Семь писем или Уроки жизни и любви, письмо 6, ч. 3

Повесть о первой любви, из цикла ПИСЬМА, рабочий вариант.
Все герои вымышлены, все совпадения случайны.
Публикуется впервые!

 2. УРОКИ ЛЮБВИ

Письмо шестое, часть 2 - http://proza.ru/2024/01/23/690
***
ПИСЬМО ШЕСТОЕ, ЧАСТЬ 3

Комментарий Рассказчицы к письму шестому, части 3:
 
 Тогда я жила с двумя девочками в комнате. С той, с которой мы работали вместе и ее подругой. Им было  по двадцать лет, а мне-то всего шестнадцать! У них была своя насыщенная взрослая жизнь.
Я пришла и скорее легла в кровать, чтобы их не разбудить. Так и пролежала до утра, укрывшись одеялом с головой. Тихо и молча. Они не будили меня, зная, что я еще болею. Тихо собрались и ушли. А я встала и подошла к зеркалу. Досталось мне сполна. Если на теле все можно скрыть одеждой, то как скрыть лицо? С такими синяками, таким лицом как я выйду на занятия? Как вообще выйду на улицу? А как учеба? Как жить вообще? Как пережить такое предательство? В глаза всем смотреть? Кому я что докажу? Я одна, а их  трое было в комнате. Какой позор!
   До обеда я проплакала от отчаяния. Потом решила, что надо успеть покончить со всем раз и навсегда, пока девчонки не пришли с занятий. Я попробовала себя душить подушкой, но ничего не получалось. Тогда я сделала петлю их простыни, привязала ее к крюку лампы на потолке, отодвинув в сторону провод, поставила табурет и приготовилась. Только вот попрошу прощения у всех близких, да со своим любимым Всеволодом попрощаюсь.
 - Господи! - сказала я,  - прости меня, грешную. Все так противно, больно и позорно. Я не знаю, как со всем этим жить. На все твоя воля, Господи!
Я стояла у табурета и молилась, как это делала моя бабушка. Никогда не делала этого, не умела, а тут вспомнила ее слова и повторяла их, повторяла, мало понимая их значение, но именно их, слова, обращенные к Господу.
Еще немного и все закончится, весь позор уйдет со мной.
Но вдруг у меня куда-то  делось все отчаяние. Словно кто-то невидимый отвел меня от этого табурета и посадил на кровать. Мне вдруг стало намного легче и спокойнее. И я снова повторила свою молитву. Еще раз. И словно все куда-то отдалилось, стало таким неважным. Я вдруг подумала, что нельзя ни в коем случае так даже думать, не только что делать. И как мне такая глупость могла прийти в голову? Вот уж точно Бог услышал меня и помог мне в трудную минуту. Я просто сидела и думала о том, что есть, наверное, этот самый Бог на свете, пусть и не видимый, но есть! И я справлюсь со всем!
   
Сколько так прошло времени, я не знаю. Я пришла в себя окончательно, когда открылась дверь и в комнату вошла  Таня.
Она замерла на миг на пороге, потрясенная увиденным,  потом кинулась ко мне:
 - Ты что надумала??! Давай-ка, ложись. Я тебе сейчас чаю сделаю, ты согреешься, успокоишься и мы обо всем поговорим.
Таня суетилась, волновалась вокруг меня, говорила, что все решаемо и нельзя даже думать о глупостях. Она убрала табурет и сняла простынь, закинув ее за шкаф, с глаз долой. Села рядом со мной, гладила меня по голове, говорила, что все пройдет. Я не плакала, я просто спрашивала:
 - Таня, но как жить теперь с этим?
 - Да расскажи ты толком, если можешь, что с тобой сделали? Кто? Тебя что, изнасиловали?.. Кто?
   Я рассказала ей, как все было. Тогда Таня сказала, чтобы я успокоилась — все это ерунда. Побои и синяки заживут, а все остальное можно и нужно забыть, как страшный сон.
 - А хочешь, давай напишем заявление в милицию! Сходим  в наш роддом, врач осмотрит, подадим в суд! Это нельзя оставлять безнаказанным! - теперь Таня уже разгорячилась не на шутку, а я испугалась, что все узнают про мой  позор.
 - Ну,посмотрим, спи пока. Сон лечит. А я подумаю, что делать. Наташа придет, посоветуемся. Но тебя никто не обидит ни словом, ни взглядом. Я тебе обещаю!
  Я уснула и проспала до следующего утра.

Потом пришла наша классная и беседу со мной вела, мол, что и как? Как докажешь? Позор училищу не нужен. Все с работы полетят — ты этого хочешь? А его мы и так накажем!
   Классная была столь обходительна со мной, что даже не верилось. Она меня итак  не долюбливала, а  их дружба семьями со старшими  и вовсе  добавила ей неприязни ко мне. Потому  я ей и не верила — не могла она хорошо ко мне относиться, притворялась, боясь скандала.
Все выспрашивала,  не вру ли я ей? Если я говорю правду, то она даст мне время побыть дома, пока все не придет в норму, а за пропуски не стоит переживать, она все устроит так, что вопросов не будет. Как синяки сойдут — сводит к своему врачу на осмотр, а там и решим, что делать дальше. Я согласилась, лишь бы меня скорее оставили в покое.
   
