Карголес глава 3-я

«Карголес»

Жизнь судового механика

Глава третья


В Беринговском судну предстояло грузиться прессованной бочкой. То есть двухсотлитровой бочкой, завезённую с ГСМ на Чукотку. Кто-то сообразил их собирать, прессовать и вывозить как металлолом в Японию, потому что ими было завалено всё побережье.
Бочки спрессовались до состояния блина сантиметров пятнадцать высотой и весом около двадцати килограммов.
И вот эти «блины» экипажу предстояло погрузить своими силами.
Во время перехода до Беринговского предстоящая погрузка обсудили на общесудовом собрании и экипаж разбили на бригады.
После постановки на рейд к судну сразу подошла баржа с прессованными бочками.
На баржу перебиралось насколько человек и они вручную загружали «блинами» стальную сетку. Затем сетка судовыми лебёдками переносилась в трюм.
Орлов по расписанию находился в трюме.
Как только бочки из стальной сетки вываливались в трюме в одну общую кучу, то их приходилось вручную раскидывать в подзоры, чтобы в трюме поместилось, как можно больше груза.
На барже работало четыре человека. У борта стоял сигнальщик, руководивший действиями лебёдчика. В трюме работало тоже четыре человека.
Процесс погрузки происходил следующим образом: лебёдчик поднимал сетку с бочками с баржи и подводил её к центру трюма, опускал как можно ниже, а бригада отцепляла одну гашу сетки от гака и лебёдчик осторожно поднимал сетку, чтобы вываливающимися из неё «блинами» кого-нибудь не зашибло. Бочки с грохотом падали из сетки. Вокруг стояло облако пыли из ржавчины. Едва оно оседало, то бригада в оставшихся облаках пыли накидывалась на высыпанные «блины» и вручную раскидывала их по трюму до следующего прихода сетки.
Телогрейки и вся роба покрывались ржавым слоем пыли. Работающим в трюме на каждую смену выдавались респираторы. Но всё равно пыль от ржавчины забивалась во все складки одежды и под респиратор.
Так что, когда после выгрузки очередной баржи Орлов продувал дюзы, то есть сморкался, из носа вылетали комья ржавчины.
Работа, конечно, не ахти какая тяжёлая, если бы не эта пыль.
Взять и перенести на пять-шесть метров двадцатикилограммовый стальной «блин», не составляло особого труда. Но если это делать четыре часа подряд, то руки-ноги нестерпимо начинали ныть и неметь. К концу смены они висели как плети, а спина вообще не разгибалась. 
После такой работы хватало сил, только чтобы в полуразогнутой позе вернуться в каюту, слегка обмыть лицо от ржавой пыли и упасть на палубе на расстеленную телогрейку, чтобы провалиться в сон.
Иной раз сил не хватало даже на то, чтобы пойти и помыться после работы.
Потом только приходила буфетчица и громко, чтобы Орлов проснулся, извещала его:
— Пора вставать, надо идти кушать.
Тогда Орлов вставал, мылся, переодевался и шёл в кают-компанию.
Или опять прибегал вахтенный матрос с криком:
— Подъём! Давай быстро в трюм! Баржа подошла!
И опять надо приходилось идти в трюм, а там одна за другой шли сетки и стояло невыветриваемое облако пыли.
Тем, кто работал на барже, было немного полегче. Там пыль сдувал ветер, а в трюме его не было и над ним всё время висело облако ржавой пыли.
На второй день погрузки, когда Орлов начал снимать сапог, то почувствовал какое-то неприятное ощущение в своде стопы на правой ноге.
Он вынул ногу из кирзового сапога, размотал портянку и осмотрел ногу.
На коже просматривалось покраснение, при надавливании оно нестерпимо болело. В центре этого покраснения проглядывалась чёрная точка, обрамлённая кружком желтоватого гноя.
Несмотря на боль, Орлов попытался выдавить эту точку. Гной вышел, но чернота под кожей осталась. По всей видимости, это кусочек окалины, залетевший через голенище сапога, впился в кожу.
Ничего у него с этой «операцией» не получилось даже после повторной попытки выдавить черноту из-под кожи. Тогда он достал йод, тщательно протёр покрасневшее место и заклеил его лейкопластырем. Больше времени на «лечение» не оставалось, так как прибежавший матрос предупредил о приближении очередной баржи.
Орлов оделся и вновь пошёл в трюм.
Нога ныла неимоверно, но он, не обращая на неё внимания, всё равно раскидывал эти злосчастные «блины» по трюму.
На ногу приходилось наступать более осторожно и поэтому он начал прихрамывать.
Лебёдчик, а это был электромеханик, после окончания выгрузки баржи подошёл к Орлову с вопросом:
— Олег Иванович, а что это ты хромаешь? Ногу, что ли, подвернул?
В трюме это недолго было сделать из-за вываленных туда бочек. Два человека уже обратились к доктору с подобными просьбами.

