Однажды вечером

    Рабочий день подходил к концу. За окном темнело. В сумеречном свете уличных фонарей медленно кружились снежные хлопья.
    - Вот, наконец-то, и выпал снег! – тонким, серебристым голосом произнесла Анна Павловна, стоя на пороге кабинета и обращаясь к англичанке. Англичанка, или учительница английского, Татьяна Петровна Прячина, собираясь, обернулась на голос коллеги.
    Анна Павловна, или Анечка, как мысленно называла её Татьяна Петровна, была полноватой, круглолицей шатенкой лет 25-27, с доброжелательным взглядом круглых глаз цвета молочного шоколада. Волосы у Анечки были собраны сзади в длинный хвост. Сейчас, правда, их скрывала зимняя белая шапка, подчёркивающая шоколадную теплоту Анечкиных широко раскрытых глаз.
Анечка стояла уже одетая. И улыбалась.
   - Пойдёмте домой, - запросто позвала она Татьяну Петровну.
  У Татьяны Петровны радостно ёкнуло внутри: давно уже никто её так запросто, по-свойски не звал пойти домой вместе. На прежней работе ещё бывало. Но как только она оттуда ушла, коллега, с которой они вместе после работы ходили до остановки и которую Татьяна Петровна уже начала даже считать подругой, почти сразу о ней позабыла: звонила всё реже, а под конец уже и не отвечала на звонки. Ну что ж, так, наверное, и должно было закончиться. Человек нужен другому человеку, только пока он ему чем-то полезен. Чтобы скоротать время до остановки, например. А потом, если нет духовного родства, связи на расстоянии слабнут и окончательно рвутся. Всё закономерно. Татьяна Петровна отнеслась к очередному разрыву спокойно и философски: за свои сорок семь лет она их пережила столько! И это научило её встречать новое разочарование с такой железобетонной стойкостью, которая сродни покойницкому смирению.
   А тут Анечкино незамысловато-детское «Пойдёмте домой» словно воскресило в ней то счастливое, давно забытое, детски-радостное чувство, охватывающее всякий раз, когда подружки звали играть вместе. И вот ты уже не одна, скромно стоишь в сторонке и стесняешься подойти, попроситься в игру, а часть этой игры, общего веселья. Бегаешь, смеёшься вместе со всеми. И всё более чувствуешь себя человеком.
   Вот и сейчас Анечка, такая уютная и ласково-круглая в своей зимней белой курточке, словно позвала её в свою игру. Игру под названием «дружба».
У Анечки вроде бы и характер был такой же округлый, как она сама: без острых углов, без резкостей. Мягкий и доброжелательный. Гармонично-цельный. В их школе она работала первый год. Вела математику, чем вызывала ещё большее уважение Татьяны Петровны, в детстве боявшейся математики как огня.
   Кабинеты математики и английского находились рядом, на одном этаже, поэтому на переменах Татьяна Петровна и Анечка нередко вместе стояли в рекреации и общались, заодно присматривая за учениками.
   Первой на сближение пошла Анечка, вернее, тогда ещё Анна Павловна, при первом же общении разрешившая называть себя просто Аней. Со скучающим видом она заглянула однажды в перемену к Татьяне Петровне, как бы вызывая её взглядом. Кажется, именно тогда у Татьяны Петровны впервые радостно ёкнуло внутри. Но это было как-то еле ощутимо, несмело. Душа словно боялась воскресать от своего могильно-философского равнодушия. Боялась поверить в свою пусть временную, но нужность.
   - Не знаю просто, что мне делать с 6 «В»! – с грустной улыбкой пожаловалась Анечка в первом же разговоре Татьяне Петровне. – Они хорошие, но такие шумные…
   Татьяна Петровна тоже, несмотря на весь свой педагогический опыт, не особо знала, что ей делать с 6 «В», который после Анечки приходил к ней на английский. Они обе вели в 6-х классах, и обеим было тяжело с шумными, гиперактивными детьми. Обеим не особенно нравилась работа в школе, потому что обе не умели и не любили давить, держать дисциплину.
