Мовизм, персоны и характеры

28.01.2024
Мовизм, персоны и характеры

                Постарел. Остепенился.
                Пора и о душе подумать,
                стал мовистом.
                — Валентин Катаев

                Счастье – это жажда повторения.
                — Милан Кундера

Валентин Петрович Катаев родился 28 января 1897 года в Одессе. Побывавший на трёх войнах, дважды раненый, травленый газами, переживший тиф, тюрьму, смену власти, рак и операцию, Катаев отбыл в мир иной на 89-м году жизни в апреле 1986 года. Крепкий орешек.

Чтение детского и юношеского периода опускаю, в зрелом возрасте Валентин Катаев вернулся в поле зрения книгой "Алмазный мой венец", вышедшей в свет в 1978 году. Алмазы "Венца" рассыпались текстом на Пушкинской площади, где довелось пребывать в течении семи лет, программируя невесть что. Программные коды остались тиной на дне потока времени, а слова мелькают рыбами на мелководье… струи строк…

Мовизм, введённый в оборот Катаевым, требует, – вспомни, перечитай, придай слову смысл, оглянись на череду лиц в прозрачных масках. Повторение пройденного… другими. В повторах музыка жизни.

«Конармеец [Бабель] верил в законы жанра, он умел различить повесть от рассказа, а рассказ от романа. Некогда и я придерживался этих взглядов, казавшихся мне вечными истинами. Теперь же я, слава богу, освободился от этих предрассудков, выдуманных на нашу голову литературоведами и критиками, лишенными чувства прекрасного. А что может быть прекраснее художественной
свободы?
  …Это просто новая форма, пришедшая на смену старой. Замена связи хронологической связью ассоциативной. Замена поисков красоты поисками подлинности, как бы эта подлинность ни казалась плоха. По-французски "мовэ" — то есть плохо. Одним словом, опять же — мовизм».

Бабель Исаак Эммануилович, 12.07.1894 — 27.01.1940

Арестован НКВД 15 мая 1939 года по сфабрикованным обвинениям в терроризме и шпионаже и казнён. Слишком близко оказался к правящей и судящей верхушке. Писал роман о ЧК, куда рукопись делась, неизвестно. В соответствующих архивах, надо полагать. Точная дата смерти Бабеля стала известна лишь через 44 года после его расстрела, в 1984 году, стало быть, 40 лет назад. В июле будет 130 лет со дня рождения Исаака Эммануиловича.

На допросах Бабеля подвергали пыткам, вынудили признать связь с троцкистами. Писатель также "подтвердил", что вёл "антисоветские разговоры" среди литераторов, артистов и кинорежиссёров (Ю. Олеша, В. Катаев, С. Михоэлс, Г. Александров, С. Эйзенштейн).

Валентин Катаев!… Когда читаю о его приспособленческой изворотливости, понимаю, что писатель всего лишь не торопился встать к стенке. И очень хорошо. Мовизм и в жизни место имел, иначе алмазы дней ссыпались бы в землю… и концы в воду.

      * * *

«Боюсь, что к своему концу я действительно впадаю в ересь неслыханной простоты. Но что же делать, если так случилось? Впрочем, мовизм — это и есть простота, но не просто простота, а именно неслыханная…
  Так пел [Пастернак] мулат за Зеленым мысом в Кобулетах -
  "…обнявшись, как поэт в работе, что в жизни порознь видно двум, одним концом ночное Поти, другим — светящийся Батум"…
  Но я пытаюсь быть пощаженным, соединив в этом своем сумбурном выступлении ересь сложности с ересью неслыханной простоты, чего так и не удалось в своей прозе достигнуть мулату».

Пастернак Борис Леонидович, 10.08.1890 — 30.05.1960

      * * *

«Так как это моё сочинение — или, вернее, лекция — не имеет ни определенной формы, ни хронологической структуры, которую я не признаю, а является продуктом мовизма, придуманного мною в счастливую минуту, то я считаю вполне естественным рассказать в этом месте обо всех изобретенных нами кодовых названиях, облегчавших нам определение разных знакомых женских типов. Но прежде хочется привести кусочек из письма Пушкина Вяземскому 1823 года из Одессы в Москву. Может быть, это прольет некоторый свет на мовизм, а также на литературный стиль моих сочинений последних десятилетий. Вот что писал Пушкин: "…Я Желал бы оставить русскому языку некоторую библейскую похабность. Я не люблю видеть в первобытном нашем языке утонченности. Грубость и простота более ему пристали. Проповедую из внутреннего убеждения, но по привычке пишу иначе…"
  Ломаю эту привычку. Итак:
  высший тип женщины — небожительница».
Далее:
— ай дабль-даблью
— таракуцка
— холера
— первый день творенья

Пара подруг писателей — "флаконы". Похоже, что типов было много. Подруг тоже.

