ‘Я помню, Мартин был ужасно предан тебе. Я должен сказать ему
Я тебя видел.

- А где Родди?

‘ О, Родди.... С ним все в порядке. Он в Лондоне. Родди совсем взрослый:
он берет уроки танцев. Джулиан фыркнул.

"Он все еще рисует?"

‘Я не знаю. Следовало бы подумать, что он слишком ленив."

Джулиану Родди никогда не нравился.

"Ты все еще сочиняешь музыку, Джулиан?"

‘О, ты помнишь это?’ Он улыбнулся от удовольствия.

‘ Конечно. Танец “Жуки-олени”. И “Весна с кукушкой" в
нем.

‘ Ах, эта чушь. Представляю, что ты помнишь! Он посмотрел на нее совсем по-старому
удивленно, но заинтересованно, думая о ней хорошо.

‘Я подумал, что это прекрасно. Ты что-нибудь писал в последнее время?"

‘Нет. Нет времени. Я все это бросил. Я работал как сумасшедший, чтобы получить
стипендию. Возможно, я снова займусь этим в Оксфорде.

Казалось, он сразу пришел в восторг от всего этого, воодушевленный
ее интересом. Он не сильно изменился.

- И ты получил стипендию?

‘ Да. Баллиол. Я повышаюсь в следующем году. Он был краток и скромен,
на самом деле покраснела. Но Баллиол ничего для нее не значил: она думала о
его почтенном возрасте.

- Тебе, должно быть, восемнадцать.

"Да".

"Знаешь, я помню все твои дни рождения".

Произнося это, она снова чуть не расплакалась, настолько это было похоже на признание в
давно лелеемой тщетной надежде и любви. Он уставился на нее, готовый рассмеяться,
а затем, увидев ее лицо, внезапно отвел взгляд, как будто
наполовину понял и был удивлен, смущен, тронут.

- О, вы только посмотрите на этих двоих, - быстро сказал он.

Чарли снял пальто, и они держали его как парус.
С уколом тревоги Джудит впервые осознала зловещую
силу ветра. Оно наполнило пальто, и Мариэлла с Чарли,
высоко держа его перед собой, поплыли прямо через пруд.
Они не могли остановиться. Они визжали от смеха и агонии и двигались все быстрее
быстрее. Их отнесло к краю пруда, они задели коньки и
без сил упали на траву.

Чарли лежал на спине и стонал.

‘ У меня болит. У меня болит. О, Мариэлла! О Боже! О,
все вы, люди! Мучение, ощущение! - как в Сценическом
Железная дорога - транспорт ужаса и блаженства. Я подумал: "Никогда, _never_"
мы остановимся. Мы поехали быстрее, и фас.... О, Мариэлла, твое _лице_.... Я
умру..."

Он корчился от смеха, слезы текли по его лицу. "Я т- попытался
сказать: "отбрось" букву "с".---- У меня не было никакого "голоса" - О, какое "чувство"!...
эти ускользающие сны.... О Боже!"

Он в изнеможении закрыл глаза.

Вскоре ему пришлось попробовать снова. Потом они все попробовали и стали помехой
для других фигуристов. Все смотрели на Чарли, и никто не был
раздражен из-за его красоты, сияющего настроения и его очаровательного
извинения, когда он встал на пути.

Джудит захихикала; даже Мариэлла и Джулиан вытирали
глаза. Чарли был так взволнован, что выглядел как в лихорадке. В своем
энтузиазме он широко раскинул руки и закричал:

"О, дорогие!" - и Джудит была взволнована, потому что почувствовала, что и сама
причастна к этому ласковому обращению.

- Знаешь, - сказал Джулиан, - Чарли, тебе будет плохо сегодня ночью, если ты будешь продолжать в том же духе
.

Значит, это он все еще был болен.

Маленькая замерзшая дворняжка, дрожа, проковыляла по льду и
перекатилась перед ним, умоляюще махая лапами. Чарли подобрал ее.
поднял и завернул его в пальто, напевая и целуя.

‘О, какие у тебя милые лапки, дружище. Мариэлла, его лапы
особенно душераздирающие. Посмотри, - все тупые, с кисточками и
бесконтрольные. Разве они не растопляют тебя? Бедный парень, милый парень. Пойдем
покатаемся со мной на коньках.

Он покатился прочь с собакой на руках, разговаривая с ней на своем особом дурацком
языке и сталкиваясь с людьми на каждом шагу.

"О, какой он странный", - подумала Джудит, глядя ему вслед. У нее не было ключа к
нему: она могла только препарировать его и делать заметки, выучить наизусть и
восхищайтесь им - никогда не надейтесь встретиться с ним однажды внезапно, случайно
взглядом, пустяковым словом, с этим тайным “Ах!” - этим потрясением сокровенного
таинственное узнавание, как когда-то она встретила Родди.

Она подумала о Родди, танцующем в Лондоне, городском и тревожном. Она увидела его
отчетливо, его темноволосую голову, его желтоватую бледность, его улыбку; и ей безумно захотелось
, чтобы он пришел вместо Чарли: Чарли, который беспокоил ее,
у нее отяжелело на сердце от бремени его расточительного равнодушия
блеск.

Яркий, бело-голубой день клонился к закату. Пруд
вспыхивал и блестел пустым светом. В середине возвышалась кучка
увядших флагов, сухих трав и болотных растений, засохших кустов и
маленькие ивы - сплошное пятно пастельных тонов, пурпурно-коричневых,
блекло-зеленых, желтых и красновато-коричневых, с кое-где горящими клочками
изолированный цвет - всплеск малинового, полоска золотого. Жужжание и
скрип коньков раздавался в воздухе, и фигуристы кружились без
паузы, быстро, легко, как мухи на потолке. Подо льдом
игольчатые травинки и маленькие водяные водоросли были неподвижны, зачарованные;
распростертый жестко, изящно во множестве и бесконечно малом
красота.

Когда она стояла одна, глядя на них сверху вниз, Джулиан вернулся к ней и
сказал:

- Ты когда-нибудь бываешь в Лондоне?

‘ Почти никогда. Если папа дома, он обычно водит меня в театр в
Рождество; и время от времени я хожу с мамой за одеждой.

‘ Что ж, тебе лучше как-нибудь поскорее приехать, и мы сходим в театр. Исправить
это с Мариэллой.

"О!"

Этого не могло быть, этого никогда не могло случиться. Послышался скрежет и
стук коньков, и двое других, пошатываясь, остановились перед
ними.

‘ Мы должны идти, ’ сказала Мариэлла.

- Джудит собирается пойти с нами на спектакль, - сказал Джулиан.

- О, хорошо, - сказала Мариэлла без всякого интереса.

‘ Когда? ’ рявкнул Джулиан. - Исправь это.

‘ Я не знаю, ’ сказала она, бросив на него быстрый взгляд. - Мы должны спросить
Бабушка. Я спрошу бабушку, Джудит, и дам вам знать завтра.

‘ Потому что завтра мы возвращаемся, ’ вмешался Чарли. - Джулиан, мы
должны, не так ли? Ты будешь здесь, Джудит?

- О да.

‘ Это хорошо, потому что ты будешь нужен мне. Ты будешь нужен мне каждый час. К завтрашнему дню я
забуду о своем брассе. Я уверен, что если бы мы не
если бы мы нашли тебя, Джудит, нам вообще не следовало выходить на лед. Мы
должны были просто посмотреть на это и грациозно вернуться в Лондон. Мы
такие _ver_ глупые.

Он сел, чтобы снять сапоги, и начал насвистывать - потом разразился
запел:

"Там были три глупышки
Которые стояли, как лилии ..."

Пауза...

"Отказывались вращаться ..."

Еще одна пауза...

- Эй, плачущий, Лакэдэй!
Лед подломится,
И мы упадем в...

Он стянул ботинки и закончил:

- Если бы они не встретились с мисс Эрл,
Они бы до сих пор стояли там.

‘ Довольно бедный, ’ воскликнул Джулиан.

"О, я думаю, это ужасно вкусно", - сказала Джудит.

Чарли поклонился и сказал:

"Я могу сделать еще что-нибудь в этом роде".

- Тогда продолжай.

‘ Не сейчас. Пуф! Я устал.

У него был такой вид. Если не считать яркого румянца на щеках, его бледность была
поразительной. Его глаза казались темными в темных кругах, и он прислонился
спиной к Мариэлле, пока она серьезно застегивала его ботинки и пуговицы
на его пальто. Когда она надела на него шарф, он снова стянул его,
плача:

‘ О, Мариэлла. _ нЕт!_ Мне так жарко.

‘ Ты должен надеть это, ’ тихо сказала она. ‘ Ты простудишься, - и она
снова намотала его на шею, пока он покорялся и корчил ей рожи,
его глаза смеялись, глядя в ее, как у ребенка, уговаривающего старшего улыбнуться.

Наблюдая за ним, Джудит подумала:

"Ты тщеславный и избалованный?"

Вся эта веселость и гордое безразличие, все это кажущееся бессознательным
очарование, эта уверенная болтовня - все это может быть результатом полного
самосознания. Конечно, он должен смотреть в зеркало и восхищаться собственным
отражением. Она вспомнила свою давнюю мечту выйти за него замуж и подумала
с огромным печальным пророческим чувством о множестве людей, которые будут тосковать по нему.
молча молила его о любви, пока он шел своей дорогой, не желая никого из
из них.

На фоне сумерек его голова, его лицо сияли, как будто были слабо освещены.

Она пристально наблюдала за ним; но не было никакого знака для нее: все это
блеск выражения лица, мелькающий и останавливающийся вокруг него, и ничего
для нее это больше, чем пара легких улыбок, небрежное признание ее заслуг
временное использование. Они с Мариэллой едва ли хоть раз сказали: "Ты
помнишь?’ Если они и дорожили чем-то из прошлого, то ее в нем не было.
было странно думать о таком безразличии, когда они, с другой
в-третьих, это был весь узор, весь цвет и богатство, которые когда-либо
воплощались в жизнь.

В угасающем свете над ними снова нависла тайна, и они были такими же
недостижимыми, как и прежде. Хотя бы из-за редкого качества их физической формы
внешности они всегда должны были порабощать ее; и она чувствовала себя измотанной
их стрессом.

- Завтра, - сказал Чарли, - мы приведем Родди.

‘ Да. Пойдем, ’ сказала Мариэлла. "Мы должны поспешить к нашему поезду".

Они молча брели по холодному безлюдью болота, и
ветер дул им вслед, резкий и угрожающий. Когда они прибыли в
Чарли остановился на берегу реки, посмотрел на другую сторону и мечтательно произнес:

‘ В старом доме горит свет. Я полагаю, это смотритель
человек. Мы могли бы заглянуть завтра и удивить ее. Не правда ли, это выглядит
одиноко?... Я бы хотел, чтобы мы снова там жили. Где твой дом, Джудит?
Я думал, это по соседству.

- Так оно и есть, но деревья скрывают это.

- Ах да, я и забыл.

Затем она перевезла их на плоскодонке через реку и рассталась с ними
на другом берегу, где дорога к станции разветвлялась.

- Что ж, увидимся завтра.

Джулиан посмотрел на небо.

‘Я думаю, она оттаивает", - сказал он. - Я думаю, ночью будет дождь.

‘ Чушь! ’ сказал Чарли. - Зачем... потрогай землю.

‘ Да, но воздух мягче. И посмотри на небо.

На востоке и севере замерзшие звезды метали свои стрелы; но на
дымном, буйном западе черные тучи поглотили последние лучи солнца.

Джудит охватила паника, она возненавидела Джулиана, ей захотелось ударить его.

‘ Черт! это ничего не значит, - с беспокойством сказал Чарли.

"И слушай ветер".

Ветер гулял в верхушках деревьев, сильный и безжалостный, и гнал
облака.

‘ Ой, заткнись! ’ сказал Чарли. ‘ Разве не может быть ветра без оттепели? И
пойдем, а то мы опоздаем на поезд.

- Тогда спокойной ночи.

- Спокойной ночи, Джудит. Мы о тебе позаботимся.

"Я буду там".

"Спокойной ночи".

"Спокойной ночи".

Джудит побежала домой, закрыв глаза от облаков, прислушиваясь к ветру, и с
хлопнувшей за ней входной дверью изо всех сил старалась не обращать внимания на Бога
зависть, ненависть, злоба и все безжалостное, чьи знамения были повсюду
в небе.

‘ Завтра они придут снова и приведут Родди. Завтра я
увижу Родди. О Боже, будь милостив!

* * * * *

Перед рассветом она проснулась и услышала глухие, тоскливые вздохи, тщету
торопливый шум дождя - и громко сказала в темноте: "Как я могу
вынести это?"

И все же, охваченная болезненной фантастической надеждой, она переправилась через реку тем утром и
направилась к пруду.

Там никого не было, кроме маленького мальчика, скользившего по льду сквозь
слой воды в несколько дюймов, и его вырвало перед ним во время его стремительного бега
два отдельных фонтана.

Тогда это был конец. Они снова потерялись. Они не вернутся,
они не напишут, она никогда не поедет в Лондон, чтобы повидаться с ними. Даже
Джулиан забудет о ней. Им было все равно, дождь был рад,
в целом мире не было ничего, что могло бы утешить ее. Она отвернулась от
размытого дождем места, где их нереальные потерянные образы насмехались над ней и
приводили в замешательство - сны в далеком сне о счастливом вчерашнем дне.


3

Это было где-то в середине войны, когда она точно знала, что
Джулиан был на фронте. Она услышала это от старого садовника по соседству,
который давным-давно дарил ей яблоки и груши, и именно от
самой бабушки он узнал об этом. Она написала ему , чтобы попросить
сажайте свежие бутоны роз и содержите теннисную лужайку в идеальном порядке, ибо
очень скоро, сразу после окончания войны, внуки должны были получить
дом для своих, как место для проведения выходных и праздников.

Мистер Джулиан был впереди, пока что в безопасности, слава Богу, а мистер
Чарли только что призвали в армию; но боевые действия, как сказала бабушка
, закончатся еще до того, как он отправится во Францию.

Затем, питаемые новыми надеждами, желаниями и страхами, дети
ночь за ночью возвращались в своих снах.

Джулиан в форме внезапно вошел в библиотеку. Он сказал:

- Я пришел попрощаться.

‘ До свидания? Ты возвращаешься на фронт?

‘ Да. Через минуту. Разве ты не слышишь мой поезд?"

Она прислушалась и услышала свисток поезда.

‘Чарли тоже едет - он будет здесь через минуту. До свидания, Джудит.

Она протянула руку, и он пожал ее, а затем наклонился с какой-то
ухмылкой и поцеловал ее. Он сказал:

"Это то, что делают мужчины, когда идут на фронт".

Она с удовольствием подумала: "Тогда Чарли тоже захочет меня поцеловать", - и
она выглянула в окно, надеясь увидеть его.

Было непроницаемо темно, и она с тревогой подумала: ‘Он не сможет
чтобы найти свой путь. Он всегда ненавидел темноту.

‘ Пойдем, ’ сказал Джулиан. - Ты должен подойти и помахать мне на прощание.

Но она все еще медлила и выглянула, с растущей паникой высматривая
Чарли.

Внезапно она увидела его в темноте снаружи. Он был не в форме,
но в серых фланелевых шортах и белой рубашке с открытым воротом -
одежда его детства. Он шел, запинаясь, как будто у него болели ноги
.

‘ Тсс! ’ прошептал Джулиан ей на ухо. - Он замаскировался.

"Ах, тогда его не убьют...."

"Нет".

Она заметила его лицо. Это была ужасная маскировка, -
сморщенная, желтая маска древнего кретина. Он посмотрел на нее отсутствующим взглядом,
и она с болью подумала: ‘Ах! Я должен притвориться, что не знаю его.

Он скрылся из виду в своей странной одежде, хромая и
изменившееся лицо - все тщательно подобранные атрибуты его пародии. Глядя на
него, она была охвачена внезапным ужасом. Что-то было не так: они
увидят это насквозь.

Она пыталась дозвониться до него, предупредить, но у нее не было голоса, а он
исчез.

* * * * *

Старый садовник сказал, что это был сам Чарли, который написал ему, чтобы сообщить
что они с Мариэллой должны пожениться. Мастер Чарльз всегда был
любимым человеком, - тем, кто всегда был готов с улыбкой и приятным словом,
и ни капли высокомерия, несмотря на то, что его бабушка сделала такую маленькую
принц из него.

"И когда эта старая война закончится, Лейси, - говорит он, - мы вернемся, чтобы
жить в милом старом доме. Бабушка хочет, чтобы мы это сделали, - говорит он, - и ты можешь
будь уверен, что мы этого хотим. Мы никогда не любили Лондон. Так что берегись
скоро будем мы. Но ах! сначала ему пришлось пройти через бой. Они
должны были немедленно пожениться, потому что он был на фронте. Говоря от имени
сам он, сказал старый садовник, был бы сыт по горло, если бы что-нибудь
случилось с мастером Чарли.

На следующий день объявление об их браке в ЗАГСе
появилось в “Таймс”.

- Им не может быть больше девятнадцати, - сказала мама, - и к тому же двоюродные
. Ужасная ошибка. Однако, я полагаю, шансы есть..." и
она вздохнула, поправляя перед зеркалом свою шапочку. "Я должна написать
старой леди. Они были симпатичными детьми, особенно один из них.
Почему бы тебе не послать милую записочку девочке, Джудит? Раньше вы
так много играли вместе.’

"О, она бы меня не вспомнила", - сказала Джудит и быстро ушла, ей стало дурно
от потрясения.

Эти двое поженились. Мариэлла, жена: миссис Чарльз Файф.

‘ Я молодая миссис Файф. Это Чарли, мой муж.

Как это случилось?

‘Мариэлла, ты должна выйти за меня замуж, ты должна, ты _must_. О, Мариэлла, я _до_
хочу жениться на тебе, и я отправляюсь на фронт, поэтому я _до_ думаю, что мне, возможно, разрешат
иметь то, что я хочу. Меня могут убить, и я ничего не получу
от жизни. О, Мариэлла, пожалуйста! Ты знаешь, что ты самая счастливая
с нами, Мариэлла. Ты не могла выйти замуж за кого-то постороннего и бросить нас всех,
могли бы вы? Я тоже не мог. Я бы не вынес, если бы меня касался кто-то другой
женщина. Мы с тобой так хорошо понимаем друг друга, что не можем быть несчастны.
Знаешь, мы отличаемся от других людей. Выходи за меня замуж, и я вернусь
вернусь с войны. Но если ты откажешься, я просто выйду и позволю, чтобы меня
убили сразу...."

И Мариэлла, бледная, по-детски ничего не понимающая, ушла. Она
подошла - да - к Джулиану и, глядя на него своим ошеломленным взглядом, сказала:
"Чарли попросил меня выйти за него замуж". Он не сказал ни слова, но помрачнел
пожал плечами и отвернулся, как будто должен был ответить: ‘Что такое
это для меня?’ Поэтому Мариэлла сразу вернулась к Чарли и сказала:

"Все в порядке".

Губы ее задрожали, и она чуть не заплакала, но не совсем: ни
ни тогда, ни после. И бабушка горько плакала, пока в конце
Чарли утешал ее; и после этого она безжалостно отдавала и
жертвовала всем ради Чарли.

Нет, нет, это было слишком глупо, слишком ненормально. Люди вели себя так только в твоем неуравновешенном воображении
.

Мариэлла никогда бы не заплакала, никогда бы не пошла к Джулиану, никогда не мечтала
о том, чтобы полюбить его, - его, или Чарли, или любого другого, кого ты бы полюбила.
подумай, бездетное, бесполое создание, каким она всегда казалась,
на годы отстала от тебя в развитии. Как она, должно быть, изменилась, чтобы быть сейчас
подверженной страсти! Внезапно о ней стали думать как о женщине,
между вами установилась пропасть брака.

Согласилась ли она тогда в своей обычной безмятежно-покладистой манере, просто чтобы
угодить Чарли, не имея представления о том, что значит быть влюбленной и
выйти замуж? Влюблялась ли она в него постепенно на протяжении всех этих лет
они росли вместе, или это произошло внезапно, после потрясения от
осознание, когда он сказал ей, что уезжает во Францию? Или он пришел
однажды домой взволнованный, полный эмоций при мысли о том, что его ждет впереди
и обнаружил, что она выглядит красивой, странной и волнующей для него
обеспокоенный взгляд, и внезапно заключил ее в объятия, очаровывая ее своей
собственная иллюзия любви?