***

Судовой врач Николай Сергеевич обладал некоторыми странностями. Он почти ни с кем не водил дружбу, исключая Орлова.
Замкнутый, интеллигентный и очень вежливый человек, он всё время что-то читал. Полученная информация из прочитанных книг настолько переполняла его, что как только он видел Орлова, то обязательно присаживался рядом с ним и начинал делиться впечатлением о только что прочитанной книге.
Орлов и сам в детстве и юношестве много читал, поэтому то, о чём рассказывал ему Николай Сергеевич, для него не являлось новостью или открытием. Он при таких беседах только вспоминал то, что отложилось в памяти.
Но после училища Орлов полностью перестал читать художественную литературу. Он поставил себе задачу как можно больше узнать о своей профессии судового механика. Поэтому он всегда набирал с собой в рейс технические книги, связанные с морем, дизелями и их обслуживанием, чтобы как можно больше подчерпнуть знаний для более полного понимания своей работы.
Он понимал, что это не совсем правильно. Нельзя заключать себя в рамки технократа, но пока по-другому у него не получалось. Единственную поблажку он себе сделал в том, что начал восстанавливать в памяти английский язык, так как понял, что на море без него никуда не деться.
Он даже планировал после рейса записаться на курсы английского языка, чтобы уже с преподавателями продолжить его изучение.

