Сердце Чернобыльца 9 В логове

 Мобила был зол как никогда. Его внутренности кипели от тихого гнева. По вискам стучали тугие струи крови. Они мешали сосредоточиться, чтобы наконец-то понять, в какую сторону двигаться. Схрон, к которому вёл команду, был разграблен и разрушен. А он так надеялся на эту небольшую нору. Тесновато, конечно, но надёжно. В прошлой ходке по Пустошам командир добавил в имеющиеся запасы воду и консервы. Тайник хранил несколько снаряжённых магазинов к АКМ. Тот, кто побывал здесь, выгреб под чистую НЗ, а сам схрон разворотил. Эх, люди, люди!
   Похоже, что придётся двигать в лагерь братьев-анархистов. Другого выхода нет. Местность с давних времен наводнена хищниками, грешниками, бандитами-одиночками и прочей мутной живностью, а потому гнёзда на деревьях не спасут.
   Всё в этом путешествии было не так. Проложенный маршрут дал сбои в самом начале и там, где их быть не предполагалось. Команда пересобачилась и «на взводе». Достаточно искры, и все взорвутся. Мальчонка какой-то странный. Иногда голову посещает подлая мысль, что тот старательно заводит отряд в ловушку. Такой не простой простачок. «Простачок не пустячок» – снова разозлился Мобила, рассматривая карту в наладоннике...
   – Есть укрытие, – неожиданно прозвучал голос Глюка. Он сидел рядом на корточках.
   От неожиданности Мобила вздрогнул. «Глюк, он и есть Глюк», – про себя подумал командир и поднял на замыкающего воспалённые глаза.
   – Далеко?
   – Старая база анархистов.
   – Это та, что черносотенцы взорвали?
   Глюк утвердительно кивнул головой.
   – Там же камня на камне не осталось!
   – Как хотите, – поднялся с корточек Глюк.
   – Ладно, всё равно вариантов нет. Веди!
   Западный край неба стал приобретать лиловый оттенок, который быстро сменялся кроваво-красным. Тяжёлые тучи висели на одном месте, словно их гвоздями прибили к небосклону. На фоне тускнеющего мира чётко вырисовывались причудливые силуэты сосен. Их высокие стройные стволы гордо несли ввысь разрежённые кроны. Высоко над лесом носились вопреки требованиям природы крикливые стаи чёрных воронов. Последние лучи заходящего светила выплескивались, «поджигая» лохматые, рваные облака. Фантастическая помесь тьмы и осколков заката словно напоминала живущим на территории грешной земли о бренности и скоротечности жизни.
   Сумрак быстро пожирал краски, выкрашивая мир в светло-фиолетовый цвет, потом быстро перетёк в темно-синий. На Зону опускалась тьма. Сталкеры обратились в слух. Важно было отсортировать звуки засыпающих Пустошей и шорох кустарников, пропускающий сквозь ветки шерстистые бока хищников. Всё чаще стали попадаться лужи Ведьминого студня, которые в сумерках неплохо освещали окрестности. Несколько пирамидальных тополей шуршали умиротворённо высохшими листьями, время от времени отправляя один из них в последний полёт. Осень и в Зоне была осенью.
   Вот и база анархистов. Многие ходоки знали её, потому что раньше здесь можно было не только передохнуть, прикупить необходимое, но и получить защиту. В наступающих сумерках местность была неузнаваема. Вместо построек виднелись груды бетона и арматуры – всё, что осталось от бывших зданий. Кучи разломанных бетонных плит в ночи были похожи на непричёсанные стога сена, только «сено» очень крупной фракции. Целыми оставались только фрагменты мощной ограды.
   – И куда ты нас притащил? – раздражённо заговорил Седой, – тоже мне, Иван Сусанин. Это же старая база братьев анархии. Здесь год назад черносотенцы всё взорвали. Тут крысам спрятаться негде.
   – Не галди, – резко оборвал его Памперс, – Глюк – сталкер обстоятельнущий, лишнего не буровит.
   Глюк подошёл к самой большой куче бетона, что осталась от административного здания, забрался на неё и постучал по вертикально стоящей панели перекрытия.
   – Ты дома? – спросил он.
   В ответ послышался такой же стук.
   – Я не один. Со мной хорошие люди.
   Стук повторился.