Или все это время все было нежно и уверенно - идиллия?

"Моя дорогая, ты знаешь, что я никогда никого не полюблю, кроме тебя".

- Как и я, никто, кроме тебя.

- Тогда давай поженимся до того, как я уеду.

- О да, сию минуту.

Итак, они поженились, и все остальные были нежны, уверены и уступчивы
как само собой разумеющееся, говоря, каковы бы ни были их тайные мысли: "Ну что ж,
так и должно было быть".

Они с удовольствием проводили свои несколько дней вместе, тихо говоря:
"Если что-нибудь случится, у нас, по крайней мере, будет это счастье"
их несколько ночей....

Когда люди женились, они спали в одной комнате, возможно, в одной и той же кровати
они хотели этого. Мариэлла и Чарли будут спать вместе: это
было бы единственным изменением для них, которые жили в одном доме с
детства и знали друг о друге все. Почему они хотели это сделать
что побудило их искать друг у друга другого
близость? Красота Чарли теперь принадлежала кому-то: Мариэлле из всех
люди имели на нее права. У нее может родиться ребенок, и Чарли будет
его отцом ....

Все это было так странно и безрадостно, так похоже на сны, от
невероятности которых она просыпалась с тяжелым сердцем, что это было невозможно
осознать. Это случилось, и она была дальше, чем когда-либо, от
них, сбитая с толку во внешней темноте, забытая, нежеланная, ничто
вообще. Она могла бы держаться за него всю свою жизнь, но их никогда бы не потянуло
обратно к ней.

Теперь она была уверена, что Чарли вот-вот убьют. Там было это
в факте его женитьбы, в его стремлении удовлетворить инстинкты
стремление нормального человека к жизни, которое, по контрасту, более зловеще провозглашало
что-то - фатальный избыток, - что обрекло его на гибель; что сделало темнее
тень, постоянно падающая на светлое, приходит в замешательство.

Казалось, теперь в жизни не было ничего, кроме ожидания его смерти.

* * * * *

Они приходили и приходили в ее снах - некоторые из них заставляли ее просыпаться с
счастьем птицы, думающей на мгновение: "Значит, он в безопасности ..."; другие
это заставило ее погрузиться в мрачное сознание, отягощенное этой мыслью
что он уже мертв.

Ему снились Мариэлла с ребенком на руках; Мариэлла и
Чарли молча ходил взад и вперед по лужайке по соседству,
как влюбленные, обнимая друг друга и целуясь на ходу.
Затем Мариэлла превращалась в Джудит, и очень скоро все это
шло наперекосяк: Чарли переставал расхаживать взад-вперед, как влюбленный,
а потом спотыкался и исчезал.

Ей снилось, что она стоит в дверях старой классной комнаты по соседству
смотрит в коридор. Между внутренними стеклянными дверями и внешней
деревянные, выкрашенные в белый цвет, в маленьком проходе, где на мозаичном полу стояли кадки с
гортензиями, красными и белыми лилиями, Мариэлла
разговаривала с одним из мальчиков. Должно быть, она прощалась с Чарли.
Был виден ее затылок, короткие кудряшки откинулись назад, когда она
подняла к нему голову. Высокий и призрачный, безликий, почти бесформенный, он
склонился над ней, и они таинственно, безмолвно посовещались; а она
наблюдала, притаившись в дверном проеме. Внезапно Мариэлла вырвалась и побежала
через холл. Ее лицо было белым и диким, по нему текли слезы.
со слезами на глазах она сжала его в руках и побежала вверх по лестнице.

‘ О, смотрите! Мариэлла плачет впервые в своей жизни..."

В дверном проеме все еще стояла темная фигура. Оно повернулось и внезапно
у него появилось лицо; и это был не Чарли, а Джулиан. Она отскочила назад, думая:
"Он не должен увидеть меня здесь, шпионящей"; и в волнении от попыток ускользнуть
сон прервался.

Приснилось, что они все играют в какую-то игру в соседнем доме
в саду, и Чарли внезапно останавливается и слабым
неуклюжим шагом отползает прочь, прижимая руку к сердцу.

‘ У него слабое сердце.

"Ах, тогда он не пойдет на фронт".

"Нет, он в полной безопасности".

Она проснулась счастливой.

Но иногда Чарли бывал на фронте и возвращался с этим
Его одолевали слабость и болезнь. Он собирался умереть от этого. Он вошел
весь бледный в классную комнату и остановился, прислонившись к большому дубовому
шкафу. Он приложил руку к сердцу, вздыхая и постанывая, оглядываясь
в ужасном отчаянии. Он сказал:

‘Я плохо себя чувствую. Я не знаю, что это.... Я хотел бы посоветоваться со своим
братом."

У него было лицо незнакомца, изможденного и пожилого человека, - никого в
меньше всего похожий на Чарли; но это был он. Он снова зашаркал прочь, почти слишком
слабый, чтобы двигаться, ища Джулиана, который не пришел. Пораженные ужасом
остальные группами наблюдали за ним. Вне всякого сомнения, он умирал. Она проснулась,
в ужасе.

* * * * *

Это было в конце февральского дня. Снаружи, где нежный сумрак
мерцал на мокрых от дождя ветвях, птичьи крики казались внезапно померкшими
струи света, до боли проникающие в сознание; и вдруг солнце,
как колокол, заиграло пронзительным богатством, долгим темно-золотым вечером
записка со слезами на глазах, охватывающая всю землю своей полнотой и
медленно угасающая в еще более мрачных сумерках. Верхушки деревьев были спокойны на фоне
неба. На них не было листьев, и все же в этом жидком сиреневом воздухе они
пробудили в ней внезапную легкую боль, биение сердца и были для
мгновение, вся все еще скрытая пружина.

Она стояла, глядя в окно; а войны и слухи о войнах
отступали, превращаясь в маленькую тень за краем зачарованного
мира.

Она вышла в сад, к реке. Ах, эти стройные
ветви, этот запах почек, этот нежно стелющийся голубой дымок над
мусорная куча, этот воздух, похожий на прозрачную зеленоватую воду, омываемую светящимися
приливы и отливы, эти несколько звезд, брошенных вверх и сияющих на полупрозрачных нитях
между разорванными бледными пучинами облаков!... Неся свой экстаз
осторожно, она дошла до конца сада, где проходила соединяющая их дорожка
, ведущая к соседнему дому. Она услышала тяжелые удаляющиеся шаги
она знала и подождала, чтобы пожелать спокойной ночи старому садовнику, возвращающемуся
домой с работы.

- Спокойной ночи, Лейси.

Его бормочущий голос донесся из тени:

‘ Спокойной ночи, Мисси.

- Приятного вечера, Лейси.

- О, великолепно.

- Как выглядит твой сад по соседству?

‘ Ах, немного вперед. Позже будут заморозки, можете не сомневаться.

Сегодня вечером у него был усталый голос; он становился очень старым. Теперь
обычный последний вопрос.

‘ Когда они возвращаются, Лейси? Давно пора, не так ли?

Он помолчал; затем сказал:

- Возможно, вы не слышали, мисс...

- Что?

‘ Мастера Чарли убили.... Да, мисс. Мы получили известие из Лондона
сегодня днем. Ах, это жестоко. Это почти убьет его бабушку, вот что
Я говорю первым делом - насчет того, чтобы убить ее, так и будет. Он был зеницей ее ока.
Это то, что мы все говорили - зеница ее ока. Она говорит мне однажды, что
говорит: “Лейси, - говорит она, - мастер Чарли будет жить здесь, когда я вырасту. Я
содержу это место для него, - говорит она. “Оно никогда не будет сдано внаем и
ничего. Это ‘есть, чтобы ’я привел ‘ свою жену. Ах, пожалейте маленькую мисс
Мариэлла, пожалейте душу .... ” Он разразился слабыми рыданиями. “Ах, это будет примерно
смерть бабушки. Пора мастеру Чарли - пора маленькому парню ...
всеобщий любимец, я помню его, когда он был.... Да, Мисси, да,
Мисс Джудит....

Голос его дрогнул, и он снова и снова прикасался рукой к шляпе
механически извиняясь, сбитый с толку, огорченный и умоляющий, он ушел, шаркая ногами
прочь, в тень.

* * * * *

Но, конечно, конечно, он был мертв; она ожидала этого все время.
Теперь, когда это случилось, она могла заняться другими вещами. Она подумала: "Это
сейчас неплохо; позже будет хуже: когда-нибудь это прекратится. Я должен
вынести это ... вынести это ... вынести это!"

Этот хриплый голос эхом отдавался в одиночестве и жаловался: "Повелитель пор"
Чарли, милый малыш,"снова и снова по темному переулку"
среди тополей, над стеной сада, где бедный маленький
мальчик жил давным-давно.

Жил ли он на самом деле? Забудь его, забудь. В любом случае, он был всего лишь тенью
романтической иллюзией, прекрасной игрушкой воображения:
ничего существенного. Отбрось его, будь разумным, будь безразличным, собери
вокруг себя еще раз невозмутимые тайны природы, будь ослеплен
и оглохни от них навсегда. Мертвым ему было гораздо лучше. Он был слабым
и избалованным, эгоистичным; из него не вышло бы ничего хорошего.... Он никогда не мог
переносить кровь: он должен быть благодарен за то, что умер.

Где он был? Казалось, он был рядом, слушал то, что вы хотели сказать о
его смерти.

"Чарли, дорогой мой, если бы ты только знал, как я тебя люблю!"

‘Теперь я знаю. Я всегда буду наблюдать за тобой".

Тогда нет причин для слез: он жив, он под защитой Бога.
“Господи, в твои руки Я предаю его дух”. Что это значило?
Притворяйся, делай вид, что веришь в это, прикрывай пустоту уверенными
утверждениями.

Что стало с этой сияющей головой? Как он выглядит сейчас?

В этот самый момент все они оплакивали Чарли , застреленного в
Франция. Это действительно было правдой: он был мертв и лежал в земле, он
исчез навсегда. Ее разум дрогнул и потерял сознание под бременем
их горе: свое собственное она могла вынести, но их горе было невыносимым.

Она вернулась из непроглядной ночи к греческим глаголам, которые
нужно выучить к завтрашнему дню.

* * * * *

Долгое время спустя приснился последний ужасный сон.

Они все вместе купались на соседнем плоту в каком-то полумраке
светящиеся сумерки. Она увидела, как ее собственные белые ноги протянулись, чтобы коснуться
воды; она вошла в воду и поплыла. Родди был там, темноволосая голова
смутно покачивалась рядом с ней. Иногда он касался ее руки или плеча,
дружелюбно улыбаясь ей. Остальные сбились в неяркую группу на
берегу. Все они были очень счастливы: она чувствовала, как внутри нее нарастает экстаз,
и распространяется от нее ко всем.

Неожиданно к группе присоединился Чарли. О, Чарли был в безопасности
в конце концов, он был жив и невредим, и никому больше не нужно было быть несчастным!

Он ничего не сказал. Он быстро выбрался из толпы, и все они
молча наблюдали за ним, пока он нагибался к мутной воде и скользил в нее.
Он повернул лицо, спрятанное лицо, вниз по течению и поплыл,
мягко плывя вперед. Он тоже был счастлив.

Темное туманное одиночество ночи и воды было перед ним, и он вошел
в него, не останавливаясь и не оглядываясь, и оно сомкнулось вокруг него. Ужас
закрался внутрь: потому что он исчезал.

Чей-то голос звенел от боли:

"Вернись!"

Он в ужасе разбился вдребезги о пустоту.

Он тихо исчез.

Она громко закричала и проснулась от ночного ливня, ослепленная шумом дождя
оглушительный плач.

Больше он никогда не приходил.

Родился его сын, умерла бабушка; но он был слишком далеко, слишком истощен
призрак, чтобы поднять голову при этом.




ЧАСТЬ ВТОРАЯ


1

Они возвращались. Когда она поняла это, то не осмелилась выйти за пределы
в саду, опасаясь неожиданно столкнуться с ними. Только темнота была
безопасной; и ночь за бессонной ночью она выпрыгнула из кухни
окно в сад и пересекла длинную лужайку
тени деревьев, резко очерченные на ровной, залитой лунным светом траве.
Все краски поблекли; только белые весенние цветы в
бордюре сияли, как от фосфора, и распускающиеся бутоны
тонким серебристым пятном были обозначены верхушки деревьев, линия за линией,
света.

Она танцевала по саду, чувствуя себя преображенной луной, сильной и
в приподнятом настроении; и остановился у кромки реки. Вода мягко блестела, когда она
текла. Она оглядела его с ног до головы; он был совершенно пуст, он принадлежал только ей
. Она сняла свою немногочисленную одежду и шагнула в воду, быстро окунувшись; и
вода заскользила по ее груди, по плечам, покрывая все
ее тело. Холодная вода ранила ее; дыхание вырывалось прерывистым,
судорожными вдохами; но через мгновение она начала энергично плыть
вниз по течению. Это была изысканная радость - лежать обнаженной в острых струях воды.
По сравнению с этим счастье плавать в купальном костюме было вульгарным
и презренная. Плавать в одиночестве при лунном свете было священно и страстно
тайна. Вода была влюблена в ее тело. Она отдалась ему
с неохотой, и он горько обнял ее. Она терпела это, вскоре она
возжелала этого; она была влюблена в это. Постепенно его суровость прошла
умиротворенный, он обнимал ее и нежно ласкал во время движения.

Вскоре среди деревьев замаячил соседний дом. Если они были там,
они все спали. Никакие глаза не смотрели бы в темноту, пристально вглядываясь
в зачарованную воду, удивляясь темному предмету, движущемуся по ее
поверхности.

Но нет, они еще не пришли: луна вышла из-за облака и
осветила фасад большого дома; и он был убит горем, как
вечно согнутый бременем своей пустоты. Она повернула назад и
поплыла домой.

Наступила ночь полнолуния, теплая и звездная. Подплывая к
ивам на дальнем краю соседнего сада - своей обычной цели - она
увидела свет в окнах. Длинный дом мирно раскинулся под
луной, отбрасывающей приглушенное тепло света лампы, как тихую
улыбку.

Итак, они пришли.

Кто-то мог быть в саду, даже на реке. Она прижалась ближе.
под берегом, у ивового пня, не смея пошевелиться, чувствуя, как она
силы покидают ее.

Затем внезапно их фигуры, их голоса оказались рядом с ней. Кто-то
начал играть ноктюрн Фора;: Джулиан. Перед собой она увидела кого-то
высокую, в светлом платье, идущую по лужайке: Мариэллу. Мгновение спустя
мужская фигура выступила из тени и присоединилась к ней. Кто это был?
Двойной огонек их сигарет горел впереди, когда они медленно шли,
рука об руку, через лужайку, совсем как Чарли и Мариэлла часто
шагали во снах.

Они были так близко, что должны были через мгновение посмотреть вниз и увидеть ее; но они
прошли несколько шагов, а затем остановились, глядя на реку и
на сияющую луну. Пианино умолкло, и вскоре к ним присоединилась еще одна фигура
. Это были три высокие тени: их лица были
неразличимы.

- Привет! - произнес тихий, чистый, не изменившийся голос Мариэллы. - Я не могу
понимать твою музыку, Джулиан. Мартин тоже, а ты, Мартин?

‘ Ну, это чертовски скучно. Никакой мелодии.

В ответ раздался короткий смешок Джулиана.

Это было похоже на все сны - слушать, как эти голоса стихают, приглушенные, но
отчетливо, из невидимых губ рядом с тобой в темноте, говорящих тривиальные вещи
вещи, которые казались важными из-за странности и неожиданности
встречи.

"Почему бы тебе, - сказал Мартин, - не поиграть в приятные простые полезные игры, которые мы
могли бы напрячь мозг и напевать и насвистывать весь день?"

‘ Я недостаточно простодушен и здравомыслящ, чтобы отдать им должное. Я оставляю их на
усмотрение твоего виртуозного указателя правой руки, Мартин.

"Мартин - лучший в мире мужчина с одним пальцем, не так ли?" от Мариэллы,
дразнящий, нежный.

- Где Родди?

- Он уплыл один на каноэ.

- Как романтично, - сказала Мариэлла.

Раздался стон.

"Мариэлла, почему ты..."

"Что?"

"Шарлатанство", - сказал Джулиан. - Ты должен подумать, прежде чем говорить.

Она рассмеялась.

‘ Спокойной ночи, ’ сказала она. ‘ Я иду спать. Когда будешь подниматься наверх, помни о
и не шуми возле детской. Помни, что теперь это не твоя детская, а
Питера. Няня согреет твою куртку, Мартин, если ты снова его разбудишь.

Окурок ее сигареты упал в воду в нескольких дюймах от Джудит. Ее белесый
силуэт потускнел и исчез.

‘ Что за ночь! ’ сказал Джулиан после некоторого молчания. "Луна - отличный
театральный дизайнер".

Они вдвоем пошли дальше - не слишком быстро, потому что вода показалась ей ледяной".
тело ее скрутило судорогой, пальцы окоченели, вцепившись в ивовые корни, а в голове
стучали зубы.

Она услышала от Мартина:

- Когда я была в Париже с Родди...

И затем, после долгой паузы, Джулиан внезапно повысил голос: "Но что
если тебе наскучит _yourself_ ... день за днем ... про себя: _Christ!_ Ты
_кровавый_ зануда....

Голоса смешались и смолкли; но в наступившей тишине
казалось, они следуют за ней и повторяются, заряженные
зловещим значением всех подслушанных фрагментов речи; так что
она чувствовала себя виноватой в том, что владеет тайнами их сердец.

Полная луна освещала сад, когда она выбралась из воды,
измученная, и легла на траву.

Тени вокруг нее замерли. Ее тело в лунном свете было
преображено линиями такой таинственной чистоты, что казалось,
состоит не столько из плоти, сколько из света. Она подумала: “Даже если бы они
увидели меня, они бы не подумали, что я настоящая”.... Мартин был бы
удивлен, если не шокирован; он бы вежливо отвернулся, но
Джулиан оценил бы ее изгибы критически и с интересом.
А Родди... Родди был так давно, что его невозможно было вычислить. Но если это
кто-то смуглый и любопытный, с лицом Родди, которого годами лелеяла
та часть тебя, которая воспринимала без глаз и знала без причины, - если он
если бы он увидел, он бы внимательно наблюдал, а затем устранился от
соблазна, от неудобства собственной боли; и наблюдал бы
издалека, в тишине.

- О, Родди, когда же ты придешь и покажешься?

Плавание домой согрело ее, но теперь, несмотря на возбужденный пульс, она
почувствовала, как холод начинает пробирать все сильнее. Она встала и постояла неподвижно
мгновение: скоро ей придется спрятать свое серебристо-белое тело в плаще, и тогда
это перестало бы быть чудом.

Когда она наклонилась за одеждой, то услышала долгое мягкое журчание и плеск
весла; в поле зрения появилось каноэ, плывущее прямо посередине
ручья. Она запахнула свой темный плащ и отступила назад
в тень; и пока она смотрела на одинокую фигуру на корме,
она забыла дышать.

‘О, поворачивайся! О, поворачивайся!" - безмолвно послала она ему вслед.

Но если он это сделает, она растворится, будет поглощена....

Он не повернул головы; и она смотрела, как он идет дальше, мимо соседнего дома
сад и все дальше; и так продолжалось, возможно, всю ночь....

Если бы он только увидел ее, то поманил бы к себе.

- Джудит, пойдем со мной.

- Я пойду.

И всю ночь они бы плыли вместе.

Когда-нибудь это случится: это должно случиться. Она всегда знала, что пьеса о
Родди должна быть написана и что она должна играть в ней до конца - до счастливого
конца.

"О, Родди, я буду любить тебя".

Уменьшающееся, не реагирующее пятно, которым был он, исчезло из виду.

* * * * *

На полпути к дому она внезапно остановилась, охваченная
замешательством; потому что это была личность Родди, а не его тень, созданная
воображение. Уединения тьмы теперь сохраняли свои очертания,
были таинственны своими голосами там, где так долго только воображаемые очертания
парили в пустоте.... Они вернулись в ту осознанную,
доверчивую жизнь между бодрствованием и сном, после которой начинаешь задумываться
был ли сон, в конце концов, реальностью - или реальность была ничем иным,
просто сном.