***

Орлов от вопроса электромеханика покривился от боли в ноге, но поделился с ним:
— Нет, не подвернул. Окалина залетела за портянку и сидит там в ноге. Попытался я её вытащить, но ничего не получилось. А тут в трюм позвали.
— Так ты к пилюлькину сходи. Вон он на палубу вылезает.
Николай Сергеевич только что вскарабкался по штормтрапу, перелез через фальшборт и отдыхал на палубе.
— Да и точно. Чего терпеть! — решил Орлов. — Спасибо за совет, Серёга!
Он пожал руку электромеханику и двинулся в сторону доктора. Но тот его уже заметил.
— Что случилось, Олег Иванович? — заботливо поинтересовался он у Орлова, поднявшись с кнехта.
— Окалина впилась в кожу, — попытался объяснить Орлов.
— Да как же это она так умудрилась сделать? — не на шутку озаботился Николай Сергеевич.
— Да кто же её знает? Летала, летала и залетела, — попытался пошутить Орлов.
— Не надо с этим шутить, — всё так же серьёзно продолжал Николай Сергеевич. — Давайте переодевайтесь, мойтесь и приходите ко мне в амбулаторию. Я вас там буду ждать через полчаса.
Орлов поднялся к себе в каюту, разделся и сходил в душ, находящийся в коридоре. Там он тщательно смыл ржавчину с тела и особенно с ноги. Нога на верхней поверхности свода как-то особенно покраснела и опухла.
Вытершись, он вернулся в каюту, переоделся в чистую одежду и пошёл к доктору в амбулаторию.
Амбулатория находилась двумя палубами ниже от главной.
На главной палубе находилась кают-компания и столовая команды. В этом месте был небольшой свободный пятачок, который моряки в своих разговорах называли «пять углов» — там они устраивали постоянные перекуры.
Вот и сейчас на «пяти углах» сидело несколько моряков, ещё не переодевшихся после погрузки. Они спокойно сидели, обсуждали насущные проблемы и перекуривали.
Третий механик, увидев спускающегося Орлова, ехидно, как бы вскользь спросил:
— Что, второй, косишь под больного?
Остальные моряки, прекратив оживлённый разговор, внимательно прислушались, к тому, что произойдёт дальше.
Видя всеобщую «заинтересованность» своим здоровьем, Орлов как можно спокойнее ответил:
— Это уже теперь доктору решать, болеть мне или косить.
Со скамеек курильщиков раздался негромкий смех:
— Во-во! Как работать — так нет, а как денежки получать — так в первую очередь.
Орлов посмотрел на группку курильщиков. Что это там за бухгалтер такой завёлся? Но в ответ на него уставились только невинные взгляды, прикрываемые облаками рассеивающегося дыма сигарет. Ничего не ответив на замечание «из народа», он начал спуск по трапу на палубу, где располагалась амбулатория.
Ходить по ровной поверхности он ещё мог без боли, а вот спускаться было уже труднее. Нога при этом ныла и в ней даже что-то подёргивало.
Он подошёл к амбулатории и постучавшись, открыл дверь. На всякий случай узнал:
— Можно?
Николай Сергеевич, как всегда, радушно ответил:
— Заходите, заходите, Олег Иванович. Не стесняйтесь. Устраивайтесь тут на кушеточке и снимайте носочек с вашей ножки. Сейчас мы её посмотрим, — а сам суетился около стола, накрытого чистой простыней с разложенными на ней инструментами. — Хорошо, что вчера всё простерилизовал, — бормотал он, не поворачиваясь к Орлову.
Орлов уселся на кушетку, снял носок с правой ноги и принялся ждать дальнейших действий Николая Сергеевича.
Тот не заставил себя долго ждать. Надев резиновые перчатки, он обернулся к Орлову:
— А ножку-то вы положите сюда, — ин указал на подставленный стульчик.
Орлов уложил на него ногу и притих, а доктор склонился к ноге и принялся внимательно её разглядывать:
— А я, так понимаю, вы сами давеча в ней копались, — вновь вежливо обратился он к Орлову.
— Да, — сознался Орлов. — Попытался выдавить гной, но ничего не получилось.
— Вот это вы зря сделали, дорогой вы мой, — так же заботливо лопотал Николай Сергеевич.
Но не успел Орлов ответить Николаю Сергеевичу, как тот неожиданно надавил в самый центр опухоли. У Орлова от пронизывающей боли перехватило дыхание и он непроизвольно охнул.
— Да, — посетовал Николай Сергеевич, будто не замечая страданий Орлова, всё таким же вежливым тоном. — Придётся мне её вскрыть, эту вашу опухоль.
— Кого вскрыть? — не понял Орлов. — Ногу, что ли?
— Да не ногу, — отмахнулся от Орлова озадаченный предстоящей работой Николай Сергеевич. — Сейчас мы тут всё обезболим и вскроем, — всё так же бормотал он. — Как вы переносите новокаин? — посмотрел он на Орлова. — Аллергия на него есть?
