Мама Аня

Для многих слово Перестройка ассоциируется со словосочетанием «лихие 90-е», но у Николая и Татьяны это было время по Газманову «Полем, полем, полем свежий ветер пролетал. Поле, свежий ветер, я давно о нем мечтал». Наконец-то, они смогли исполнить свою давнюю мечту - купить домик в деревне, перебраться туда на постоянное место жительство, заняться фермерством.
Но сначала решили обжить дом и небольшую усадьбу. Взялись за дело со всей нерастраченной в офисах силой. Сын – Ванюшка, первый помощник, радует его – второклашку и новый вольный образ жизни, и то, что мама сама учить будет, а в сельской школе, что километров десять от их деревеньки, лишь контрольные сдавать.
Все бы хорошо, да только устроить сельскую жизнь им – горожанам, по книгам, увы, не получалось. На огороде половина семян не взошло, в хлеву падеж кур начался, а зверюга – коза, все норовила в молоко своей ногой наступить, а то и за ухо цапнуть. Задумались наши поселяне, от чего деревня к ним так неласкова,  с той ли стороны к сельской жизни приступили?
Стали по вечерам к бабулям да дедулям – единственным жителям этого небольшого хуторка, в гости наведываться, знакомиться по-соседски. Старички  их  с радостью встречали, а при необходимости и подсказывали, что да как подправить в хозяйстве. Недаром народная мудрость гласит «за что ни хватись, все в люди катись».
Но однажды Татьяна  после дойки своей зверюги пришла вся  в слезах.
— Все,  продаем козу, она мне сережку вместе с ухом чуть не откусила, а еще и подойник как футбольный мяч по хлеву гоняла, у-у-у, –  уткнувшись мужу в плечо,  плакала навзрыд молодая хозяйка.
– Завтра пойду доить ее сам, - сказал Николай. - Не плачь только. Жаль продавать, она же зааненской породы! И молока много дает, и вкус у него от коровьего не отличишь, а пользы от козьего молока в десять раз больше, – не столько успокаивал жену Николай, сколько настраивал себя на предстоящее состязание со зверюгой. А в голове уже крутилось: «На голову шапку-ушанку, а козу и подойник к столбу привязать…».
Вдруг  Татьяна,  все еще всхлипывающая, проговорила:
– А давай, маму мою позовем. И отдохнет в деревне летом, и нас уму – разуму подучит. Она же с детства с хозяйством знакома, помнит, любит деревню.
Маму Аню звать долго не пришлось, у самой сердце давно уже рвалось дочке помочь обживаться. Все думала: «Как же они – горожане: одна - учитель, другой – инженер, да в деревне жить решились? Там же вырасти надо, чтобы все знать да уметь?» Но ждала, не торопила события, мешать тоже не хотелось. А тут и телеграмма пришла: «Приезжай мама и отдохнешь, и нам поможешь».
 
Через неделю уже знакомили маму Аню дочь с зятем со своей усадьбой. Не хотелось ей быть ревизором, да уж слишком много оплошностей молодые ее натворили. Первое, что испугало сначала ее, а потом и развеселило – это большая дыра из дома да на улицу.
— Что же это за нора в дом ведет? Неужто хорек повадился в подпол, а то и целая лиса заберется? — удивленно всплеснула руками бабушка.
А Ванечка внучок тут же вспомнил, что это они с папой такой лаз для их толстого кота Барсика специально сделали.
— Ох, и шутники вы с папой! Котов через дверь выпускают, а в подпол они мышей гонять от картошки для сладкой морковки ходят. Через такую вентиляцию столько холода зимой зайдет, что не только овощи, но сами мыши вымерзнут.
А вечером заберется к ней внук на теплую русскую печку и просит побывальщину рассказать, так и шушукаются до полуночи.