   Сталкеры не двигались. Они были поражены тем, что Глюк разговаривал как обычный человек.
   – Я спускаюсь первым, принимаю рюкзаки и оружие. С хозяином повежливее… если хотите жить.
   – А если я не хочу быть вежливым? – набычился Седой.
   – Тогда дыши свежей радиацией и общайся с детьми Зоны.
   – Что же за такой тонко чувствующий хозяин? – съязвил Седой.
   – Леший, – просто ответил Глюк и начал спускаться в щель. – Подавайте снарягу.

   Через тесную щель сталкеры пробрались в довольно просторное помещение. Глюк по-хозяйски отодвинул железку в углу, и остатки дневного света немного рассветлили помещение. Чудом сохранившаяся комната бывшего первого этажа была в прошлом спальней. Двухъярусные ржавые кровати с рваными матрацами были очень кстати.
   Уставшие, измотанные сталкеры побросали рюкзаки и занялись устройством ночлега. Замыкающий откуда-то вынул фонарь, подвесил его к крючку на одной из стен и включил. Затем из аптечки взял одноразовую упаковку антирада, распечатал её и подошёл к Ваське.
   – Это лекарство от радиации. Понял?
   – Может, таблетки? – испуганно поёжился парнишка.
   Отрицательно покачав головой, Глюк засучил рукав Васькиной куртки и сделал укол.
   Сталкеры собирались ужинать. Открыли банки с консервами. Хлеб, нарезанный крупными ломтями, круги колбасы, фляжки с водкой и водой после тяжёлого дня разожгли зверское чувство голода.
   – Но-ка, сынок, иди к нам, – позвал Ваську Памперс, – сытое брюхо ко всем страхам глухо.
   Что может быть вкуснее доброго ломтя хлеба, пусть и чёрствого, вприкуску с сочным куском тушёнки, поддетым концом охотничьего ножа? Даже в таком затхлом месте, где всё говорит о бренности и мимолетности жизни в Зоне, хлеб пахнет домом, наваристым борщом, тёплым женским телом, маленькими ладошками детей, что гладят твои щёки. Чтобы забить этот запах, избавиться от воспоминаний, сталкеры начинают зубоскалить, подначивать друг друга, вспоминать минуты тяжёлых испытаний, переводя всё в шутку. Вместе с сытостью медленно приходит успокоенность. Появляется желание обдумать и переосмыслить всё произошедшее.
   Во время движения чувства и мысли направлены только на отслеживание быстро меняющейся ситуации. Опасности различных видов и масштаба поджидают жителей Зоны, но выживет только тот, кто умеет сосредоточиться, услышать, увидеть, почуять эту опасность на уровне инстинктов. Романтики и рассеянные приходят в Зону для того, чтобы пополнить запас поистертых мыслей и мечтаний. Но до конца дня доживает только каждый пятый, и то, если он не выходит за пределы лагеря сталкеров.

   Сытость не принесла успокоенности. Сталкер слушает всегда, видит затылком, даже если вокруг прочные стены и надёжный потолок. В каждом шорохе хранится информация о тех, кто находится рядом. Главное, чтобы в неё не вкрался чужеродный звук, не промелькнула тихая тень, не повеяло смрадным дыханием смерти. Вот Памперс аккуратно выскребает банку, облизывает ложку. Замыкающий рассказывает пацану устройство автомата. Клацает отстёгнутый магазин… Голова Седого резко с хрустом поворачивается в сторону звука. Мобила тоже дёрнулся, стукнув о пол донышком бутылки.
   За стеной ветер стучит обрывком железного листа, словно старухи бурчат сухие листья деревьев. Вроде, всё спокойно. Ширяка вздохнул глубоко, пошевелил плечами вверх, вниз, словно это качели.
   – Слышь, командир, – с наслаждением смакуя консервы, сощурился он, – сколько у тебя ещё тайных схронов, таких, как в Старой Краснице? Здорово придумано. В бурьяне не увидишь вход. Сам додумался или кто подсказал?
   – Дед и отец у меня партизанили в этих местах. Отец рассказывал, как устраивали землянки в лесу. Фашисты у них над головами проходили, – открывая ЛДА, заговорил Мобила. Он пытался отыскать хотя бы какую-нибудь зацепку: может, кто из сталкеров нашёл ребят или появился в эфире Тормозач.
