Собаки халву не едят

Григорий Загибайло работал сторожем на бойне, неподалёку от коттеджа Бизона и Мэрилин. После воинской лихой службы, которая проходила не всегда на территории Украины, стал он мрачен и замкнут. Не всегда и не вечно, но очень часто, угрюмость и печаль омрачали его лицо, отражая неведомые движения души. Работы в Киеве для себя он не нашел, да и не хотелось окунаться в городскую суету, хоронящую вольный полёт души. Пристроился к родному дядьке, руководившему убойным цехом, расположенным в глуши причернобыльского леса. Стал работать «ночным снайпером». Сторожем. Ружьишко приобрёл калибра небольшого, но достаточного, на экстремальный случай. И бродил по округе в гуще леса, еденясь с природой и особо не думая о смысле жизни.
По ночам занимался тем, что отстреливал крыс на территории бойни. Для этого имел пневматическую винтовку-автомат. Прицел ночного видения помогал избегать проблем при ночной охоте.
И так вошел Загибайло в мрачноватый азарт истребления этих тварей, что для него это стало жизненным допингом – выйти ночью и пострелять.
Некоторые живущие по соседству селяне считали его слегка свихнувшимся. Возможно, так оно и было. Гриша воевал на Северном Кавказе, и радости да любви к жизни, такие вояжи обычно не приносят.
Но слова вытянуть про те события из него было невозможно. Курит, слушает, а потом скажет:
– А ты сам прокатись и посмотри.
И всё. А затем берёт автомат и начинает стрелять крыс.
А твари то божьи! Неведомо, как это всё вышло, но однажды на рассвете к нему в постель залезло с десяток этих зверюшек и едва Григория в постели не порешили. Отделался, на своё счастье, уколами от бешенства после множества укусов. Ходил измазанный зеленкой с ног до головы, но присутствия духа не потерял. Но с этого момента относился к истреблению крыс как к военным действиям. Да и те его уже давно вычисляли и по внешности и по запаху. И даже когда он подкрадывался ползком, весь обвязанный соломой, пустота крысиных заповедников встречала его первозданностью и свежестью отсутствия живого существа.
Так проходили дни бывшего военного специалиста неведомых военных действий.
Есть предположение, что охотник и жертва внесознательно хотят поменяться местами. Касательно крыс, этот постулат был явно справедливым. Они внедрили его в жизнь. Насчёт же Григория Загибайло это предположение было весьма сомнительным. Психоанализу верить – вообще не жить. Так когда-то говорил его командир.
И наступит День! Возвещал Григорий. Когда останется всего одна, естественно, самая достойная крыса. А в моём ружье – последняя, как раз её дожидающаяся пуля. Вот это и будет квинтэссенция единоборства! Вот это и будет священный Армагеддон! Ради этого стоит жить!
Ну, не совсем буквально этот текст мелькал в голове отставного сержанта, но что-то подобное было.
– Ты знаешь, у соседа собаку украли. Пса.
– Звать-то как?
– Кого, соседа?
– Да нет, пса?
– Европа.
– М-да. Ну и имечко. Наверное, уже в Америке. Или нашлась?
– Кто?
– Европа.
– Да куда там, с концами. И бродячий еще какой-то пропал. Все с Европой бегал.
– Да ладно, проблема. Их вон – тьма тьмущая под каждым кустом весной.
– Любит он ее и переживает.
– Любит? Кого это?
– Европу любит. Такого умного и верного пса, говорит, отродясь не бывало. – Тракторист зевнул во всю ширь и закрыл рот. – Но дело не в этом, – добавил. – Пес стал ему сниться. По ночам начал приходить. И жалуется – пытают, де, басурманы нерусские. Хотят, чтобы я им про родные края рассказал. Кормят халвой и шоколадом…
– Брешет, собаки халву не едят…
– … и вербуют на них работать. Забери меня домой, Ваня, не могу больше. Душа болит вдали от родных краев.
Твой пес Европа.
И тут он просыпается.
– Кто, пес?
– Да нет, болван, хозяин. Просыпается… и такая его тоска берет, такая тоска…Что он наливает стакан самогона, – бах его, выпьет, – и снова на массу. Да и уснет. А там опять Европа жаловаться начинает…Одним словом, беда у Ивана. Быстрей бы хоть жена приезжала. Еще три дня.
Закрыть
– И давно сперли пса?