   - Всё больше прихожу к выводу, что это всё – не моё! – признавалась на переменах Анечка. И Татьяне Петровне было приятно её слушать, потому что слова Анечки отзывались в самой Татьяне Петровне, словно эхо её давних мыслей. 
Анечка мечтала уйти из школы и заняться домашним хозяйством. Говорила, что муж её в этом поддерживает. Очень хотела своих детей. И в то же время ей было немного жаль оставлять свои шумные, но хорошие шестые классы. Она подумывала остаться ещё на год: довести их до восьмого, а там уже будут вести другие учителя – старшей ступени.
    Всем этим она делилась с Татьяной Петровной так доверительно, словно знала её многие годы. Простосердечная открытость и дружелюбие Анечки глубоко тронули Татьяну Петровну и вызвали ответную откровенность.
    Ей тоже было несладко в школе. Она даже не совсем была уверена, что вообще здесь на своем месте. Но работу бросать не собиралась, потому что за свои сорок семь лет усвоила одну нехитрую истину: рассчитывать в этой жизни, кроме себя, не на кого. У неё, как и у Анечки, тоже был муж, но он периодически менял работы и денег давал мало. И вообще с годами между ними выросла отчуждённость – дитя многолетней привычки. Сын-студент жил своими интересами. Иногда Татьяне Петровне казалось, что вот умрёт она, а никто из близких и не заметит даже. А заметив, отреагируют с раздражением, как на что-то досадное, внезапно нарушившее спокойное течение их жизни.
    Обе ждали зимы, снега. Обеим надоел слякотный серый ноябрь. Хотелось белого праздника! А там и до Нового года недалеко, до Рождества.
И вот наконец-то сегодня он выпал, долгожданный снег. И продолжал щедро падать, точно стремясь компенсировать своё долгое отсутствие, заметая осеннюю серость и слякотность.
    Татьяна Петровна, глядя вверх на кружащиеся снежинки, не смогла сдержать восторга:
    - Как красиво!
    - Ага! – восхищённо подтвердила Анечка.
   «Как это здорово, - невольно подумала Татьяна Петровна, - вот так вот идти среди всей этой красоты, вместе с человеком, который думает и чувствует так же, как ты! И вы нужны друг другу, потому что вы похожи, потому что спасаете друг друга от одиночества! Как это классно, потому что осмысленно! Потому что похоже на чудо!.. Настоящее чудо!..»
   «Интересно, получится ли у нас подружиться?» - подумалось ей в следующий миг.
Выйдя за территорию школьного двора, они не спеша перешли дорогу и направились в сторону остановки. Татьяну Петровну охватило вдруг ощущение дежа вю – уже виденного. Что ж, наверное, есть смысл и в повторении. Ведь повторяется не только плохое, но и хорошее. Вот как сейчас.
    Подходя к остановке, Татьяна Петровна сказала Анечке, что ей нужно ещё зайти в магазин через дорогу, и собралась было прощаться.
   - Да? – серебристо переспросила Анечка. – Ну тогда я тоже зайду. С вами.
    И снова у Татьяны Петровны радостно ёкнуло: с ней вместе хотят зайти в магазин! С ней словно не хотят расставаться!.. Ещё несколько мгновений неодиночества!.. Эта Анечка – просто прелесть!.. Какая она щедрая!.. На дружбу… И это уже выходило за рамки привычного повторения. Выходило за рамки остановки.
Магазин оказался небольшим супермаркетом с металлической коровой у входа. Эту сеть маркетов Татьяна Петровна шутя называла «коровьими магазинами». Сказала об этом Анечке. Обе весело посмеялись.
    Купив всё необходимое, обе направились к остановке. Пока ждали автобус, Анечка рассказывала Татьяне Петровне о том, что ей очень нравятся двухэтажные коттеджи, и она мечтает, что со временем они с мужем, подкопив достаточно денег, смогут приобрести такой же, как она видела в инстаграмме на фото, выложенных одной женщиной.
   - Она – мой идеал! Сейчас я вам покажу, какой она создала дизайн…
Пока Анечка искала в сумке телефон, подошёл автобус.
   - Ой… извините, Анна Пална, мой!.. – заторопилась Татьяна Петровна.