   – А уж дед-то предпочел ничего не говорить? – серые глаза Седого смотрели жёстко и насмешливо.
   – Дед погиб, когда они пробивались к регулярной армии в сорок третьем, – командир оторвался от карты и задумчиво посмотрел в чуть светлеющий пролом стены. – Отряд не захотел ждать, когда наши освободят их, и ударили фашистам в спину. Тогда почти весь отряд полёг. Их хоронили в братской могиле. Так что эта земля мне родная.
   – Наш народ завсегда был героем, – погладил по голове Ваську Памперс. – Ет сейчас появились личности, чё готовые за хабар душу продать. Деды жизни за нас клали, а мы чужие за себя гробим. И го-о-ордые… никак не хотим по добру жить, чёй-то нам надо много. Уж и в брюхо не лезет, а толкаем. Хапаем, хапаем…
   – Не хапай, раз такой гордый, отдай другим, – зло бросил Седой, – не зашебуршился бы ты, сейчас бы в том схроне уже спали, оттуда и до жемчугового тоннеля совсем рядом.
   – Ну, мы тоже сегодня недурно устроились, – примирительно проговорил Ширяка, рассматривая помещение, – номер люкс. Вентиляция опять же классная. Не хватает официанта, ванны и телека.
   Он сделал вращательное движение шеей, потёр рукой, словно разминал её…
   – Ну, гребаные лапти, цепочку потерял.
   – Какую цепочку? – сдержанно отозвался Седой.
   – Серебряную с крестиком, они всегда были со мной, вроде талисмана.
   – В такой передряге немудрено. На обратном пути поищем.
   Расстроенно махнув рукой, Ширяка сунул рюкзак под голову и растянулся на одной из кроватей, и через некоторое время его дыхание стало ровным, спокойным. Умел мужик в любой ситуации выкроить минутку на сон.
   Дожёвывая колбасу, Седой чуть повернулся к мальчишке, чтобы не обнаружить кипящее в душе бешенство. Малой, сыто закрыв глаза, полулежал на кровати, обняв автомат двумя руками.
   – Васька, когда ты в Зону попал, сильно тошнило? Наверное, все утренние щи вылетели?
   – Пацанов сильно мутило. Лима прямо в машине вырвало. Алекса всего исколбасило. У Кэпа голова поехала, побледнел весь… А меня будто мама по голове погладила. Стало так легко и радостно. Летать хотелось. Тормозач сказал, что меня Зона приняла.
   – Ничего себе фрукт, – скосился Седой, – врёшь и не краснеешь. Всех мутит, всех крутит, а ты особенный, тебе Зона – мать родная?
   – Ничего не особенный, – пацан заёрзал на рваном матраце, гнездясь поудобнее. – Просто мне здесь хорошо, как дома тогда… давно… Ещё мы с Кэпом тренировались, чтобы не бояться. Аутотренинг называется. Идёшь по темноте и приказываешь себе, чтобы не трястись.
   – Но ведь пиндосов-то боишься?
   – Они не страшные, а противные.
   – Кто такие пиндосы там у вас, на Большой земле?
   – Менты, – открыл глаза паренёк.
   – Часто с ними встречался?
   – Не-е. Мы всегда успевали свалить.
   – И чего они за вами гонялись, поди воровали чего?
   – Мы с ребятами паркуром занимались. Уходили на стройку, там простор. Где-то охранники добрые, к нам не приставали. А были чмо недоделанное. Мы начнём гонять по этажам, а они ментов вызывают. Кэп чуял ментов далеко, а я близко.
   – Что, прямо вот так и чувствовал? Как сквозь стену видел?
   – Дядь Седой, ты такой странный. Разве можно видеть через бетон? Это другое. Это злоба, она идёт волнами…
   – Чё пристал к мальцу, – одёрнул Седого Памперс, задвигая железкой пробоину в стене, – он сёдня накувыркался, чё, может, и на жизнь хватит. Дай передохнуть.
   Сталкеры замолчали. За пределами крохотного мира, огороженного обломками прежней жизни трудового населения планеты, стояла относительная тишина. Через многочисленные дыры втекал воздух Мёртвых Пустошей. Он был насыщен запахами гниющих растений, животных и затхлостью. Сквозь тошнотворность отчуждённых земель иногда пробивались осенние нотки: ароматы готовящихся к зиме лесов и полей.