– Да недели две. Помнишь, как мы быка черного гоняли? Тогда и пропал.
– А, помню, помню. – Григорий призадумался, вспомнив про работу, что пришла как праздник.
– Где то он сейчас? – проговорил. – Кому-то достанется. Редкий зверь. Бронебойной натуры.
– Что бык. Пес был хороший! Умный и добрый. Ивана жалко. Может поищем? – тракторист посмотрел на собеседника.
– Ты что, спятил? – ответил тот. – Чтобы я ходил по лесу и собаку искал? Ну, Вася, к ночи тебя перемыкает. Давай еще по сто и хватит. А то я так и не начну охоту.
– Ну, как хочешь. Хотя ты прав. Где его сейчас искать, если он пишет, что у каких-то басурманов в плену. Гиблое дело. – Помолчал. Налил самогонки. Выпили.
– А ты заходил в сельсовет? – спросил тракторист. – Там тебе повестка лежит в военкомат. Уже три дня.
– Я три дня в поле. Повестка, говоришь?
– Да. Ты кто по специальности был в армии?
– Да был.
– Разведчиком, наверное? Или снайпером? В группе захвата ходил? С парашютом в атаку прыгал?
– Прыгал, прыгал.
– Тебя на переподготовку вызывают. Или на спецсборы. Или служить контрактником предложат. Там сейчас, говорят, деньги платят.
– Да, надо зайти, забрать повестку. Я, вообще-то, Вася, служил оператором на зенитно-ракетном комплексе. Ну, сбивал там всякие низколетящие болванки. Или высоколетящие. «С – 400» – есть такая штуковина. Уже, наверное, устарела. – Григорий встал с травы и сел на пень. Продолжил. – Но это все было на срочной службе. Полтора года – и на дембель свалил. А потом отправился я, Вася, в Грозный, да потом еще и дальше. Там в основном… Эх, вспоминать не хочу. Тошно. А вот «С – 400» помню хорошо. Машина безотказная. Мы ей ворон сбивали.
– Каких это ворон? – лениво спросил тракторист.
– Обыкновенных. Радар настроишь на полную мощность, в пучок волну сожмешь и наводишь на стаю. Хлоп – с десяток валяется. Жаль, утки редко попадались. Но если шли утки – весь дивизион был в полной боевой готовности. Это искусство. Тут главное, чтобы твой радар кое-какие самолеты не засекли. Могли тогда быть проблемы. Рассчитываешь на утку, а в результате приходится сбивать ракету «воздух-земля», а в придачу и самолет, ее пустивший, да еще летающий командный пункт, чтобы не корректировал и не навел еще кого-нибудь. Потом меняй позицию, ставь ложные отражатели-имитаторы… но если осторожно, то можно. Один раз стаю розовых фламинго завалили. Мясо – чистая курятина. – Помолчал. – По крысам не пробовали. Наверное, одним ударом штук по сто валить можно, если только в кучу собрать их сумеешь. – Задумался. – Но этих тварей так просто на собрание не заманишь.
Григорий замолчал, шевельнул ружьем и уставился в ночную мглу, освещаемую полнолунием. Тракторист, зевая, ушел домой.
Наутро, зайдя в сельсовет, ночной охотник взял повестку, расписался за нее и вышел на улицу. Лето… Красота… вздохнул полной грудью. Еще раз прочел повестку.
«… Явиться в соответствии с Законом…
… при себе иметь…
… преследуется статьей законодательства № …
Подпись: райвоенком А. М. Плюшко.
Число… Месяц… Год…»
Осмотрел бумажку, сунул в карман и поехал в райцентр. Нашел военный комиссариат. Там его встретил майор.
– Сержант Григорий Загибайло? Отлично, давайте военный билет.
Стройная, с фигурой и бюстом звезды «Плейбоя»», секретарша сделала ему глазки и заманчиво улыбнулась.
– Как вы говорите? – томно промурчала. – Забегайло?
– Загибайло, – уточнил Григорий и отвел глаза от бюста.
– Билет и повестку, – напомнил майор. Взял, листал, глядел… – Воинская специальность – оператор АРСН, – прочел, – ВУС 1976.12.42184. Ясненько, понятненько. Ну, оператор, а стрелять умеешь?
– Стреляю, – мрачно сказал Григорий.
– А из каких, любопытно, видов оружия, Загибайло?
