Глава вторая. Междуцарствие. I

                НА СТРАЖЕ САМОДЕРЖАВИЯ
                Начало правления Николая I    

                Глава вторая
                МЕЖДУЦАРСТВИЕ

Корона для нас священна,
и мы, прежде всего,
должны исполнить свой долг.
М. А. М и л о р а д о в и ч

                I         
    
     В Варшаве, со второй половины ноября, приближенные начали замечать, что цесаревич Константин не в обыкновенном расположении духа и чрезвычайно мрачен. Он даже часто не выходил к столу, а на расспросы брата отвечал отрывисто, что ему не совсем здоровится. Прошло еще несколько дней, и Михаил Павлович заметил, по дневным рапортам коменданта, что приехало два или три фельдъегеря из Таганрога, почти вслед один за другим. «Что это значит?»  — спросил он. — «Ничего важного, — отвечал цесаревич с видом равнодушия. — Государь утвердил награды, которые я испрашивал разным дворцовым чиновникам за последнее его здесь пребывание» . В самом деле, на другой день награжденные явились благодарить; но цесаревич казался еще грустнее, еще расстроеннее ( Корф М.А.  Восшествие на престол императора Николая I-го . Издательство: Тип. II-го Отделения Собственной Его Имп. Вел. Канцелярии. СПб.1857).
     Оказывается, что до 25-го ноября, когда в 7 часов вечера было получено донесение о смерти, в Варшаве никто не знал о болезни императора; о ней не знали ни родной его брат Михаил, гостивший в Варшаве, ни жена Константина. Правда замечали уже несколько дней дурное и мрачное его настроение, знали, что из Таганрога прибывает ежедневно по 2-3 фельдъегеря, но успокоились выдумкой великого князя, что они будто привезли награды чиновникам. К чему же понадобилось Константину скрывать болезнь императора даже от своих ближних? Больше того, для чего ему нужно было разыграть комедию с благодарностью якобы награжденных чиновников? 
     Между тем им было написано в Таганрог до 25 ноября 5-6 писем и ни в одном ни словом не упомянуто о приемнике умирающего императора, а необходимость этого прямо вытекала из его слов, сказанных своей супруге и брату при известии о смерти Александра.
     25-го числа он опять не вышел к столу, и великий князь, отобедав с княгинею Ловицкою, прилег отдохнуть. Вдруг его будит цесаревич. «Приготовься, — сказал он, — услышать о страшном несчастии!» — Ч«то такое? Не случилось ли чего-нибудь с матушкою?» — «Нет, благодаря Бога; но нас, целую Россию посетило то ужасное несчастие, которого я всегда и более всего боялся. Мы потеряли нашего благодетеля — не стало Государя!»... Тогда только открылась причина загадочной грусти цесаревича( Корф М.А.  Восшествие на престол императора Николая I-го . Издательство: Тип. II-го Отделения Собственной Его Имп. Вел. Канцелярии. СПб.1857).
     «Теперь, добавил он, настала торжественная минута доказать, что весь прежний мой образ действия не был личиною, и кончить дело с тою же твердостью, с которою оно было начато. В намерениях моих, в моей решимости ничего не переменилось и моя воля отказаться от престола более чем когда - нибудь непреложна!»  (Василич, Г. Разруха 1825 года. Часть первая. Тип. «Север». Спб. 1908).
     Призвав к себе приближенных лиц и объявив им об утрате, постигшем Россию, цесаревич прочел им переписку свою с императором Александром в 1822 году и велел приготовить в соответственность ей письма к императрице Марии Федоровне и великому князю Николаю Павловичу, которых сказано, что он уступает право свое на наследие престола младшему брату в силу рескрипта императора Александра от 2-го февраля 1822 года. Цесаревич употребил здесь выражение, что он уступает престол  великому князю Николаю Павловичу, так как ему ничего не было известно о существовании государственного акта, еще в 1824 году облекшего эту уступку в силу закона.  Вот какими недоразумениями сопровождался таинственный и уклончивый образ действий императора Александра в вопросе престолонаследия (Шильдер Н.К. Император Александр I, его жизнь и царствование. Т.1-4. - С.-Пб.,1904-1905. Т.4).
     Цесаревич Константин Павлович присягнул великому князю Николаю Павловичу как императору и подтвердил свое отречение в письмах к нему и матери – вдовствующей императрице Марии Федоровне, отправленных с младшим братом – великим князем Михаилом Павловичем.
     Императору Николаю по присяге в Варшаве, наследник писал:
     «Любезнейший брат! С неизъяснимым сокрушением сердца получил вчерашнего числа вечером в 7-м часов горестное уведомление о последовавшей кончине обожаемого государя императора Александра Павловича, моего благодетеля.
Спеша разделить с Вами постигшую нас тягчайшую скорбь, я поставлю долгом вас уведомить, что вместе с сим отправил письмо к Ее Императорскому Величеству вселюбезнейшей родительнице нашей, с изъявлением непоколебимой моей воли в том, что по силе Высочайшего собственноручного Ре скрипта покойного государя императора от 2-го февраля 1822 года ко мне последовавшего, на письмо мое к Его Императорскому Величеству об устранении меня от наследия императорского престола, которое было предъявлено родительнице нашей, удостоилось, как согласие и личного Ее Величества мне о том подтверждение, уступаю вам право мое на наследие Императорского Всероссийского Престола и прошу любезнейшую родительницу нашу о всем том объявить где следует, для приведения сей непоколебимой моей воли в надлежащее исполнение.