Анечка, взглянув на номер, прощебетала:
   - Мне тоже подходит! Я с вами.
   Радостный ёк. Вот это да!.. Да сегодняшний вечер – просто подарок!..
Татьяна Петровна с готовностью уступила Анечке войти первой. Повезло даже сесть вместе. Пока ехали, рассматривали фотографии коттеджа в инстаграмме. Татьяне Петровне было не очень интересно, но она боялась обидеть Анечку и терпеливо слушала с приклеенно-вежливой улыбкой.
   Изливая свои восторги, Анечка проявила наконец математическую часть своей личности: параллельно с описаниями дизайна из неё так и сыпались цифры денежных сумм – сколько может стоить то, а сколько это. Татьяна Петровна не любила цифры. Они нагоняли на неё скуку и желание спать. Но она, как болванчик, продолжала кивать в такт Анечкиным словам. Отчего ей ещё больше захотелось спать.
Вдруг автобус притормозил, дверцы раскрылись. Татьяна Петровна взбодрилась.
   - Разве это не ваша остановка? – спросила она Анечку.
Та помотала головой:
   - Нет. Я с вами проеду.
   - А-а-а… - наигранно-бодро произнесла Татьяна Петровна, растягивая губы в улыбке. Почему-то вдруг, ни к селу, ни к городу, ей вспомнился недавний ночной кошмар. Снилось ей, что она путешествует на каком-то корабле. Корабль терпит крушение, все тонут, кроме неё. А она пытается плыть. Куда – неизвестно. Вокруг ни души. И вот вдалеке замаячил как будто островок. Ничего так себе островок – зелёный, манящий. Единственный кусочек суши посреди безмолвного, холодного океана. Она удваивает усилия и плывёт к этому островку. Вот уже почти подплыла, скоро ноги нащупают дно. Но тут ей в голову приходит, что остров этот дикий, и там могут водиться какие-нибудь хищники. Может быть, крокодилы. Сомневаясь, она прекращает движение, начинает барахтаться, хватает ртом воду, идёт ко дну и… просыпается.
     Резкий толчок. Автобус остановился, дверцы раскрылись. Татьяна Петровна узнала свою остановку и поднялась. Анечка вышла вместе с ней.
     - А… - растерянно начала было Татьяна Петровна.
     - Можно мне к вам? – умоляюще заглянула ей в глаза Анечка.
     - Ко мне?!
     - Да… Я не надолго… Чуть-чуть… Посижу немного и уйду… Мне очень, очень нужно!.. Я не могу сейчас домой!..
     В глазах Анечки была уже не просто мольба: там заметался страх, переходящий в непередаваемый ужас. Её глаза цвета молочного шоколада округлились до невозможного, а голос понизился до боязливого шёпота. На последних словах она затравленно оглянулась, будто её могли услышать. Татьяна Петровна впервые увидела Анечку – всегда такую уравновешенную и доброжелательную – в состоянии жуткой паники и словно не в себе.
     Анечкино состояние передалось и Татьяне Петровне. Она поспешно пробормотала:
     - Ну… да, да, конечно… хорошо… пойдёмте…
И повела Анечку к себе, испытывая по дороге смешанные чувства. С одной стороны, ей очень хотелось помочь Анечке: та была действительно не на шутку испугана. Интересно бы узнать, чем! Боится идти домой? Почему? Ведь там же, вроде, муж, который её во всём поддерживает?..   
     Но, в то же время, Татьяну Петровну одолевало мрачное беспокойство: как её собственный муж с его непростым характером отреагирует на эту ситуацию? Одолевало и портило её благое намерение помочь Анечке. Или хотя бы вывести её из состояния страха.
     «Ну, ничего! Ведь она не надолго… Сама сказала: посидит немного, успокоится и уйдёт!.. Уговорю его потерпеть какое-то время…» - утешала она себя, словно уговаривая это своё беспокойство отойти в сторону и не мешать ей испытывать гордость за собственное благородство.
    - Спасибо вам! – Анечкины глаза засветились благодарностью. – Вы такая добрая, Татьяна Петровна!..
