Основной процесс

Не ищите совпадений. Сюжет сего опуса от первых строк до самого финала фантазия автора и только.

***

 День пролетел незаметно. Административный корпус быстро опустел, и наступившая тишина легла в коридорах. Оставшись совсем одна, Света посмотрела на свое отражение в оконном стекле. Лицо показалось ей злым. Она так и не успела сделать порученного и теперь понимала, что уже и не сделает. Сидеть дальше было бессмысленно. Голова отказывалась работать, в висках ломило. Надо было собираться. В свои 25 она была весьма симпатичной девушкой, особенно когда ее лицо освещала приветливая улыбка, но стоило губам перестать растягиваться, как на первый план выступали глаза. В них у Светы не было ни юной легкости, ни обезоруживающей женственности. Они безжалостно отражали весь ее внутренний мир, предательским образом выставляя на показ самые сокровенные его закоулки. В этих закоулках обитало прошлое, зацементировавшее ее ледяными торосами, мрачными перевалами и чем-то еще, что помогло выжить, не дать себя размазать обстоятельствам, бросившими ее как ненужного кутенка на мороз непутевыми родителями. С досадой рассмотрев свой образ в черном окне, Света отвела глаза. Уже утвержденный Главным приказ просто бесил ее. Документ, отправленный ей на регистрацию, содержал недопустимые, по ее мнению, погрешности. Как так? - спрашивала она себя. Отступы не соблюдены, кавычки не поставлены! Надо отдавать обратно, пусть переделывают! И как он только проскочил мимо нее! Света внутренне собралась. Главный учил ее, чтобы была четкость в делопроизводстве, строчка к строчке, приказ к приказу. Да и она сама прониклась важностью этой темы. Да что может быть важнее то! Но работы много, сколько раз приходилось оставаться как сегодня допоздна. А документооборот как снежный ком день за днем только прибавлял запутанности и поглощал своей неуправляемостью. Как назло, приказы куда-то периодически исчезали. Приносят копию, говорят: дай оригинал, а его нет, хоть плачь. Или, например, с этими письмами беда то же - надо вовремя зарегистрировать, отправить, ничего не забыть, не потерять. Как все запомнить, за всем уследить? И распоряжений разных просто тьма – тому позвони, этого предупреди, того встреть и «сделай кофе пожалуйста». А поздно вечером - задания на следующий день под запись. Вот с Замами у начальника так не получается. Как-то он их побаивается что ли. Все распоряжения через нее. Ну а она не боится никого. Не такое видала. Ну и что что жила мало и личико юное. Годы детдомовской жизни многому научили. Палец в рот не клади. А теперь вот судьба ей подарила такое местечко с зарплатой о какой и мечтать то не смела и Главный такой симпатичный хоть и сильно старше. До поздней ночи на работе засиживается, словно и нет у него никакой другой жизни, словно и не ждет его никто там – дома. А ждала бы какая, не торчал бы здесь по 12 часов, и потом еще за полночь по вацап что-нибудь ну очень важное вдогонку, прям срочно, чтоб с утра было готово. Нет, подумала Света, плохо вы меня знаете, господа хорошие, и чуть заметно улыбнулась. Она уже давно научилась жить с этой улыбкой. Чтобы не случилось – улыбайся, был ее девиз. Главному в ней это нравилось. Ему виделся в ней позитив. Он обожал красивый антураж и декорации, все должно было быть идеально или хотя бы выглядеть идеально, радовать, так сказать, душу и сердце. И она это чувствовала. Очень тонко чувствовала, на подсознании, уверенно. Просто знала и все. Она завораживающе смотрела ему в рот, ловя каждое слово и сидела допоздна за компом, прислушиваясь в раскрытую дверь к пустым коридорам. И улыбалась, всегда улыбалась, словно старалась спрятать свой взгляд за этой подкупающей улыбкой. В своем маленьком провинциальном городке, почти деревне, там, где каждый знает каждого, этой улыбкой Света купила всех, кого нужно и кого хотела. А народ там неизбалованный, битый. На мякине не проведешь. Не то что столичный интеллигентный люд. Возьми хоть этих, Замов, интеллигентов в третьем колене. Нервничают, психуют, не скрываясь, прямо при ней отзываются о Главном. А она не будь дурой, тотчас все в подробностях и с выражением начальнику. Ну-ну! Посмотрим кто кого. Света чуть отстранившись и склонив голову на бок посмотрела на подписанный Главным приказ, как на что-то живое, но - недоразумение, недостойное жить, ошибку бытия.  Взяв ручку она быстро его по перечеркивала, внося на поля свои язвительные комментарии. Весь этот бред она отдаст на доработку. Хоть в сотый раз, если не понимают. А Главный поторопился подписать без нее, надо бы ему сказать. И ей все равно как тут было раньше. Теперь в своей работе она старалась всегда найти что-то, что нужно доделывать или переделывать в документах – это было как исполненный долг наперекор всему во имя правды. Однако, что там нужно было переделывать в приказах Света обычно и сама до конца не осознавала, но она видела, как ей казалось, некий образ идеального документа, чувствовала его и когда, исправленный много раз, он приобретал нужную ей форму, душа ее пела и это ее состояние находило отзыв в похвале начальника. Это было как наркотик. Она не так давно окончила курсы по делопроизводству, записав в свой багаж к образованию по психологии новую дисциплину, и рьяно, с энтузиазмом, какой присущ всем новичкам, принялась кроить давно устоявшиеся традиции. Главный был назначен на свое место не так давно, буквально сразу же появилась и Света. Психолога из детского отделения, девочку из провинции буквально за ручку привела в канцелярию к Главному начальник кадровой службы Татьяна Дмитриевна. Симпатичная, шустрая, улыбчивая, все схватывает на лету - кому как не Свете быть секретарем у нового Главного.  Чуть обжив свой секретарский закуток перед кабинетом Главного, Света сразу же заявилась на свое место под солнцем, умело отшив фавориток, поругалась со всеми начальниками отделов, поставила на место Татьяну Дмитриевну и, кожей почувствовав, что Главный не доверяет своим Замам, доставшимися ему вместе с клиникой, взялась за них. В этой войне со всеми она видела свое предназначение на новом месте и Главный, каждый вечер раздавая ей инструкции на следующий день и выслушивая отчет обо всем, словно одобрял ее. Ни разу он не упрекнул Свету за практически непроходимую путаницу делопроизводства, за потерянные приказы и документы, за вызывающие, часто за гранью, поведение и откровенный наряд. А Света с каждым днем все больше и больше путалась в этом проклятом делопроизводстве и, злясь на всех вокруг, концентрировалась на тех деталях, в которых уже начинала разбираться - на отступах текста, шрифтах, кавычках и прочей ереси. И это чудесным образом работало, словно колючей проволокой, обжигая каждого сунувшегося в ее владения. Вот и эти Замы никак не возьмут в толк, что она не простит им ни одной погрешности, ни одной точки, ни одной запятой! И по сути Света тут была ни причем. Она так выросла, впитав в себя этот принцип стоять до конца, получая наслаждение от поражений и страданий противника. Это была ее жизнь от самого рождения лишенная даже намека на сентиментальность. И теперь она не намерена отступать. Порывшись в сумочке, она достала брелок автосигнализации и дистанционно запустила двигатель своего кроссовера, купленного в кредит. У нее были большие планы на будущее.