   За развалинами стен пока не слышны были звуки ночной охоты, хищники ещё не вышли на тропу, они только разминали когтистые лапы, зевали, разверзнув клыкастые вонючие пасти. В наступившей тишине послышались голоса, идущие из-за стены. Спокойный бас принадлежал Глюку, а второй скрипучий?..
   Любопытство было выше Васьки. Бросив автомат, пошёл на голоса.
   – Ой, какой хорошенький, – воскликнул он и исчез в дыре.
   Сталкеры не замедлили пойти следом.
   Спиной к ним сидел Тихий Глюк. Рядом присел на корточки Васька, рассматривая кого-то в темноте, пытаясь погладить.
   – Ребёнок Васька, – тихо говорил Глюк, прикасаясь к плечу паренька, – мой ребёнок.
   В темноте угла послышалось глухое ворчание. Седой включил фонарик и сталкеры остолбенели…
   В углу на куче битых кирпичей и бетона сидел небольшого роста уродливый человечек. Из торчащей во все стороны нечёсаной бородищи огнём горели маленькие глаза. Правая рука сжимала увесистую палку. Коричневая, из плохо выделанной кожи курточка была застегнута на продолговатые белые пуговицы, которые были привязаны к плащу за тонкую серединку. Машинально Ширяка глянул на свои руки, сжал кулаки. Фаланги пальцев, обтянутые кожей, были необыкновенно похожи на пуговицы лешего: удлиненные косточки имели утолщение по краям и вмятину почти по центру. «Лапти бантиком для губошлёпа…»
   Перед сталкерами сидел самый умный и бесстрашный хищник Зоны – леший. Страх прокатился по жилам.
   – Еда, – рыкнул хозяин помещения и посмотрел на Глюка.
   В куче обломков шевелился довольно большой кусок кирпича. Похоже, карлик размышлял: запустить его или немного погодить
   – Не еда, – поднял руку Глюк, – друзья, ребёнок.
   – Ребёнок?
   Леший поднял палку…
   – Ребёнок, – улыбнулся Васька, и снова погладил страшилище по руке, – ребёнок-друг.
   На бородатом лице карлика появилось детская растерянность, в глазах исчез звериный блеск, морщины разгладились. Леший обвёл глазами людей и уставился на Седого.
   – Еда!
   Камень в куче снова активизировался.
   – Это еда, – сказал спокойно Глюк и протянул лешему открытую банку тушёнки. – Фифи, еда, сторожить.
   Леший принял угощение и рыкнул в знак согласия. Ворчливо прогундел что-то и принялся доставать широкими грязными пальцами куски мяса. Не глядя, бросал их в рот, скрытый жёсткой бородой, от этого растительность вокруг губ покрылась жиром и остатками еды. Время от времени он бросал алчный взгляд на Седого.
   – Фифи тебе не доверяет, – поднимаясь, сказал Глюк. – Выходим отсюда, и давайте спать, завтра тяжёлый день.
   Сталкеры вернулись в первое помещение и некоторое время от изумления не могли произнести ни слова. А замыкающий как ни в чём не бывало отодвинул кусок бетона у стены, вытащил оттуда объёмный рюкзак и, покопавшись, достал видавший виды комбинезон.
   – Великоват, конечно, – сказал он и прикинул на Ваську, – ничего сейчас подгоним, и будешь настоящим сталкером.
   – Кто ты, Глюк? Что делаешь в Зоне? – подошёл к нему Седой.
   Ответа не последовало. Глюк, ловко орудуя ножницами и ремонтной лентой, укоротил комбинезон. Правда, карманы оказались на уровне коленей, но пацан ловко подпоясался ремнём. Попытка снять и выбросить толстый, негнущийся ремень, вызвала сопротивление мальчишки.
   – Зачем он тебе? – спросил Глюк. – Только мешать будет.
   – Малыш сказал, чтобы я его берёг.
   В общем Васька был экипирован. Проблемой была обувь. В тайнике маленьких ботинок не оказалось.
   – Вот ведь сам, как фитиль, а ножонка малая, – пробурчал Памперс, роясь в своём рюкзаке. – Но-ка, померяй, может, подойдёт.
