Ночью на кухне

    Черный фон вдруг посветлел, затем озарился ярким светом. Изжелта-красное пятно, появившееся в кромешной тьме, росло с невероятной скоростью, на глазах превращаясь из точки в огненное зарево, расползавшееся в стороны, словно осьминог, протягивая свои щупальца, и поглощавшее ночь. Должно быть, это взорвался красный гигант в одной из галактик. Не будь вакуума, это все громыхало бы точно артиллерийская канонада на полях. Но щупальца беззвучно расползались по пространству неизведанных миров, пока наконец не осталось ни квадратика черного цвета. Так же быстро, как и появилось, зарево сошло на нет, оставив после себя лишь мелкие вспышки, которые тоже вскоре канут в вечность, и вернуло тьме ее господство. Тьма стала еще суровее, будто ее припорошили пеплом, только если неорганика в виде гелия и водорода способна давать пепел. Еще мгновение – и та же картина, что была до взрыва. Гиганта нет, но еще долгие годы за миллионы световых лет отсюда на одной из планет совершенно иной галактики будут видеть его свет и говорить, указывая ввысь, «Смотри, звезда».

    Волны. Они столетиями бьются о скалы, сначала сглаживая их контуры, затем превращают в песок. Иногда они погибают и тогда на море штиль, а иногда возрождаются с неимоверной силой, перемешивая толщу вод, перемещая камни. Бурная пена вместе с миллионами тонн воды обрушиваются на побережье, извращают береговую линию, поглощают мелкие острова, разметая их в щепки, и если вы атолл, то вам не повезло. А в глубине континента лишь легкий ветерок напоминает о разыгравшейся на море буре, и даже тучи туда не доплывают.

    Где-то за городом, на окраине, в лесу слышится треск. Можно предположить, что это птицы в кронах шебуршат листья или чья-то нога ступила на сухую ветвь на земле. Но стелющийся вдоль хвойной подстилки дым извещает о другом. Этот треск рожден медленной гибелью десятков елей, чьи лапы полыхают уже четверть часа. Огонь захватывает все новые и новые территории. В воздухе пахнет смолой и гарью. В нескольких сотнях метров в домах все не выключается свет, оттуда слышатся взволнованные голоса. Раздается звук мигалок и моторов – пожарная бригада почти на месте. До домов огонь не доберется, не допустят. Но кто вернет жизнь обгоревшим деревьям? А город готовится ко сну. В ванной выключается вода, зажигаются бра для чтения книг, кто-то говорит «Спокойной ночи», кто-то смеется, ведь завтра свадьба, кто-то рад, что жить легко…




    Он стоял на балконе в одной лишь майке, ветер обдувал его плечи, пробегала мелкая дрожь. Во рту дымилась сигарета. Он осознавал, насколько целительным, оказывается, может быть этот дым. Внизу простиралась магистраль, десятки автомобильных огней кружили в двух потоках. Он обернулся от прикосновения – рука легла на его плечо.

- Спасибо, что приехал. – сказал он.

- Брось. Пошли внутрь, здесь прохладно. – ответил второй и зашел в комнату.

- Да, Дэнни, я сейчас. Только докурю.

- Я поставлю чай. Или ты хочешь чего покрепче, Гарри?

- Нет настроения.

- Вас понял. Ставлю чай.




- Вот знаешь, - начал Гарри, держа в руках горячую чашку, которая согревала прохладные пальцы, - это все так странно. Мне не хочется снова в деталях прокручивать все сначала, но…- он поднял глаза на Дэнни, сидевшего напротив.

- Все в порядке, я слушаю тебя. Продолжай.