 А тем временем, уже утвержденный Приказ тоскливо остался лежать на столе. Свет погас. Тьма обволокла страницы, но страсти, бурлящие в них, не давали ему покоя. Содержание, кипя от возмущения, норовило вырваться наружу и проклиная Строки и Шрифты ввязалось в спор с УТВЕРЖДАЮ. Содержание несло в мир регламент госпитализации пациентов, от которого, как оно считало, зависели их судьбы. Взвешенные правила его текста должны были шаг за шагом выстроить оборонительные порядки в борьбе с новой еще не изученной инфекцией, расписать каждый ход людей, выполняющих свою работу в зоне инфекционного поражения, дать шанс на победу в этой непонятной войне. Там за стенами канцелярии бушевала пандемия. Улицы городов то и дело взрывались сиренами неотложек, бесцеремонно расталкивающих в автомобильном потоке испуганных обывателей. За непрозрачным стеклом скорой человек, вдыхая кислород из пустеющего баллона и пытаясь подавить в себе накатывающий ужас гипоксии с надеждой ловил взгляд совсем еще молодого доктора, а тот непрестанно торопил шофера: «Николаич, ну давай же быстрее! Не довезем ведь…» Эта картина словно видение из кошмарного сна стояла перед глазами Содержания и, теряя последние капли терпения, оно набросилось на УТВЕРЖДАЮ.
- Это хамство! - переходя на фальцет, срывалось Содержание, - Мы уже неделю бьемся с этой ветряной мельницей и каждый раз какая-то мелочь, глупость не дают возможности мне реализоваться! Кто-нибудь может объяснить смысл происходящего?
УТВЕРЖДАЮ хлопало глазами и выглядело очень глупо. В своем долгом, можно сказать многовековом существовании на стезе делопроизводства с ним подобных историй еще не случалось.  Под УТВЕРЖДАЮ на перекладине висела Живая Подпись. УТВЕРЖДАЮ скосило вопросительный взгляд вниз на ПОДПИСЬ, но та безмолвствовала, словно выжидала, чем все закончиться и никак не могла понять, как себя вести, чтобы окончательно не потерять лицо. Меж тем Буквы дискутировали со Словами. Слова отказывались строиться в предложения. Отступы, пытаясь хоть как-то усмирить всю эту братию, расстроились окончательно и беспомощно развели руками. А произошла вся эта история из-за Кавычек. Эти легкомысленные профурсетки в приказе отсутствовали. Крутили своими хвостами где-то… по профсоюзной линии. Содержание психовало, переходя с фальцета на визг. Подковерные интриги были оскорбительны для его разума, а самое главное - абсолютно не понятны. Зачем? - каждый раз задавалось вопросом самому себе Содержание. Приказ, растоптанный и уничтоженный, словно парализованный не мог пошевелить ни одной страницей. Его пугала неизвестность. Что там происходит со всеми ними, с пациентами, о которых так пеклось Содержание? Ему виделись вереницы больных, беззащитных людей, понуро бредущих без его руководящей роли, спотыкающихся и без всякой надежды стучащих в закрытые двери. Холодный ветер неопределенности подхватывал полы их одежды и трепал шевелюры на разгоряченных головах. Они выглядели очень жалко. И Приказ, всегда уверенный в себе, требующий от всех исполнения в срок, сейчас почувствовал свое бессилие и никчемность. Впервые он стал понимать Содержание и это его не радовало. Груз ответственности лежал на его плечах, а процессом управляли Кавычки…