   Татьяна Петровна принуждённо улыбнулась в ответ, чувствуя, что безнадёжно проигрывает в борьбе с беспокойством. «Господи… хоть бы был в настроении!.. – думала она непрестанно о муже. – Тогда было бы легче…»
   Подходя к дому и глянув на освещённые окна, она испытала знакомое чувство радостного умиления, заглушившее на мгновенье её беспокойство: семья была дома и ждала её. Она шла к своим. В такие моменты ей вспоминалось, как иногда, когда на неё вдруг накатывало чувство безмерного одиночества и собственной ненужности, и она начинала безудержно плакать, муж выходил из комнаты и, шагнув к ней, обнимал, прижимая её, трясущуюся от рыданий, к себе. Поглаживал по вздрагивающим плечам, примирительно повторяя:
    - Ну, ладно, ладно!.. Ну, всё, всё!..
  Ей чудилась какая-то неискренность в его утешении, от которого веяло отчуждением и снисходительностью. Как будто утешал он её не потому, что любит, а просто из чувства долга: как никак, всё-таки жена, не чужой человек. От этих мыслей делалось ещё горше, но и в то же время становилось легче. Она ощущала силу его обнимающих рук и чувствовала себя словно в безопасности.
«Только бы был в настроении!» - мысленно повторила она как молитву. Тогда бы она снова почувствовала себя в безопасности.
    Муж не был в настроении. Об этом Татьяне Петровне сообщили его нахмуренные брови и плотно сжатые губы, когда она заглянула к нему в комнату, едва они с Анечкой оказались в прихожей.
Как только муж услышал чей-то незнакомый голос, удивление на его лице переросло в ещё большее недовольство. Татьяна Петровна знала: гостей он не любил, особенно непрошенных.
   - Вы раздевайтесь, - тихонько сказала она Анечке. – Вот… здесь тапочки. Проходите на кухню. Я сейчас…
   И зашла в комнату мужа, плотно прикрыв за собой дверь.
   - Привет… - несмело начала было.
   - Угум!.. – раздражённо подтвердил муж. – А мне когда можно будет пройти на кухню? Я вообще-то тоже жрать хочу!..
   - Ма-ам… - просунулась в комнату взъерошенная голова сына. – А что за тётка у нас там? На кухне сидит…
   В глазах мужа читался тот же немой вопрос, усиленный раздражённым укором.
- Это моя коллега, - начала торопливо объяснять Татьяна Петровна. – Работаем вместе… и… подруга…
   И муж, и сын смотрели на неё, не меняя выражения лиц. Набрав воздуху, точно перед прыжком в воду, Татьяна Петровна продолжила:
   - У неё какие-то проблемы… дома… Она боится туда идти… почему-то… Я не знаю, почему… Но… наверное, что-то серьёзное… Попросилась вот посидеть… немного… Я думаю, она скоро уйдёт… Я не смогла отказать… Она так напугана!..
    В том, что её слова падают в пустоту, Татьяну Петровну убедил воздух, беззвучно выпускаемый мужем сквозь разжавшиеся наконец губы.
    Сын включил аналитика:
    - А что у неё за проблемы? В чём это выражается? Самое серьёзное, что может быть, это угроза жизни. Но тогда ей не к нам, а в полицию.
    - Говорю же, не знаю… - беспомощно развела руками Татьяна Петровна. – Вот что… вот что… дайте мне… ну… минут двадцать… ну, самое большее – полчаса… Я напою её чаем, успокою и… может быть, удастся что-нибудь узнать, а потом… решить… как действовать дальше…
    Муж продолжал смотреть на неё, снова плотно сжав губы.
    - Ну… или она сама скоро уйдёт… - поспешно добавила Татьяна Петровна и выскользнула на кухню, внутренне ёжась от мужниного взгляда.
   На кухне сразу наткнулась на тревожно-беспомощный взгляд Анечки.
    - Скажите, я сильно мешаю? Да? – робко обратилась она к Татьяне Петровне.
    - А?.. А, да нет… нет… Что вы!.. А… скажите… что у вас случилось? Почему боитесь домой?
    В глазах Анечки появилось какое-то обречённо-тоскливое выражение, и на лице отразилась внутренняя борьба: рассказать-не рассказать?