– АК–74… Там написано.
– Ну, это понятно, понятно… Продолжал вопросительно смотреть. Григорий глянул на ноги секретарши. Снова не майора.
– Пистолет Макарова «ПМ», пистолет Токарева «ТТ»…
– Во-во! И все? Молодец! – Майор потер ладони. Секретарша налегла грудью на стол и глядела в глаза Григорию не моргая.
– Пистолет Стечкина-2М, – дополнил оператор.
– Ну? Я его в глаза не видел. Говорят – сила! Танкам башни сбивает.
– Врут.
– Врут, так врут. – Сделал в журнале пометку. – Всё, Загибайло?
– Да. – Глянул на секретаршу. – Нет. Ещё. Турельный шестиствольный пулемет «Стриж – 12», калибр 12 миллиметров. Пулемет «Браунинг», калибр 12,6 миллиметра. Пулемет «Беретта», калибр 12 миллиметров. Снайперская винтовка дальнего боя «Бур», калибр 14 миллиметров. Гранатометы всех видов, начиная с «Мухи». ЗРК «Стрела-12», «Стрела-10», «Стрела-6», ЗРК «Стингер». Ну, и там мелочи еще всякие… Легкий миномет ПМ-66 с лазерным наведением. Дерьмо, а не аппарат. Калибр 29 миллиметров – это издевательство. Ну, и прочее… Могу написать список.
– Ладно, – ошеломленно сказал майор. – Это прекрасно.
Он сел за стол, накарябал на бумажке несколько строк и бахнул сверху печать – подержал и медленно отпустил. Посмотрел.
– На тебе направление. Садись на автобус и направляйся в Киев. Военкомат Подольского района. Найдешь. Я позвоню, тебя будут ждать. Давай, Загибайло, так держать! Есть еще и у нас специалисты! – И растворил перед Чеченцем дверь. Тот буркнул что-то вроде «ну-ну» – и вышел. Сел на автобус. Доехал до Киева. Вышел на автостанции Подола. Рядом Житный рынок. Народу – не пропихнешься. И все кричат, бегут и торгуют. Спросил у милиционера дорогу и, сев на трамвай, поехал в военкомат. Ехал не долго. Прошел пешком через площадь и вошел в здание. Его ждали. В кабинете сидели: толстый, упитанный полковник, похожий на пожарника, и худой лейтенант в очках, смахивающий на зубного врача. Полковник оглядел Чеченца, и сказал:
– Здорово, Загибайло!
– Здравия желаю товар… м… мхрш… – неясно закончил приветствие оператор АРСН.
– Я прочел ваше досье, – оптимистично начал говорить розовощекий полковник-мажор, – и выяснил – вы тот самый человек, который нам необходим!
Последнюю фразу он произнес тоном, с которым вручают важнейшую государственную награду.
– Партийный? – полюбопытствовал лейтенант.
– Бог миловал, – не глядя на «зубного врача» ответил Чеченец.
– И то верно, – поддакнул полковник, радостно пылая добродушным лицом. – Наша партия едина – войск вооруженные ряды! Эх, Загибайло, Загибайло… Тебя вот только нам и не хватало. Но нашли! Во-первых, операторов АРСН «С-500» в наличии у нас уже не осталось. В нормальной физической форме. Исключая вас, сержант. Я не считаю призывников срочной службы, это не наше ведомство. И во вторых. Вы знаток стрелкового оружия, включая НАТОвские стандарты. Сейчас таких мало. А чтобы эти знания совмещались с работой на АРСН «С-500» – вообще невероятное совпадение…
Полковник упад в громадное, серого цвета, кресло и рукой махнул Григорию – садись. Тот сел и сказал:
– Что я должен делать и сколько будут платить?
В уголке шевельнулся лейтенант-«зубной врач».
– Сейчас вы познакомитесь с одним представителем. Он вам все и расскажет. – Нажал кнопку. Открылась дверь в самом конце кабинета, и вошел парень, лет сорока, среднего роста, коротко стриженый, красное – обветренное лицо. Подошел к Григорию и представился: «Юра».

Полковник с лейтенантом зашуршали бумажками и вышли.
– Гриша, – ответил Загибайло.
– Где служил на пятисотке?
– Подписка.
– Ладно, намекни.
– Там, – показал рукой в сторону.
– Нефтехранилища?
– Угадал.
