13. Жизнь продолжается...

Последние четыре года своей жизни, в возрасте 86-90 лет, папа писал воспоминания о войне и о жизни до войны и после. Эти четыре томика его тетрадей - как семейная реликвия, как компас, по которому мы просто обязаны идти по жизни! В этих книгах, его дневниках, его письмах и заметках - собрана вся боль белорусского народа, его слава и его гордость за каждого погибшего и выжившего в этом горниле войны. Кажется, что о войне всё было сказано, но, читая воспоминания ветеранов, всё более приходишь к мысли, что  у каждого солдата, офицера, их матерей, жён, детей    была своя личная война, своя боль и своя беда.
  Возможно, папины воспоминания написаны не совсем художественным языком, ведь он не литератор, а историк, но я не захотела ничего менять, пусть будет так...

Глава 13.

После освобождения района семья ещё некоторое время оставалась неполной - отец вернулся в Старину только когда уехали из неё немцы. На время семья пополнилась.  Немцев же из Старины ещё за неделю до прихода Красной Армии вывезли наши лошади, в том числе и наш Голуб. Он их вывозил в Кубличи из Великих Долец ещё в 1942 году. Он их повёз и сейчас, наверное, уже навсегда. Правда и сам не вернулся, т.к. немцы сами управляли лошадьми и не могли вернуть их хозяевам, да и никто не обещал это сделать.
 Вскоре отец Кирилл Терентьевич Подворный стал красноармейцем 1-го Прибалтийского фронта. Служил пулемётчиком ручного пулемёта. Был три раза ранен. Вернулся домой в 1946 году из команды выздоравливающих из госпиталя в Нижнем Тагиле за Уралом. За уничтожение крупного немецкого офицера и за доставленные в штаб ценных документов, которые находились у этого офицера, награждён орденом Красной Звезды. Орден он  получил в 1958 году в Ушачском военкомате.                Вскорости после освобождения района мать, по запросу Гриши, получила из архива  справку, о том, что Михаил Кириллович Подворный и Виктор Кириллович Подворный погибли в боях с немецко-фашистскими захватчиками. Михаил - в Вилейской области, Виктор - во время прорыва блокады в Ушачском районе. Такие вот нерадостные сообщения были получены матерью.                И снова мать и Гриша остаются вдвоём. Жизнь продолжается. Только уже в колхозе.            Осенью 1 сентября 1944 года Григорий пошёл сразу в 3-й класс Великодолецкой семилетней школы.                Обо мне им ничего не известно. Беларусь освобождена, война идёт на территории Польши и обо мне родителям ничего не было известно. Только  после окончания войны в июле 1945 года родители получили моё уже третье написанное мною письмо из чехословацкой Праги.

Дополнение (возможно повторюсь)...

 Кирилл Терентьевич Подворный демобилизован в 1946 году из выздоравливающей команды военного госпиталя города Нижний Тагил. Дома жена и сын Григорий живут в бане. Это еще ничего, жить можно. Правда баня дымная, печь каменная без дымохода. Когда огонь в печи, дверь бани открыта, потому что эта дверь выполняет еще и функцию дымохода. Отец занялся, в первую очередь, перекладкой печи в "жилой бане". Собрал кирпичи на месте сгоревшего дома, сделал небольшую печку в бане, вывел трубу. Жить стало лучше. Пошёл в правление колхоза для устройства на работу. Ему предложили заведовать животноводством. Он согласился. Правда животноводства как такового в колхозе еще не было.  Всего несколько коров, несколько лошадей монгольской породы, доставленных из Монголии. Надо закупать скот. В районе все колхозы в таком положении. А скот надо закупать в Западных районах Белоруссии. Кое-что поступает из Германии в счет репараций.
Репарации - это(из дипломатического словаря)-возмещение побеждённым государством, по вине которого возникла война, убытков, понесённых государством-победителем. Репарации впервые были нормированы в Версальском мирном договоре 1919г.
Во время второй мировой войны в 1945 на Крымской конференции было признано справедливым  обязать Германию возместить путём натуральных поставок в максимально возможной мере ущерб, причинённый ею союзным странам. Тогда же были установлены и формы репарации с Германии.