   Он кинул Ваське старые ботинки. Подождал, пока тот обуется, потрогал носок ботинка и остался доволен.
   – Вот и сгодились, вишь как подошли. Но-ка, надень носки толстые. Совсем чё и надо.
   Не обращая внимания на старания Памперса, Глюк прибрал всё оставшееся в схрон, прикрыл отверстие.
   – С лешим, значит, разговоры разговариваешь, а с нами – молчок? – пометавшись по помещению, снова подступил Седой.
   – Чего без дела язык трепать.
   – А с этим, значит, по делу?
   – Леший знает то, что нам нужно.
   – Слушай, сталкер, – подошёл к нему Мобила, – это действительно странно: ты приводишь нас к хищнику в логово, беседуешь с ним. Мы заснём, а лешак со своей сворой перегрызут нам глотки.
   – Есть варианты?
   – Не нарывайся, – схватился за автомат Седой, – а то вместе с «другом» тебя положу, дрыгнуться не успеешь.
   – Остынь, – пробасил Глюк, – а то станешь едой. Фифи всё понимает и не любит злых. У него с ними свои счёты.
   – Звиняй, паря, – тихонько встрял между недругами Памперс и ласково проговорил: – может, чё и не так говорим. Уж будь ласков, расскажи, чё за чертовш-ш-шина тут.
   – Хочешь услышать?
   – Хочу.
   – Случай такой выпал, что я ему помог, потом он мне. Когда ты с добром, то и к тебе так же.
   – Пояснил, – проскрежетал зубами Седой. Его пальцы сжимали металл оружия, они то скручивались в тугие кулаки так, что, казалось, на них вот-вот лопнет кожа, то раскрывались жёстким веером. Ладони от напряжения и боли вспотели. Стрела этой боли пробила руки до локтей. Казанки пальцев чесались так, что хотелось со всей дури влепить их в нагловато-спокойную харю самого мутного мужика Зоны. Было в Глюке что-то такое, что бывшего военного тянуло, резко выбросив правую руку к виску, отдать честь. От этого желания до бешенства разламывало голову. Сталкер чувствовал, что теряет контроль над собой и вот-вот нажмёт на гашетку. «Не время», – пронеслась мысль, и Седой мгновенно успокоился. Разжал пальцы, бросил за спину ставшее ненужным оружие, потёр потные ладони, удивляясь неожиданно пришедшему полному спокойствию.
   – Так поясни обществу, – переспросил Седой.
   – Не люблю, когда пятеро вооружённых до зубов вояк начинают палить по безоружному созданию только потому, что в Зоне всё можно, здесь ни за что никто не отвечает.
   – Ты спас лешего? – расхохотался Седой, покрутил у виска пальцем и ушёл в дальний угол.
   – Да.
   Присев на кровать, где расположился Васька, Тихий Глюк прислонился к стене и закрыл глаза.
   – Что сказал лешак? – остановился около него Мобила.
   – Экскурсанты живы, но их увели за Красную линию, – не открывая глаз, ответил Глюк.
   – Яснее сказать можно?
   – Разбубнились, – приподнялся на своём ложе Ширяка, – ни полежать, ни отдохнуть. Красная линия для лешаков – Припять. Дальше им ходить нельзя. Табу.
   Он повернулся на другой бок и снова засопел.

   В полночь Мобила разбудил Ширяку.
   – Посторожи, я посплю.
   Ширяка сел, походил, снова сел. В убежище было тихо, в щель проникал осенний холодный воздух, и сталкер от этого передёрнул плечами. Фонарик уже не светил, а медленно угасал. Надо его выключить. Подошёл, поглядел на тускнеющие диоды. Они похожи на светляков, за которыми пацаном ещё охотился по ночам в той далёкой жизни, где тишина была тишиной, а не преамбулой к атаке мутантов или знаком того, что притаились в засаде тебе подобные.
   Посмотрел на спутников. В дальнем углу не-то спит, не-то подглядывает Седой. Время от времени сжимает автомат. Похоже, что оружие снято с предохранителя. Как бы с дури своих не положил… С него станется. Вроде, надёжный мужик, а иногда хуже болотницы. Вот какого лешего он привязался к Памперсу и Глюку? Прямо трясётся от бешенства. Всех перебаламутил.