     Изложив сие, непременною за тем обязанностью поставляю всеподданнейше просить Вашего Императорского Величества удостоить принять от меня первого верноподданническую мою присягу и дозволить мне изъяснить, что не простирая никакого желания к новым званиям и титулам, ограничиться тем титулом Цесаревича, коим удостоен я за службу покойным нашим родителем» (Василич, Г. Разруха 1825 года. Часть первая. Тип. «Север». Спб. 1908).
     Кроме того, он написал еще Николаю Павловичу письмо, носящее более частный характер. Эти письма повез сам Михаил Павлович вместе с письмом к Марии Федоровне, почти одинакового содержания.
     Посланные цесаревичем в то же самое время ответы Волконскому и Дибичу были совершенно одинакового между собою содержания; но, сверх того, к Волконскому было еще особое письмо, с надписью: «Секретно».
     «В первых, после изъяснения чувств своей горести, цесаревич прибавлял: «Спешу вас уведомить, что я остаюсь при теперешнем моем месте, товарищем вашим (т. е. в звании генерал-адъютанта) и потому ни в какие распоряжения войти не могу, а получите вы оные из С.-Петербурга, от кого следует... Впрочем, ежели угодно будет при сем случае принять мой дружеский совет, я полагаю, что о всяких делах, разрешения от Высочайшей власти требующих, должно вам относиться в С.-Петербург, а ко мне подобных представлений не присылать». Секретное письмо к князю Волконскому было следующее: «Для собственного вашего и барона Ивана Ивановича <Дибича> сведения посылаю при сем, в засвидетельствованной копии, собственноручный покойного Государя Императора Александра Павловича ко мне рескрипт от 2-го февраля 1822-го года, с присовокуплением, что по воле Его же, покойного Государя, хранился оный у меня в тайне до кончины Его Императорского Величества и что вследствие таковой же Высочайшей воли утвержденное в нем непоколебимое решение мое просил я вселюбезнейшую родительницу мою Государыню Императрицу Марию Феодоровну привести ныне в надлежащее исполнение, с каковым распоряжением брат мой, Великий Князь Михаил Павлович, здесь находившийся, изволил сего числа отправиться в С.-Петербург. Полагаясь совершенно на дружеское ко мне ваше и барона Ивана Ивановича расположение, я остаюсь в полной мере удостоверенным, что сей рескрипт останется между вами в глубокой тайне, до надлежащего в свое время по оному действия» ( Корф М.А.  Восшествие на престол императора Николая I-го . Издательство: Тип. II-го Отделения Собственной Его Имп. Вел. Канцелярии. СПб.1857).
     В это время в Петербурге секретарь императрицы Марии Федоровны  Григорий Иванович Вилламов получил 25-го ноября письмо от генерал-адъютанта барона Дибича от 15 ноября, в котором начальник главного штаба, описывая усиления болезненного состояния государя, сообщал, что его величество по совету окружающих его лиц причастился Св. Тайн. В заключение своего письма барон Дибич присовокупил, что хотя медики еще не теряют надежды, но они, тем не менее, находят положение государя весьма опасным. Подобные же печальные сообщения из Таганрога получили граф Милорадович, князь Лопухин и дежурный генерал Потапов.
     С этими известиями граф Милорадович явился к великому князю Николаю Павловичу в Аничковский дворец и вручил его высочеству письма князя Волконского и барона Дибича.
     Великий князь Николай Павлович в собственноручной записке  брату Константину Павловичу так описывает получение этого рокового известия:
     «25 ноября вечером, часов в шесть, я играл с детьми, у которых были гости, как вдруг пришли мне сказать, что военный генерал-губернатор граф Милорадович ко мне приехал; я сейчас пошел к нему и застал его в приемной комнате живо ходящим по комнате с платком в руке и в слезах; взглянув на него, я ужаснулся и спросил: «Что это, Михаил Андреевич? Что случилось?» — Он мне отвечал «Есть ужасная новость» (Перевод с французского) — Я ввел его в кабинет, и тут он, зарыдав, отдал мне письма от князя Волконского и Дибича, говоря: «Император умирает. Нет практически никакой надежды» (Перевод с французского). — У меня ноги подкосились; я сел и прочел письма, где говорят, что хотя не потеряна всякая надежда, но что государь очень плох...
Было другое письмо от тех же лиц к г. Вилламову, ему пришлось повестить о сем матушке, и только  что успел я объявить о том же жене и хотел ехать к матушке, как она за мною прислала; я застал ее в тех ужасных терзаниях, которых опасался; положение было столь ужасно, что не решился ее покидать и остался всю ночь с адъютантом моим Адлербергом в камердинерской комнате сидящим»   (Император Николай Первый, его жизнь и царствование / [соч.] Н. К. Шильдера. - СПб. : А. С. Суворин, 1903).
     Таким образом, в то самое время, как в Варшаве Константин Павлович  получил давно ожидавшее им известие о смерти Александра, в это время в Петербурге совершенно неожиданно узнали лишь об опасности, угрожавшей императору.
     В то время как в Варшаве Константин Павлович писал всю ночь отказ от престолонаследия в пользу Николая Павловича, в то же время последний обсуждал планы на случай смерти Александра Павловича, решил первым принести присягу Константину: «Если Бог определит испытать нас величайшим из несчастий, кончиною Государя, то по первому известию надобно будет тотчас, не теряя ни минуты, присягнуть брату Константину».
     Этим создалось новое междуцарствие в России.