2

На следующий день она с нереальной легкостью встретила Мариэллу в деревне. Она вышла
из аптеки, и они оказались лицом к лицу. Вот она,
высокая и прямая, с изумленными зелено-голубыми хрустальными глазами, смотрящими без
тень или пятно на мир из-под темных ресниц; ее глаза,
которые не знали ни добра, ни зла, - ледяные глаза ангела или дьявола.
Из-под черной шляпы выбивались короткие волосы, бледное гладкое лицо
сохранило свой детский овал, губы чуть сжались в нежный
бантик неяркого цвета. Маска все еще была на месте, более изысканная, чем раньше,
но когда она приветственно улыбнулась, на мгновение показалось что-то странное
, как будто ее лицо в один из редких разрывов было немного
раненый и все еще сохранявший легчайшее встревоженное выражение лица.

Она казалась довольной.

- Джудит!.. Не так ли?

‘Mariella!’

‘ Значит, ты все еще здесь. Мы гадали.

‘ Да. Все еще здесь.

Она, казалось, не знала, что сказать, и отвела взгляд, застенчивая и неловкая
ее глаза бегали по сторонам, пытаясь спрятаться.

‘ Мы... мы спрашивали о тебе и подумали, что ты, должно быть, в отъезде. Мы
вспомнили, что ты умный, и Джулиан сказал, что ты сказал ему, что собираешься
в колледж или куда-то еще, поэтому мы подумали, что, возможно, ты там. Мы
подумали, что ты, должно быть, ужасно пугающий и уже все поняли. Не так ли
ты?"

"О нет!"

Какой ответ был возможен на такую глупость?

‘ Ты всегда делала уроки, ’ сказала она озадаченным голосом. Затем с
улыбкой: ‘ Ты помнишь мисс Пим?

‘ Да. Ее вставные зубы.

‘ Ее _пахло_. Она сморщила свой маленький носик. - Раньше я сидел и вдыхал
ее запах и думал о пытках для нее. Неудивительно, что я был отсталым.
Она тихонько хихикнула и снова нервно добавила: "Послушай, когда
ты придешь навестить нас? Мы бы хотели. Сегодня днем?"

"О, Мариэлла, я бы с удовольствием".

‘Они все там. Ты всех помнишь? Джулиана демобилизовали
некоторое время назад. Осенью он возвращается в Оксфорд.

‘ А Мартин и Родди?

‘ Да, они оба там. Родди только что вернулся из Парижа. Предполагается, что он
учится там рисованию. Мартину следовало бы учиться в Кембридже, но он перенес
довольно серьезный аппендицит, поэтому он пропустил семестр.

- Ты рад вернуться сюда?

‘ О да, нам всем это ужасно нравится. И, кажется, подходит младенцу.

- Это хорошо.

Наступила пауза. Последнее замечание она произнесла с небрежной
поспешностью, бросая вызов тому, что вы не знаете о ребенке; и ее взгляд
снова убежал, как будто в ужасе. В наступившей паузе пропасть того, что никогда не будет
сказано, на мгновение разверзлась у них под ногами; и стало ясно, что
Мариэлла, по крайней мере, никогда не произносила имени своего мужа.

‘ Я... я просто покупала ему кое-какие вещи, - сказала она. - Кое-что, что хотела няня
. Но здесь многого не добьешься.... - Ее голос затих
нервно. Затем:

‘ Сегодня днем, - сказала она. ‘ До свидания. Не приходи слишком рано
потому что мальчики всегда ужасно ленивы после обеда.

Она улыбнулась и пошла дальше.


3

В пять часов Джудит удивила горничную, сняв шляпку
в холле вытерла вспотевшие руки и сообщила о себе.

На пороге гостиной она остановилась и ахнула. Комната,
увеличенные страхом, они казались полными гигантами в серых фланелевых костюмах. Мариэлла
отделилась от огромной толпы и поплыла к ней.

‘ Привет! ’ сказала она. ‘ Хочешь чаю? Я забыла об этом. Мы никогда не пьем
чай. Мне не нужно представлять, не так ли? Ты знаешь всех. Она легонько взмахнула
рукой на мгновение поверх руки Джудит, и комната начала опускаться
; но лица мальчиков-соседей были не более чем размытым пятном
перед ее глазами, когда она пожимала руку.

- Ты помнишь, кто есть кто? - спросила Мариэлла.

Теперь ей придется поднять глаза и ответить, унять эту дрожь, остановить
этот всепожирающий румянец.

‘ Конечно, хочу.

Она подняла глаза и увидела, что они стоят перед ней, слегка улыбаясь
смущенно. Это придало ей смелости улыбнуться в ответ.

‘ Ты Мартин... ты Родди ... Ты... ’ она колебалась. Джулиан стоял
отчужденный, с видом немолодым и надменным. Она запинаясь закончила: "Мистер
Ф-Файф".

Раздался взрыв смеха, хор дразнящих голосов, на которые
снова погрузившись в сумятицу румянца и смущения, она не могла обратить внимания
.

- Я подумала, что тебе может не понравиться... может, подумаешь, что я... Я не знала, правда ли... ты
выглядел так, будто ты... - она запнулась.

‘ Я уверен, мне жаль, что вы испытываете потребность в подобных вещах.
формальность, ’ натянуто сказал Джулиан. Он тоже покраснел.

"Это была всего лишь его застенчивость", - передразнил чей-то голос.

Джудит подумала: ‘В конце концов, он всегда был таким дружелюбным’. То, что он тоже
должен быть застенчивым, вернуло ей уверенность в себе, и она сказала, пристально глядя на
него и улыбаясь:

‘ Мне очень жаль. Тогда Джулиан.

- Так-то лучше, - сказал он все так же натянуто, но улыбнулся.

Теперь их лица стали ей понятны, но что-то все еще оставалось
тревожное и странное в комнате - странно выглядящий желтоватый молодой человек
Родди. Ее взгляд пробежался по нему и остановился на Мартине. Он улыбнулся
ей, и она сделала шаг ближе к нему.

"Ты учишься в Кембридже?" - спросила она.

"Я учусь".

"Именно туда я и направляюсь".

- Ты в самом деле?

- С какой целью? - тихо спросил Родди.

‘ О, учиться. Я хочу узнать все о литературе - английском
во всяком случае, о литературе, с самого начала, - серьезно сказала она.

‘Это именно то, к чему стремится Мартин. Не так ли, Мартин, ты
книжный червь?"

‘Я не очень-то ладлю", - сказал Мартин с быстрой доверительной улыбкой. "Я
такой праздный дьявол. И такой медлительный".

Она задумалась.

‘Я не думаю, что я особенно умна", - сказала она. - Как ты думаешь, большинство
девушек, поступающих в колледж, такие?

‘ Мы с Мартином думаем, что так и должно быть, ’ сказал Родди, подмигивая. - Похоже, что так,
Я бы сказал.

‘ Я видел несколько, когда ходил на обследование. Они были очень простыми.
Раздался смех; и она добавила совершенно справедливо: "Там были две хорошенькие
девочки, две или три".

- Значит, вы намерены стать молодой женщиной с по-настоящему интеллектуальными
интересами? - спросил Родди.

‘ О да. Думаю, да.

- Это довольно серьезно.

Она вдруг осознала, что все смеются над ней, и
остановилась, охваченная стыдом и смятением.

‘ Неважно. Родди подмигивал ей с неотразимой веселостью, и
его голос был полон ласкающих интонаций. - Мартин будет рад
видеть вас. Но не ездите в Ньюнхэм или Гертон. Ужасные места - Мартин
В ужасе от них. Отправляйтесь в Тринити. Он будет сопровождать тебя.

‘ Ох, перестань, Родди, - сказал Мартин, снисходительно улыбаясь. - Ты слишком
забавный.

- Надеюсь, ваш аппендицит проходит? - вежливо спросила Джудит.

- Гораздо лучше, спасибо. - Он слегка поклонился.

Больше сказать было нечего. Они были не очень хорошими хозяевами. Они
стояли вокруг, не прилагая никаких усилий, лениво перебирая пальцами и опуская ярлыки
она предложила им поговорить, как будто она была хозяйкой, а они самыми
трудные гости. Как и в старые времена, они сформировали свой гнетущий
самодостаточный круг кровной близости с ее сердцевиной из безразличия
если не враждебности к незнакомцу. Чарли был мертв, но теперь, когда они
собрались все вместе, она почувствовала, как он взвешивает, увлекая их дальше
отчужденно; и она отчаянно пожалела, что пришла.

Все они были заняты своими делами. Родди чистил
трубку, Мартин и Мариэлла играли со щенком спаниеля. Она шлепнулась на
колени Мартину, и мгновение спустя:

‘ О, опять! ’ донеслось из чистой маленькой трубки Мариэллы. ‘ Какая неконтролируемая
парень он и есть! Извини, Мартин.

‘ Высохнет, - спокойно сказал Мартин, разглядывая свои брюки. - Ничего страшного.

Джулиан сел за пианино и наигрывал _pianissimo_. Родди
подхватил мелодию и засвистел ее.

‘ Что нам делать? ’ спросила Мариэлла. Она продолжала катать щенка.

Джулиан оторвался от игры и посмотрел на Джудит. Она с благодарностью
подошла и встала рядом с ним. У пианино, наблюдая за руками Джулиана,
она была изолирована от него, и ей не нужно было бояться.

‘Продолжай играть. Что-нибудь свое".

Он покачал головой и сказал:

‘О, это все пропало’.

Какие морщины, какую суровость война придала его всегда изборожденному морщинами лицу!

- Но это вернется.

‘ Нет. Это была слабая искра, и Бог битв счел нужным погасить ее
. Война сделала некоторых парней поэтами - в некотором роде; но я никогда не слышал, чтобы это
сделало кого-то музыкантом.

"Ну, ты все еще можешь играть".

‘ О, я бренчу. Я бренчу. Его голос звучал устало и с отвращением. Говорил ли он
себе: ‘_крист!_ Ты чертов зануда?

- Я бы всегда чувствовала себя... - она вырывалась, - ... компенсированной, если бы умела бренчать так, как это делаешь
ты. С тех пор как я была маленькой, я завидовала тебе до безумия.

Он немного приободрился и улыбнулся, выглядя по-старому заинтересованным.

- Сыграй то, что играл прошлой ночью.

"Откуда ты знаешь, что я играл вчера вечером?"

"Я был на ривере и слышал тебя".

‘Правда?’ Он был польщен. Его воображение тронула мысль о
том, как он играет в ночи перед невидимыми слушателями.

‘ Ты была совсем одна? Он оглядел ее с живым интересом.

‘О да. Я сказал себе: это, должно быть, играет мистер Файф".

Он рассмеялся.

"Знаешь, ты был чудовищен".

‘ Вовсе нет. Это был ты. Ты бросил мне вызов, заставив притвориться, что я когда-либо знал тебя.

‘ Ерунда. Я с нетерпением ждал тебя. Последний раз это было ... Когда? Столетия
назад.

‘ Да. В тот раз, когда катался на коньках.

‘ Господи, да. Другой мир.

Внезапно он прекратил свою тихую игру; и Чарли подошел вплотную к
они запомнили его больше всего в тот день.

‘ Зачем делать вещи в помещении? ’ спросила Мариэлла. - Выходи, Джудит.

Она почти беззаботно последовала за Мариэллой. В конце концов, она была из тех
девушек, которые могли поговорить с людьми, даже позабавить их. Она доказала
это с Джулианом; и можно было разумно ожидать успеха с остальными
за этим последует.

* * * * *

Ребенок играл на коврике под кедром, а его няня сидела
рядом с ним за шитьем. Джудит узнала в ней фигуру из старых времен
дракон по имени Пинки, няня Мариэллы, ставшая ее горничной.
Морщинистая, суровая, со свежими щеками и ясным невинным выражением
старая медсестра сидела, охраняя сына Мариэллы.

‘ Можно мне, пожалуйста, взять его, Пинки? ’ попросила Мариэлла. - Пинки мне не разрешает
как правило, он к нему и прикасаться не позволяет.

- Ты такая беспечная, - строго сказала она; затем узнала Джудит и
просияла.

Мариэлла легко подняла ребенка и, держа его под мышкой, понесла туда, где
на берегу реки образовалась группа молодых людей.

Джудит наблюдала за ним с болезненным интересом и изумлением. Здесь, перед
ней был ребенок Чарли: она должна была в это поверить.

Он был высоким ребенком хрупкого телосложения и странно взрослым для своих двух лет
. У него были хрупкие виски и шея, слишком тонкая,
казалось, чтобы поддерживать большую голову, покрытую копной прекрасных прямых
каштановых волос. У него были темные ресницы Мариэллы, обрамлявшие блестящие, глубоко посаженные
глаза, и больше ничего от его родителей, кроме бледности и определенной
утонченности, которой не мог лишиться ни один Файф.

Круг был бесплоден; он не мог растянуться, чтобы вместить новую жизнь.
Ребенок Мариэллы был снаружи и не имел значения. Иногда двоюродный брат протягивал
большую руку, чтобы поддержать его, или свистел ему, или корчил гримасу,
пищал его плюшевый мишка или ободряюще кричал на него, когда он падал
. Они смотрели на него с терпеливо-насмешливыми лицами, как большие собаки,
слегка обрадованные, когда он остановился, на мгновение опершись рукой на их колени,
но вскоре они забыли о нем. Только Джулиан
казалось, проявлял к нему интерес: он наблюдал за ним; и Мариэлла
время от времени она наблюдала, как Джулиан наблюдает за ним.

Было абсурдно, неуместно, невероятно, что это должно принадлежать
Мариэлла, должна была быть зачата Чарли, вынашивалась в ее теле в течение
девять месяцев, как любая женщина вынашивает своего ребенка, рожденного от нее обычным
путь с болью и радостью, взросление, чтобы любить ее и быть любимой ею, и
называть ее мамой.

Но у любого мог быть ребенок; даже у таких загадочных вдов-инфантилов, как
Мариэлла, трагически погибшие молодые мужья, как Чарли; простое доказательство было
у нее перед глазами. И все же Мариэлла была таким бездетным человеком .
Природа. Как будто ее тело сыграло с ней злую шутку и зачало;
но к существу, которое оно произвело на свет, ее неженственный дух не имел никакого
отношения. Так казалось; но с Мариэллой никогда нельзя было сказать наверняка.

- Иди сюда, - сказала Джудит и протянула руку.

Он уставился на нее, затем нервно отодвинулся.

- Вы любите детей? - вежливо спросила Мариэлла.

- Я люблю их, - сказала Джудит и покраснела, уловив напускную
пылкость в своем голосе. Но, слава богу, Родди ушел с
Мартином и его не было слышно.

‘ А ты? Мариэлла взглянула на нее и, казалось, не нашла больше ничего подходящего .
скажи. Она притянула щенка к себе.

‘ Хороший мальчик, иди поиграй с Питером. Продолжай.

- Тогда его зовут Питер.

‘ Майкл Питер, ’ насмешливо подчеркнул Джулиан. - У Мариэллы были
самые высокие мотивы, но я боюсь, что она поступила ради него. Один Майкл или Питер
один он, возможно, и выстоял бы, но против такой комбинации! Я трепещу
за его юность. Однако у него должно быть ложное обаяние, во всяком случае,
пока он не закончит университет. Единственная надежда состоит в том, что он сам
может счесть двойное бремя чрезмерным и заменить себя
здоровым Джеймсом или Генри. Нам бы не помешал Генри или около того в нашей семье.
Возможно, в конце концов, нам следует похвалить твою дальновидность, Мариэлла?"

"Я не понимаю, о чем ты говоришь", - сказала она своим тихим
жизнерадостным голоском. ‘Я думаю, Майкл Питер - очень красивое имя. И он
довольно милый мальчик, не так ли?"

Он бегал взад и вперед по лужайке, преследуемый щенком, который лапал его
, кусал за икры, ставил подножки. Сначала он переносил это спокойно,
но через некоторое время остановился в отчаянии, бессильно толкая собаку
нежными руками, нервно восклицая и как бы упрекая его в
на своем собственном языке, но ни разу не взглянул ни на кого из них в поисках
помощь. Щенок присел перед ним на корточки и вдруг издал
резкий взвизг возбуждения. Он прижал руки к ушам. Его губы
задрожали.

‘ Черт бы побрал этого щенка! ’ яростно выругался Джулиан. Он подошел к своему племяннику
и поднял его на руки.

- Мальчик устал, Мариэлла, и ты это знаешь, а ты сидишь здесь спокойно,
спокойно... и позволяешь этому дурацкому шумному щенку запугивать его и докучать ему
и потрепать ему нервы....

Он был бледен. Он с неприкрытой враждебностью уставился на Мариэллу, и воздух
казалось, задрожал и напрягся между ними. Она быстро встала, чтобы поймать
взяла щенка и мимоходом коснулась головы сына.

‘ Бедный Питер, - тихо сказала она. ‘ Глупый мальчик! Все в порядке.

- Я должна идти, - пробормотала Джудит.

Это было невыносимо. Она должна ускользнуть и спрятаться от стыда и шока
от собственного восприятия подавленной истерии.

‘ Тебе обязательно идти? Мариэлла улыбнулась ей с какой-то милой безучастностью.
‘ Что ж, приходи снова в ближайшее время. Приходи почаще.

‘ Я провожу вас до двери, ’ сказал Джулиан. - Я забираю мальчика.

Не сказав больше ни слова и не взглянув на него, Мариэлла ушла; и он направился в дом,
неся ребенка на руках; и Джудит последовала за ним с болью в сердце.

Все пошло наперекосяк. Мартин и Родди не вернулись, и она
не осмелилась разыскать их, чтобы пожелать спокойной ночи. Увы, им было все равно,
сделает она это или нет, поскольку они не были достаточно заинтересованы в ней
, чтобы оставаться рядом с ней. Даже Мартин не хотел ее, предпочитая Родди. Она
надеялась обрести достаточную уверенность, чтобы спокойно взглянуть на Родди и
увидеть его таким, какой он есть; но в тех немногих взглядах, которыми они обменялись, она
не видела ничего, кроме нереальности, такой пронзительной, такой жгучей, что она затуманивала
весь ее разум и заставляла беспомощно отводить глаза. Сегодня вечером, когда
она была в постели, все они предстанут перед ней, преследующие и мучительные,
втрое равнодушные и никому не принадлежащие теперь, когда эта долгожданная встреча состоялась
свершился горький и бесплодный факт. Воображение, по крайней мере, было
плодовитым, оно питало само себя: - но реальность была стерильной, как камень.
"Что бы она могла сделать, - подумала она, - чего не сделала, как
она должна была выглядеть, чтобы понравиться им?" Была ли это ее одежда или
ее внешность или ее идиотская серьезность в отношении колледжа, которые обрекли
ее на это? Мрачно размышляя, она последовала за Джулианом в гостиную
.

Он сел за пианино, посадив мальчика к себе на колени, и начал тихонько
играть. Джудит встала рядом с ним.

Немного погодя ребенок откинул голову на плечо Джулиана,
восхищенно прислушиваясь. Когда он это сделал, лицо Джулиана разгладилось и
почти улыбнулось. Он продолжал играть, потом остановился и сказал:

‘ Сядь. Тебе пока не нужно уходить", - и продолжил свою тихую музыку.

Чтобы освободить его руки, она осторожно взяла у него ребенка и посадила к себе
он сидел неподвижно, словно не замечая произошедшей перемены.

Постепенно, пока она наблюдала, как скрюченные пальцы скользят по клавишам
от аккорда к аккорду, и увидела вокруг себя знакомую комнату, прошлое
окутало ее. Он был мальчиком Джулианом, а она - полусонной
привилегированной слушательницей; и, как будто в их знаниях не было пробелов
друг о друге, они сидели бок о бок в неосознанной близости. Чего
было чего бояться? Теперь она поняла, что всегда сможет
забрать его именно там, где оставила, и обнаружить, что для нее он не изменился;
она могла сказать ему все, что угодно, не опасаясь насмешек или отпора. Но
с ним всегда было проще всего: чувство кровного родства было
его закалял критический ум; и он всегда был готов
если не подружиться с незнакомцем, то, по крайней мере, поострить свой ум
ему.