 Утро наступило внезапно вспыхнувшими лампочками под потолком. Скрипнула дверь. Приказ вопросительно уставился на Свету, пытаясь поймать ее взгляд. Тщетно. Та, избегая его укора, открыла ящик стола и небрежным движением и как-то даже с досадой смахнула исчерканные исправлениями страницы в непроглядную темноту. Листки, не скрепленные жесткими объятиями степлера, разлетелись в беспорядке, разбиваясь о стенки ящика словно в неволе птицы. Звуки стихли и в наступившей тишине он услышал:
 - Кто здесь? - и после паузы опять - Кто здесь, - Все тот же голос, но уже чуть громче. И даже не голос – шелест.
- Вы кто? – приказ не сказать, чтоб был удивлен, от неожиданности он испытывал смешанные чувства. Здесь в преисподней приказов, в забытом ящике стола, у Светы в заточении, в том самом месте, о котором и думать то боится любой документ проходя ад канцелярии, он, подписанный, но без номера, был не одинок.  Это было так неожиданно, как встретить землянина на краю вселенной. Но все в мгновение переменилось, как только он услышал целый хор голосов, из разных концов ящика шелестело многоголосье, каждый о своем. Документов здесь обитало много и каждый спешил поделиться своей историей. Вот дерзкий листок из отдела кадров, давно тут чалится, старожила можно сказать, пропал при невыясненных обстоятельствах уже с месяц как, словно и не было его. И как не клялась кадровик, главный только головой покачал, не поверил. А вот служебная записка, причитает тоненьким голосочком, просила якобы контракт заключить на утилизацию отходов, да времени с тех пор прошло, поди уж забыли и звать как.
–Господи, - молила записочка, – отходы то они куда возят?
Много всего наслушался приказ. Наслушался и затосковал – сколько ж нас тут неприкаянных и забытых, плодов чьего-то труда и добрых помыслов, не прошедших фейсконтроль канцелярии. Время ползло медленно, в бесконечность. И не было понятно день или ночь сейчас там, на столе у Светы. Иногда серое уныние прерывалось - приказу слышались какие-то голоса снаружи, иногда он даже почти угадывал говорящего. Как-то раз ему показалось, что его ищут. Он слышал, как с грохотом распахиваются соседние ящики и там кто-то роется. Он ждал, что вот-вот с таким же грохотом выдвинется и его ящик, хлынет ото всюду яркий свет и он опять коснется такой желанной глади стола и вновь закружится карусель делопроизводства, пойдет ознакомление, отчеты о выполнении. Но вот шум снаружи стихал и опять медленно тянулось ожидание.