— Кололи мне его несколько раз, когда зубы удаляли. Тогда никакой аллергии не было, — начал вспоминать Орлов.
— Что ж, замечательно! — обрадовался Николай Сергеевич и принялся готовить шприц для укола. — Сейчас мы тут всё обезболим, а потом и вскроем, — чуть ли не напевая, бормотал он.
А Орлову что оставалось делать? Он сидел и спокойно ждал, что же будет делать доктор.
Тот не спеша сделал укол и попытался как-то отвлечь Орлова от невесёлых мыслей:
— А вы помните что-нибудь из Чехова? У нас в библиотеке есть собрание его сочинений, кстати. Так вот я взял и перечитал их. — И тут он начал развивать свои мысли о творчестве Чехова, которые пролетали мимо ушей Орлова. Он только и думал, когда этот эскулап начнёт свои кровавые действия.
А Николай Сергеевич, видя, что его не слушают, слегка потыкал в покрасневшее место на ноге иголкой, при этом с любопытством заглядывая в глаза Орлова.
— Что-нибудь чувствуете? — вновь вежливо поинтересовался он.
— Ощущение, как будто по дереву кто-то скребёт, — поделился своими ощущениями Орлов.
— Замечательно, — обрадовался, как ребёнок, Николай Сергеевич. — Сейчас же и начнём! — закончил он свой восторг.
Обернувшись к столу, он взял с него уже приготовленный лоток и начал доставать оттуда какие-то блестящие железяки.
В этот момент Орлову уже стало абсолютно безразлично, что же будет делать доктор с этими железяками. Главное — ему не будет больно, а доктор своё дело знает. Поэтому он отвернулся и даже расслабился, вспомнив принцип насилуемого: расслабься и получай удовольствие.
Так оно и случилось. По ноге где-то что-то в отдалении шкрябало. А чего шкрябало — Орлову не интересовало.
Николай Сергеевич недолго сопел над ногой, потом забинтовал её и радостно сообщил Орлову:
— Жить будете, Олег Иванович, но для этого надо денька три походить на перевязку. Я поставил вам турунду для облегчения оттока, поэтому постоянные перевязки просто необходимы.
— А как же погрузка? — Орлов в недоумении посмотрел на доктора.
— Забудьте, забудьте, — замахал руками на Орлова Николай Сергеевич. — Для вас она уже закончилась. Ведь вы даже и сапог надеть не сможете. А если и наденете, то обязательно повредите рану. И там снова начнётся воспаление. Ведь я там довольно-таки глубоко сделал надрез. А теперь потихонечку вставайте и старайтесь как можно меньше наступать на ногу. А о вашем освобождении от работ я сообщу капитану. А что там про вас будут говорить, — он показал пальцем куда-то наверх, — то не обращайте на это внимания. На каждый роток не накинешь платок. — Он с сожалением цокнул языком.
Орлов осторожно встал, поблагодарил Николая Сергеевича и потихоньку пошкандыбал к себе в каюту, где и лёг на кровать.
Через час к нему зашёл Семён Петрович. Конечно, он зашёл не поинтересоваться здоровьем Орлова, хотя и делал озабоченный вид, глядя на его забинтованную ногу. Его больше интересовало, сможет ли вообще Орлов работать и кем его подменить в трюме.
— Ну и угораздило же тебя… — всё пыхтел стармех. — Что теперь делать?
— Да не переживайте вы так, Семён Петрович, — попытался бодро ответить ему Орлов. — Ну, не убили же меня. Одна нога и обе руки целы, голова на месте. Вахту-то я смогу стоять! На стоянке-то по машине и бегать особо не надо. А так я со всеми вахтенными делами смогу справиться в машине.
От такого решения вопроса Семён Петрович повеселел и уже бодро продолжил:
— Так и быть! Вахтенный моторист пойдёт в трюм, а ты вместо него на двенадцать часов на вахту. Договорились?
— Конечно! Какой вопрос?! — поддержал Орлов стармеха.
— Ну, значит, отдыхай ещё пару часиков и спускайся в машину.
Орлов утвердительно кивнул головой, а дед от радости, что всё так просто решилось, чуть ли не выпорхнул из каюты.
Вахту пришлось стоять всего лишь три дня.
Для Орлова не очень-то обременило двенадцать часов наблюдать за работающими механизмами. Нога уже так не ныла, в ней ничего не дёргало и только лишь после перевязок, которые Николай Сергеевич делал дважды в день, она немного побаливала.
Иногда в кают-компании Орлов ловил на себе недобрые взгляды механиков и штурманов. Мол, вот как надо грамотно «косить». Но Орлов по совету Николай Сергеевича не обращал внимания на эти взгляды.
После недельной погрузки судно вернулось в Провидения, где его оформили погранвласти, а потом снялось на Японию.

Конец третьей главы

Полностью рассказ «Карголес» опубликован в книге «Паулина»: https://ridero.ru/books/paulina_1/