    - Ужин… - обречённо произнесла она. – Я не успела с утра приготовить ужин. А муж… он… он придёт… уже, скорее всего, пришёл… и, не найдя ужина, будет очень недоволен…
    - Недоволен?
    - Да!.. – испуганно произнесла Анечка. – И… устроит скандал!..

   Ничего себе!.. Вот тебе и муженёк, который во всём поддерживает!.. Бедная Анечка!.. Оказывается, у неё тоже всё не так просто.
    - Я стараюсь обычно с утра всё приготовить, но иногда не успеваю… Тетрадки там… подготовка… знаете…
    Татьяна кивнула: всё это ей было хорошо знакомо.
    - Но вы же говорили: муж вас понимает и во всём поддерживает?
    - Но не в этом. Насчёт еды у него строгий пунктик: всё должно быть готово к его приходу. Иначе он просто звереет… и… и… даже может ударить!..
    - А… а… а где ваши родители?
    - В соседнем микрорайоне. Но они не помогут, - поспешила предупредить следующий вопрос Татьяны Анечка.
    - По… почему?.. Родной дочери?
    - Я у них не единственная дочь. С ними живёт моя младшая сестра. Тоже на выданье. Я им не нужна. Они были рады, что я вышла замуж. Да я и сама не хочу к ним возвращаться: задавят упрёками!..
    Всё это звучало, как в кошмарном сне. А ведь вечер так хорошо начинался! Ну кто бы мог подумать! Бедная, бедная Анечка… Но чем же она, Татьяна, могла помочь? Взять ужин, приготовленный для собственного мужа с сыном, и отвезти домой к Анечке? Дабы задобрить её озверевшего от голода мужа. А по-хорошему, так заявить бы на него! Куда следует. За рукоприкладство. Интересно, а куда обычно заявляют в таких случаях?
    Слова Анечки Татьяна Петровна даже не подвергала сомнению: иногда ей казалось, что её собственный муж в припадке очередного раздражения едва сдерживался, чтобы не ударить её.
    - Нельзя ли мне переночевать у вас? – прозвучал очередной робкий вопрос Анечки.
  Так. Ещё один неожиданный поворот. Но что же делать? Ведь должен быть какой-то выход!
  В дверях кухни возник муж в требовательно-ждущей позе.
   - Здрастте, - робко пискнула Анечка. Коротко глянув на притулившуюся в углу Анечку, муж едва заметно кивнул и снова уставился на Татьяну с немым вопросом во взгляде. Анечке захотелось ещё больше вжаться в угол.
   - Ну? Чего там? – с жадным любопытством спросил сын, когда Татьяна с мужем зашли в комнату.
    Прерывающимся от непонятной ей самой робости голосом Татьяна рассказала то, что услышала от Анечки.
   - Как быть? Я даже не знаю… - обратила она беспомощный взгляд к мужу.
   - Пусть звонит в службу социальной поддержки, - бесстрастно произнёс тот, разжав свои тонкие губы. – Могу скинуть ей номер.
   От его слов веяло холодной логикой автомата. А Анечка сидела там, в кухне, одна, затравленно вжавшись в угол. Такая живая, трепещущая. Ждущая, быть может, не столько помощи от бездушной системы, сколько простого человеческого сочувствия. Да и что, интересно, сделает служба поддержки? Призовёт семейного деспота к ответу? Отправит на курс принудительной психотерапии? И как это потом скажется на Анечкиной семейной жизни? В общем, как-то не поворачивался у Татьяны Петровны язык так же бесстрастно, как муж, предложить Анечке обратиться в какую-то там службу. Просто вот так бросить её на произвол судьбы, а самой умыть руки: мол, что могла, то и сделала. Друзья так не поступают!
   «A friend in need is a friend indeed», - вспомнилась ей тут же английская пословица: «Друзья познаются в беде». Познаются… «Послать бы такое познание!.. Куда подальше…» - с неожиданной злостью подумалось ей вдруг. И ещё почему-то страстно захотелось съездить в эти пресловутые Дельфы, отыскать там эту пресловутую надпись – «Познай себя!» - и хулиганисто накарябать рядом частицу «Не»: «Не познай себя!»