Кодовые названия в «Алмазах» Валентин Петрович использовал на всю катушку, не только для типов, но и для персон уникальных, приходится напоминать себе, о ком речь, используя квадратные скобки — "возведение в квадрат".

«Были еще какие-то разновидности, открытые мною с ключиком [Олеша], но я уже о них забыл. Имелись также типы и мужчин, но перечислять их не стоит, так как все они являлись для нас игрой воображения, выходцами из старого мира, заимствованными из дореволюционной классической литературы. Все это было для нас литературной игрой, вечной тренировкой наблюдательности, в особенности же упражнением в сравнениях».

Олеша Юрий Карлович, 03.03.1899 — 10.05.1960

Олеша и Пастернак подвели последнюю черту в мае 1960 года.

Литературная игра, тренировка наблюдательности, упражнения в сравнениях – моменты мовизма.

* * *

  «Писатели восемнадцатого века — да и семнадцатого — были в основном повествователи. Девятнадцатый век украсил голые ветки повествования цветными изображениями. Наш век — победа изображения над повествованием. Изображение присвоили себе таланты и гении, оставив повествование остальным. Метафора стала богом, которому мы поклоняемся. В этом есть что-то языческое. Мы стали язычниками. Наш бог — материя… Вещество… Но не пора ли вернуться к
повествованию, сделав его носителем великих идей? Несколько раз я пытался это сделать. Увы! Я слишком заражен прекрасным недугом мною же выдуманного мовизма. Ведь даже Библия сплошь повествовательна. Она ничего не изображает. Библейские изображения появляются в воображении читателя из голых ветвей повествования. Повествование каким-то необъяснимым образом вызывает картину, портрет. В Библии не описана внешность Каина. Но я его вижу как живого.
  Единственно, что меня утешает — это Гомер, который был великим изобразителем, изображение у него несет службу повествования. Он даже эмпиричен, как и подобает подлинному мовисту: что увидел, то и нарисовал, не стараясь вылизать свою картину.
  "Бессонница, Гомер, тугие паруса. Я список кораблей прочел до половины"…
  Оказывается, простой список кораблей — это не статистика, а поэзия. А вообще ничего не поделаешь. Каждый пишет как может, а главное, как хочет».

Да, именно так. А главное, даже если не пишется, можно читать, переживая призрачное состояние пишущего, выдумывая его, становясь автором, призраком автора, реальная персона которого смотрит с фотографий, соткана из строк прочитанных, из всего, что узнаёшь о нём и с его участием. Хочется…

Гомер появился с участием Мандельштама, именуемого Катаевым щелкунчиком или верблюдиком.

Мандельштам Осип Эмильевич, 14.01.1891 — 27.12.1938

Осип не был столь близок к ЧК, как Бабель, поэтому не удостоился расстрела, а погиб в ссылке, на берегу Тихого океана, в окрестностях Владивостока. Тихо исчез.

Гомер исчез то ли в восьмом, то ли в седьмом веке до нашей эры.

* * *

  «…Перечитываю написанное. Мало у меня глаголов. Вот в чем беда. Существительное — это изображение. Глагол — действие. По соотношению количества существительных с количеством глаголов можно судить о качестве прозы. В хорошей прозе изобразительное и повествовательное уравновешено. Боюсь, что я злоупотребляю существительными и прилагательными. Существительное, впрочем, включает в себя часто и эпитет. К слову "бриллиант", например, не надо придавать слово "сверкающий". Оно уже заключено в самом существительном. Излишества изображений — болезнь века, мовизм. Почти всегда в хорошей современной прозе изобразительное превышает повествовательное».

В частной жизни, в повседневности, изобразительного сколько угодно — смотри в окно, на небо, на лица встречных. Повествовательное требует сюжета, интриги, возникновения и разрешения загадок, тайн, ожиданий. Надо бы углубиться в сюжет жизни писателя, пока же уловил только, что мовизм у Катаева присутствует не только как литературный стиль; Валентин Петрович и в жизни вёл себя "плохо", тому ряд свидетельств, но не о том сейчас речь, а о том, что характер Иосифа Бродского тоже был тот ещё… неожиданная ассоциация, смена эпох и стилей, календарь берёт слово, – в этот же день января, десятью годами позже Валентина Петровича, Иосиф Александрович отошёл в мир иной.

Оба, не ангелы в жизни, обитали на разных уровнях небес литературы. Личности примечательные. Отметив рождение Валентина, займусь уходом Иосифа. Глубоко погружаться не стану. Написано о Бродском много, очень много, не перечесть всего, но ничто не мешает упражняться в сравнениях, умножая список имён, имеющих отношение… отношения имеющих… это мысль!