Он сделал паузу, и она сказала:

‘ Здесь ничего не изменилось. Я помню каждую вещь в комнате, и
все то же самое, даже чернильные пятна на этих досках. Это как
мечта вернуться сюда и говорить с тобой - одна из тех мечтаний о незабываемых
местах, где все настолько знакомо, что кажется зловещим. Мне часто снился
подобный сон...

Она замолчала, желая, чтобы ее последние слова остались невысказанными; но он воспринял ее замечание как
генерал кивнула и наклонилась вперед, чтобы посмотреть на Питера, лежащего бледным и
сонным у нее на коленях. Он был очень усталым, но не раздражительным: только молчаливым и
вялым. Джулиан коснулся своей щеки.

- А Питер тоже часть этого сна? - тихо спросил он.

‘ Да. Разве нет?

Он был пассивным, выжидающим ядром зловещести, неожиданностью
то, от чего ты шарахался, но знал, что должен вернуться, чтобы найти. В
сне было вполне естественно сидеть там с Джулианом, держа на руках ребенка Чарли
.

‘ Разве не странно, ’ задумчиво произнес он, ‘ что это единственное доказательство...
_only_ доказательство того, что Чарли когда-либо жил? Ребенок! Больше ни единого шепота от
него.... У меня нет даже письма. Полагаю, у нее есть. ’ На его лице отразилось крайнее страдание
, и он помолчал, прежде чем добавить: ‘ И никакого
портрета. Ты помнишь его?"

‘Конечно’. У нее перехватило горло от слез. "Он был самым красивым
человеком..."

‘ Да, он был таким. Отпрыск красоты. Его это не волновало, вы знаете,
несмотря на то, что говорили люди. Его физический блеск каким-то образом затмевался
я думаю, что судить о его характере было трудно. Но у него было очень
простое сердце.’

Было ли это правдой? Кто когда-либо знал сердце Чарли? Разве Джулиан не говорил
как бы эпитафиями, как будто его брат стал для него нереальным, -
символом скорби, - забытым призраком личности? Возможно, Мариэлла
единственная из всех людей знала его сердце - странная мысль! - и все еще держала
он живо жил в ней; но она никогда не скажет.

- Я не часто говорю о нем с кем-нибудь, - сказал Джулиан; и его обычно
узкие, быстро бегающие глаза внезапно широко раскрылись и впились в нее, как будто у него
возникла какая-то невыносимая мысль. Это были бездны страданий. Что он
вспоминал?

После долгого молчания он снова посадил мальчика к себе на колени и тихо сказал:

- Питер сыграет.

Питер протянул обе руки и осторожно, деликатно опустил их на
клавиши, слушая и улыбаясь.

- Он музыкальный?

Джулиан кивнул.

‘ О да. Он такой ... более или менее. Кажется, я обнаруживаю все симптомы.

Он посмотрел на склоненную к его плечу голову с какой-то суровой
нежностью; и через некоторое время заговорил снова, как будто о чем-то глубоко задумавшись.

"Что, спрашивается, она собирается с ним делать?"

‘Mariella?’

"Да".

‘ Ну... с мальчиком все более или менее механически, не так ли? Школа и
университет, а в его случае - музыкальные инструменты?"

- Каким несчастным он будет, - сказал он яростно. - Разве ты не видишь?

- Она не допустила бы, чтобы он был несчастен, - испуганно сказала она.

‘ Она?.. Она этого не узнает! И если бы она это сделала, то была бы беспомощна.

- Ну, он поймал тебя.

‘ Меня! Он разразился лающим смехом.

- Я имею в виду... он тебе нравится, - робко предположила она.

‘ Терпеть не могу сопляков. А они меня.

‘ Я говорю не о сопляках. Я говорю о Питере. Я думал, он тебе
понравился.

Он рассмеялся.

‘ Ты выглядишь такой шокированной. Значит, _ тебе_ нравятся сопляки?

‘ Да.

‘ Хм... Ну, осмелюсь предположить, Мариэлла говорит то же самое. На самом деле, я ее слышала.
Она очень корректна, бедняжка, во всех своих маленьких высказываниях. Он
посмотрел на часы. ‘ Мне пора забрать его. Подожди меня.

Вернувшись, он снова рассмеялся.

‘ Ты все еще выглядишь шокированной. Я неприятный человек, не так ли?

- Я не думаю о тебе.

После паузы он сказал:

‘ Все в порядке, Джуди. Ты права. Он мне действительно нравится. Но поскольку я
обязана чувствовать, должна ли я отказываться думать?

- Подумать что?

- Что ему вообще не следовало рождаться.

- О! - она покраснела от ужаса.

Он бросился к ней:

‘Чего бы ты хотел для людей, которых любишь? Жизни?"

‘Конечно. А ты нет?’ Она была сбита с толку до глубины души.

"Нет... Боже, нет!"

"Тогда что?"

‘Потеря сознания. Небесное уничтожение".

‘ Тогда почему ты не убьешь его? Она была потрясена звуком собственных
слов.

‘ Потому что я недостаточно люблю его. Он рассмеялся. - К счастью, я никого не люблю
так сильно, как тебя, и никогда не полюблю. Даже себя. Он повернулся к окну
и сказал тихо, с напряженным самообладанием: "Иногда - в моменты
ясного видения - я вижу все это, весь этот бесполезный, тошнотворный фарс. Но это
становится неясным. Итак, мои друзья в безопасности. Кроме того, я чертовски эмоционален:
если бы они умоляли меня спасти их, у меня не хватило бы духу спорить, как именно
гораздо разумнее было бы им умереть.

Она с тревогой подумала, не сошел ли он с ума, и сидела молча, напрасно ожидая
разумного контраргумента. Наконец она
пробормотала:

"Но для нормальных людей это не бесполезный тошнотворный фарс".

‘О, нормальные люди! в них вся проблема. Они не _ мыслят_. Они
не понимают, что вы не можете упустить ничего такого, чего никогда не замечали
осознают. Все то, за что они ценят жизнь - их еду, их
любовь и вожделение, маленькие интриги и спортивные упражнения, все это
маленькие волнения - что это, как не отчаянный вопрос: "Что
что я должен сделать, чтобы стать счастливым, заполнить пустоту, развеять уныние?
Как мне лучше всего обмануть себя и Бога?’ И, как ни странно, они не
думают, скольких проблем можно было бы избежать, если бы им никогда не
не приходилось охотиться за своими удовольствиями или спасаться бегством от своей
боли. Банальное волнение, которое никогда не должно было начаться; и снова в
ничто. Как глупо!... Как вы, наверное, догадались, я не
полностью убежден в Единой Возрастающей Цели. Я имею
несчастье сомневаться в объективной ценности жизни, и особенно
в ее страданиях. Мои собственные горести также не интересуют меня и не очищают. Так что
как видишь...

Он отвернулся от окна и улыбнулся ей.

"Но даже у меня есть свои компенсации: музыка, еда, красивые люди,
беседа - или мне следует сказать монолог? - особенно такого рода фальшивка
философия, которую вы так терпеливо выслушивали. Ты согласен
кстати, со мной?

‘ Нет. А ты?

Он рассмеялся и пожал плечами.

‘ И все же, ’ добавила она, ‘ это всего лишь точка зрения. Я подумаю об этом. Я не могу
думать быстро. Но, о!.. - Она замолчала.

- Что?

- Я так благодарна, что родилась на свет. Она покраснела. - Даже если бы я знал, что ты
права, я бы этого не почувствовал.

‘ А, тебе самому никогда не было скучно. Возможно, ты никогда этого не узнаешь. Я надеюсь и
верю, что это маловероятно.

Она посмотрела на него с огорчением. Бедный Джулиан! Ему пришлось действовать театрально,
но его несчастье было достаточно искренним. Его шутки были настолько невеселыми,
настолько наигранными, что это сокрушало дух; и все его разговоры казались не
нормальным упражнением, а вынужденной истерической активностью, призванной облегчить
острое убожество. Было несправедливо судить его и испытывать к нему неприязнь: он был
больной человек.

Он снова сел за пианино, и она, повинуясь внезапному порыву, встала, подошла и
встала рядом с ним.

‘Некоторые парни танцуют", - сказал он. - Они не переставали танцевать с тех пор, как
вернулись. Я играю... - Он затянул попурри из рэгтайма, -... и
играю ... и играю ... и играю. Синкопа... действует... прямо на
нервы... как кокаин ... Неудивительно, что он популярен.

"Тебе это нравится?"

‘Интеллектуально, - сказал он, - я обожаю это. Это _ так_ умно".

Он играл громко, быстро, с блеском пиротехники, затем
остановлен. "Мои страсти, однако, слишком слабы, чтобы их можно было разжигать".

Он повернулся на табурете у пианино и закрыл лицо руками,
устало потирая глаза.

- Джулиан... Я бы хотела, чтобы ты этого не делал... Я бы хотела, чтобы ты мог...

Вздрогнув, он поднял глаза, увидел выражение ее лица, снова быстро отвел взгляд
и смущенно, как мальчишка, рассмеялся.

‘ Все в порядке, ’ сказал он, - тебе не нужно обращать на меня внимания. Я веду себя как
зануда. Прости. Последние слова были слегка хрипловатыми.

‘ О, ты не зануда, совсем нет! Только ... не будь таким несчастным.

В последовавшем неловком молчании она сказала:

‘ Я должна идти.

‘ Нет, ты не должна уходить, ’ мягко сказал он. - Останься и поговори со мной. Он
помолчал. - Проблема в том, что я не могу уснуть, и это делает меня немного
нервной. Мне не нравятся мои мысли, и они _будут_, о них _будут_ думать
. Но со временем я поправлюсь.

- Бедный Джулиан!

Он позволил своему лицу расслабиться, и его манеры внезапно стали спокойными и
простыми, почти счастливыми: неожиданное сочувствие придало ему бодрости.

"Ты не должна уходить, Джудит, ты должна остаться на ужин".

‘Я не могу. Что скажет Мариэлла?"

‘Мариэлла не говорит. Проблема в том, думает ли она, или даже
_ feels_. Она _ очень_ замечательный человек? Или это _ просто_ задержка
в развитии?’

‘Нет. Я так не думаю.

- Нет?

Она улыбнулась про себя, пораженная фантазией.

- Может быть, она фея, Джулиан.

Сказав это, она внезапно задумалась, потому что ее осенило
возможно, это объяснение Родди; возможно, он был феей,
и в таком случае это было бесполезно - он бы никогда...

‘ Фея. Я никогда об этом не думал. - задумчиво произнес Он, довольный этой идеей.
"Ты знаешь, это должно что-то значить, что никто никогда не предлагал давать
ей сладкое или уменьшить количество во рту; она всегда была
Mariella.’

Он начал удовлетворенно напевать какую-то мелодию. Она быстро добавила:

‘ Просто вернуться к Питеру. Ты ведь не серьезно, правда? Почему он должен быть
несчастным? Подумай о том, чему ты можешь его научить. Ты знаешь, тебе понравится
это.

Он выглядел немного разбитым, но через мгновение его лицо снова прояснилось,
а глаза ласково улыбнулись ей.

‘ Не волнуйся. Во всяком случае, я прослежу, чтобы с ним не обращались плохо - разве что по-моему
по-своему. То есть, если она мне позволит. Она позволит. Она очень добродушная,
Должен сказать. Она никогда не позволяла мне ссориться с ней. Вполне могла
.

Казалось, он снова погрузился в раздумья, но, заметив, что она смотрит на него с тревогой,
добавил:

‘Странно, насколько естественным кажется вот так разговаривать с тобой наедине. Ты
ничуть не изменился. Я всегда помню, как ты слушал так серьезно и
пристально смотрел на меня. Я так рад, что снова нашел тебя. Я всегда мог поговорить с
тобой.

- Со мной, - поправила она.

Он скорчил ей гримасу, но выглядел бодрым. Она всегда знала, как
дойти до грани, не расстроив его. Он снова замурлыкал свою маленькую
мелодию, затем сыграл ее на пианино.

- По-моему, я это придумал.... Довольно милая мелодия. Возможно, я
снова серьезно заняться моей музыкой".

‘О, ты должен, Джулиан. Это того стоит: такой особый талант".

Он посмотрел на нее с внезапным вниманием.

- Сколько тебе лет, Джудит?

‘ Семнадцать. Почти восемнадцать.

Он изучающе посмотрел на нее.

- Ты должна уложить волосы наверх.

- Это обязательно?

- Да, потому что тогда ты будешь красивой.

Она все еще была безмолвна, когда вошли Мариэлла, Мартин, два датских дога и
щенок.

* * * * *

‘ Привет! ’ сказала Мариэлла. - Все еще здесь?

‘ Боюсь, что так. Но я уже ухожу.

‘ Ее нет. Она останется ужинать, ’ сказал Джулиан.

- О, хорошо, - неожиданно сказал Мартин, и его застенчивое красное лицо улыбнулось
ей.

- Конечно, ты должна, ’ весело сказала Мариэлла. - Мы как раз собираемся поесть
сейчас. Где Родди?

‘ Он остался в лодочном сарае. Он сказал, что скоро придет.

- Так будет лучше, - сказал Джулиан и, повернувшись к Джудит, вежливо объяснил:
- Учитывая, что бедному Мартину приходится так самоутверждаться, опыт
доказал, что разумнее быть пунктуальным.

- Я схожу за ним, - сказала Джудит, к своему собственному удивлению.

Она оставила их мирно бороться и беззаботно убежала в сад.
сад. Прохладный воздух освежил ее мозг, потрясенный и возбужденный от
общения с Джулианом; и она медленно направилась к лодочному сараю у
тропинка заросла кустарником, она обнюхивала дикую вишню, японку, миндаль
и сливу. Было радостно искать и заново узнавать красоту
сада, его незабываемых уголков, мест детского очарования.
Где-то рядом, под лавром, была могила кролика. Она вспомнила
в тот вечер ее потрясло откровение. Это было просто
такое еще одно таинственное и пронзительное падение света: все может
случиться. Ее чувства были настолько обострены, что малейшее физическое
впечатление поражало ее остро, шоком.

Там, на плоту, был любопытный молодой человек Родди. Он поднял голову
оторвавшись от разглядывания старого, выкрашенного в красный цвет каноэ, и улыбнулся, увидев
ее.

- Меня послали сказать, что ужин готов.

‘ Большое вам спасибо. Я приду.

‘ Я остаюсь ужинать. Она лучезарно улыбнулась ему, уверенная в себе
и полная безмерного веселья.

- Я в восторге.

Его золотисто-карие глаза излучали ясный и неглубокий свет.

‘ Что ты делаешь?

‘ Проверяю, годно ли это старое каноэ к плаванию. Видите ли, там течь, но я
не думаю, что это что-то серьезное. Я оставлю ее в воде
на ночь. Я хочу оснастить ее парусом. - Он погладил каноэ
с любовью.

- Тебе нравится кататься на лодках, не так ли?

- Полагаю, что скорее да.

‘ Мне это тоже нравится. Особенно ночью.

Но он ни за что не выдаст себя. Она видела, как он скользил вниз по
ручью, один в своем каноэ, прошлой ночью, но ей не суждено было узнать
она не могла сказать: ‘Я видел тебя".

Он склонился над своим каноэ, ощупывая дерево, затем выпрямился
и стоял, глядя на длинную полосу воды, окаймленную ивами.
Солнце скрылось за горизонтом, и это было тихое серое прозрачное одиночество. Белая
Пролетела сова, внезапно снизившись.

‘ Вон он, ’ тихо сказал Родди. - Он уходит каждый вечер.

- Да, я знаю.

Она все еще улыбалась в своем необъятном таинственном веселье. Она увидела, как он посмотрел
вверх, на тополь, откуда прилетела сова, и когда он это сделал, его
целостный образ навеки запечатлелся в ее сознании. Она увидела портрет
молодого человека с чертами лица, слегка размытыми и неопределенными, как будто он
только что проснулся; темные волосы слегка взъерошены и блестят,
выражение лица загадочное, с чем-то гордым, чувственным и циничным,
намного старше своих лет, судя по короткому полному изгибу губ и
тяжести нижних век. Она увидела всю эту странную смесь сходства
и непохожести на мальчика Родди, которую он представлял без малейшего понятия.

Он поймал ее улыбку и улыбнулся в ответ, все его странное лицо расплылось в
интимном мерцании, а рот приоткрылся и опустился вниз в своей
горько-сладкой манере. Они улыбнулись друг другу в глаза, и вдруг
свет в его глазах, казалось, собрался в точку и стал неподвижным, на мгновение остановившись
на ней.

- Ну? - сказал он наконец, потому что они все еще медлили неуверенно, как будто
осознавая что-то между ними, что заставляло их колебаться, наблюдать,
подсознательно прислушиваясь, каждый ждет от другого решительных
действий.

Он развел руки и посмотрел на них; нервный жест и
взгляд, который она вспомнила с острой болью.

- Да, мы должны идти, - тихо сказала она.

За ужином он сел напротив нее и беспрестанно подмигивал, как будто
поощряя ее продолжать делиться с ним секретной шуткой. Но,
сбитая с толку среди них всех, она потеряла чувство безграничного веселья и
уверенности; она была несчастна, потому что он был незнакомцем, смеющимся над ней, и
она не могла рассмеяться в ответ.

Рядом с ним было лицо Мартина, смотревшего серьезно, поглощенно,
следившего за ее губами, когда она говорила, за глазами, когда она смотрела на него.

Слава Богу, трапеза скоро закончилась.

* * * * *

Из гостиной доносилась веселая отрывистая танцевальная мелодия.
Родди включил граммофон. Он подошел и забрал Мариэллу, не сказав ни слова
и они ускользнули вместе. Джудит осталась с Джулианом и Мартином
на веранде, смотрела на них. Она была напугана; она не могла
танцевать, так что Родди от нее не будет никакой пользы.

- Ты танцуешь, Джулиан?

‘ Нет. По крайней мере, только с двумя людьми.

Увы, - ранящее напоминание о его элегантном неведомом мире, где ей не было
места!... Она покраснела в сумерках.

‘Джулиан очень благородно танцует", - сказал Мартин. "Я думаю, что он
на самом деле отвратительный".

‘ Может быть, ’ сказал Джулиан уязвленно и раздраженно. "Может быть, я
поэтому возлагаю бремя своих вращений на единственных двух существ из
моих знакомых, чья гнилость равна моей. Может быть, я получаю
больше удовлетворения от идеи этой художественной гнилости
, чем от физических наслаждений беспорядочных контактов.

- Может быть, - вежливо и невозмутимо ответил Мартин.

Джулиан ссутулился и ушел в ужасном настроении.

- Бедняжка Джу, - тихо сказал Мартин.

‘ Да, бедняжка. По ее голосу было видно, что она все понимает, и он
выглядел благодарным.

В гостиной Родди и Мариэлла двигались как во сне, плавно
поворачивались, останавливались и покачивались, совершенно бесшумно.

‘ Ну что, пойдем? Мартин улыбнулся ей сверху вниз.

Теперь она должна признаться.

‘ Я не могу, Мартин, я не знаю как. Я никогда не училась. Я не
никогда... - Стыд и отчаяние затопили ее.

‘О, ты скоро научишься", - весело сказал он. "Приходи и попробуй".

"О, я не смог".

Она взглянула на умело сплетающиеся ноги Мариэллы и Родди, на
Стройная спина Мариэтты, грациозно изгибающаяся от бедер, на лицо и плечи Родди
невозмутимое выражение танцующего лица. Она не могла позволить им увидеть себя
спотыкающейся и сопротивляющейся.

‘ Что ж, пойдем потренируемся в зале. Сейчас сюда. Ты слышишь музыку?
Следуй за мной. Это фокстрот. Смотри, твои ноги у меня между ног. Теперь просто
иди назад, повторяя мои движения. Не думай об этом. Если ты наступишь
мне на ноги, это моя вина и _vice versa_. Теперь - короткий, _длинный_, короткий,
два коротких. Не держи спину такой напряженной, - совершенно свободной и гибкой, но
совершенно прямой.

‘ Сделай это сама, - сказала Джудит, вспотев от волнения. - Тогда я смогу
посмотреть.