   А с какой вообще стати она должна поступать так, как говорит ей муж? Сколько можно его бояться?! Вот сейчас она пойдёт и сама всё решит! Хватит уже от него зависеть!..
   Решительно выйдя в прихожую, Татьяна Петровна остановилась, не зная толком, что делать дальше. Достала из сумочки мобильник, открыла список контактов. Кого бы спросить? Пролистывая, случайно ткнула пальцем «Альбина Рудольфовна Завуч». О Господи! Только этого не хватало! Подумает: совсем обнаглела! Так поздно беспокоить… Тут же нажала на «Сброс».
   Пока листала дальше, ей позвонили. Звонила Альбина Рудольфовна, завуч. Придётся ответить и извиниться. Сказать, что случайно нажала. Хотя, впрочем, так оно и было.
   - Татьяна Петровна?..
Голос у Альбины был непривычно доброжелательным и как будто слегка обеспокоенным. Доброжелательность завуча придала Татьяне Петровне уверенности:
   - Да, Альбина Рудольфовна, здравствуйте!
   - Да, да, здравствуйте! Звонили?
Надо же! Никакого вам раздражения или официоза! То-то сегодня снег пошёл! Если бы Альбина не обращалась к ней на «вы», Татьяна Петровна подумала бы, что разговаривает с подругой. Может ведь общаться по-человечески. И Татьяне Петровне тут же захотелось всё рассказать Альбине, поделиться накопившейся за вечер тревогой и по-дружески попросить совета. Ей казалось, что только от человека с таким доброжелательным голосом и может прийти настоящая помощь.
   - Да, звонила. Альбина Рудольфовна, у меня сейчас Анна Пална…
   - Богданова? – тут же отозвалась завуч с какой-то тревожной готовностью. Словно давно ждала информации именно об Анечке. И тут же понизив голос: - У вас телефон не на громкой связи?
   - Нет.
   - А она там не рядом с вами? Выйдите куда-нибудь, пожалуйста, чтобы она не могла слышать нашего разговора.
   - Я в прихожей…
   - Ну, главное, чтоб вас никто не слышал, кроме меня. Так вот, только что, буквально за час до вашего звонка, мы получили информацию от директора той школы, откуда Анна Павловна к нам перешла. Ни они, ни мы не знали. А то бы, конечно, не приняли её на работу. Оказывается, она на учёте в психоневрологическом диспансере!
   Татьяна Петровна не могла поверить собственным ушам. Анечка? Её Анечка? В психоневрологическом диспансере?
   - Подождите… подождите… А вы ничего не путаете?
   - Нет, - безапелляционно заверила завуч. – Это уже выяснено абсолютно точно. Наша. Богданова Анна Павловна. Как ей удалось справки получить или подделать – пока не известно. Там будут разбираться. А у вас она что сейчас делает? Как к вам попала?
   Татьяна Петровна, понизив голос, сбивчиво поведала завучу о деспотизме Анечкиного мужа.
   - Так, - оборвала её завуч на полуслове. – Никакого мужа у неё нет и не было! У неё тяжёлое психическое заболевание. Амикомания называется.
   - Как-как? – охрипшим голосом переспросила Татьяна Петровна: во рту совсем пересохло.
   - Амикомания. Это латинский термин. «Амикус» - по-латыни «друг». У неё болезненное стремление – идея-фикс – заводить друзей. И прочно прилипать к человеку, как липучка. Не считаясь с его волей. Вне зависимости, хочет он быть её другом или нет. Как пиявка.
   По мере того, как говорила завуч, для Татьяны Петровны стали проясняться некоторые странности Анечкиного поведения. Это навязчивое заглядывание в её кабинет в перемены, ежевечерние приглашения пойти домой вместе. И вот, наконец: «Можно ли у вас переночевать?». А там, глядишь, и вообще жить остаться… Да, ситуация!..
