СНЕГ

   
    Конец января. Пять пополудни. Световой день прибавился на целый час с лишним. Я гуляю возле дома по расчищенной площадке, уложенной красной глиняной плиткой, похожей на торцовую мостовую. А рядом сугроб, большая громада, созданная лопатой трудолюбивого дворника. За сугробом белая ровная, никем не тронутая полость. Глазу не на чем остановиться. Зато сугроб с комочками снега похож на горную страну с пиками, сопками, зубчатыми вершинами. Гималаи, Кавказская гряда, Урал, Альпы, любая горная цепь из всех, что  существуют на земле. Снег как снег. Мы так привыкли к нему, что не видим ничего особенного. А, между тем, вот так, накиданные без разбора кубики, овальные кристаллы разной величины наводят на мысль о лунном,  марсианском или любом другом инопланетном ландшафте. Снег сам по себе – чудо. Откуда он взялся, белый, чистый, плотный, нарядный, как свадебный  наряд невесты? Такое же чудо, наверное, - песчаные барханы пустыни, потревоженные копытами длинноногих верблюдов.
    Но мы на севере. Дыхание зимы даёт себя знать. Морозец небольшой, но всё же – не лето.
    Наши соседи по планете, те же европейцы, не говоря уже о жителях стран полуденных, представляют Россию страной вечного холода, где по улицам городов, заглядывая в окна, бродят медведи, а бородатые мужики  в полушубках хлещут водку на морозе. Странно это в наш просвещённый век! Почему-то никто из них не скажет того же о Швеции, Финляндии, Норвегии, северной Канаде. Мифы устойчивы и удобны, а невежество лениво и  самодовольно. Север вообще богаче и разнообразнее иссушающего юга. У нас четыре времени года. Сказочная зима с её пушистыми снегами и морозами, хрустальными и алмазными дворцами, сверкающим полотном полей и волшебными узорами лесных ветвей, Дед Мороз и Снегурочка, Крещение с водосвятием, Святочными гуляниями, весна, подобная юной деве во всей прелести расцвета, лето красное с плодами и усладами, роскошная осень во всём богатстве красок. Благословенна наша Земля!
    Однако всё хорошо в меру. Подкравшийся сбоку ветер щиплет нос, студит дыхание. Надо успеть записать всё то, что пришло в голову, пока я гуляю по расчищенной площадке из красных плиток. Память текуча, как вода в реке. Несколько мгновений – и той картинки в стройном порядке слов, которая мелькнула  в воображения, уже не будет. Выстроившаяся в уме партитура  бледнеет, расплывается. Если я не успею её записать, она пропадёт совсем. «Что за беда, - сказал мне встретившийся на пути один мой знакомый, - запишите потом». Увы, друг мой. Мелькнувшее мгновение не удержишь, не повторишь. Даже в застывшем снеге есть своё движение. В речи художника важен строй, минутное настроение, музыка слов, правильно расставленные знаки в нотной тетради.
    Стоял и стоял бы так ещё долго, но почтовые колокольчики, слышные  только мне, звонят всё настойчивее. Сугробу всё равно, а тонкая сеть слов может дать течь – и знаки, подобно рыбьему табуну, ускользнут в образовавшуюся полынью. Надо успеть занести их на белое полотно.