Он торжественно прошелся по залу, время от времени останавливаясь, чтобы показать ей, как это делается
он сдвинул ноги вместе; затем, положив твердую руку ей на
лопатки, он заставил ее следовать за ним.

‘ Это хорошо. Сейчас начнется. О, хорошо! Извини, это была моя вина. Теперь ты
понял фокус.

Внезапно музыка проникла в ее тело; казалось невозможным не
двигаться под нее.

- Но ты можешь! - сказал Мартин, отпуская ее и радостно улыбаясь
удивленно.

‘ Пойдемте обратно в гостиную, ’ сказала Джудит в восторге. Они ушли.

- Сейчас, - сказала она, дрожа.

Мартин обнял ее, и они заскользили прочь. Это было легче, чем
идти пешком, это было восхитительнее, чем плавать или лазать по скалам; ее тело
всегда знало, как это делается. Мартин посмотрел на нее сверху вниз красноречивыми
глазами и сказал:

‘Знаешь, ты великолепна. Я и не знал, что кто-то может научиться так
быстро.’

- Это потому, что у меня был такой хороший учитель, - ласково сказала она.

Они продолжали танцевать, и время от времени она поднимала голову и улыбалась
ему, и его глаза сияли, и он улыбался в ответ, счастливый оттого, что она получила
удовольствие. Он действительно был милым. Что касается его внешности, то она улучшилась сверх
ожиданий. Он все еще был немного красным, немного игривым и неопрятным, но
его фигура впечатляла: мощные плечи и узкие
бедра; мышцы бедра и икры бугрились под брюками.
Его голова с каштановыми крыльями волос была гладко причесана,
был тонко посажен, глаза темные и теплые, скорее добрые, чем
умные; нос крупный и толстый, рот длинный, тонкий и
довольно безрезультатно, со слабым подергиванием в одном углу, - уголке, который
быстро приподнялся первым, когда он улыбнулся своей частой застенчивой улыбкой. Зубы у него были
великолепные, и от него слегка пахло виргинскими сигаретами.

‘ Ты должна потанцевать с Родди, ’ сказал Мартин. - Он намного лучше, чем
Я.

Родди и Мариэлла танцевали на веранде, не разговаривая и
оглядываясь по сторонам. Пластинка подошла к концу, но они продолжали кружиться
пока Мартин искал новую мелодию и заводил ее, они снова заскользили
вперед.

Родди забыл о ней: она была не в состоянии танцевать с ним.

Наконец Мариэлла остановилась и высвободилась.

- Я хочу потанцевать с Мартином сейчас, - сказала она.

Родди оставил ее и подошел к Джудит.

- Давала Мартину урок танцев? - спросил он.

‘ Боже мой, нет! Он учил меня. Я не знал как.

- О? - Как у вас дела?

‘ Довольно хорошо, спасибо. Это несложно. Мне кажется, теперь я могу танцевать.

- Хорошо!

Было ясно, что ему это неинтересно; или он не поверил. Он подумал
она была всего лишь спотыкающейся новичком; он не собирался танцевать с ней или
даже предлагать продолжать учить ее. Родди никогда бы не потрудился
давать ей подсказки или быть терпеливым, когда она была неловкой. Он был настолько хорош
сам по себе, что не мог снизойти до некомпетентности. Но Джудит,
все еще, хотя и с большим сомнением, воодушевленная, спросила:

"Потанцуем?"

Он выглядел удивленным.

‘ Хорошо. Конечно. Только дай мне немного остыть.

Он никуда не торопился. Он сел на стол и стал наблюдать за Мариэттой,
аккуратно передвигающей ноги.

"Она хороша в своем деле", - сказал он.

‘ Ты обожаешь танцевать?

‘Ну, не знаю, нравится ли мне это. В каком-то смысле это весело".

"Кажется забавным не злиться на что-то, если ты можешь делать это так
красиво".

Он посмотрел на нее с удивлением.

Она должна помнить, что не следует спрашивать Родди, любит ли он вещи. Его тайная жизнь
протекала в месте, где подобные состояния чувств были неизвестны.

- Пойдем? - сказал он наконец.

Она была не в состоянии сделать это; ритм покинул ее
конечности. Он собирался быть слишком хорош для нее, и она бы споткнулась, а он
почувствовал бы отвращение и больше не танцевал с ней....

После нескольких мгновений мучений, внезапно она все-таки смогла. Долго
легкие движения исходили от ее тела.

Родди посмотрел вниз.

"Но ты умеешь танцевать", - сказал он.

"Я же говорил тебе, что умею. Ты мне не поверила".

Он рассмеялся.

- Ты же не хочешь сказать, что никогда раньше не танцевала?

- Никогда.

- Клянешься?

"Клянусь сердцем".

"Но, конечно, - сказал Родди, - ты не могла не танцевать, такая
прекрасная танцовщица, как ты".

Он действительно так сказал! Она подняла лицо и посмотрела на него: жизнь была
слишком, слишком насыщенной.

Музыка закончилась. Родди стоял неподвижно , обняв ее за талию
и властно позвала Мартина, чтобы он сыграл другую мелодию.

‘ Пойдем, ’ сказал он и крепче обнял ее. Можно почти
осмелиться предположить, что он тоже был немного, очень немного экзальтированным.

- Но тебе это нравится, Родди!

Он посмотрел на нее сверху вниз и улыбнулся.

- Иногда.

- А сейчас любишь?

- Да.

- Родди!

Счастье заставило ее замолчать.

Теперь они были одни. Мартин и Мариэлла были на веранде, и она
услышала, как Мариэлла сказала:

"Дорогой Мартин, принеси мне мое пальто".

- Мариэлла очень привязана к Мартину, не так ли?

‘ Не знаю. Наверное, так и есть. Что заставляет тебя так думать?

‘ Я только что услышал, как она назвала его дорогим.

Он рассмеялся.

‘ О да. Она делает это время от времени.

- Она не называет тебя дорогим, - сказала Джудит, подмигивая.

- Нет. Никто никогда этого не делает.

"Никто...никогда?"

"Никто... никогда".

‘Какая жалость! И это так приятно, когда тебя называют дорогой.

‘ Я в этом не сомневаюсь. Говорю тебе, у меня нет опыта. Он вгляделся в ее
лицо и жалобно повторил: "Никто и никогда".

Джудит громко рассмеялась.

"Я сделаю это", - услышала она свой собственный голос.

"Ты действительно сделаешь это?"

Она ждала.

"Продолжай", - настаивал он.

Слово не приходило.

"Продолжайте, продолжайте!" - торжествующе закричал он.

"О, успокойтесь!"

"Пожалуйста!.."

‘Нет....’

Она спрятала от него лицо и покраснела. Тихо смеясь, он
подхватил ее на руки и начал кружить, кружить. Начался более глубокий сон.
Комната была размытым пятном, летящим, тонувшим вдали; реальными были только темно-красный галстук Родди и
линия его щеки и подбородка над ним.

Она засмеялась и ахнула, прижимаясь к нему.

- Кружится голова?

- Да. Нет. Я не знаю.

Он остановился и удивленно посмотрел на нее.

- О, я _ам_.

Она вслепую протянула руку, он поймал ее и поддержал.

- Выйди на веранду и протрезвись, - сказал он.

Весенняя ночь встретила их прохладным ароматом. Глаза Родди горели
настолько яркие, что она могла видеть, как они сияют, переполненные весельем в
тусклом свете.

- На что ты смотришь, Родди?

- Ты.

‘ Я вижу твои глаза. Ты видишь мои? Он склонил свою голову к ее.

‘ Да, конечно. Они как звезды. Прекрасные темные глаза.

‘ Это они?... Родди делает комплименты, - как забавно! Родди, я помню
тебя. Ты помнишь себя, когда мы были детьми?"

‘Не очень. Я никогда не вспоминаю прошлое. Полагаю, мне это неинтересно
недостаточно - или достаточно интересно.

Она чувствовала себя скованной и не осмеливалась спросить: "Что ты помнишь обо мне?’
который должен был открыть маленькие теплые тропинки детских воспоминаний.
У Родди не было ни малейшего желания вспоминать неинтересные образы себя и
маленькой девочки Джудит: от этих пустяковых отношений отмахнулись
, как только они прекратились. Она должна понять, что для него недолго
нити тянулись из паутины прошлого, запутывая настоящее.

Она уставилась в темный сад, раздумывая, какую безопасную тему предложить.

- Когда ты возвращаешься в Париж, Родди?

- О, ... полагаю, скоро.

- Вы там очень много работаете?

- Ужасно много.

- Рисунок или живопись?

‘ Немного того и другого. Ни того, ни другого.

- Полагаю, вы не покажете мне кое-что из ваших вещей?

‘ Не могли бы. У меня здесь ничего нет. Я отдыхаю. Он подмигнул ей.

‘ Какая жалость! Мне бы так понравилось.... Что у тебя получается лучше всего, рисовать
или живопись?

‘ О, я не знаю. Кажется, рисую. Но у меня ничего не получается. Я просто теряю
время.

"Почему ты это делаешь?"

"Действительно, почему?"

‘Как забавно! Если бы я умел рисовать, я бы рисовал весь день. Я был бы так взволнован тем, что у меня есть
возможность, я бы продолжал и продолжал. Я был бы таким ужасным и восторженным. У меня бы не было
никакого чувства юмора по этому поводу. Ты бы подумал, что я вызывающий, не так ли
ты?

Он кивнул, улыбаясь.

‘ Но я бы рисовал. Я был бы лучшим рисовальщиком в мире. О, тебе повезло!
Я действительно завидую людям со специальностью и люблю их. Разве это не забавно
как пальцы естественным образом приспосабливаются к одному виду деятельности и не переходят к другому?
Мои... мои, - она разложила их и посмотрела на них, - мои не стали бы
рисовать, даже если бы я потратила всю свою жизнь, пытаясь их сделать; но ... они знают, как это сделать
прикасаться к пианино - совсем немного, конечно; но они понимают это
без объяснений. И некоторые пальцы могут создавать прекрасные вещи
с помощью иголки, нитки и еще каких-нибудь мелочей. Есть еще одна загадка!
Затем есть производители машин, и те, кто может использовать ножи, как
художники, чтобы отрывать куски от людей или вонзать их внутрь, - и те, кто
может снять боль простым прикосновением.... У некоторых людей _ есть_ свои руки,
не так ли? Ими они понимают. Но у большинства людей руки идиотов
руки -разрушители. Родди, почему некоторые из наших органов чувств всегда идиоты? Все
мои органы чувств наполовину идиотские, и я живу лучше, чем многие люди, я
полагаю. Мне кажется, то, что они называют нормой, практически идиотизм, и
любое отклонение является чуть более или менее таковым. И все же у человека есть эта _идея
совершенства ----’

Она резко остановилась. Ему было неинтересно, и его лицо в тусклом
свете было непроницаемым, за которым могла скрываться насмешка или недоверие к девушке
которая напускала на себя туманные философствования, пытаясь, без сомнения, казаться
умный. Она покраснела. Подобные вещи были ее пищей в течение многих лет, пережевывались
тайно или по секрету с единственной подругой, Родди из ее воображения;
и вот она была здесь, в безумии своего восторга, изливая все это
этому невозмутимому молодому человеку, который думал - она _ _ должна_ помнить это, - что он
встречает ее впервые. Это было ясно, это должно быть ясно для
ему, что она человек, не имеющий представления о правилах поведения.

- Возвращайся и потанцуй, - предложил наконец Родди.

Было любопытно, насколько легче ладить с Родди, если он
обнимал тебя. Тогда его разум, весь он сам, свободно шел навстречу тебе;
там было полное счастье, полный мир и гармония. Было гораздо сложнее
найти его на плане, где соприкасались только умы, а не чувства
- плане, на котором Джулиан, тот, чье физическое прикосновение могло
никогда не быть желанным, было достигнуто без каких-либо нащупываний. Родди положил что - то
кстати. Он вел себя так, словно подозревал вас в попытке
уличить его; или в проявлении к нему дерзкого интереса. Его разум
было бы захватывающе, если бы вы могли его раскопать: все скрытое и утаиваемое
вещи были.

- Я не хочу останавливаться никогда, - внезапно сказала она.

- Мы не будем, - пообещал он и прижал ее ближе, как будто был таким же захваченным и ошеломленным,
как и она.

Он наклонил голову и со смехом прошептал:

- Просто скажи это.

- Что сказать?

- Это слово, которое тебе нравится, произнесенное твоим восхитительным голосом, просто по доброте душевной.

- Нет, я не буду ... сейчас.

- Когда ты сделаешь это?

‘ Ты непослушный, Родди.... Возможно, когда я узнаю тебя получше.

- Ты никогда не узнаешь меня лучше, чем сейчас.

‘ Не говори так. Почему ты?

- Мне больше нечего знать.

- О, если мне больше нечего знать, тогда ты...

- Что?

- Более или менее... насколько я могу судить...

- Что?

- Прошептала она.

- Милая.

- Ах, спасибо. - Он быстро добавил мягким, смеющимся голосом:
- Спасибо тебе, дорогая.

‘ Теперь мы оба это сказали. Родди, разве мы не абсурдны?

- Нет, очень разумно.

- Тебе понравилось?

"Мне это понравилось".

"Родди, мы флиртуем?"

‘Правда?’

‘ Если это так, то это твоя вина. Ты заставляешь меня чувствовать себя немного возбужденной. Я
не флиртовала с Мартином.

‘ Я очень рад это слышать. Мартину бы это совсем не понравилось.

Они рассмеялись и продолжили танцевать. Он прижал ее к себе так крепко, что холодный кончик его
уха коснулся ее лба.

- Подумать только, я никогда раньше не танцевал!

- Почему ты этого не сделал?

- Не с кем потанцевать.

- Ни с кем?

- Совсем ни с кем.

- Ты жил в одиночестве с тех пор, как я уехал?

- С тех пор.

- Ну, теперь, когда я вернулся, мы будем много танцевать, правда?

‘ О да. Но ты снова исчезнешь, я знаю, что исчезнешь.

‘ Пока нет. И ненадолго.

Она готова была заплакать, он был таким утешающим.

Он крутанулся, крепко держа ее, остановился, подержал еще мгновение и отпустил
когда запись подошла к концу. Она смотрела ему вслед, пока он с
той тайной праздной грацией в движениях выключал
граммофон. Он выглядел бледным и собранным, как всегда, в то время как она раскраснелась,
пульсирующая и измученная возбуждением. Она стояла у открытых французских
окон и подставляла лицо прохладному ночному воздуху; вернувшись, он застал ее молчащей
.

- Пенни за них, Джудит.

‘ Я тут подумал... какие странные вещи говорят. Я полагаю, это из-за
танцующий. Кажется, так невероятно легко вести себя естественно
разве не...

"Я и сам так считаю", - торжественно сказал он.

- Те ... неподходящие вещи, которые обычно остаются в голове, - они
сами слетают с губ, не так ли?

- Так и есть.

‘ Ценности сильно изменились. Ты так не думаешь?

Она должна заставить его понять, что на самом деле она не дешевая кокетка
создание: восстановить свое достоинство в его глазах. Она вела себя так
легкомысленно, что он мог подумать о ней и относиться к ней без уважения,
и смеяться над ней за ее спиной после того, как она перестала его отвлекать. Это
меня очень беспокоило.

"Совсем, совсем изменилась", - сказал он.

‘Разве это не странно? Я полагаю... это не причиняет большого вреда? Не следует
думать о человеке хуже из-за...

Он запрокинул голову, чтобы непринужденно рассмеяться, тихо, как всегда, как будто
его шутка была слишком глубокой и индивидуальной, чтобы ее можно было услышать.

- Ты смеешься надо мной, Родди?

‘ Ничего не могу с собой поделать. Ты такой ужасно забавный. Ты самый забавный человек на свете
Я когда-либо встречал.

- Почему я?

- Ты такой невероятно серьезный.

- Я не... не всегда.

‘ Боюсь, что так. Боюсь, ты ужасно склонен к самоанализу.

‘ Правда? Это неправильно? Родди, пожалуйста, не смейся надо мной. Это оставляет меня в стороне
если ты будешь так смеяться в одиночестве. Я могла бы смеяться с тобой над чем угодно
если бы ты позволил мне... - взмолилась она.

- Что угодно ... даже себя?

Она задумалась.

‘ Не знаю. Возможно, нет. Это слабость, не так ли?

‘ Ну вот, ты опять начинаешь! Не обращай внимания на свои слабости. Я просто
дразнил тебя. Дай мне увидеть, как ты улыбаешься.

Повинуясь ему, она печально приподняла губы; но когда она увидела его
смеющееся, умоляющее лицо, ее сердце тоже воспрянуло.

‘ Ну, ты все равно очень милая, ’ сказал он, ‘ серьезно или нет. Ты
простила меня?

‘ О да. Да, Родди".

Произнося это, она с мимолетным пророческим чувством осознала
беспомощность, радость и страх, что, что бы он ни сделал, она всегда будет
неизбежно простит его. Но она не должна говорить ему об этом, пока.

Мартин и Мариэлла возвращались из сада, огонек от
их сигарет тлел перед ними. Она услышала тихий смех Мариэллы
довольные переливы, ее детский голос отвечал ему непринужденной болтовней
. Да, Мариэлла была счастлива с Мартином. Он был вежлив и добр к
ей, и она без усилий равнялась ему. Когда она появилась на свет
Джудит снова поразило отсутствие всякого акцента, тщательная
отсутствие какой-либо запоминающейся черты в запоминающемся целом ее
красоты. Ее прекрасное спортивное тело скрывалось в простой одежде без
определенной моды или покроя; приглушенного цвета, умеренно длинной,
с умеренно низким вырезом и короткими рукавами, - отрицательно
одежда, которая, тем не менее, выделялась, и на которой было написано “Мариэлла” и
больше ничего на свете.

Пора было уходить.

- О, тебе обязательно? - спросила Мариэлла.

Родди не сказал ни слова. Он отошел, как только вошли остальные
и лениво возился в углу, настраивая гитару. Либо он
не услышал или не заинтересовался. Казалось невозможным, что его лицо
было застигнуто врасплох несколько минут назад, потеплело и осветилось в мгновенном
ответе.

Джулиан снова вошел молча, с книгой в руке. Он выглядел усталым
и свирепым, словно провоцируя ее вспомнить о его недавнем провале в
дружелюбии. Странные, приводящие в уныние люди....

Она пробормотала: ‘Что ж, всем спокойной ночи. Большое вам спасибо".

- Один из мальчиков проводит тебя домой, - с сомнением сказала Мариэлла.

‘ О нет. В этом нет необходимости. Я просто перелезу через стену, если ворота
заперты. Со мной все будет в порядке, честно....’

Протестовать было незачем. Они молча отклонили этот вопрос.

- Что ж, заходите в любое время, - сказала Мариэлла.

Но в любое время было бесполезно. Она боялась именно такого ни к чему не обязывающего
приглашения. "В любое время", вероятно, означало "никогда". Она уныло оглянулась
, чтобы улыбнуться в знак благодарности; и когда ее взгляд упал на группу людей, стоявших
и смотревших на нее, она внезапно испугалась.

Но все они были похожи друг на друга!

Такие странные, такие разные по чертам лица и цвету, они все же выросли с
этим ошеломляющим сходством; как будто один разум продумал их все и
наложил на них, несмотря на различия, свой безошибочный отпечаток.
Единственный среди всех высоких, выдающихся созданий, Родди совершил резкий
уход и сохранил, хотя и не совсем в первозданном виде, более глубокие
индивидуальность своих незначительных черт.


4

Прошло несколько недель. День был долгим и безрезультатным. Она
бездельничала часами, играя на пианино, читая "Женихов
д'Исланд’ со сладострастной печалью, ничего не делая. Письмо от нее
мать из Парижа прибыла днем. Они еще не собирались возвращаться домой
как раз сейчас. Отец снова простудился и казался таким измученным
этим. Он был в постели, и она ухаживала за ним, и это означало
отмену его вечеринки, той вечеринки. Почему бы Джудит не выйти и не
присоединиться к ним теперь, когда экзамены закончились? Это позабавило бы ее; и
Отец был бы рад заполучить ее. Они ожидали ее через несколько дней;
теперь она была достаточно взрослой, чтобы совершить путешествие самостоятельно.