Так за 4 года в колхозе появилась своя колхозная ферма крупного рогатого скота. Это был в основном молодняк. Закупали в основном телят и нетелей (годовалых тёлок). Мужчины, вернувшиеся с войны, занимаются строительством. Ведь деревня сожжена еще в 1943 году. Семьи живут в землянках, банях, оставшихся на отшибе от хозяйственных построек и домов, которые сгорели. Бани остались, не погорели, ибо до войны,  по пожарным  требованиям, бани строили на отшибе, т.е. где-то в конце огородов. Конечно, не каждый двор имел свою баню. Это было до войны большой роскошью иметь свою баню. Поэтому люди в складчину строили бани обычно на 3-4 двора. И они, в основном, уцелели, не погорели. Из более чем 130 домов, которые были в деревне до Великой Отечественной войны, осталось всего 7-9 домов. В этих домах жили счастливцы - хозяева этих домов и их родственники. Основная масса жителей деревни жили в землянках. Колхозные постройки: коровник на 200 голов, свинарник, телятник, колхозный двор - амбары - зерновые до молотьбы хранились в специальных для этого постройках, колхозная контора, клуб - всё это сгорело. Так что всё надо было строить. А строителей мало. Война забрала много мужиков. Тракторов в колхозе нет. Есть с десяток лошадей. Надо пахать землю, возить лес на строительство. Чтобы посеять зерно, его надо еще доставить из Полоцка. Женщины и подростки - мальчишки 14-16 лет шли в Полоцк, там им выдавали зерно. Они грузили в мешочки (типа солдатского заплечного вещмешка) и несли пешком в Старину за 60 км из Полоцка. А запахать это зерно в землю нечем. Несколько колхозных коров, которые уже появились в хозяйстве, запрягли в плуг и  взорали землю. Потом сеяли  зерно, а женщины впрягались в борону и запахивали посеянное зерно. Под некоторые культуры, и в первую очередь под картофель, женщины впрягались в плуг и сажали картошку. Этот тяжелый труд вынесли на своих руках, плечах наши сельские труженицы. Матери детей своих оставляли на попечении чуть старших дочерей, впрягались в плуг, борону и, вспахивая колхозную землю, засевали ее. Вручную сажали зерновые, вручную обмолачивали так называемыми цепями. И всё это зерно шло в госпоставки. На трудодни выдавали отходы и то по 200г на трудодень.
 Отец, Кирилл Терентьевич, строил коровник с подручными 15-16-летними мальчишками, которые учились в школе, а после уроков приходили к нему на стройку. Эти строения только назывались коровниками. Это были небольшие крестьянские хлева на 5-10 голов скота.  А после работы он строил свой дом. В его хозяйстве чудом сохранился, не сгорел сруб дома, который он срубил еще перед войной. Стоял он за огородом около ручья. Поэтому во время пожара, когда горела вся деревня в 1943 году, этот сруб сохранился. Отец с сыном Гришей заготовил в болоте мох, привез его на самодельной коляске домой из болота и сложили сруб. Постепенно начал его достраивать. К 1949 году дом уже стоял. Без пола, с двумя окнами во входной комнате ( как ее называли - тристене). Потолок сделал из жердей  - наслал их по балкам и сверху утеплил мхом (влажным), а  эту подстилку осенью засыпал опавшими листьями. Сложил печь русскую с дымоходом. Кирпич сделал сам.  В деревнях с древних времен крестьяне всегда для кладки печей делали кирпичи сами. Так к 1949 году, когда я приехал в отпуск из своей дивизии, которая стояла в группе Центральной группы войск в Австрии, они уже жили в доме. Я помог им деньгами и уже в 1950 году семья жила в нормальном, по тем годам, доме.
 К сведению: кирпичи для строительства печей в деревнях делали сами. Наносили глины поближе к дому, потом эту глину поливали водой и перелопачивали её, отбрасывая камешки, попадавшие под лопату. Потом эту глину месили босыми ногами до нужной густоты, добавляя периодически песок. Потом из неё, в специально сделанной досчатой форме на две кирпичины, делали кирпичи, укладывали их рядами на солнечном месте для сушки, укрывая от дождя соломенными покрывалами (матами). После сушки получался кирпич "сырец". Вот из этого сырца и делали печи, выводили трубу до верха крыши. А наверх на крыше нужен был обожжённый кирпич. Его покупали на кирпичном заводе. Такой завод был в Ушачах.