   - …и каждому, кого наметила себе в жертву, она плетёт одно и то же, - доносился голос завуча до Татьяны Петровны сквозь её собственные мысли, - дома – злой муж, бьёт, эксплуатирует… Потом она просит помощи… якобы помощи… и…
    «A friend in need is a friend indeed!» Друзья познаются… Познаются… Познаются!.. О Боже!.. Познают-ся… Себя познают… Нет!.. Нет… не хочу!..
   - Что мне делать? – неожиданно для самой себя оборвала она монотонную речь Альбины. Кажется, её нервы скоро не выдержат!
   - Не волнуйтесь, - словно почувствовала завуч её состояние. – Просто ничего не говорите ей. Ведите себя как обычно, чтобы она не заподозрила, что вы знаете. Я сейчас перезвоню директору… Думаю, придётся вызывать полицию и психиатричку…
   - Полицию?!.. А полицию-то зачем? Разве она преступница?..
   - Предыдущие её жертвы – «друзья» поневоле – говорят, что она, если что-то идёт не по её, может становиться очень агрессивной. Так что, будьте осторожны!.. Если что, звоните сразу.
   И завуч отключилась.
   Татьяна Петровна осталась стоять в коридоре, с мобильником в бессильно повисшей руке. Дверь в кухню была плотно прикрыта. Там, как в ловушке, сидела Анечка, за которой вскорости должна приехать полиция.
   Татьяне Петровне представилось, как Анечке наденут наручники и выведут. Какие глаза у неё при этом будут. Ведь всё-таки, пусть на короткое время, но они стали подругами. У них было немало общего, они вместе восхищались парящим в свете уличных фонарей снегом. Наверное, её надо всё же предупредить?.. «A friend in need is a friend indeed!» Друзья познаются…
   А вот и нет! Ничего подобного! На самом деле, перевод этой пословицы – другой. Она вспомнила, как объясняла это ученикам:
   - Аналог этой пословицы в русском языке – «Друзья познаются в беде». Но дословно она переводится: «Друг в беде – в самом деле друг». Понимать это можно так: даже если ваш друг попал в беду, он всё равно не перестаёт быть вашим другом, и ему нужна ваша поддержка.
   А ещё вспомнила, как при этих её словах почему-то погрустнели глаза у отличника Коли Иванова, которому родители запрещали дружить с одноклассником – троечником Мишей Петровым.
   Татьяна стояла перед закрытой дверью и не могла решиться её открыть. Вдруг почувствовала, будто плывёт куда-то. Только не вперёд, а вниз. Оглянулась – кругом вода. Она опять в океане, идёт ко дну, начинает барахтаться, пытается всплыть. Сверху к ней протягивается рука. Она подплывает поближе и видит, что это… крокодилья лапа. В ужасе шарахается в сторону и кричит. Но вместо крика слышится крокодилий рёв. К ней вдруг подплывает закрытая кухонная дверь. А дверь тут зачем? Она что, тоже утонула? Ах да… ведь за ней же сидит Анечка! И ждёт. Её, Татьяну. Надо открыть… и предупредить… Сейчас… сейчас… Татьяна пытается поднять отяжелевшую вдруг руку, но вместо руки у неё… Нет!.. Нет… только не это! Она в отчаянии трясёт головой и… просыпается.
   Её разбудил толчок остановившегося автобуса. Рядом по-прежнему сидит Анечка и, кажется, трогает её за плечо:
   - Вы, похоже, заснули, Татьяна Петровна?.. А я увлеклась, рассказываю вам… а сама и не заметила… Это не ваша остановка?
  Дверцы раскрылись.
   - Моя! – окончательно просыпается Татьяна Петровна и вскакивает с места.
Господи… Так, значит, ничего не было?.. Всё ей приснилось?.. Пригрезилось за двадцать минут пути в автобусе?.. Боже, счастье-то какое!.. Всего лишь страшный сон… Вот что значит не высыпаться ночами! Всё, теперь только режим.
На всякий случай, перед тем, как выйти, обернулась к Анечке:
   - А… вы… дальше… едете?..
Анечка кивнула. Татьяна Петровна облегчённо выдохнула и вышла.
   Подходя к дому и глянув на освещённые окна, она испытала знакомое чувство радостного умиления: семья была дома и ждала её.