На сердце у нее было тяжело. Она не могла покинуть дом, весенний сад,
это восхитительное одиночество, эти мучительные и восхитительные надежды. Как могла
она притащиться в Париж, когда не осмеливалась даже выйти за пределы
сад из страха упустить их, если они придут за ней? Если бы она ушла сейчас,
прекрасная возможность была бы упущена безвозвратно; они ускользнули бы от
она снова была на грани того, чтобы жизнь начала дрожать
откровение. Она должна была придумать оправдание, но это было трудно. Она
проглотила несколько кусочков ужина и вернулась в библиотеку.

Последние лучи солнца лежали в большой комнате, как светлая вода, слегка
затянутые облаками, тихие, таинственные. Коричневые, золотые и красные ряды "дорогих"
книги мягко просвечивали сквозь него по всей комнате с третьего этажа
почти до потолка; персидские ковры, греческая бронза на
каминная полка, бронзовые лампы с красными абажурами, гобелен
шторы, тяжелые дубовые стулья и столы, все это приглушенное богатство было
освещено и приласкано им в единой гармонии. Портрет ее отца
в образе темноглазого, темнобрового молодого человека романтической красоты был выше
уровня солнца, мрачно взирающего на свои владения. Она могла
сидеть в этой комнате, особенно сейчас, с гладко зачесанными и низко уложенными волосами
на затылке, очерчивая линии головы и шеи и четкие
изгиб подбородка - она могла бы сидеть здесь одна в своем винно-красном платье и
чувствовать себя частью комнаты в темноте, богатстве и простоте линий;
украшая его так естественно, что, если бы он увидел, его отстраненные глаза
наверняка остановились бы и одобрили.

Она и молодой человек с портрета узнали друг в друге
одной крови, проистекающих с родственными мыслями и мечтами из общего
корня бытия и с одинаковым физическим сходством у истоков
их непохожесть, которую она заметила у кузенов по соседству. Она была
привязана душераздирающей связью к портрету; благодаря ему она знала, что
любила пожилого мужчину, чье молчаливое, случайное присутствие смущало ее.

Грусть была во всем - в комнате, в звонких птичьих криках
из сада, на освещенной золотистой лужайке за окном, с ее
одинокое чудесное вишневое дерево распускается в безукоризненном цветении и выбрасывает в небо
длинные пенистые струи. Ей было грустно до слез,
и все же печаль была насыщенной - удушающей радостью.

Вечер окутал Родди своей красотой и таинственностью: он
отождествил себя с его тайной.

‘О, Родди, я люблю тебя! Я всегда любил тебя".

О, какая мука любить!

Но вскоре путь откроется без проверки и приведет к счастливому финалу.
Наверняка она уже начала открываться.

Фотографии возникли перед ней.

Родди играл в теннис, - играл в характерную извилистую игру, которая
раздражала его противников и заставляла его смеяться про себя, когда он бегал и
прыгал. Его глаза забыли о своей осторожности и секретности: они были
прозрачными желто-коричневыми драгоценными камнями. Она была его партнершей, и с торжественным пылом
она пыталась играть так, как никогда раньше, ради него, чтобы
завоевать его восхищение. Но он был не из тех партнеров, которые говорят: “Ну что ж
сыграно!” или “Жесткие линии”. Он наблюдал за ее ударами и выглядел удивленным, но
молчал, даже когда она приносила ему победу за победой.

Потом она сказала:

‘О, Родди, я люблю теннис. А ты?"

Он равнодушно ответил:

"Иногда, - когда они позволяют мне делать то, что я хочу; когда от меня не ждут
играть, как они говорят, должным образом. Одна из моих соперниц однажды сказала мне, что я
сыграл в самую неспортивную игру. “Мой интеллект, каким бы испорченным он ни был,
стоит всех твоих мускулов” - вот что мне тогда не пришло в голову сказать
ей. Она была вспыльчивой, эта леди. ’

Она улыбнулась ему, думая о том, как ей нравится ощущать собственное тело
послушные движения, удовлетворение от совершенного гребка,
вид молодых тел в игре и в покое, особенно его; и она
рискнула:

‘Я люблю это просто за движение. Я люблю движение - внешний вид людей
в движении, а также мысли и ощущения от моих собственных движений. Наверное, я
слишком серьезен по этому поводу. Я так сильно хочу сделать это как можно лучше. Я серьезен
потому что я взволнован. Иногда я думаю, что больше всего на свете я хотел бы
быть лучшим танцором в мире или лучшим акробатом; или, если это не удастся,
вечно наблюдать за танцорами и акробатами.

Оглядываясь назад на их немногочисленные, но важные беседы, она решила, что
в нем было что-то такое, что располагало к откровенности, в то время как
, казалось, отталкивало их. Хотя его ответ - если он вообще прозвучал или прозвучал
кроме беззвучного смеха - не был окрашен энтузиазмом и не приправлен
сочувствием, он дал ей почувствовать, что понимает и даже обдумывает в
держала в секрете свои высказывания.

‘Есть некоторые вещи, которые я рассказываю тебе, Родди, и о которых я никому больше не рассказываю. Они
заставляют говорить о себе. Часто я не знала, что они были внутри меня’. Она
репетировала это про себя. Однажды она скажет ему это вслух.

Затем она добавила:

"Ты все еще карикатурируешь, Родди?"

- Время от времени, когда мне захочется.

Забавно, что карикатура создает сходство гораздо быстрее
и более стойкое, чем хороший портрет. Помнишь, ты однажды снимал
меня, когда мы были маленькими и я плакала?"

"Я совсем забыла об этом".

"Ты видишь всех с их недостатками преувеличенными - всегда?"

‘Только одним глазом. Это моя защита. Другому так часто приходится быть
заткнутым - или раненым. Но в этом есть огромное; эстетическое удовольствие быть
возникло от созерцания чудовищ.’

"Я полагаю, искушение состоит в том, чтобы закрывать обычную все больше и больше, пока
наконец она не перестанет работать; особенно если у другой больше
возможностей. И это произошло, не так ли, Родди?

‘ Возможно. Ты должен остаться со мной и противодействовать этому.

- Что именно? - она посмотрела на него, смеясь.

Он закрыл один глаз.

- Я закрыл его полностью, чтобы посмотреть на тебя, - сказал он.

Позже, когда она снова сыграла сингл с Мартином, он лежал на
берегу, вялый после своего всплеска энергии, наблюдая за ней еще долго после того, как
остальные потеряли интерес и разошлись по домам. Проходя мимо него однажды, она сказала
закрыла один глаз и вопросительно посмотрела на него; и все его лицо
озарилось теплым восхищенным мерцанием. Он приветствовал самое тривиальное
ее шутки; и они всегда были тривиальными и не слишком частыми
достаточно.

В следующий раз Джулиан был в крайне дурном настроении. Он
играл в теннис со злым умыслом, жестокими ударами и мерзкими восклицаниями
триумфа. С лица Родди сползла маска смертельного упрямства, которая
была его гневом.

Он вернулся с игры и, не сказав ни слова, бросился на перекладину,
в то время как Джулиан остался на площадке, раздраженно гоняя мячи.

- Он меня раздражает, - сказал Родди немного погодя, наблюдая за ним из-под тяжелых век.
Наконец он достал из кармана лист бумаги и принялся работать в
тишине.

- Родди, можно мне взглянуть?

Он ничего не ответил, но еще через несколько минут протянул ей конверт.

Это имело ужасный успех (Джулиан всегда пользовался наибольшим успехом
тема); и это было дьявольски, так же как и забавно.

‘О, Родди!’ Она захихикала.

‘ Тсс! Берегись! Он возвращается.

Он выхватил у нее газету и смял ее.

"О, позволь мне оставить это".

‘Ну, тогда не показывай ему это. Он это ненавидит’.

Он поспешно швырнул его ей на колени, когда Джулиан подошел; и когда она с нарочитой небрежностью засовывала его
в карман, его губы внезапно
утратив остатки своего упрямства, он бросил на нее взгляд
полный смеха и чувства общей вины. Конечно, он
никогда прежде ни на кого не смотрел с такой неотразимой близостью и
притягательностью. Менее уверенное лицо ребенка, в которое Родди на мгновение вгляделся
этот взгляд; но темное и смеющееся очарование было новым и принадлежало
молодой человек; и она внутренне растаяла при воспоминании об этом.

Потом был случай, когда Мартин и Родди пришли на чай - такой
волнующий момент, что она до сих пор вспоминала о нем с бьющимся сердцем.

Она снова ощутила свое радостное изумление при виде этой пары
идущей по саду. Она вымыла волосы и сушила их на
солнце, когда они появились; они были рассыпаны по плечам и
до пояса, и она стряхивала с него остатки влаги.

- Привет! - сказал Мартин.

- Привет!

Они с улыбками подошли к ней.

- Ты занята? - спросил Мартин.

‘ Нет, я только мою голову. Пожалуйста, извините.

‘ Нам нравится, ’ сказал Родди. Он как зачарованный наблюдал, как она расчесывает волосы и
откидывает их на плечи.

- Ты что-нибудь делаешь сегодня днем? - спросил Мартин.

- О нет! - нетерпеливо.

- Мы не будем мешать?

- Конечно, нет.

- Тогда мы можем прийти на чай?

‘ О! Ты правда придешь?

- У Джулиана есть несколько надоедливых людей, которые нам не нравятся, поэтому мы сбежали, и
Родди предложил приехать и найти тебя.

Родди поднял брови, слегка улыбнувшись.

‘ Ну, мы оба предложили это, - продолжал Мартин, покраснев. "Можем ли мы
действительно остаться?"

Кто, о, кто из них предложил это?...

- Ты подождешь здесь, пока я схожу и приведу в порядок волосы?

‘ Они еще не высохли, ’ сказал Родди. - Позволь мне зачесать их тебе на затылок.

Она стояла неподвижно, смущенная удовольствием, пока он расчесывал ее
волосы.

‘ У тебя это прекрасно получается. Ты ни капельки не дергаешь.

‘ Я хороший парикмахер. Я причесываю волосы моей матери, когда ее горничной нет дома.

- У нее красивые волосы?

‘ Неплохие. Очень длинные. Правда, не такие пышные’ как эти. Он взял
пригоршню и взвесил. - Необыкновенная штука.

Это был первый раз, когда она услышала, чтобы он упомянул свою мать.
Ведь у Родди должна быть домашняя жизнь, целый фон влияний и
ассоциаций, о которых она ничего не знала.... Она была поражена и
встревожена; и старая боль оттого, что ее бросили, что ей нечем обладать, всколыхнулась в ней
.

Она видела, как он бережно расчесывает волосы матери. У его матери
были длинные темные волосы, надушенные восхитительным ароматом. У нее было бледное светское лицо,
и она сидела перед своим ярко освещенным туалетным столиком в роскошной
накидке и жемчугах, накрасила губы красным и заставила Родди принести и унести
для нее по поводу спальни. Они разговаривали и смеялись вместе. Она
никогда не слышала о Джудит.

Джудит отложила фотографию.

Родди продолжал расчесывать волосы, в то время как Мартин смотрел на нее и улыбался. Они составляли
маленькую группу, выглядевшую очень уютно. На мгновение она подумала о себе
как об их сестре. Родди часто расчесывал бы ей волосы, если бы она
была его сестрой, или если бы ....

‘ Вот! ’ сказал Родди. ‘_Je vous f;licite, Mademoiselle._ Он поправил
ее черепаховую горку и поклонился ей, прижав расческу к своему
сердцу.- Мне нравится ваш сад, - сказал Мартин.
Она показала им сад, а затем дом. Они задавали вопросы и
восхищались мебелью и редкими книгами, которые она выбрала для них в
библиотека.
‘ Когда папа вернется, ты обязательно должна с ним познакомиться, ’ сказала она. - Он с удовольствием покажет тебе свои книги.
Она была уверена, что ему понравятся такие благодарные молодые люди.
‘ Я бы ужасно хотел с ним познакомиться, ’ сказал Мартин. - Я часто слышала о
нем.Она просияла.- Неудивительно, что ты книжный червь, Джуди, - сказал Родди, изучая полки сосредоточенным взглядом. "Я был бы самим собой, если бы это всегда было при мне". Он с трудом мог оторваться от просмотра.
В холле висел акварельный портрет Джудит в возрасте шести лет.
‘ Ах! ’ сказал Родди. ‘ Я помню тебя такой.

Он перевел взгляд с нее на портрет, а затем снова на нее, как будто
вспоминая и сравнивая, задерживаясь на лице, которое она с улыбкой подняла
к нему, пока ей не пришлось опустить глаза.
Они пили чай в гостиной - изысканный китайский чай в драгоценных
Нанкинских чашках, которые всегда появлялись для гостей. Все в доме
было драгоценным и изысканным: она никогда не осознавала этого раньше; и она
подумала:- Теперь, когда они увидели меня в моем прекрасном доме, на моем собственном фоне, единственную дочь такого богатого человека, они будут думать обо мне больше. Определенно, так и казалось. Беседа текла беззаботно, ни о чем. Она впервые чувствовала себя совершенно непринужденно; и они слушали с
интересом, даже с некоторым почтением, как будто считали ее
особенным человеком.После чая они спустились к реке. Заходящее солнце разлилось по воде, насколько хватало глаз, в полном объятии сияющего света.
- Давай искупаемся, - предложил Мартин.
Они сбегали в соседнюю комнату за купальными костюмами, пока она раздевалась в лодочном сарае. Затем они вернулись и разделись за эллингом; и
они все вместе нырнули в воду.

Джудит и Родди стояли на плоту, наблюдая, как Мартин ныряет вбок и
вперед и назад, всегда идеально, его великолепные мышцы
вздувались и переливались при каждом движении. Он плавал и нырял с безупречной
легкостью техники, как будто никогда не уставал.

Но Родди не хотел напрягаться. После двух стремительных, как стрела, прыжков он
стоял на плоту, выглядя забавно и по-мальчишески, с прилипшими волосами
плотно прилегающими к голове, и его слишком стройное тело слегка дрожало. Она
заметила, как изящно он сложен, несмотря на свой рост. У него были
взгляд кота, грациозный, узкий и ленивый; и его кожа была почти такой же
гладкой, как у нее.

Когда она ныряла, он внимательно наблюдал за ее телом и всеми движениями; и
она задавалась вопросом, замечает ли его глаз художника недостатки и
достоинства ее формы и выгодно ли она отличается от его моделей
в Париже.Она немного поплавала, поговорила с Мартином и вернулась на плот.
- С тебя хватит, Родди?- Скоро."Ты предпочитаешь наблюдать?"
"Я всегда предпочитаю наблюдать".
Это было правдой. Он смотрел с глубокой сосредоточенностью, пока другие двигались и делал упражнения, как будто рисовал их в уме или заучивал
наизусть; но его собственные порывы к физической активности были редкими
и непродолжительными.- Я люблю плавать, - сказала Джудит, стараясь не сказать, что ей это нравится.- У тебя это очень хорошо получается.
"Но это скучно по сравнению с купанием ночью"."А!""Ты когда-нибудь этим занимался?""Нет, никогда".
‘Тогда тебе не нужно надевать купальник. Это гораздо вкуснее
без одежды".- Полагаю, что да.- Я делаю это довольно часто.

Сейчас она собиралась сказать ему то, чего никогда не собиралась говорить.
Она не могла остановиться. Словно ожидая этого, он повернул свое
лицо к ней и ждал.
- Я видел тебя однажды, когда купался. Это было до того, как мы встретились снова. Ты был в каноэ, один, и я знал, что это ты. Я смотрел, как ты проплывал мимо.- Я знаю, что ты это сделал.- Ты?- Я видел тебя, - сказал он.
Она была парализована; и из вопросов, которые переполняли ее разум, ни один
не мог быть произнесен.Она подняла глаза и увидела, что он давит на нее, заставляя отвечать ему,с чем-то тяжелым и неподвижным, почти ошеломленным, в глубине их ясных глаз сияющих. Она посмотрела в ответ и через мгновение потерялась, погрузившись во вневременье
беззвучная тьма цеплялась за его глаза, пока она тонула.
Все закончилось за два или три тяжелых удара сердца: и
потом они бесцельно стояли вместе, дрожа в мокрых купальных костюмах
и Мартин, весь мокрый и свежий, вышел из воды и
обрушился на них с веселыми упреками.

Они расстались с ней со счастливой благодарностью и дружелюбными взглядами, и Родди сказал, что когда-нибудь приедет и проведет целый день в
в библиотеку, если можно; а потом вместо обычного: "Скоро увидимся
’, чего она так боялась, они прислали ей конкретное приглашение на пикник
через два дня.Это был последний раз.
День был без солнца. Приглушенный свет весь день падал на
сельскую местность, словно сквозь слабо сияющее голубоватое стекло; а под ним
источник казался замкнутым и тихим, неизменным, как картина.
Вокруг нежной зелени поляны для пикника была дикая и пылкая
зелень невысокой живой изгороди; и тут и там за живой изгородью виднелись
блэкторн разбрасывал огромные комья тонкого снега. За лугом
лиственничная роща была вся освещена столбами зеленого огня; и на ее
бахрома, четко выделявшаяся на тусклом пурпурно-коричневом фоне спутанных стволов,молодое дерево или около того разбрасывало в темноте свои свежие листья как рой зеленых мотыльков, остановленных в полете. Повсюду было
роскошное, наливающееся зеленью, тлеющее и отягощенное болью
жизни, и тихое, безмолвное, обращенное внутрь себя и поглощающее свое собственное сердце. Повсюду белый цветок, поднимаясь, легко освобождался
от своих корней в земных муках страсти и созерцания и,
паря в воздухе, хранил лишь один секрет, которым была красота, не обращая внимания прислушался, не подал никакого знака.
Родди лежал, уткнувшись головой в мох, нюхал первоцветы, пощипывал
травинки, тихонько поддразнивая Мартина, наблюдая за ними
полуприкрытыми глазами.Все были спокойны и счастливы; вся раздражительность ушла, все напряжение спало. Сигаретный дым вился узорами в
неподвижном воздухе; и время от времени Весна шевелилась, испуская долгий вздох цветов, листьев и влажной земли; а затем снова впадала в транс.
Они развели костер и смотрели, как он превращается в крошащуюся пушистую золу
вокруг тлеющей сердцевины; и они ели апельсины, помидоры и очень молодую
маленькие листья салата, украденные с грядки Мартином, который все еще был, по словам Родди, обожателем сырых овощей. Но лука не было: он заявил, что
отказался от него.Ничего запоминающегося не было сказано или сделано, но все казалось значительным, и ее счастье переросло в такой острый экстаз, что у нее задрожали губы. Она перевернулась на другой бок и закрыла лицо руками, опасаясь, что это выдаст ее неприличным сиянием; но никто этого не заметил. Их глаза выглядели спокойными и мечтательными: даже взгляд Мариэллы был менее слепым, в нем была глубина медитации.
Если бы только момент можно было зафиксировать, если бы их странные и вдумчивые лица могли бы навсегда безопасно погрузить ее в свой транс удовлетворенности,если бы она могла ничего не хотеть от них, кроме доли их
невозмутимый покой: если бы только эти вещи могли быть, они были бы лучшими.
На мгновение это показалось возможным; на мгновение она достигла вершины
и ненадолго прильнула к ней, ощутив прохладный вкус отсутствия желания. Но так
не годилось: это был вкус старости, когда уже не хочется
людей, - перестать хотеть Родди, который уже был таким острым и сладким на вкус что она должна иметь его все больше и больше; и чье присутствие в
круг превратил коллективное безразличие в притворство, слишком мрачное, чтобы за него бороться.Солнце внезапно залило луг потоком бледного света; и
земля перестала бороться и размышлять в темном кольце самой себя, и
распростерлась, улыбаясь, освобожденная. Чары, заключенные в затуманенном кристалле Послеполуденный свет рассеялся; они потянулись и зашевелились. Джудит посмотрела на большой вяз.
- Кто сможет взобраться на это? - спросила она.
- С тобой, - сказал Мартин.
Она карабкалась так, как не карабкалась с детства, подтягиваясь сама
легко, без колебаний перебираясь с ветки на ветку. Наверху она посмотрела
опустилась и увидела, что они все маленькие под ней, смотрят вверх. Смело стоя на своем возвышении, она позвала маленьких созданий подняться, но ни одно из
них не поднялось.Она снова спустилась, чувствуя себя юной и глупой перед лицом отсутствия у них физических амбиций. Но все они улыбались ей, приветствуя.
Мартин протянул к ней руки, она взяла их и спрыгнула с нижнего сука.
- Ты не забыла свои вещи, - сказал он, и его глаза остановились на ней
своим преданным карим взглядом.
‘ Хотела бы я это сделать, ’ сказала Мариэлла. ‘ Я никогда не мог.
- А теперь, - сказал Джулиан, - отвлеки нас, взмахнув рукой или что-нибудь в этом роде, - и его суровое лицо наполовину развеселилось, наполовину омрачилось странным выражением, почти как ревность.
Он никогда по-настоящему не радовался зрелищу чужих
успехов: ему было слишком горько не быть тем, кто преуспел сам.
Но сегодня он не мог обеспокоить ее или вызвать сомнения.
Родди ничего не сказал, только посмотрел на нее блестящими глазами.
Пора было возвращаться домой.
Она весело рассталась с ними, унося с собой свое безмерное счастье
не сломленная, в кои-то веки переступив порог дня и погрузившись с ним в сон.
обвился вокруг нее.Но теперь, когда она оглядывалась назад, вспоминая тот день, он был в миллионе миль позади нее, плывущий невещественно, как клочок сияющего тумана: и
все, что вернулось к ней из этого, ясное и цельное, были два отдельных
впечатления, которые в то время едва касались ее сознания:
вид молодых листьев сирени, поблескивающих на солнце над
садовой калиткой, у которой она попрощалась с ними; и выражение
в тот день она заметила удивление на лице Мариэллы, но когда именно,
она забыла.