- Такая банальная фраза, которую каждый слышал, наверное, раз сто в своей жизни из книг, телевизора, разговоров - «Какой хрупкий мир» - но я, кажется, всю жизнь не придавал этому значения. А весь смысл понял только сейчас. Вот уезжал я в августе и не мог помыслить, что меньше, чем через два месяца, болезнь съест человека изнутри, и больше мне его уже не увидеть никогда. И это при всем том, что в конце сентября я смог приехать, хоть и на три дня. Кажется, я не хотел сейчас вспоминать об этом. – он помолчал. - Хрупко все. Хрупки слова, хрупки надежды, хрупки планы, ожидания. Хрупки мы. Теперь я думаю о том, что каждый день может стать последним для чего-то. Вот какова вероятность, что ты меня видишь сейчас не в последний раз? Наверное, высокая. Но ведь не 100%-ная. А что если…? Или вот еще. Кто сможет дать гарантию, что в следующий раз я поеду домой просто на выходные, а не по какому-то печальному поводу? Никто. А было бы неплохо, верно? А каково осознавать, что чем старше ты становишься, тем больше предстоит потерь впереди? Ужасно неприятно. Уверен, что каждый хоть однажды задумывался о подобном. В этом нет ничего необычного. Но эти мысли вонзаются в меня все крепче. Едва ли я могу вспомнить день за последние месяцы, когда бы они не догоняли меня. И это уже начинает беспокоить. Должно быть нужно лишь больше времени, чтобы все пережитое недавно - нет, не забылось, - а притупилось, закралось на более дальнюю полочку в чертогах памяти, откуда только в минуты новых потрясений могло показывать свой нос. Забыть вообще ничего нельзя. Это я уже понял. Человек жив, пока помнит и помнит, пока жив. Но я и не хочу забывать. Ведь иной раз забыть равно предать. Я не хочу никого и ничего предавать. Ни живых, ни мертвых, ни прошлое, ни будущее. Как хорошо, что могу тебе сейчас все это рассказать. Я устал жить с этими мыслями в одиночку. Они копятся, догоняют друг друга, наваливаясь и превращаясь в снежный ком, который катится с холма, становясь все больше и больше. Настигают даже во сне. Я просыпаюсь. И хорошо, что скоро все же засыпаю вновь. Хотя иногда и когда ложусь, то ощущаю нарастающее сердцебиение. Не знаю, с чем связано. Честно, такое стало случаться реже. Наверное, время уже начало спиливать углы моральных травм. Но все равно я рад, что рассказал тебе об этом. Я бы сказал и раньше, но трудно было это все признать и проанализировать.

- Наша беда в том, что мы остро переживаем потрясения. Мы волнуемся за близких, даже если им ничего не угрожает. Мы думаем о людях, с которыми не общаемся уже много лет. Мы в этом не виноваты и сделать с этим едва ли что-то можем. Поэтому остается лишь принимать то, что преподносит судьба, и хотя бы пытаться контролировать себя ради нас же самих. Ну и не оставлять друг друга в одиночку переживать неприятности. – Дэнни улыбнулся и похлопал Гарри по плечу. – Проветрим комнату. – он открыл форточку, и в комнату заструился прохладный воздух. – Я знаю, это не все, чем ты хотел со мной поделиться. Ведь так?

    Гарри кивнул.
- Я замечаю, что чем старше я становлюсь, тем меньше людей остается рядом со мной. И это несмотря на то, что их количество вокруг только увеличивается. Просто никого не хочется слышать, ни с кем говорить. Моя, и без того скромная общительность, просто тает на глазах. Ведь так просто в детстве подойти к ровеснику, играющему в песочнице, и сказать: «Привет. Можно с тобой?». И вот вы уже вместе лепите что-то из песка. А сейчас даже с коллегой, одногруппником, не важно, с кем – с тем, кого ты видишь каждый день, с тем, с кем ты разговариваешь каждый день о делах или учебе, вместе ругаешь начальника или преподавателя, вместе смеешься, - ты не знаешь о чем поговорить, оставшись случайно тет-а-тет даже на каких-то несчастных пять минут. Все слова как будто пропадают, фантазия обнуляется. – Гарри вздохнул, - А хотелось бы обнулить жизнь и начать все по-другому. Но разве такое возможно? – помолчав, он добавил, - Да если и было бы возможно, смог бы я начать жить по-другому, имея при себе всю ту же голову все с теми же тараканами внутри? Ох, вряд ли.