   С освобождением  Ушачского района от немецко-фашистской оккупации изменилась и жизнь Гриши. Во-первых, больше над их семейным очагом (баней) и её жителями  не висит страшная угроза, а именно - расположенное выше бани,на месте сгоревшего сарая,пулемётное гнездо и орудийный расчёт фашистов, а немного левее и их жилища. Это не жизнь, а мучения всё время находиться под вражеским прицелом. Теперь этой опасности уже не существовало. Григорий, как свободный хозяин стал, кроме повседневных забот по уходу за огородом, стремился расширить свое хозяйство. Он осенью 1944 года на территории огорода высаживает дички яблони и груши, которые приносил из зарослей кустарников. Потом, идя со школы в Великих Дольцах, заходил в соседние деревни, которые не были сожжены фашистами. Там сохранились плодовые деревья. Он просил хозяев разрешить ему отрезать веточки этих деревьев для прививки на своих дичках яблонь и груш. Дома  прививал эти подвои. Так она завёл собственный сад. Конечно, настоящим садом его ещё называть рано. Но он верил, что придёт время и его сад будет плодоносить. Кроме сада он завёл ферму кроликов, купив на рынке пару крольчат. Для этих кроликов построил крольчатник: выкопал в земле неглубокий котлован, огородил его стенками из хвороста и сделал соломенную крышу. Так, до возвращения из армии отца, Григорий имел уже будущий сад и действующую кролеферму.
 Весной 1945 года, когда наши войска добивали фашистов на их собственной территории, Гриша выкопал в кустарниках за деревней дубок, принес его домой и  посадил в огороде, рядом с тем местом,где стоял раньше дом. А матери пояснил, что этот дубок будет расти в честь победы над вражеской армией.Кстати,этот дубок вырос в могучее дубовое дерево. На усадьбе Кирилла Терентьевича, где еще стоит пустующий дом, возвышается могучий дуб.
  С возвращением с войны отца, Григорию стало значительно легче. Должность хозяина дома, которую он тянул с 1943 года, т.е. с десятилетнего возраста, он сдал законному хозяину - отцу Кирилле Терентьевичу. Хотя и отец ещё чувствовал себя неважно, но он сразу включился в работу в колхозе и в собственном хозяйстве, в том числе и в строительстве дома. В колхозе ведал животноводством, участвовал в строительстве фермы, других хозяйственных объектов. На пенсию вышел только в 70-летнем возрасте. Жена его (Марфа Дмитриевна) всю свою жизнь отработала в колхозе: была работницей животноводческой фермы, работала на полевых работах,  сразу после войны запрягалась в плуг для подготовки почвы под посев зерновых и картофеля, носила пешим ходом семенное зерно из г.Полоцка. Умерла в 1977 году в возрасте 80 лет. Вырастила четырёх сыновей, двое из них погибли в боях против немецко-фашистских захватчиков.
   С 1977 года Кирилл Терентьевич остался один в собственноручно построенном доме. Как каждый крестьянин имел хозяйство: огород, корову, кабана, птицу. Мы, дети его Иван и Григорий, в это время имели свои семьи и жили один - в Ушачи, другой - в Минске. Мы оба предлагали ему оставить свой дом, ликвидировать своё хозяйство и переезжать на жительство к любому из нас - в Ушачи или в Минск. В своем 80-летнем возрасте он чувствовал себя еще не плохо, на здоровье не жаловался. На наши предложения переезжать на жительство к нам,  обычно отвечал: "А что я там буду делать? В твоем доме, Иван,я буду сидеть и в окно смотреть со второго этажа. А в Минске еще выше - с четвертого или пятого этажа государственного дома." Короче,не соглашался на такую жизнь человек, всё время живший в деревне в труде и заботах. Тогда мы ему предложили жениться. Прошло некоторое время и всё же мы его женили. Привезли ему жену из соседней деревни Есеновики. Женщину, которая жила одна. Муж её умер, сын с семьёй жил в Москве. Так Кирилл Терентьевич остался жить в родной Старине, занимался огородом, животными, т.е. обычной, привычной крестьянской жизнью. Дожил до 96 лет. Когда не смог больше работать по хозяйству, стал болеть, переехал ко мне в д. Липовец, где я уже построил себе дом и жил пенсионной жизнью. Так в возрасте 96 лет ушёл из жизни глава нашего рода Кирилл Терентьевич Подворный, крестьянин, солдат - участник трех войн: первой мировой, гражданской и Великой Отечественной.  Похоронен на Великодолецком кладбище, где покоится вся его родня - жена Марфа Дмитриевна, его отец и мать - Терентий Петрович и Домна Петровна, родной его брат Владимир. Остальные его братья Томаш(Фома), Илья погибли на войне, Сергей - репрессированный в сталинских годах и могила его неизвестно где, как и могилы двух детей Кириллы Терентьевича, погибших в боях с фашистами. Имя молодого 17-летнего партизана Виктора Кирилловича увековечено на плитах мемориального комплекса "Прорыв" в нашем Ушачском районе. Михаил Кириллович погиб в 1943 году в Вилейском районе в партизанской бригаде им.Гастелло, похоронен в д.Комаришки.