Что бы ни отразилось тогда на лице Мариэллы, это не было счастьем.
Лица других людей, даже Родди, необъяснимым образом расплывались в
тумане; но лицо Мариэллы возвращалось снова и снова, словно подчеркивая
значение его мгновенной беззащитности; как будто, если бы это только можно было разгадать, там, в мгновение ока, был бы весь ключ к Мариэлле.
* * * * *
Она встала и изучила свою прическу в зеркале над каминной полкой.
Пока она смотрела, в окно позади нее постучали. Она обернулась
и увидела Родди, который смотрел на нее сквозь стекло и смеялся над ней. Она
подбежала к окну и открыла его.‘ Родди!Казалось невозможным, что он должен был прийти, когда она так сильно его хотела.
‘ Я стучал дважды. Ты была слишком занята, чтобы услышать меня.
"Я уложила волосы наверх".
‘Это восхитительно. Не могли бы вы, пожалуйста, прийти в этом на вечеринку с фейерверками, которая Мартин сдается примерно через час?"
‘Фейерверк! из всех божественных вещей! Ура Мартину!"
- Он вспомнил об этом только сегодня днем, помчался в город и
скупил весь товар. Он послал меня за тобой. Он говорит, что должен
обладать тобой. Джулиан в ужасе от большой ракеты и хочет, чтобы ты
убедил его зажечь ее. А потом ты останешься на ужин.
Мариэлла уехала на ночь. Ты можешь смириться с этим?""О, как великолепно!"
Он подал ей руку, и она выпрыгнула из окна.
Родди был в прекрасном настроении. Он был дружелюбен и разговорчив; его лицо было почти бодрым; даже его волосы выглядели встревоженными, взъерошенными вокруг лба; и он был загорелым, с ясными глазами, непринужденно одетым в серое
фланелевые брюки, желтая рубашка и старинный темно-синий пиджак.
В полутьме река казалась зачарованной красотой и безмятежной. Оно
было лунного цвета, с затухающим румянцем; слабые опаловые отблески освещали
рябь, расходившуюся по обе стороны каноэ.- Еще какое-то время будет недостаточно темно, - сказал Родди.- Они будут гадать, где я.
‘ Почему? Разве ты им не сказал?- Они не знали, что я так скоро ускользну.
Она покраснела. Все действительно выглядело так, будто Родди пришел пораньше, чтобы побыть с ней наедине. Он не сказал этого, но подмигнул
и улыбнулся так весело, что она улыбнулась ему в ответ, как будто выдавая секрет за восхитительный секрет."Они будут дразнить меня", - заявил он.
‘Нет. Будут ли?" "Да, уверяю вас...""Как глупо!"
‘Не правда ли? Ты знаешь, они заподозрят нас в самом отчаянном
флирте на этой изысканной уединенной реке’.
‘ Захотят ли они? Она была встревожена.
‘Какие здравые умы! Как будто мужчина не может остаться наедине с девушкой без того, чтобы не заняться с ней любовью.
- О, я действительно согласна, Родди.
Он запрокинул голову и беззвучно рассмеялся: он смеялся все это время
. И на мгновение показалось, что Родди был готов к
впервые на ее памяти к небольшому серьезному разговору.
"О, Родди, как ты смеешься надо мной!"
‘Я ничего не могу с собой поделать, Джуди. Ты такой невероятно серьезный. Ты ведь не возражаешь, правда ты? Пожалуйста, не возражай. Я обожаю людей, которые заставляют меня смеяться.
Дело было в том, что его смех выбил ее из колеи, заставив чувствовать себя тяжелой и без чувства юмора. Если бы только он научил ее играть с ним, какой быстрой и способной он бы ее нашел!
‘ Я не возражаю, ’ сказала она. - Только я действительно хотел бы быть готовым к встрече с тобой. Будучи самим собой, был ли Родди более или менее склонен влюбиться в человека, которого он никогда не воспринимал всерьез?
- Ты бы простила любого, как бы плохо они с тобой ни обращались, не так ли,
Джуди?‘ Прощать или не прощать для меня мало что значит. Я никогда не чувствовал обидел. Может, я и не смогу избавиться от чувства обиды, но _прощение_в это не войдет.‘ Хм! ’ сказал Родди. ‘ Вы уверены, что вы настолько цивилизованны? Лично я никогда прощай всем и вся. Я подобен Богу. Я люблю свои обиды и хочу, чтобы люди чувствовали их.
‘Я знаю, ты действительно смеешься. Я знаю, что то, что ты говоришь, неправда.
Он сказал быстро, совершенно серьезно:"Я никогда не прощу человека, который выставил меня дураком"."Мне бы это не понравилось", но если бы это касалось только меня, это было бы неважно . То, что происходит только с тобой, не имеет значения.’ Она остановилась и мучительно покраснела, подумав: ‘Как он будет насмехаться’. Но вместо этого он серьезно посмотрел на нее и кивнул, сказав:
"Осмелюсь сказать, ты права". Начинало темнеть.
Он провел каноэ под ивами, в узкую тень, закурил
сигарету и лег на спину, наблюдая за ней.

- А чему тебя будут учить в колледже, Джуди?

Никто, кроме него, не знал, как сказать "Джуди".

‘ Я не знаю, Родди. Я немного напуган, - не из-за
чтения, - из-за девушек, всех людей. Я немного не понимаю, как
жить со множеством людей. Я никогда этого не делал. Я буду совершать такие ошибки. Это угнетает меня, такой груз жизней, втиснутых в одно
здание, такое ужасающее скопление лиц. Я предпочитаю жить один.
‘Не впадай в стандартность, или я не буду приходить к тебе в гости’.
"Ты приедешь навестить меня?"
"Если я когда-нибудь не буду так отчаянно занят", - сказал он, подмигивая.
‘Я буду с нетерпением ждать этого. Возможно, я тоже буду иногда видеться с Мартином.Возможно, все будет не так уж плохо.... Родди, ты хоть понимаешь, что я никогда не знала никого своего возраста, кроме маленькой дочки садовника и одного или двух местных детей - и всех вас? После того, как ты ушел, когда мы были маленькими, я мне было так одиноко.... Ты не знаешь. Папа никогда бы не позволил отправить меня в школу. Теперь, когда вы вернулись, я каждый день жду, что проснусь и обнаружу, что вы все снова исчезли.
"Мы больше не исчезнем".‘ Если бы только я был уверен!
"Я уверен".‘О, ты! Ты самый исчезающий из всех. Ты выскальзываешь у меня из
пальцев"."Не я. Это ты делаешь.- Я?‘ Да. Ты ускользаешь.... ’ Он сделал жест рукой. - Я не понимаю, как ты работаешь. Ты загадка. Ты меня интригуешь.
- Я очень рад.- И я боюсь тебя.‘ Это не так. Ты только забавляешься надо мной.
‘ Нет. Ты ошибаешься. Он замолчал, курил и наблюдал за ней; все его внимание было сосредоточено на глазах. Казалось, он не мог отвести взгляд. У нее закружилась голова, и она пробормотала, запинаясь:- О чем ты думаешь?
‘Что это хорошо, что мы - настолько- согласны - полностью в отношении стандартов ведите себя подобающим образом между полами; в противном случае это могло бы быть и к лучшему вы так исключительно снисходительны. В его голосе прозвучали нотки вопроса. - Родди, о чем ты говоришь?‘ Ни о чем. Небольшой эмоциональный конфликт ... теперь разрешен.

Он внезапно сел, за минуту выбросив из головы какое-то настроение
его глаза и голос. Он закурил еще одну сигарету и начал грести.
Предположим, Родди собирался сказать: ‘Поцелуй меня’... Лучше не
думать об этом.Звезды теперь были яркими: должно быть, стемнело достаточно для того, чтобы устроить Мартину фейерверк. Что-то происходило по соседству: Мартин готовился к празднуйте всерьез. Он развесил ряд волшебных фонариков по всему карнизу веранды, и огни светились розовым, голубым, зеленым и белым
среди листьев виноградной лозы. Его темная фигура двигалась по лужайке,
и рядом с ней двигалась другая: это был Тони Бэринг, объяснил Родди, его
друг и Мартина, оставшийся на ночь. Джулиан играл на
пианино; он был виден в профиль на фоне окна.
‘ Какая вечеринка, Родди! И я единственная леди. Пожалуйста, защити меня.
‘ О да, мы все это сделаем. Каждый из нас защитит тебя от всех остальных, так что ты в относительной безопасности. Внезапно в саду вспыхнул свет.
‘ Эй! ’ раздался голос Мартина. ‘ Привет! Все здесь! Мой фейерверк
начался. Куда, черт возьми, подевался Родди? Я хотела...
‘ Вот мы и пришли! ’ крикнула Джудит. ‘ Привет, Мартин! Мартин! Мы здесь, мы
смотрим. Ура тебе, Мартин!" ‘О, здорово! Это ты, Джуди? У меня здесь есть кое-что довольно интересное.Смотрите!"
Он говорил взволнованным голосом маленького мальчика, демонстрирующего
прелести своего хобби какому-нибудь снисходительно внимательному взрослому.
‘О, Мартин, это великолепно. Оооо, какая красота! Как я обожаю фейерверки!’

Было важно, чтобы дорогой Мартин почувствовал, что его фейерверк увенчался
успехом. За ними стояла такая страстная цель - развлечь
других, что они заслуживали огромной поддержки. Вы чувствовали, что он
потратил на них все до последнего пенни из своих карманных денег.
Раздался взрыв смеха и визг Джулиана. Он оставил
пианино и присоединился к остальным на лужайке; а колесо Кэтрин
вырвалось и преследовало его, щелкая зубами и наступая ему на пятки.

Сноп золотых искр взметнулся фонтаном и пролился на землю .
тюльпаны и настенные цветы. Последовал еще один; но на этот раз ливень был
цвета радуги. Проникновенный говор и смех Мартина, Джулиана и Тони
звучали странным, не совсем человеческим хором в безлунной темноте.
"О, Родди, разве это не захватывающе?" -"В самом деле."
Фейерверк становился все более и более великолепным. Длинные кристально-белые каскады разбивались и стекали на траву. Все взлетело в воздух с
мягким восхитительным взрывом и расцвело огромными сверкающими цветными каплями которые медленно опускались вниз, словно череда лепестков.
‘ О, Родди, если бы только... Они такие краткие. Я бы хотела, чтобы их никогда не было.погасший, но продолжавший падать и падать, такой прекрасный навсегда. Ты бы согласился ворваться в жизнь и побыть десятисекундным чудом, а затем
исчезнуть?"Но Родди только улыбнулся. На его лице была маска, за которой он скрывал свои личные удовольствия и наслаждался ими втайне.
Внезапно ивы показались в облаках в грубом красном
свете, - затем в болезненно зеленом, - затем в концентрированном
свете сотни лунных лучей. Трое мужчин на лужайке были четко очерчены
в его ярком свете, неподвижные, с поднятыми головами. Она услышала, как Мартин выругался.Что-то вышло из строя: оно дважды плюнуло, выбросило тонкую искру или так и погасло. Затем большая ракета с предупреждающим свистом взмыла ввысь
зашипев, оставила за собой густой светлячковый след и оборвалась на большой высоте с бархатистым вздохом удовлетворения и облегчения быстро расцвела в
идеальная симметрия, огромная перевернутая золотая лилия, - затем начала опускаться медленно, цветок широко раскрывается от сердцевины цветка до самого конца путь вниз.‘ Родди, посмотри на это! Честное слово, тебе кажется, что все такое прекрасное должно быть создано с помощью чар и подброшено в воздух без всякой причины, кроме напряжение от собственной красоты. Я не могу связать это с Брайантом и Мэй, а ты?"Затем все исчезло. Раздался всплеск. Лебедь, плывущий рядом с каноэ,встряхнулся и, резко развернувшись, с распушенными крыльями исчез в тени.Родди вытащил из воды обугленную палку и поднял ее.
‘ Знамения и чудеса! - сказал он. ‘ Лебедю тоже было откровение. Вот
средство от фантазий, Джуди. Не хотела бы ты оставить это себе?
"Немедленно выброси это".Он, смеясь, перебросил его через плечо.
Фейерверк закончился, и трое мужчин спускались к кромке воды.

Родди прошептал:- Может, нам сбежать?"О..."Было слишком поздно.
‘ Привет! Привет! ’ раздался веселый голос Мартина. - Тебе понравился мой
фейерверк?Внезапно раздалось много смеха, разговоров и приветствий, и она
вырвалась из их изысканной отчужденности в разговорчивый повседневный круг
. Мартин нетерпеливо протянул руку, и она вышла из
каноэ среди них всех. Наполовину ошеломленная, она видела стоящие вокруг тени мужчин,
появляющиеся и исчезающие, как во сне, чувствовала призрачные прикосновения мужских
руки; слышал нереальные голоса, желавшие Джудит доброго вечера; был в сознании
смутное смятение движения по направлению к дому. Ее собственное лицо так выделялось на фоне темноты
бледное, с глубокими тенями под чертами, четко очерченное
строгая маска? В скрытых под масками глазах время от времени появлялся
блуждающий отблеск волшебных фонариков. Все это было так похоже на сон
, что говорить вслух казалось огромным усилием.

Родди шел от берега реки, закрепив лодку. Он
подошел вплотную и встал у нее за плечом, едва коснувшись его; и сразу же
сон рассеялся, и каждый пульс участился.

Они пошли в дом ужинать.

Бутерброды с помидорами и пирог, фруктовый салат, бананы со сливками, лимонад
и бокал с сидром были заставлены на столе. Мартин подготовил все это сам
со страстью к разумной жадности.

Тони Бэринг сидел напротив и смотрел на него влажными выразительными голубыми глазами. У него
было чувствительное лицо, постоянно меняющееся, широкий рот с красивыми
чувственными губами, густыми черными волосами и широким белым лбом с
бровями, сходящимися над переносицей, резко очерченными и подвижными. Когда он
говорил, он двигал ими, по отдельности или вместе. Его голос был мягким и
драгоценным, и он слегка шепелявил. Он был похож на молодого поэта.
Внезапно она обратила внимание на его руки, - тонкие немаскулинные руки, - странные
руки, делающие нервные, призывные, безрезультатные жесты, которые противоречили
благородству его головы. Она слышала, как он назвал Родди "мой дорогой"; и один раз
"дорогой"; и испытала мимолетный шок.

В комнате царило сдержанное возбуждение. Отсутствие Мариэллы произвело
заметный эффект: появилась легкость остроумия, оживленность разговоров
и смех; веселые быстрые голоса отвечали друг другу.

Полированный стол был заляпан лужицами красного абажура и
бледными лужицами от белых тюльпанов, сорванных в честь гостя. На
большое зеркало напротив отражало стол во всех его приглушенных тонах;
отразился также широкий затылок Тони и немного Родди в
любопытный профиль и ее собственное лицо с блестящими глазами, темными губами, длинной
шеей и загадочностью. Когда она посмотрела на него, ей показалось, что он
преобразился; и она знала, кто вызвал это электрическое ощущение.

Пора было возвращаться домой.

Но Родди встал и завел граммофон; затем взял ее за руку
и вывел на веранду.

- Один танец, - сказал он.

- А потом я должен идти.

- Сегодня ты танцуешь лучше, чем когда-либо.

‘Это потому, что я так наслаждаюсь собой’.

Он рассмеялся и крепче обнял ее.

- Джуди...

‘ Да? О, Родди, мне так нравится, когда ты говоришь “Джуди”. Никто другой не произносит это
так, как ты.

Он наклонил голову, чтобы заглянуть в ее поднятую ладонь с мягкой затаенной улыбкой.

- Что ты собирался сказать? - спросила она.

‘ Я забыла. Когда ты смотришь на меня своими огромными глазами, я забываю
все, что я хотел сказать.

Граммофон резко замолчал с отвратительным рычанием, и фигура
Джулиан змеей метнулся к ним.

‘ Ты разбудил мальчика этим проклятым шумом, ’ сказал он. - Я знал, что ты
разбудишь.

Он ушел; и в наступившей потрясенной тишине до них донесся вопль Питера
. В комнате наверху послышались быстрые шаги; и
внезапно наступила тишина.

- О, Родди, он был сердит.

‘ Да, ’ равнодушно сказал Родди. - Он суетливее двадцати старых нянек.
Няня мальчишки поехала на похороны своей сестры, так что он присматривает за ним
".

"Забавно, что Джулиан, похоже, заботится о нем, а не
Mariella.’

‘ О, Джулиан всегда должен знать лучше всех. Я думаю, он сказал ей, что она не может
доверять ему. Я думаю, у них были слова, - я не знаю. В любом случае, она
уехал сегодня днем в Лондон на выставку собак или что-то в этом роде и уехал
Джулиан торжествующий. Родди усмехнулся. "Боже, он странный человек".

- Никогда не могу поверить, что этот ребенок принадлежит Мариэлле ... и Чарли.

Но он никак не отреагировал на это; хотя, когда она произнесла это имя,
звезды, огни, голоса, музыка, его лицо в тени - все это было
прекрасная жизнь вокруг, пафос этой смерти поразил ее так сильно, что
казалось, он тоже должен это почувствовать и придвинуться к ней поближе.

Как он смотрел на нее!

"Родди, о чем ты думаешь?"

Она молча умоляла, задыхаясь от странного волнения: ‘Оставь нас в покое
фрэнк. Такой ночи, как эта, больше никогда не будет, и скоро мы тоже будем мертвы
. В такую ночь давайте не упустим ни одного приятного момента, давайте говорить правду
и не бояться. Скажи мне, что любишь меня, и я скажу тебе. Ты знаешь,
сегодня это правда. Не важно, что будет завтра.

Но он медленно покачал головой, улыбаясь.

- Я никогда никому не рассказываю.

Она повернулась, чтобы уйти в дом.

‘ И я тоже. Но я думаю, что однажды я расскажу кому-нибудь, одному человеку,
что-нибудь - правду, всего один раз, - просто чтобы узнать, каково это".

Он молча последовал за ней в дом.

* * * * *

Мартин и Тони лежали в креслах и выглядели сонными.

‘ Бедняжки, им не терпелось лечь спать. Все в порядке, я ухожу. Я
хочу пожелать Джулиану спокойной ночи.

В такую ночь Джулиана нельзя оставлять сердитым, одного. Не должно быть никаких
провалов, по крайней мере, с ее стороны.

- Он с Питером.

- В своей старой комнате?

"Да".

‘Я знаю. Я вернусь через минуту".

Она взбежала по лестнице. Приглушенный свет струился через приоткрытую дверь в
перед ней. Это была комната, в которой Джулиан и Чарли спали много лет
назад. Она тихонько толкнула дверь.