   Глюк тоже ещё тот фрукт. Не поймёшь: о чём думает, что выкинет в следующий момент. Тихий, конечно, но в этой тишине столько всего намешано. Вон с лешаком подружился. Тоже в полудрёме. Спит и всё чует. Говорит негромко, а все слышат. Посмотрит, будто в душу заглянет, мысли твои грешные прочитает.
   …Подошёл ночной сторож к лазу, взглянул вверх. Там в холодной вышине ярко блистала звезда. Голубоватый свет встревожил душу. Чистое, без единого облачка небо чернело над миром беды, раскрывая объятья Вечности.
   Высота звала и манила. В теле шевельнулось почти забытое волнение, которое он испытывал всякий раз, когда объявляли их номер. Затаив дыхание, публика следит за каждым движением. А под куполом…
    «Н-да! Под куполом вам больше не летать», – подумал про себя Ширяка и потрогал занывшие ребра. Улыбнулся, глянув на Ваську. Вспомнилось, как они бежали по Стара Краснице. «Вон его научу, и пусть летает. Пацан на удивление гибкий, словно из резины сделан».
   Подошёл к пролому в стене, заглянул туда. Из тьмы послышалось приглушённое рычание и показалось, что взблеснули костерки глаз. Отпрянув, Ширяка подошёл к своей лежанке, присел и подпёр голову руками…

   – Сторож, Ведьмин студень тебе в кувшинчик, – услышал Ширяка. Над ним стояли Седой, Памперс и Мобила. Командир был чернее ночи.
   – Всех проспал? Где Глюк? Где леший?
   В логово проникали лучи мрачного утра Зоны. Через щель в стене были видны соседские развалины и лохматые тучи, из которых накрапывал дождь.
   Васька от громких голосов резко проснулся и вскочил, шепча: «Пиндосы?» Глянул по сторонам и сжался в комочек.
   – Не боися, малец, – успокоил его Памперс, – никаких пиндосов, просто наш сторож проспал всё.
   – Всем завтракать, и выдвигаемся, – зло скомандовал Мобила.
   – Где умыться можно? – робко спросил Васька.
   – Поплюй на руку и разотрись, – буркнул Седой. – Может, тебе душ принести?
   – Чё пристал к пацану, – задиристо выставил вперёд бородёнку Памперс, – остряк хренов.
   Сзади кто-то еле слышно скользнул вниз. Сталкеры схватились за оружие. В проёме появилась массивная фигура Глюка.
   – Тьфу ты, зараза, – сплюнул Ширяка, – так и пулю схлопотать можно.
   – ЛДА все отключены? – спросил обеспокоенно Глюк.
   Мобила схватил наладонник и шикнул на команду. Однако включить детекторы не дал замыкающий. Он поднял палец вверх и прошептал: «Черносотенцы». Ловушка захлопнулась. Единственное отверстие, ведущее на волю, было уже запечатано, потому что по куче бетона над головой сталкеров протопали кованные ботинки. Визгливый голос потребовал:
   – Проверить каждый камень, перевернуть всё вверх дном.
   – Да они уже далеко.
   – Идиоты! Такой хабар упустить! – надсажался владелец визгливого голоса. – Следопыт дошёл только до этой кучи, значит, они здесь. Найдите их, иначе станете навозной жижей.
   Мобила жестами показал команде взять оружие наизготовку. Приготовил несколько гранат. Надо было улучить момент, когда около лаза будет малое количество бандитов.
   Глюк вынул из схрона в стене «Грозу», снял её с предохранителя и пошёл к лазу.
   В проломе стены что-то зашуршало. Лохматый карлик в плаще поманил Глюка за собой. В головах людей застучали слова: «Ход… копать». Фонарь осветил заваленный обломками бывший коридор. Леший взмахнул рукой, резко двинул ею в воздухе… «Повинуясь», увесистый камень приподнялся с пола и завис, открыв отверстие. «Ходить камень»… Первым, не ожидая нового приглашения, в лаз юркнул Памперс.
   Наверху кто-то проговорил: «Тут, кажись, дыра». «Кинь в неё гранату», – ответил визгливый голос. Сталкеры не стали ждать «подарка» от гостей и быстрее ящериц забрались в нору, которая резко пошла вниз. Сзади прогрохотало несколько взрывов.