Что дела с хозяйством совсем плохи, поняла мама Аня, когда увидела, как зять в ушанке летом, с подойником и большущей веревкой отправился какую-то зверюгу доить. Мама Аня пошла с ним, да взяла хлеба, на голову платок, на себя халат, воду теплую в подойник. Отстранила Николая от козы и сказала тихо:
 — Животные, как и люди, ласку любят, и поговорить с ними надо.
Погладила она козочку, хлебом угостила,  за ушком почесала, лапушкой, кормилицей назвала, а та и давай блеять от радости, что нормальная хозяйка нашлась.
— Вот ведь, зверюга наша — Лизка, доброй может быть, да и молока в два раза больше давать! Чудеса!  — удивлялся дома Николай, увидев такое перевоплощение козы.

Вскоре в хозяйстве новоселов все постепенно наладилось: и куры вылечились, и огород, можно сказать, заколосился, а Татьяна ходит за мамой с блокнотом и говорит:
— Вот умчишься к себе в город, там, наверное, уже внуки по бабуле скучают, а я мыкайся здесь. Лучше уж запишу все. А потом еще и книжку издам «Советы мамы Ани».
— Разбогатеем на твой гонорар, тогда и корову купим, — смеялась бабушка.
Вечерами все пыталась Татьяна научиться вязать салфетку крючком, мама показала ей, да умения еще не пришло, время на это надо и усидчивость.
 
Вспоминала в эти часы Татьяна, что в ее советском детстве в магазинах мало, что купить можно было, да и дорого. Мама их — троих деток, одна растила, не сложилась семейная жизнь с отцом, разошлись, когда они с сестрой и братом совсем маленькие были. Отец вскоре совсем потерялся из виду и даже алименты не платил. Вот и приходилось маме работать на тяжелой работе – сварщиком, чтобы зарплаты хватало совсем уж не бедствовать. Второй раз замуж не пошла, боялась, что детей ее так любить чужой человек не сможет, начнутся недоразумения какие, что ей потом взрослые дети скажут?

Как она управлялась везде одна — Один Бог знает! Работа такая тяжелая, что ночью руки болели, уснуть не могла часами, а дома еще и огород, коза, куры. Вспоминала Татьяна, что и в комнатах везде видно было творчество маминых рук - салфетки  вязаные на  тумбочках, скатерть вышитая на столе, коврики на полу, а уж сшитых платьев, юбок, вязаных кофточек, шапок и не перечесть. Запомнились Татьяне праздники, особенно Новый год и не столько сладкими подарками, сколько удивительными костюмами!  Шила им всем троим мама каждый год новые, причем такие красивые, что всегда получали они на новогодних утренниках призы за лучший костюм! Да и было за что!

Помнит Татьяна, как играла в первом классе в пьесе лисичку, так мама ей сшила оранжевое платье, накрахмалила, а сверху  приклеила крашеную оранжевую вату, хвост каркасный и тоже весь в пушистой вате. Жаль фотографий никто не делал тогда. Редко у кого фотоаппараты были. В следующем году и вовсе затмила маленькая Танюшка всех девочек на празднике. Костюм Мальвины ей шился из голубой крашеной простыни, крахмалился, даже туфельки голубой тканью обворачивались, а на голове царил огромный голубой бант из накрахмаленного широкого бинта. Так и звали ее потом однокашники — голубая Мальвина.

Сколько еще было оригинальных костюмов и не перечесть, а призы за лучший наряд дети приносили маме, но ей лучшей наградой была их радость, когда они возвращались с праздников, сияя от счастья.

Частенько думалось Татьяне, а когда успевала она это творить? Кто давал ей  силы на такой подвиг во имя своих детей? Спросила она как-то об этом маму, когда вечером вязали салфетки в саду на лавочке. Мама Аня посмотрела на дочку внимательно, положила натруженные руки на колени и тихо сказала: «Господь Бог. И день, и ночь молилась Ему, чтобы дал силы вырастить детей достойными людьми. На себе проверила, что  без Бога - ни до порога в нашей жизни!»

Ольга Медведева-Мальцева