- Если бы ты начал свою жизнь по-другому, то это была бы уже и не твоя жизнь.

    Гарри снова помолчал и затем продолжил:
- Вот говоришь-говоришь, а, наверное, кто-то бы подумал, что это просто бред сумасшедшего.

- Я так не подумаю.

- Я знаю, Дэнни, знаю. Ты понимаешь меня, как никто. Я вообще не знаю, что бы я без тебя делал.

- А может быть, это общение со мной так влияет на тебя? Ведь кажется…

- Нет. Точно нет. Да и с чего бы? Поговорив с тобой, я, наоборот, чувствую себя лучше и веселей. И вот опять же…веселье. Я так устал «веселиться» на публику. Эта улыбка, этот смех – они лживы. Но ты понимаешь, что без них никак. Станешь настоящим – скажут, что не все дома, что странный. Не будут общаться. И ходишь, как ненормальный, с натянутой улыбкой. А самое интересное, что скорее всего я просто все усложняю. Нужно быть проще. Но как? Кажется, это просто дается свыше. Или нужно работать над собой? Я ничего не делаю. Значит ленивый. Наверное, все так бы и рассудили, если б кому-то я решился все это рассказать. А ведь здесь очень тонкий момент. – Гарри замолчал. Он взял в руки чайник и долил в чашку немного чая. – А что это мы все обо мне да обо мне?

- А что сказать? Мы говорили обо мне не раз.  – заметил Дэнни.

- И не два. Но ведь и не десять.

- А ты бы хотел послушать десять раз?

- Я бы послушал и сто раз, если это необходимо.

    Дэнни улыбнулся:
- Мне очень трудно дается «взрослая жизнь». Возможно, я просто несамостоятелен или неприспособлен. Но, кажется, проблема чуть глубже. Опять же все в голове. Но трудно, очень трудно взяться за новое дело. Понимаешь, что надо, но внутри как будто блок стоит какой-то. Ты убеждаешь себя в необходимости начать действовать, но в один прекрасный момент этот страх перемен в считанные мгновения одерживает верх. Я оказываюсь заложником собственных страхов. Я становлюсь заложником своих мыслей, заложником самого себя. Но как убежать от этого? Пока только эта мысль является мне. Я не знаю, как переступить через себя. Кажется, что все просто: сделай первый шаг, и дальше все пойдет как по накатанной. Я сделал первый шаг. Но он был сделан не без давления, от безысходности, от понимания неостанавливающегося течения времени. Возможно, если бы я его сделал полностью сам, было бы легче. Но опять же: не уверен. Не уверен ни в чем.

- Я понимаю, про что ты говоришь.

- Осознание. Только через осознание себя можно переступить этот порог. А пока будем просто поддерживать друг друга. – Дэнни подмигнул, - Странно, наверное, говорить это имея в чашке налитый чай, но давай выпьем этот – он глянул на коробку, - «цейлонский крупнолистовой черный чай» за то, чтобы каждый из нас нашел в себе возможности, силы, мотивы для осуществления задуманного.

- И за душевный покой. – добавил Гарри.

- И за душевный покой, - согласился Дэнни. – Ведь все звезды гаснут к утру. Их просто затмевает главная звезда. Всегда наступит такое счастье, которое перекроет миллион прошлых неприятностей.

- Красивая аллегория… И за дружбу!

    Они чокнулись кружками.

  Они вышли на балкон. Светало. В воздухе витал легкий запах гари. Но жители окраин уже давно спокойно спали. Ветерок, еще пару часов назад задувающий в открытую форточку, сошел на нет. Должно быть, буря на море улеглась.

- Смотри, звезда. – сказал Дэнни, указав на яркую точку на светлеющем каждую секунду небе.

- Да, утренняя. Последняя.

                январь 2024