Джулиан сидел у окна с ребенком на коленях. Он бросил
на голове у него была шаль, и из ее складок выглядывало бледное лицо, похожее на совиное
и неподвижное. В своем коротком ночном костюме он выглядел нелепо и трогательно.

Джулиан поднял на нее такое измученное и страдающее лицо, что она остановилась,
наполовину пристыженная, неуверенная, что сказать или сделать.

- Входи, Джудит, - сказал он.

‘ Только на минутку.... Он не заснет?

‘ Нет. Я думаю, у него жар. Он испугался, проснувшись один. Он очень
нервничает.

Он склонился над ребенком, укачивая его, похлопывая по плечу.

‘Я думаю, он просто прикидывается. Тебе следует положить его обратно в кроватку".

‘Нет. Он будет плакать. Я бы не вынесла, если бы он плакал еще больше. Я продолжу
его, пока он не уснет.

Закутанный в шаль, Питер устремил на нее свой слишком яркий взгляд, когда она
наклонилась, чтобы коснуться его щеки. Он ни разу не улыбнулся ей; но и не
он не приветствовал ее, как приветствовал большинство людей, четким: “Иди своей дорогой”. Он
принял ее с серьезной вежливостью.

- Тебе нравится держать его на руках?

- Да, - просто сказал он.

Он держал ребенка, чтобы успокоиться.

‘Он очень милый", - сказала она. "Как же у него будет отличное от твоего детство
, когда тебя всегда будут окружать другие! Скорее всего, он будет
намного старше следующего поколения, не так ли?

‘ Я бы так сказал, ’ с горечью сказал он. - Готов поспорить, что ни у кого из нас
у него не будет маленькой кузины. Я не вижу, чтобы мы как-то размножались.
Разве что, возможно, Мартин....

Не Родди. Нет....

- Ну, ты не должна оставлять его в одиночестве.

- Это ее дело.

‘ Так вот в чем дело? Похоже, она позволяет тебе командовать. Джулиан, она любит его?

Он помолчал мгновение, прежде чем ответить: ‘Я думаю, что да’. Он поднес
руку ко лбу и вдруг сказал очень тихо: ‘О Боже, это ужасно!
Ты знаешь, я поссорилась с ним - Чарли - из-за этого брака. Я никогда не видела
его после этого - мы так и не помирились. Но после рождения ребенка,
она написала мне и сказала, что в своем последнем письме он сказал ей, что, если
с ним что-нибудь случится, он хотел бы, чтобы я был опекуном ребенка ....
Так что, я полагаю, он простил меня.

- Конечно, конечно, Джулиан, - сказала она, чуть не плача при виде
его склоненной головы.

Была ли это та самая язва, которая грызла Джулиана, - бесконечная мысль о Чарли
умерший вот так, без единого слова примирения?

‘ Я виню только себя, ’ сказал он по-прежнему низким голосом. - _ она_ была
очень хороша. Никогда ни слова о...чем-либо. Всегда такая милая пустота
без обид, как у ребенка. Иногда мне кажется, что она никогда не знала ... или
никогда не понимала, во всяком случае. Я думаю, она не может понять такого рода
вещи. Это своего рода бесчувственность. Может, она и ненавидит меня из-за Питера, но
похоже, что нет. Почему нет?

К ней вернулось выражение, которое так удивило ее на лице Мариэллы,
все еще неразборчивое.

‘Я почти хочу, чтобы она это сделала", - продолжил он. - Хотел бы я быть уверен, что она
ревнует или хотя бы критикует меня. Я не имею ни малейшего представления, где я. Он
устало потер глаза и лоб. "Странно, как ее присутствие действует на
меня. Она до некоторой степени действует мне на нервы! Ничего, кроме этой милой пустоты
пассивность.... Ты знаешь, мне нравятся люди с шипами и гранями, люди, которые
наносят ответный удар, когда я наношу удар, блестящие, быстрые, сверкающие люди. И мне
нравятся люди неторопливые, глубокие и теплые; и я думаю, что ты одна из
такого сорта, Джуди. Но кто она? Иногда мне кажется, что она наблюдает за мной
пристально, но я не знаю откуда, и это меня раздражает. У нее есть
качество, знаете ли, - невероятное физическое и моральное мужество. Я думаю,
должно быть, Чарли любил в ней именно это. Но холодный, безжизненный и
плоский - для меня.

Он вздохнул и поежился.

‘ О, Джулиан, ты очень устал, не так ли? Здесь не о чем беспокоиться
о нас. У тебя что-то на уме, потому что ты так устал. У тебя
болит голова?"

‘Да. Нет.... Я в плохом настроении, Джудит. Тебе лучше оставить меня". Но он
заговорил мягко и поднял лицо, чтобы улыбнуться ей. И тут она увидела
, что он плакал.

‘ Я ухожу от тебя, Джулиан. Я зашла только пожелать спокойной ночи. И сказать, что я
сожалею, что разозлила тебя. Я бы ни за что на свете не разбудила его.

‘ Все в порядке. Прости, что я разозлилась. Не волнуйся".

"Спокойной ночи, Джулиан".

"Спокойной ночи, Джудит.... Ты так прелестно выглядишь..."

Она подумала: ‘Я никогда больше не увижу его таким. Я должна
вспомнить...’

Они пристально посмотрели друг на друга, и когда она молча отвернулась, она
в воображении наклонилась и поцеловала его в щеку.

Когда она открыла дверь, снизу до нее внезапно донеслись смех и разговоры
- слабый гул мужских голосов, который вызвал у нее странную тревогу,
и, казалось, угрожал ей. Она снова шагнула в комнату,
прислушалась и прошептала:

- Джулиан, кто такой этот Тони?

Он пожал плечами.

‘ Я не знаю. Он со мной не разговаривает. Кажется, он пишет стихи. Он
просто выпускает книгу. Из его разговора я понял, что он _quite_
в Кембридже - вещь в определенных кругах.’

- Родди его очень любит?

‘ О, Родди! Он тебе нравится! Я не знаю.

- Кажется, он очень привязан к Родди.

- Да, похоже на то. - Он пристально посмотрел на нее.

Тогда она поняла, что боялась, что он ответит таким образом, одарит ее
именно таким взглядом. Она вспомнила, что Тони внезапно стал враждебным;
его взгляд, каменный и настороженный, был прикован к ней, когда она вошла с
веранды с Родди.

Голоса донеслись до нее снова, как повторное предупреждение. - Держись подальше.
Тебя здесь не ждут. Мы все друзья, мужчинам хорошо вместе. Мы
не хотим, чтобы женщины беспокоили нас.

Лучше не спускаться к ним, безопаснее остаться здесь, в тишине
с Джулианом. Она задержалась, оглядываясь назад с сомнением и одиночеством; но
на этот раз он не велел ей остаться. Приглушенный свет лампы
заполнил комнату, растекся по его фигуре, склоненному лбу, сонному и
задумчивому, одно большое плечо выгнуто вперед, чтобы поддержать лежащий на нем белый
сверток. Его поза наводила на мысль о чем-то в нем, чему
трудно было дать название, - о какой-то красоте и благородстве, немного извращенных.
Рядом с его узкой кроватью стояла кроватка Питера, а на подушке лежали два плюшевых зверька Питера
.

Она тихо закрыла дверь за этой странной парой. Если бы Мариэлла увидела
их, изменилось бы ее лицо?

Снова спустилась вниз.

Это был бы не Родди, который предложил бы отвезти ее домой. Одним
взглядом она поняла, что на сегодня с ней покончено: он прислонился к
каминной полке, а Тони, стоявший рядом, обнимал его за плечи; и
Холодный взгляд Тони, устремленный на нее, говорил о том, что он не для нее. Что-то кольнуло
тошнотворно сжалось у нее в сердце: надо было ревновать к молодому
поэту Тони, потому что он ревновал к ней. Пожелав ей спокойной ночи, Родди ответил
с леденящей душу притворно-формальной вежливостью, склонив голову, смеялся над ней.
Мартин благоговейными руками накинул ей на плечи плащ, и они
вышли.

Ночь была темной. Все цветущее на земле было скрыто, и
ароматы за границей, казалось, исходили от звезд, которые расцветали и
обильно громоздились на изогнутых дугах неба. Они вернулись к
калитке ее сада. Над ним поднималась слабая ломаная тень, там, где днем
сирень и лабурнум диким лабиринтом разливались по переулку. Но когда они
подошли к вишневому дереву, они увидели, что оно все еще слабо мерцает -
облако, призрак.

Джудит протянула руку, сорвала ломтик вишни и протянула его
Мартину.

‘ Я думаю, в этом весь секрет. Цветок вишни вырастает из
волшебных семян. Храни его и загадывай желания, и у тебя будет то, о чем ты мечтаешь
желание. Пожелай, Мартин.

Он схватил его, а вместе с ним и ее руку. Они ждали. Он держал спрей и
сжал ее руку, вздохнул и ничего не сказал. Их фигуры казались тенями
они едва вырисовывались на фоне светящегося дерева.

- Что ты собирался сказать? - прошептала она.

- Я... не знаю.

- Нет желаний?

- Слишком много.

Он был потерян, захвачен, околдован, потерянный.

‘ Что за ночь! Не правда ли, Мартин?

"Это сам дьявол".

‘Я чувствую себя ни капельки не похожим на себя, а ты? Есть какая-то странность
в... магии. Или это просто молодость, как ты думаешь?"

"Возможно".

‘Давай никогда не будем старыми. Ты смог бы это вынести?"

- Мне бы это не понравилось.

‘ Что ж, пожелай этого. Пожелай никогда не стареть.

Тишина.

‘ Нет, ’ сказал он наконец. Он все еще держал ее за руку и склонил голову,
покручивая вишенку. Его голос прозвучал хрипло: "Я хотел
кое-чего другого".

Она мягко отвела руку. Она должна быстро убежать от того, что бы там ни было
происходящее: не должно возникнуть эмоционального конфликта с Мартином и
запутать тропинку там, где все было приготовлено для одного человека.

‘ Не ходи туда, ’ взмолился Мартин. - А мы не можем пойти пешком?

- О, я должен... я должен войти.

- О, Джудит!

‘ Я должен, Мартин. Спасибо, что привез меня домой, мне пора лететь. Уже так
поздно... - в панике произнесла она.

- Когда я увижу тебя снова?

- Скоро... скоро.

Он потерял дар речи. Она тихо пожелала ему спокойной ночи и ушла, и
темнота поглотила его.

Направляясь к одиноко горевшему для нее свету в холле, она
с внезапным страхом подумала, что он умолял ее об уверенности точно так же, как
она безмолвно умоляла Родди каждый раз, когда он уходил от нее; и она умоляла
ответил ... о, конечно, не так, как ответил бы Родди?

"О, Родди, выйди из своего темного лабиринта и убеди меня!"

Она должна согреться воспоминаниями о первой части
вечера, не обращая внимания на легкий холодок тех нескольких последних минут. Что
говорили ей его глаза, когда он желал ей спокойной ночи? Несомненно, они
шептали: ‘Не обращай внимания. Мы знаем, что произошло между нами, мы знаем
что должно произойти. Хотя мы должны хранить наш секрет перед другими, мы этого не делаем
обманываем друг друга.

Да, это было оно.

Она бросилась бежать; и удивилась почему; и побежала так быстро, как только могла.

Открыв входную дверь, она остановилась в ужасе. Телефонный звонок
кричал, кричал, кричал.

Телеграмма для Джудит Эрл. Из Парижа.

‘Отец умер сегодня вечером. Приходи завтра. Мать".

Когда она повесила трубку, тишина огромной волной нахлынула и затопила
дом, его дом, как будто навсегда.

Он был по уши поглощен делом смерти, в то время как она, его дочь ...
Нет. Она не должна так думать; она должна просто думать о нем мертвым. Что
необычная вещь.... Когда она видела его в последний раз, выглядел ли он так,
как будто собирался умереть? Возникло сомнительное, нечеткое изображение
он - да - поднимался наверх, спать, рано, не позже десяти часов. Она
посмотрела на лестницу и увидела его почти наверху, поднимающегося, держась за
рука на перилах: так рано ложился спать, выглядя ... да ... немного
слабый; согнутая спина и медленный податливый шаг, немного трудоемкий
подъем по лестнице стареющего человека - да, хрупкого пожилого человека,
немного пугающе, немного трогательно видеть это неожиданно: ведь может
тогда молодость действительно уйдет? Он был молод, а состарился
возраст. Когда-нибудь и она ... она тоже ... да, на мгновение она подумала
это. И теперь он был мертв.

Она прокралась в библиотеку, включила весь свет и уставилась на
портрет молодого человека. Этот прекрасный юноша жил, состарился
и умер. У него родилась дочь, которая смотрела на него и думала
об этих вещах. Но холодные портреты людей держали их навеки связанными
в нереальности; они не могли умереть: они не жили.

Она опустилась в кресло, закрыв лицо руками, ища
воспоминание, которое заставило бы ее понять, что он жил и умер.

Она была очень маленькой, и он, очень добрый и благородный, водил ее послушать
игра "ребенок-гений". Ее волнение было слишком велико, чтобы его вынести: она тоже
станет гениальным ребенком; и когда зазвучала скрипка, это подействовало на нее так
сильно, что ее затошнило прямо там, где она сидела. Он был глубоко
разочарован в ней, его доброта и благородство сменились отвращением.

Ночью, каждую ночь в течение долгого времени, при включенном ночнике, он
сидел на ее кровати и тихо пел ей. Он спел "Дядю Тома Кобли".

“_All along out, along down, along lea_....”

О, навязчивое эхо, это одиночество! Снова и снова он пел
имена таинственной компании мужчин, но так тихо, что они ускользали
слоги смутно кружились вокруг нее и улетучивались прежде, чем она успевала их уловить.

Затем он спел о золотом яблоке.

“Эвоэ, эвоэ, чудесный путь"
Для покорения... покорения сердец людей...”

_Evoe, evoe_.... Звук вызвал острую боль, вопрос, волну сочности
печаль, которая продолжала причинять боль, сквозь дважды спетый шепот
шипящие, сразу после падения, затяжная мягкая пауза и падение
последние слова.

В конце он спел “Спокойной ночи, леди”. Когда он закончил, она сказала
“Снова”; и он пел это снова и снова, все тише, пока
наконец это не превратилось в жалобный вздох. Она лежала и слушала с закрытыми глазами
, плача от горя и восторга.

“Спокойной ночи, леди, мы собираемся вас покинуть”...

Это было так грустно, так грустно!

“_ Мы будем веселиться, веселиться, веселиться,
Мы будем весело плыть по глубокому-синему-морю._”

Она увидела неясную, раскачивающуюся, далеко растянувшуюся вереницу прекрасных дам во всем белом,
машущих на прощание на темном морском берегу. Огромный корабль скрылся за
волнами, унося все дальше и дальше гортанный хор
певцы. Длинная очередь покачнулась, тщетно протянувшись вперед. Их белые руки
мерцали. Она видела, как они тускнеют, увы! исчезать, пропадать из виду.

О, он знал, как пробудить в ребенке загадочность. Он вывернул звук
для нее наизнанку, создав музыку, о которой она и не мечтала, - и, кроме того, картины,
а также свет и краски. Казалось, он забывал о ней на несколько недель кряду,
но когда он вспоминал, какое богатство с лихвой компенсировало это
вошло в жизнь! Она планировала вырасти такой красивой и состоявшейся
чтобы он гордился ею и хотел, чтобы она всегда была с ним. Они должны были
путешествовали вместе, знаменитый отец и достойная дочь, и
они должны были обсуждать очень интеллектуальные темы, и она должна была
смотреть ему вслед, когда раздались шаги наверху, действительно
начал испытывать эту слабость.... Он должен был дожить до глубокой старости
и подняться наверх под руку с ней, лелеемый ею.

Больше никаких уроков греческого: больше не слышать, как он тихонько открывает дверь, чтобы послушать, как она играет, - (хотя он никогда не хвалил ее, какая это была похвала !) Больше никаких разговоров - время от времени, когда он вспоминал о ней, когда его
взгляды с интересом останавливались на ней - на книгах, картинах, музыке и
знаменитых людях, которых он знал. Никакого второго гордого визита в Кембридж с ним, никакого
наблюдения за тем, как он вздыхает, улыбается, мечтает из окна старого дома дона над Тринити
Грейт-Корт на солнце, после званого обеда. Трое пожилых
холостяков улыбнулись ей, смущенные ее присутствием, сомневающиеся в том, что касается
внимания, оказываемого молодой леди. Они были застенчивы с ней,
вежливы, осторожны и изящны в речах, вообще немного запылены, но
нежны, как их комнаты, как старый золотой свет, падающий снаружи на
древние здания. Она слушала их, наслаждаясь и играя
словами, цитируя греческий, спрашивая: “Ты помнишь?” Он казался таким
выдающимся, таким блестящим человеком, зрелым и спокойным, обладающим знаниями. И
потом он показал ей колледжи и задворки и пообещал
часто навещать ее, когда она подрастет. Он говорил о своей юности, и
на мгновение они дрогнули на грани разделяемых эмоций: больше никаких
об этом, никакой надежды на богатые события в Кембридже в будущем.

Больше не смотреть на его сосредоточенный и благородный профиль в свете лампы, сутулый
час за часом над своим сочинением, напротив бюста Гомера. Раз или
дважды он поднимал глаза и улыбался ей, как будто смутно радуясь тому, что
она с ним. Его стол был пуст навсегда. Это было трогательно; это
вызвало бы слезы, если бы на этом остановиться; это сделало его таким человечным.

Было ли больно умирать?

Теперь она в мгновение ока вспомнила вопрос:

- Папочка, умирать больно?

Много лет назад. Бабушка только что умерла. Когда он пришел пожелать ей спокойной ночи в постели
она спросила его об этом.

Он оставался молчаливым и задумчивым. Его молчание наполнило ее ужасом:
ее сердце бешено колотилось, и, покраснев и охваченная паникой, она уставилась на него. Он
собирался сказать ей что-то ужасное, он знал что-то настолько ужасное
о бабушке, о смерти и о том, как это больно, что он не может
говорить.... Он собирался умереть.... Она собиралась.... О Боже! O Jesus!

Наконец он вздохнул и сказал:

‘Нет, нет. Умирать совсем не больно".

Она, рыдая, бросилась в его объятия, и он молча обнял ее
и из его тихого, прижимающего плеча полилось утешение
и на нее.

Умирать совсем не больно, все в порядке, сказал он. Он
только что умер.

Она оглядела мрачную комнату. Ничего, кроме одиночества,
беспомощность, ужасающая тишина. Ей тоже было холодно, она дрожала.

Совсем недавно она жила по соседству. Теперь весь дом был бы
темен, закрыт для нее. Предположим, она прибежала бы к ним со своей
вестью, несомненно, они помогли бы, посоветовали, утешили: ведь они были ее
друзьями."Родди, Родди, папа умер".
Он стоял, обняв Тони за плечи, отстраненный,
равнодушно улыбаясь. Ему не нравилось горе, и Тони держал его подальше от
нее. Ее время было далеко и давным-давно.‘Джулиан, папа умер’.
Он склонился над ребенком; он поднял голову, прислушиваясь, но
ничего не ответил. У него было много своих горестей, и он боялся, что она
разбудит ребенка.

Но Мартину можно было сказать, Мартин слушал и утешал с большой и
невнятной нежностью. Он, должно быть, стоял под вишневым деревом,
ожидая, точно так же, как она оставила его. Она подбежала к окну.

В саду никого не было. Снаружи пробивался слабый свет - возможно, это была
маленькая восходящая луна или рассвет, - делавший вишневое дерево бледным и
прозрачным. Казалось, он плывет к ней, разрастаясь и вздымаясь в небо,
сияющее видение.

Тогда смерть, прекрасная смерть, лежала в основе очарования. Это было
ядро тайны и красоты. Завтра она бы этого не узнала, но
сегодня вечером никакое знание не было более верным. И тот, кого они должны были оплакивать, был ... через, через минуту она узнает, где он, - через минуту.Она высунулась из окна.Сейчас! Сейчас!
Но вишневое дерево было всего лишь маленькой цветущей вишней.
Перед ее напряженным взором оно скрылось вуалью и скрыло знак.