Юра помолчал, вытащил сигарету, закурил. Угостил оператора АРСН. Пустил пару колец из дыма. Видно было – тренировался. Кольца были солидные. Сказал:
– Две тысячи в месяц, контракт на год, возможно продление. Питание и все проблемы за счет фирмы. В случае гибели, удвоенная сумма всего контракта переводится лицу, оговоренному в том же контракте. В случае ранения, увечья, тяжелого заболевания – скользящая шкала расценок – там же, в контракте.
Юра замолчал, затянулся сигаретой и выпустил большое кольцо.
– Две тысячи евро? – уточнил оператор АРСН.
– Да.
– Это мало.
Юра удивленно посмотрел на оператора, у которого неожиданно возник торгово-спортивный рефлекс.
– Мало?
– Две тысячи евро мало.
– Хм! – представитель неведомого батальона прошелся вдоль комнаты. – И сколько же?
– Четыре тысячи евро в месяц. Подъемные – месячный оклад. За каждую сбитую цель – месячный оклад. В случае смерти, – пятикратная…
– Стой, стой, стой, – замахал рукой с сигаретой Юра. – Григорий, не гони. Тебе мало двух тысяч евро?
– Я уже сказал.
– Хорошо, настоящий специалист себя ценит. Стреляешь хорошо?
– Мало не покажется. Из «Бура» с двух километров сбиваю бутылку.
– Двадцатилитровую?
– Из-под водки.
– Верить тебе, что пойти да жениться. Но – ладно. Досье на тебя хорошее. Посиди здесь, пойду позвоню по телефону.
Через минуту вернулся. Похоже, что и не звонил, а полномочия подобного рода у него имелись. «Маржевщик», – подумал оператор. – «Разницу в карман, похоже, кладет. Или премию получает». Юра сел. Уставился на оператора АРСН.
– Слушай, Гриша. Я сделал все, что мог. 2500 евро в месяц. Подъемные – тысяча. Вылетаем завтра утром. Все остальные пункты остаются на месте, – и откинулся в кресле, прищурено глядя на Загибайло, затянувшись сигаретой.
– Хорошо, демон-соблазнитель, давай контракт. Хоть расценки и занижены, отработаем, как положено, в полную силу. И, обрати внимание, – я ничего не спросил.
– Я обратил. Загранпаспорта, конечно, нет?
– Конечно, нет.
– Давай сюда общегражданский, к утру сделаем заграничный. Фотография на первом этаже, будешь выходить – сфотографируйся. Скажешь, на паспорт в группу «А» и все. Платить ничего не надо. «Демон-соблазнитель» снял ксерокопию с паспорта Григория. Поставил на нее печать и написал: «Копия верна». Расписался возле печати. Сказал: «На случай проверки документов». Вытащил из стола визитку и протянул оператору АРСН.
– Это наша гостиница. Переночуешь, а утром, к девяти часам я жду тебя здесь. Свежим как огурец. Вопросы есть?
Вошли полковник и лейтенант со своими бумагами, о чем-то громко говоря и не обращая внимания на Юру и завербованного оператора АРСН.
– Пойдем в соседнюю комнату, – тихо сказал Юра. – Заполнишь контракт и получишь подъемные.
Григорий еще раз внимательно изучил контракт. В нем было 56 пунктов. В конце документа уже стояли четыре подписи, каждая заверенная печатью. Вздохнув, Григорий расписался, за ним расписался Юра и сверху шлепнул еще одну печать – пятую. Затем расписались во втором экземпляре, и оператор АРСН спрятал документ в карман.
– Это не место, – сказал Юра. – Схоронить надо понадежнее. Тебя никто «кидать» не собирается, а вот чужим глазам этот документ противопоказан. Сдашь его в ячейку хранения, в банке. На год. Деньги платишь, когда открываешь ячейку. Это называется долгосрочное депонирование. Один доллар в сутки. Зато гарантия.
– Какой банк?
– Да любой серьезный. «Аваль», например.
– Это где? – стал уточнять Григорий.
– Филиалы по всему Киеву. Один есть недалеко от нас, на Красной, то есть Контрактовой площади. Подойдешь к любому кассиру и скажешь: – мне нужна ячейка хранения. И все. Всё остальное они сами будут тебе говорить. Дают тебе коробку, укладываешь туда свои ценности, закрываешь, опечатываешь – и в ячейку. Наберешь с внутренней стороны свой шифр, захлопываешь. Но, кроме этого, камера еще закрывается на два ключа. Один твой. Все. Кроме тебя – только автоген.