Таня и Наташа были мне, как сестры.  Жалели, сочувствовали и защищали. Никого не пускали ко мне. Даже ведро за шкаф ставили на ночь, чтобы я не ходила больше на мужскую половину в туалет. Вскоре волшебным образом заработал туалет на женской половине. Как сказала  Таня, никто не хотел лишнего шума, вот сразу и починили все, изыскали возможности и средства. Засуетились все, как мыши забегали.
    Закончилось все тем, что классная сводила меня к врачу, получила официальную справку о моей непорочности и сказала:
 - Теперь все сплетники замолчат. Честь твоя сохранена. А его вроде как и не за что привлекать уже, побои ты же не снимала... Но если ты скажешь — мы его отчислим. И живи спокойно дальше, учись. Забудь все, словно ничего и не было. Ерунда все. В жизни бывает значительно хуже. Это не трагедия и не о чем больше говорить и помнить.
   Девочкам Тане и Наташе я благодарна, всю жизнь помню их заботу и участие. Они много со мной разговаривали, многое объясняли, чего я не могла еще знать. Они научили меня, что надо уметь держать удар и идти вперед с гордо поднятой головой, тогда все заткнуться, видя, что ты не сломлена и уверена в себе. Да и судьи кто? - так сказали они мне. Я  к тому времени многое передумала и успокоилась по мере моих сил. Жить надо было дальше. Жить и учиться.


  Герман, конечно, приходил не однажды, пытался просить прощения, но я его не хотела видеть. Ирма тоже просила за него, чтобы я не заводила уголовного дела, не ломала ему судьбу. Ирма рассказала, что Германа тогда сильно напоили специально, чтобы у них с Томкой все получилось, чтобы он стал ее мужчиной, но он ее отверг, все о тебе говорил. Тогда они ему наговорили обо мне всякого, подзадорили, что я ему не по зубам. Поспорили, одним словом. Повели его спать, думали с Томкой уложить, а он ее оттолкнул и вышел, а тут ты идешь — ну, и дальше, как получилось. Переклинило его, видимо, спьяну. Он ведь вообще не пьет, а после этого банкета с отравлением еще провалялся — видно, подмешали они ему что-то, Томкиных рук дело. Еле откачали, беднягу, такое было отравление. Да и переживал сильно, мол, как бес попутал. Стыдно ему. Готов жениться на тебе хоть сейчас, но ты не хочешь его видеть. Прощения просили все.
Герман все цветы носил и говорил, что готов хоть в тюрьму, только бы я его простила и была с ним.
 - Бог простит! -   сказала я ему, - а в тюрьму я никогда никому не пожелаю. И тебе не желаю зла. Женись на своей невесте и будь счастлив.
 
Дружба наша распалась окончательно, ведь случившееся всегда бы стояло между нами. Но при встрече делали вид, что ничего не было — каждый сделал свои выводы и получил свои уроки жизни и любви. Я ходила с гордо поднятой головой и никто больше не пытался строить мне никаких козней. Угомонились мои сокурсницы, не получив наказания, но получив удовлетворение своим грязным амбициям. Каждому свое.
 Мое отношение к людям изменилось не в лучшую сторону. Особенно — к мужчинам. Я поняла, что никому их них нельзя доверять никогда. Не может быть никакой дружбы между женщиной и мужчиной. Никакой! Вся так называемая дружба — до поры, до времени. Что бы кто ни говорил, а на уме совсем другое. Но рядом с каждой женщиной должен быть свой любимый мужчина — который ее защитит и не обидит
   Но это  не Герман. Забегая вперед, скажу, что ранней весной  Герман уйдет в армию. Мне он сказал, что так будет лучше для всех, потому что ему очень мучительно видеть меня ежедневно и знать, что ничего нельзя исправить. Тогда я его выслушала, за что он был благодарен.
 
Порой, думая о случившемся, я допускала мысль о том, что не случись этой мерзкой истории — может, наша дружба с Германом могла бы перерасти в нечто большее. Он внешне был очень похож на мужчину моей мечты, на Всеволода. Только тогда я и мысли не допускала — у него есть невеста, а я друг и все. Если бы тогда я могла понимать больше, чем могла, то я бы узнала, что невеста была выдуманная — он ее придумал, чтобы быть поближе ко мне. Ведь он знал, что у меня есть любимый мужчина и я на других не смотрю. Поэтому пошел на свои мужские хитрости, а я верила, что он друг. Когда узнал, что я ездила на встречу к Всеволоду — тут и сломался совсем. Не мог больше притворяться, скрывать свое истинное ко мне отношение, его мучила ревность и ярость. А тут советчицы — мол, мужик ты или нет? Алкоголь и совсем помутил разум и волю. Так вот чуть не сломал всем жизнь. Решение уйти в армию — самое верное. Так он решил. Там хорошая школа жизни. А я, может, все же прощу его, забуду все и мы помиримся.
 
Меня утешала только одна мысль — что он все же не законченная сволочь, а лишь оступившийся человек. Да и что я сама не наделала глупостей — не сломала никому жизнь. Рано или поздно, а с девичьей честью придется расстаться, а вот совесть не стоит терять никогда. Может, другие бы и написали заявление в милицию, наказали бы обидчиков, но я решила по-другому и не сожалела об этом. Кто-то меня осуждал, но я хоть и жила долго с горечью, болью и тяжелыми воспоминаниями, но зато совесть моя была чиста — Бог всем судья, не мне судить людей за их поступки. В справедливость я не верила никогда, все относительно. Осталось лишь легкое сожаление, что если бы не этот случай, то может у нас и случились бы отношения — Всеволод ведь был женат и будущее наше было очень призрачным. Что теперь гадать? Выдумывать разное. Не суждено, значит, было быть чему-нибудь серьезному между мной и Германом. Не судьба.

2024 г.
Продолжение следует.