 Освобождение пришло неожиданно, когда он уже стал забывать ту жизнь, полную и важную. Оно пришло, когда перегорели все обиды и прокисли разочарования и ощущение ненужности стало для него образом жизни. Именно в это время ящик стола стремительно открылся, едва не вылетев из своего отсека и чья-то незнакомая рука легкими пальцами чуть смяв страницы извлекла их в мир.
- Твою ж мать…-произнес незнакомый голос, - А это что?
Это Я! Это Я - хотелось кричать приказу, но горло свело от счастья и он смог издать только какой-то не серьезный писк похожий на скрип пера. Он чувствовал, как чьи-то глаза бегут по его строкам и в зрачках читается сожаление и досада. Яркое солнце, заглянувшее в окно, на миг ослепило и перед его взором предстала совсем другая, радостная, светлая, но какая-то совсем чужая жизнь. Приказ уже не чувствовал напряжения в лицах, заглядывающих в его страницы. Скорее это было любопытство, удивление и безразличие. Его охватило чувство грусти о том, что прошло и чего уже не вернуть. Он ощущал себя маленьким винтиком, выброшенным чьей-то легкомысленной прихотью из скрипучего огромного механизма, и этот механизм крутит без него свои ржавые шестеренки срывая зубья, вертится дальше выбрасывая все больше и больше таких же винтиков, и не оглянется туда, назад где остались те страшные холодные дни, ветер и боль утрат, где остался и он, не выполнив свой долг, теперь никому не нужный, не сыгравший свой аккорд, ради которого был рожден чьей-то волей и разумом. Не было видно и Светы. Записочка сказала, что у нее все хорошо, она много смеется и улыбается, у нее дорогой автомобиль, личная жизнь и карьера. И она так же прекрасна как прежде и даже еще больше. Дорогая косметика и СПА никогда не проигрывают. И она не оглядывается назад, не вспоминает, ее не терзают сомнения. Ее мир давно находится в других плоскостях, где все по-другому, где люди лучше и важнее и цены считают в валюте.

 А меж тем, Света, не включая сигнал поворота, съехала с кольца к центру. За окном мелькали огни витрин. Запах кожи салона и плывущая из динамиков музыка умиротворяли. Она вращала руль одной рукой и улыбалась. Темные очки очень шли ее миловидному личику.

28.01.23г.