– Это мне подходит.
– Киев знаешь?
– Так себе.
– Ну, на Контрактовой площади мимо «Самсона» не промахнешься. Есть там такое большое здание, бывшая биржа или школа, не помню. Наверху буквы светятся «Самсон». Это торговый центр. В нем и расположен банк. Все. Инструкции ты получил. Теперь – работа. С завтрашнего дня. Сразу скажу – на меня не обижайся. Я буду у тебя командиром, и гонять вас всех придется как собак. Жир лишний сбрасывать. Иначе неприлично быстро может войти в силу пункт контракта № 51 – летальный исход. Уловил?
– Я что, не один?
– Один в поле только снайпер. Подробности на месте. Вопросы есть?
– Прививки будут?
– Да, четырнадцать уколов.
– Бригада большая?
– Маленькая. Негров стрелять не будем. У нас другие задачи, посерьезней. Но проблемы могут быть всякие и стрелять, возможно, придется из любого положения. – Помолчал и добавил. – Хочу напомнить, Гриша, ты только что расписался о неразглашении и жизнь твоя – в твоих руках. – Новый командир бодро улыбнулся. – Ты понимаешь, о чем я?
– Понимаю. Уже подпись ставил. Только не за деньги.
– Григорий, за идею – святое дело. А за деньги, сам понимаешь, дело серьезное. Ты парень с понятием и все уловил.
– Да уловил, чего уж тут. В общем, в девять ноль ноль в этом кабинете.
– Смотри, не напейся. На Красной площади это распространенное явление.
На том и расстались. Не думавши, не гадавши, попал Григорий Загибайло в такой крутой армейский переплет. Благо, опыт был. Да и душу грели десять бумажек по сто евро, шуршащие в кармане. Тысяча евро! Но радость была не особой силы.
Вышел Гриша на улицу. Прошелся вдоль каштанов. И сразу увидел обменный пункт. Подошел и разменял шестьсот евро на национальную валюту. Денег получилось много. Узнал, где находится почта. Зашел, и в валютном отделе переслал матери оставшиеся четыреста. Да письмецо черканул. Вышел на улицу, вспомнил про контракт. Подошел к такси и проговорил: «Мне надо на Контрактовую Площадь». Водитель ранул с места и не молодой уж «Опель» понесся по Киевским улицам. Выскочили на набережную Днепра. Красота! Но мелеет речка почему-то. Трава растет уже прямо посередине. Машина соскочила с набережной и углубилась в недра Старого Подола, проехала церковь, несколько кварталов, еще церковь и выскочила на площадь.
– Контрактовая, – сказал водитель, остановив машину и заглушив двигатель.
– А где «Самсон», центр торговый? – спросил Гриша.
– Вон видишь буквы САМСОН – это и есть «Самсон», доходчиво разъяснил таксист.
– Спасибо!
Оператор АРСН расплатился, вышел из машины и двинул как на маяк, на большие, красные буквы. Банк нашел быстро. «Аваль» – светилась зелеными разводами затейливая надпись. Зашел внутрь. Здоровый верзила в красном галстуке и с радиостанцией в руке, пристально оглядел Григория. Отвернулся. Гриша подошел к окошку и сказал: «Мне нужно абонировать ячейку хранения документов». Все произошло, как и говорил командир. Набрав на внутренней стороне дверцы секретный шифр – ЗАГИБАЙЛО, Григорий захлопнул дверцу и закрыл ее на ключ. Вторым ключом камеру закрыла старший кассир. Оператор АРСН успокоено вздохнул. «Всего доброго!» – «До свидания, приходите еще». Вышел Гриша из «Самсона», огляделся. Народа – тьма. И почти все или бредут куда-то, или сидят с грустным видом на лавках. Но большинство пьет пиво. Даже совсем молоденькие девочки – и те сосут из горлышка «Оболонь». Везде полно забегаловок. Одна на одной. Прочитал название: «У тети Сони». Зашел и сел за столик. Подошла симпатичная девушка-официантка. Григорий полюбовался ее грацией и заказал пиво. Напиток оказался неплохим. Спросил у официантки, где улица Ильинская. «Да это совсем рядом. Вон за тем зданием». Она указала направление. «Спасибо», милая. А вы пиво не пьете? Засмеялась. «Пью, но не на работе» – «Жаль». Гриша снова уставился в бокал и отпил уже половину. Подошла парочка и уселась рядом, спросив: «Разрешите?» Григорий разрешил. Вытащили какие-то бумаги и стали их листать, читать, что-то выяснять, уйдя полностью в этот процесс. «Бухгалтеры», – подумал оператор АРСН. – «Кругом одна бухгалтерия». Ему захотелось домой. Он вытащил сигареты. «Вы не курите?» – спросил соседей по столику. «Нет, спасибо». И опять о чем-то своем. Еще и не курят… хоть бы пива купили, сидят на халяву, место занимают. Да нет, принесли кофе и мороженое. Мажоры, наверное, какие-то. Прибыль на бумаге вычисляют. Под кофе. Это не в «С – 500» сидеть под американскими радарами. Григорий прислушался к разговору.

– Вова, а почему радары американские? Это сильно конкретно, надо обтекаемее.
– Хорошо, давай напишем – радары Саудовской Аравии, например. Но там те же американцы. И опять масло масляное.
Оператор АРСН напрягся и слушал подозрительно знакомые слова. Они что, пишут какой-то отчет о Ближнем Востоке? Вот так запросто, в кафе «У тети Сони»? Ну, времена…Слышал, что на Подоле все возможно. Уже начинаю верить.
– А что у тебя дальше? – продолжила дама, листая бумаги. – Это бред, я всё вычеркиваю. Это… и это; и это тоже; ну и это заодно. Всё. Теперь лесополоса расчищена. Можно спокойно двигаться по контексту.
– Куда? – мрачно спросил неведомый Вова.
– К светлому будущему, твои же слова.
Любопытная парочка. Наверное, какие-то геологи, или археологи или лесники… Лесополоса расчищена… Хм… Куда-то надо двигаться? …Нет, не бухгалтеры.
Григорий допил свой бокал. Подозвал официантку, заказал ещё четыре пива и коробку креветочных полочек. Извинился и спросил соседей искренним тоном: «Можно, я вас угощу пивом? Завтра надолго уезжаю, может быть навсегда, а проститься не с кем. Ребята, не обижайтесь… Уважьте… тоска душу травит…»
– Хорошо, друг. Угощай, – сказал Вова. – И не такое в жизни бывает. Некому проводить? Я тебя понимаю. – Взял в руки бокал. – Лена, давай! – обратился он к даме.
– А работа?
– Не волк, не волк. В лес не убежит. И ты же видишь, мы всё равно работаем.
Коснулись бокалами за знакомство. Стали медленно пить. Лена взяла креветочный ломтик.
– Значит ты, Гриша, в командировку. И надолго? – спросил Вова, приступив к пиву и глядя на Загибайло поверх бокала.
– Ой, брат, боюсь надолго. Не от меня это зависит. И не от тебя.
– Ну, ну, – сказал Вова.
– Но платят деньги. ДЕНЬГИ! А где их сейчас еще заработаешь? Вы вон какие-то бумажки переворачиваете – уже, значит, какое-то дело есть. А что я? Я простой сельский парень. И этим все сказано.
– Вы, наверное, едете на уборку картофеля или клубники, в Польшу? – спросила дама. – Я слышала, там много зарабатывают. Соседка оттуда приехала – новый принтер купила. Лазерный.
«Компьютерщики какие-то», – подумал Чеченец.
– …Руки, правда, долго в порядок привести не могла. А на песни до сих пор тянет, – непонятно закончила Лена свой блиц-анализ.
– Да нет, мадам Лена. Какая там Польша. Похуже Сибири.
– Попал ты, наверное, дружок по контракту, – проговорил Вова, выпив свое пиво. – Это дело серьезное, но и платят серьезно. Впрочем, ты сам себе хозяин, верно?
– Если бы я знал, кто у меня хозяин. В морду дал бы. Такой у меня характер по жизни, по воле этого хозяина, что везде одна лажа, куда ни ткнись.
– Не ты такой один, Григорий. Успокойся. Лажа, она везде лажа и ты здесь ни при чем. Еще по пиву?
– Давай.
– Володя, а время? – спросила Лена.
– Мы притормозим стрелки. Ведь это в наших силах.
"славянский стилет"(с)